Meine seele

      Что случается с человеком после смерти? Никто не знает, но что точно известно — чувство скорби. Оно выедает светлые отпечатки в памяти, застилая глаза пеленой слез. Вечером засыпаешь с мыслью, что завтра все будет по-прежнему: утренний чай, неторопливые сборы, нескончаемый поток дел и так по кругу.       Все происходило и происходит в обыденном ритме ровно до того самого момента. Сбой в цикле. И сопровождается он надломленным звуком, будто хруст. Да, та самая убитая вера в грядущий день рассыпалась на сотни осколков, разлетевшихся в стороны.       Но, если в ответе на первый вопрос были пробелы, то на второй, «что остаётся после смерти этого человека?», Мария Константиновна знала ответ. Обескровленное, бледное тело, погребенное неглубоко под землей, метра на два или около того. А лучше любой печати сей факт подтверждается лишь серым мрамором надгробия, на котором четко выгравировано имя. Имя человека, что больше никогда не скажет слов поддержки в адрес дочери, никогда не сделает шутливое замечание о её выходках, никогда не притронется к множеству бумажных папок в своем кабинете.       — Так рано ушел…бедняжки, — девушка с трудом понимала кто это говорил. Уши, словно заложенные после длительного ныряния, в упор отказывались слышать окружающих.       Но и нужды, как таковой, в этом не было. Непроизвольно губы сами то открывались, то закрывались в безмолвных речах. Немой диалог со свежевскопанной могилой. Нет сил издать хоть единый звук. Какая разница когда все случилось? Рано, поздно — это не имеет значения, ничего нельзя изменить, сырая почва уже раскинула свои руки для вечных и последних объятий. Желудок сводило, но не от голода, что крался подле три долгих мучительных дня.       Женская голова слабо качнулась от новообразовавшихся на щеках соленых дорожек. Влажные от слез места обдавал холодный ветер, дающий невидимые, но осязаемые пощечины. Смерть не наступает внезапно, «человек внезапно смертен». Где-то услышанный урывок фразы пришелся как нельзя кстати. Жизнь — вещь столь хрупкая, неподдающаяся порой контролю, что пугает, а боимся мы зачастую того, чего не понимаем. Вот и сейчас Мария не до конца понимала: как мог вполне здоровый человек умереть от остановки сердца. Абсурд.       Однако три дня назад, Константин Викторович имел честь пообщаться с весьма неоднозначным человеком. Он частенько брал работу на дом, зарываясь с головой в ворох первичных документов. И сегодняшний день не являлся исключением из правил, скорее наоборот, естественно разумеющаяся ситуация, однако дела подождут.       Солнце в зените накаляло воздух в и без того душном кабинете до осязаемого предела. Мужчина вымученно потянул галстук в надежде ослабить удушающую хватку жалкой полосы, обвившей его шею, и нервно сглотнул.       Ещё утром проводив жену, которая спешила на репетицию в театр, Константин решил ненадолго избавить свой разум от гнетущих проблем и, не придерживаясь четкого конечного пункта в своей прогулке, безликим призраком блуждал по улицам Москвы, петляя меж переулков. Рассказать о внезапных проблемах на работе для него было равно непосильной задаче. Недопустимым упущением стал бы подорванный авторитет главы семьи, но и долго утаивать скорое увольнение он не мог.       Несправедливое обвинение, что так грубо взгромоздили тому на плечи, отяжелевшим грузом давило. Не найдя виновных лиц в крупной недостаче, вышестоящее руководство не стало долго ломать голову над решением и вскоре выдвинуло ультиматум: погасить возникший долг за неимением расписки материально-ответственного лица и уволиться так скоро, как это возможно. Вязкая горечь обиды вперемешку с гневом отвратительно собиралась внутри, то разрастаясь до гигантских масштабов, то сжимаясь в мелкую точку от осознания собственного бессилия.       Прошло меньше недели, а нервы сдавали, вытягиваясь в тонкую струну, что от легкого касания могла порваться надвое. Недомолвка супруга не давала покоя опечаленной состоянием мужа Елене Александровне, что уж говорить о дочери, которая несколько дней подряд слышала громкий хлопок двери, ведущей в кабинет, забегая на чай, чтобы повидаться. Уже дома, отрываясь от чтения очередной книги, сердце её предательски ныло, а поверхность дубовой столешницы в полной мере чувствовала нервозное постукивание ноготков. Но Константин был непреклонен в своем нежелании приоткрыть хотя бы немного мрачную завесу его тайны.       Сейчас дрожащие пальцы нащупали в кармане брюк заветную пачку сигарет. Выудив из бумажной упаковки одну, мужчина никак не мог отыскать зажигалку, безнадежно тычась во внутренний шов.       — Пожалуйста, — из ниоткуда взявшаяся рука, облаченная в короткую черную кожаную перчатку, любезно протягивала заветный огонь, — вы кажется нервничаете, — иностранный акцент собеседника ничуть не удивлял.       «Мало у нас в стране гостей что ли? В командировке, наверное, или в отпуске» — думал про себя Константин Викторович, наклонив голову вперед с зажатой меж губ сигаретой, бегло оценивая внешность собеседника, — Вы не первый, кто заметил это, — шумно затянувшись, парировал он, втайне надеясь, что пагубная привычка сможет хоть как-то унять тревогу, ярким заревом вспыхивавшую внутри.       — Ах, wo bleiben meine Manieren (где же мои манеры), — незнакомец театрально закатил глаза, облокотившись одной рукой на трость, рот вытянулся в некое подобие ухмылки, — Профессор Воланд, — москвич не растерялся под чужим цепким взором, протянув свободную от табачного изделия ладонь в знак приветствия. Легкий скрипящий звук сжатой кожи перчатки констатировал обмен рукопожатием.       — Константин, — выпустив клубы сигаретного дыма, поразмыслив немного, тот продолжил, — бухгалтер, — ему казалось это правильным представлением, раз уж новоиспеченный знакомый задал подобный тон беседы.       Духота кабинета мучила. Снова потянув галстук, но уже в противоположную сторону, в нелепом потуге избавить себя от пытки этим элементом одежды, мужчина, сопровождаемый немцем, так он, по крайней мере полагал, смутно помнил как вернулся в квартиру не один. Из вежливости уточнять не стал, все-таки не его это дело: откуда прибыл визитер.       — Ваша семья? — конец трости с набалдашником в виде головы египетского божества указывал точно на фотографию, стоявшую на краю стола. Воланд и без ненужного ответа имел представление кто эти люди, он намеренно взывал к «совести»смертного, что дерзнул прикрываться раскаянием перед близкими, маскируя собственную слабость и меркантильный интерес. Тонкий слой пыли доказывал, что о существовании изображения будто успели позабыть.       С явной неловкостью в глазах Константин кивнул, сглатывая, — жена и дочка.       Мария сдавленно выдохнула, с неизмеримой тоской смерив могилу глазами. Медленное, рваное движение. Она бросила горсть земли в выкопанную яму. Та с глухим звуком рассыпалась по деревянной крышке, рисуя мнимую точку в обряде похорон. Все органы сжимало, тянуло, непрошеная тревога уже ступила на порог сознания, сбрасывая свои одеяния.       Шепот вокруг переполнял чашу раздражения. Хотелось тишины, хотелось пробежаться подушечками пальцев по руке отца, почувствовать тепло. Первые капли дождя приземлились на хрупкие поникшие плечи, тело непроизвольно пропустило импульс, вздрогнув. Каждый взмах лопат рабочих эхом гремел в голове, она не могла смотреть, но продолжала, впечатывая в память каждую секунду. Хочется взвыть от досады, от множества несказанных слов, от терзающего чувства тоски. Мария Константиновна, прижавшись сильнее к матери, вспоминала лик отца в его «последнее» утро. Посетив родительский дом, она не рассчитывала, что отец будет обременен приемом внезапного посетителя, ничто не предвещало беды.       — Вы знаете, — заслушавшись, обратился к разбитому собеседнику профессор, — мне по силам помочь вам, — мрачная улыбка не сходила с его лица, придавая поистине зловещий вид. Поудобнее усевшись в кресле, Воланд закинул ногу на ногу, трость покоилась на подлокотниках старого бордового кресла, на котором местами скромно из дыр выглядывал поролон, говоря лишь о том, сколько лет уже не меняли мебель в этой квартире.       — Как же? Ведь любая помощь имеет свою цену, — обреченно откинувшись назад, Константин лишь с благоговением и надеждой пытливо уставился вперед.       — Так ли важна цена, если наградой станет ваше личное благополучие? — это был, по большей части, риторический вопрос, мужская рука в неопределенном жесте взмыла вверх, что-то демонстрируя.       Внезапный стук в дверь кабинета остановил диалог. То ли от неожиданности, то ли от страха глава семьи подпрыгнул, сидячи спиной к выжигающему солнцепеку.       — Прошу прощения, и добрый день, — уверенный девичий голос вклинился в вязкую атмосферу загнанности, — Я обещалась Максиму Александровичу встретиться после полудня, — светлое личико заглядывало в проем, — Обязательно посещу вас вечером, Маменька уже вернется? — получив вместо ответа медленное моргание, означавшее «да», Мария Константиновна лишь учтиво улыбнулась, бросив на прощание сдержанное «благодарю, хорошего дня».       Она видела гостя со спины, серые очи успели рассмотреть лишь дорогой перстень, натянутый поверх перчатки, но не более того. Ей было хорошо известно как устроена жизнь в городе. Откуда же мог взяться столь влиятельный человек в обществе её отца, что не был бедняком, но и золотой ложки с рождения во рту не держал. Нечто среднее. Девушка заверила саму себя, что обязательно поинтересуется об этом позже, уже в более приватной обстановке семейного круга.       Заслышав характерный звук закрывающейся двери, Воланд «неловко» обронил роковую фразу:       — Das ist aber ärgerlich! (Какая досада). Жаль ей не доведется наблюдать ваш грядущий успех, — эти слова источали нечто темное, отчего по спине Константина пробежалась стая мурашек, тот неуютно сжался, силясь ответить.       — Как же… Вы были свидетелем её слов, она сказала, что будет вечером, — каким-то полушепотом от пересохшего горла сипел взволнованный отец.       — Nein, не придет, — губы сжались в тонкую нить, а глаза зажмурились, профессор отрицательно покачал головой, — Вас одолела жажда, милейший, — последние звуки обращения больше походили на шипение, немец чересчур долго тянул букву «ш», вызывая ещё большую волну страха, порабощавшую сознание.       Отпив несколько глотков воды из граненного стакана, Константин Викторович, имел неосторожность подхватить правила жестокой игры Воланда:       — Что вы имеете в виду, Профессор? — Ох, как же не хотелось услышать пугающий ответ, что сиюминутно мог превратить все существо в ад. По мере беседы становилось предельно ясно, что иностранец этот не человек вовсе.       — Марию Константиновну уже поджидает болезненная кончина, — трость слегка ударила по полу, очутившись во власти хозяина, — Из милосердия к вам, как к отцу, не стану описывать столь чудовищный исход. Но не волнуйтесь, на вашу работу это не повлияет, — злорадная ухмылка вкупе с прищуром заиграла на серьезном лице.       Опытный в манипуляциях дьявол прекрасно знал, что душа человека, сидящего напротив, в любом случае попала бы в его руки. В комнате воцарилось режущее слух молчание, непонятный звон какофонией резонировал в висках. Те начинали неистово пульсировать.       Быть того не может. Врет! Точно врет! Поведал небылицу, чтобы запугать. Мысленные метания ещё больше изматывали. Что же делать? Как? Как изменить то, что якобы предрешено. Как увести у смерти из-под носа девушку, что не заслужила этого? Гневно сбросив чертов окончательно доконавший галстук, Константин Викторович думал. И думы его в жалобной мольбе истошно кричали, рвя сознание на мельчайшие клочки. Зачем же тогда ему весь этот благополучный исход, если его милая девочка не будет жить и наслаждаться этим вместе с ним и матерью. Да будь же проклята судьба-злодейка, посмевшая так отвратительно шутить, с бесчестием играться жизнью и отдавать её под нож своей владычицы. К чему богатство и регалии, коль рядом нет любимых?       Молчание тянулось долгий час, прервавшись.       — Пусть я умру, но не она. Ей жить и жить, — тяжелый вздох подтолкнул продолжить, — Пусть буду я гореть за все свои ошибки, но не она, я расплачусь за нас двоих… Сполна, — помрачневший голос набирал громкость с каждым словом, подтверждая намерение.       Немец, с присущим ему хладнокровием, чуть подался вперед, сложив руки в замок на набалдашнике.       — Да будет так, Константин Викторович, — тихо ответил ему профессор. Резко поднявшись с кресла, он протянул свою ладонь, как бы насмешливо возвращая сделанный ранее нелепый дружественный жест.       Глава семьи, чувствуя лишь бешеный ритм сердцебиения, с сомнением ответил на рукопожатие.       — Вы можете собой гордиться, она будет жить, — стальным голосом, уже без акцента, подтвердил Воланд.       С каждым мгновением кровь постепенно прекращала циркулировать в организме. Бах. С ошеломляющим грохотом мертвец упал на стол. Рука, что ещё секунду назад находилась в леденящей каждую клеточку тела хватке дьявола, безжизненно свисала с края деревянной поверхности, опрокинув графин с водой. А самого мессира уже и не было здесь, в этом старом душном кабинете.       Маша помнила весь тот ужас: когда в прихожей к ней бросилась убитая горем мать, что-то неразборчиво говоря. Запомнила она и влажное пятно на ковре, помутневшие, блеклые полуприкрытые глаза отца, а также встречу с тем самым таинственным «гостем» под рыжими лучами закатного солнца посреди аллеи, незадолго до своего прибытия в отчий дом.