Meine seele

      Меж многолетних стволов, стремящихся ввысь к кронам, медленно, с особой вальяжностью по Лиственничной аллее шли двое молодых людей. Легкий майский ветер дул навстречу, отчего хвосты бурого оттенка лент, закрепленных у самого основания тульи, так и норовили хаотично разбежаться в разные стороны подальше друг от друга. Изящное женское запястье спешно пробежалось вверх к полям непослушной шляпы. Вторая рука в этот момент опиралась на согнутый локоть юноши. Несколько каштановых локонов спутались меж собой, внося легкую небрежность в образ.       Марию уже порядком утомила компания Максима Александровича Самохвалова. Как бы иронично то ни прозвучало, но он всячески пытался продемонстрировать свою «сильную» натуру, лишний раз акцентируя внимание на том, что истинное значение его фамилии, буквально, укоренилось в нем, толкая на подобного рода хвастовство. Однако Машу это лишь забавляло. В нем она видела мальчишку, что наивно представлял себя самым уникальным экземпляром средь всех мужчин Москвы. Задумавшись об этом в очередной раз, девушка не услышала вопрос в свою сторону.       Конечно, внимание от мужчин льстило, но оно приятно лишь тогда, когда те видят ту тонкую грань и действительно понимают, что ко всякой женщине надобен соответствующий подход, а городских дев еще попробуй удиви, того гляди сам можешь оказаться не в выгодном положении. Слабая ехидная полуулыбка озарила молодое лицо.       — Маша, о чем же ты призадумалась? — карие глаза уперлись в её собственные, мужская фигура немного притормозила, чем вызвала недоумение.       — Я просто засмотрелась на красоту пейзажей, — голос её звучал столь непринужденно, что послал легкую волну заинтересованности по каждому позвонку Самохвалова. Пальцы, обрамленные бежевым кружевом, поправили вывалившиеся из общей массы пряди. Ни один её жест не скрылся от пытливых глаз парня. Она долго смотрела на него и, не выдержав, залилась звонким смехом, — Прошу прощения, мне правда очень интересно. Кажется ты говорил о стремительном развитии советской инженерии, которую ожидает светлое будущее? — тот слегка опешил, но виду старался не подавать, лишь что-то невнятно промычав.       Мария была романтичной натурой, что часто уходила в себя с головой, схватившись за очередной роман поздней ночью, хоть и работала она в обычной мастерской по пошиву одежды, что пафосно любили называть представители высшего света «Домом моды».       Нередко она промышляла самодеятельностью, становясь вечерами портнихой-надомницей, что нелегально подшивала, например, брючки, что не сели на сына соседки. Ох, сколько же нервов ей вытрепал этот прекрасный мальчик по имени Платоша.       Насупившись, он топал ногами, бегал по квартире, не намереваясь позволить противной «тетке Маше» приблизиться к нему ни на сантиметр. В конце концов, ребенок не виноват в том, что родители не заложили в него должную социальную модель. Зла она не держала, а наоборот, снисходительно улыбаясь, медленно качала портновскими ножницами, хитро угрожая: «А ну-ка! Давай мы примерим брючки или я не угощу тебя излюбленным «Мишкой косолапым»!». И в этот же момент сорванец уже сидел на табуретке, задорно болтая маленькими ножками. Эта картина была смехотворной, но по-своему уютной.       — Иногда мне кажется, что ты слишком часто витаешь в облаках, — буркнул Максим.       — А мне кажется, что ты иногда занудствуешь и не видишь многих прекрасных вещей вокруг.       — Маша, но наша жизнь не очередной роман, где любовь спасет мир!       — Кто я? Что я? Только лишь мечтатель, — девушка вдохновенно цитировала Есенина, не обращая внимания на угрюмого юношу.       Максим Александрович лишь саркастично закатил глаза. Нравилась ли ему эта своенравная особа? Определенно. Но они были такими разными: ей вечно хочется окунуться в вихрь чувств и эмоций, хочется жить, а не проживать, в то время как ему остаётся желать лишь стабильности и спокойствия. Надежда, что рано или поздно это пылкое ребячество пройдёт, где-то глубоко теплилась внутри, предвкушая скорую победу, но каждый раз она разбивалась о скалы женской непоколебимости.       — Пожалуй, дальше я сама, благодарю за прогулку, — протянув вперед ладонь для вежливого жеста внимания, Мария выжидала. Жаркий поцелуй отпечатался на нежной коже. Это не было чем-то интимным, обычные приличия, к тому же на руках были винтажные перчатки.       Глядя вслед удаляющемуся молодому человеку, она непроизвольно стряхнула надоедливое послевкусие чужих губ на руке, будто это место пульсировало и чесалось. Нет, он отнюдь не плохой юноша, но не было в сердце бушующего шторма, не было горящих глаз, не было ничего. Разговоры начинали высасывать из неё все соки, паразитируя на опустошенном состоянии. Противный осадок.       Поудобнее ухватив сумочку, Маша развернулась в противоположную сторону, практически плывя по безлюдной аллее. Летящая ткань юбки слегка развевалась по ветру, образ её был столь легок, казалось, что это не девушка, а нимфа.       Солнце медленно стремилось к горизонту, отбрасывая на крыши близлежащих домов свои теплые сдержанные лучи. В нос ударял приятный аромат свежести. И такое можно испытать лишь весной, летом нет наполняющего ощущения живости.       Приглушенный стук каблуков строгих туфель по асфальтированной поверхности вписывался в общий колорит звуков природы. Вокруг не было ни души, что удивительно в такую прекрасную погоду. Эта странность прокралась мимо отвлеченной своими раздумьями девушки. В конце аллеи Мария заприметила темный силуэт высокого мужчины. С каждым шагом образ становился четче и сейчас вырисовывалось целостное изображение. Дорогой костюм, состоявший из: высоких черных, как смоль, сапог, распахнутого пальто, под которым надеты явно очень качественно пошитые брюки и двубортный пиджак. Пальто в теплый майский вечер? Каким бы тонким оно ни было… это все равно замучает, станет невыносимо жарко. На лацкане верхней одежды расположилась внушительных размеров брошь. На партийную не очень похожа. «Может фамильная реликвия или типа того?» — пронеслось в голове девушки.       Весь вид незнакомого мужчины озадачивал, вне сомнений, выглядел он превосходно, но было в нем что-то настораживающее. Марии на секунду показалось будто тот узнал её, иначе взор, полный заинтересованности, она объяснить не могла. Более того, этот тип явно не собирался пройти мимо, какой-то тугой тревожный узел начал медленно завязываться внутри. Почему в глубине тела зрела тревога — неясно. Было ли это инстинктом самосохранения или нечто иным? Неизвестный ускорил шаг, но не бежал, нет, постукивание его трости перебило все вокруг. Маша замерла на месте, ноги не хотели делать никаких движений, прилипнув к этому треклятому асфальту.       — Добрый вечер, — первым делом, конечно же, слух разрезал акцент. Незнакомец в костюме остановился прямо перед хрупкой фигурой, голос его был приятным, в какой-то степени очаровывающим, а иностранный манер придавал шарма. Подозрительная улыбка сигнализирует о том, что стоит быть начеку.       — Добрый вечер, — напрягая все остатки знаний по языку, девушка с явным русским звучанием выпалила, — Du hast einen Akzent. Bist du Deutscher? (У вас акцент. Вы немец?) — с неестественными запинками сложно было различить и сопоставить озвученное в предложения.       — Вы относительно правы, я профессор из Германии. Занимаюсь некоторыми…исследованиями…здесь, — каждая пауза иностранца отдавала волнением в ноги, на которых уже появилась гусиная кожа. Мария тактично списала сие явление на ветер, что бесцеремонно позволил себе стать прохладнее, чем был днём, — Ваше лицо кажется мне знакомым, — правую ногу защипало от нервных мурашек, что никак не поддавались попыткам успокоения.       — Не уверена, что мы знакомы, — тонкие пальцы теребили несчастный замок сумки, — Мария, — после недолгого молчания все-таки обмолвилась собеседница, проклиная свою болтливость в данный момент времени.       — Прекрасное имя, — какой-то хищный оскал не оставил и намека на прошлую «безобидную» улыбку, — Мне хотелось бы поговорить с вами, у вас, думаю, есть несколько минут в запасе. Позволите мне эту наглость? — уголок его тонких губ чуть дернулся, а тело девушки инстинктивно напряглось, хотя куда было больше.       — Конечно, — промямлила она, а сомневающийся в здравости идеи мозг прокручивал сотни последствий этого разговора.       «Маша! Это обычный человек, перестань параноить»-самовнушение слабо помогало перестать прерывисто дышать.       — В настоящее время я планирую дать несколько выступлений в местном театре, но больше меня интересуют народные убеждения. Ах, еs tut mir leid (прошу прощения), я, кажется, увлекся. Вы верите в черную магию, уважаемая Мария? — неторопливый тембр вышибал из колеи и заставлял слушать каждое слово с предельной внимательностью. Если бы тело девушки вконец отказалось её слушаться, то она бы точно приоткрыла рот в изумлении.       Что это за вопросы такие? Почему этот джентельмен вообще спрашивает подобные вещи? На секунду померещилось, что мир замер, а вместе с ним и все остальное внутри слабого смертного тельца. Вереница тревожных мыслей не покидала женский ум. Девушка стоически сохраняла тишину, боясь что-либо сказать. «А вдруг меня потом начнут преследовать? Вдруг это обернется новым витком проблем?».       Маша была законопослушной гражданкой, не отличалась радикальными помыслами, и вообще старалась держаться на расстоянии от чего-либо сомнительного, а черная магия казалась ей тем самым пугающим фактором в этой цепочке.       Подушечки пальцев пропускали через себя электрические разряды беспокойства.       — Не бойтесь моего вопроса, я лишь провожу исследование в личных целях и не намерен вас обманывать, — положив ладонь на сердце в знак правдивости, с расслабляющей интонацией Воланд убаюкивал бдительность, — пожалуйста, можете быть откровенны, — под этим пристальным взором Маше хотелось забиться куда-нибудь в угол и не высовываться оттуда. Было в этом что-то крамольное. «Говорили мне родители — не веди бесед с малознакомыми людьми».       Со страхом озираясь по сторонам, она практически шептала:       — Да, профессор. Улыбка стала ещё шире, но отступать он не намеревался:       — Я был уверен, что вы будете искренни. Но, пожалуйста, не могли бы вы ответить…       — Прошу прощения, мне нужно идти, — голос становился странным, мелкая дрожь пробирала всю ее суть. Попытавшись обогнуть немца, Мария Константиновна готова была сорваться с места, но лишь предприняла попытку медленно ретироваться.       — Ох, пожалуйста, liebes Maria (дорогая Мария), ещё несколько мгновений вашего времени. Обещаю, я не отниму у вас прекрасного вечера, — эти пьянящие речи захлопнули капкан и стопы наотрез отказывались реагировать на команды нервной системы, — Мне просто любопытно. Как вы считаете, — Воланд демонстративно состроил озадаченный вид, — черной магии подвластно менять жизни людей? Влиять на них?       «Боже, всё походит на разговор двух душевнобольных людей» — Маше казалось это предельно чуждым, инородным, темы вызывали настороженность. За эти речи могут минимум покрутить пальцем у виска, а максимум отправить…на лечение.       — Я думаю, что да, — голос надломился. Хотелось нестись со всех ног домой, запереть дверь в квартиру и забраться как можно дальше, в самую глубь, укрывшись с головой одеялом. Почему из уст сорвалось согласие? Может потому, что было жутко пытаться перечить, а может из-за того, что нечто темное, едва уловимое в мужчине требовало поверить. Поверить в то, что странная потусторонняя сила имеет место быть в этом мире. Может несгибаемая вера людей в атеизм лишь фарс?       С каждым мигом, проведенным лицом к лицу с этим человеком, маятник сомнений начинал раскачиваться. Кажется, что её испуг притупляется, уступая место браваде, да только все это напускное. Сантиметр за сантиметром… кожа вздрагивает от любого изменения в лице профессора. Что так пугало Марию? Она и сама толком-то не осознавала, но где-то на подкорке, отдельно от общего сумбура, крутилась мысль, что этот человек, наверное, сотворил что-нибудь эдакое. Были ли у этого убеждения доказательства? Никаких. Просто интуиция, что нагоняла на девушку ужас.       «Безо всякого зазрения совести клевещешь на незнакомца! Разве такому тебя учили?» — она корила себя, и укоры эти мало-мальски отрезвляли сознание.       — Вы напуганы? Мое лицо и голос столь отвратительны? — дьявол самоуверенно насмехался над мечущейся душой, но спросил это таким обеспокоенным тоном, чуть наклонившись вбок, что бедная Маша сгорала от стыда, ведь язык тела предательски выдал её. Как теперь оправдываться? Все умные словечки вылетели из головы, со смешком махнув на прощание.       — Нет-нет, что вы, — нервно улыбаясь, лепетала девушка. Это стресс. Воздух покинул легкие, как после удара меж ребер.       — Позвольте вашу руку, — на эту просьбу Мария Константиновна вытянулась словно стояла посреди сцены, пожираемая сотней зевак, но на неё лишь плутовски вперил взгляд немец. В нерешительности новая знакомая вытянула ладонь, готовая тут же её одернуть к светлым пуговицам блузы, как бы пряча от выдуманного кипятка. Мужчина рассмеялся с каким-то безумным звучанием, демонстрируя ровный ряд зубов, — Не волнуйтесь, ничего с вами не станется, — легкая вуаль облегчения приземлилась на дамские плечи. Ловко обхватив одной рукой трясущееся запястье, он продолжил, — Последний вопрос, Мария Константиновна, — в страшной панике сердце так и норовило выпрыгнуть, оно билось, уподобляясь запертой дикой птице. Откуда ему известно отчество? Полностью гражданка не представлялась, — Верите ли вы в Бога или Дьявола?       Земля кажется трескалась под ногами, колени готовы подогнуться, все мышцы стали какими-то ватными. Намек на состояние безмятежности тут же улетучился.       — В Москве… — Мария замешкалась, — в нашей стране такого рода дискуссии не одобряются, — она не решалась выдавить ещё что-то, но все-таки, превозмогая себя, сказала, — верю, Профессор. Вы расскажете об этом в надлежащие инстанции? — холодный пот обдал спину.       Собеседник ненадолго притих, переваривая услышанное, а затем, хищно ухмыльнувшись, урезонил панику:       — Нет-нет, что вы, — он передразнивал её, силясь звучать также нервно, как бы бросая упрек «разве могу я?», но его непоколебимо спокойный лик даже не намекал на тревожность, — У меня есть собственное мнение по этому вопросу, но интересно было ознакомится с Вашим. Ваша вера… Вы считаете, что бог существует? Что он также велик, как говорят о нем? — Марии хотелось возразить, защищаясь тем, что это уже следующие за последним вопросы и отвечать она не намерена, но не смогла и двух слов связать.       — Я верю в бога, но не молюсь ему, — девушка попыталась высвободить плененную ладонь, на что немец не стал оказывать никакого сопротивления, безынтересно отпустив кисть руки, но не отошел при этом на шаг назад, сохраняя близкую дистанцию между ними. На первый взгляд он кажется вежливым, но за этим скрыта темная дьявольская личина.       — О, должно быть, тогда вы не отрицаете существования Сатаны? Вы верите и в него? И если бог такой, как о нем говорят, то почему в мире много зла и несправедливости? — жестокость тенью проскользнула по мужскому лицу. Воланд искусно выуживал то, что хотел услышать.       — Несправедливости и вправду хватает, поэтому мне ли сомневаться в том, что дьявол есть? — Мария немного ослабила бдительность, увлекаясь беседой. Ох, как же она может пожалеть о каждом своем слове в будущем. И, пока перепуганное состояние не накрыло окончательно, она внезапно решила спешно удалиться, вцепившись побелевшими от нервов пальцами в сумку. Ладонь, что держал дьявол, девушка сжала в кулак.       — Благодарю за интереснейшую беседу, Мария Константиновна. Ах да, я слишком задержал вас. Entschuldigen Sie mich bitte! (Простите) — его властная поза выбивала всю спесь из человека. Он обхватил трость сильнее, слегка прищурившись, — Вас уже заждалась маменька, чай ведь может и остыть.       «Что? Как? Откуда ему это известно?». Животный страх исказил прекрасные черты девицы. Внезапная вспышка в сознании отбросила все чувства на второй план, она вспомнила, что у отца был гость утром накануне. Метнув ошарашенный взор на руки профессора, Маша ужаснулась. «Перстень! На перчатке тот самый перстень!». Не помня себя, ноги несли её так быстро, как только возможно. Не разбирая дороги, опираясь на мышечную память, девушка бежала в сторону родительского дома. Быстрее! Быстрее из этого проклятого места! Подальше от него! Бешено стучащее сердце, яростная пульсация висков, легкие обжигало от нехватки кислорода, но она видела лишь дорогу, не сбавляя темп.       — Вы можете прятаться в дебрях сознания, но вы напуганы. Вы боитесь бога, боитесь дьявола и, что ещё больше, боитесь самой жизни, — уже себе под нос проговорил мессир, так и оставшись стоять посреди безлюдной аллеи, наблюдая, как растворяется образ спасенной им от неминуемой гибели девушки, что могла, банально, не согласиться на разговор и попасть в тот сырой серый переулок, пропахший каким-то стухшим мусором, где мучаясь в агонии испустила бы последний выдох.       Дьявол спас её, заманив разговором и тем самым тянув время, чтобы в мерзком месте не осталось тех негодяев, что поджидали невинную жертву. Сейчас жизни бедняжки ничего не угрожало…до поры до времени.