Сначала было слишком много веток,
поэтому он их обрезал, а потом наступила зима. Он имел в виду тебя. ДА.
...
Как только они выходят из автобуса, Уилбур раскидывает руки и вдыхает свежий, чистый, бодрящий воздух. — Чувствуешь, Техно? — спрашивает он. Техно, которому наплевать на всё, что нравится Уилбуру, просто напевает и подходит к боковому люку, чтобы достать свой багаж из ямы. — Это запах гор. Чистой зимы и льда. Это запах победы. — Кто-нибудь, напомните Суту, что он хоккеист, а не поэт, — ворчит Шлатт, протискиваясь мимо него к выходу из автобуса и вытаскивая наушники из ушей. — Я не могу быть и тем, и другим? — Ты не сможешь, — Квакити ухмыляется. Затем он бросает Уилбуру в лицо одеяло, — Возьми это. Я готов к зиме на Аляске. Уилбур перекидывает одеяло через руку и получает удовольствие, наблюдая, как Кью стоит на снегу целых три секунды, прежде чем его пробирает дрожь всем телом. Его трясёт так, словно он вот-вот улетит на Луну. — Ладно, я совершил ошибку, — говорит он, стуча зубами, — верни мне одеяло! — Нет, — ухмыляется Уилбур, крепче прижимая его к себе, — мне нравится. Ты швырнул им в меня. Теперь оно моё. — Уилбур... — Кью. — Эй, — говорит Техно, бросая свой багаж на снег, привлекая их внимание, — идите за своими вещами. — Да, — говорит Шлатт, проходя мимо с рюкзаком за спиной, — последний зарегистрировавшийся получает худший номер. Квакити ахает, вскакивает, выхватывает одеяло из рук Уилбура и чуть не бросается в яму, чтобы забрать свой чемоданчик. — Я никогда больше не буду жить в одной комнате со Шлаттом. Он храпит, как грёбаный дракон. — Это называется быть мужчиной, Квакити, пошёл ты! — Человек, которому нужна пересадка легкого! — Кто-нибудь собирается разбудить Джорджа и Сапнапа? Кто-нибудь? - спрашивает Фил, прихрамывая, выходя из автобуса и разминая конечности. Сут, слезая, протягивает руку, и Фил отшвыривает его. — Я заставлю тебя кататься на коньках, Уилбур, не испытывай меня. То, что ты олимпиец, не значит, что я не могу по-прежнему звонить твоей маме. — Не звони моей маме, тренер, — надувает губы Уилбур, — послушай, я пойду, разбужу Сапнапа. Хотя Джордж... Я имею в виду, он может буквально убить меня, если я его разбужу. — Хорошо, — бормочет Блейд. — Я слышал об этом. К счастью, Сапнап просыпается легко - и громко, что также заботится о пробуждении Джорджа. Уилбур всё ещё боится этого человека. Даже с накинутой толстовкой и как минимум тремя одеялами на плечах он выглядит так, словно готов сразить Уилбура наповал. — Уилбур, — Джордж уходит. — Джордж, — Уилбур нервно смеётся, — доброе утро, мы в деревню. Шлатт угрожает забрать хорошие комнаты. Я подумал, что ты не хочешь, чтобы это произошло. Сапнап резко садится. — Подожди, мы здесь? Как здесь? — он протискивается мимо Сута и идёт по проходу, — давай, Джордж, я хочу посмотреть на других спортсменов, пойдём, пойдём! Джордж сердито смотрит на Уилбура, и Сут смущённо улыбается. Затем он встаёт, собирает свои вещи и выходит вслед за брюнетом, не проверив бедро Уилбура, так что парень считает это огромной победой. Когда Уилбур выпрыгивает из автобуса, Кью уже приклеился к руке Сапнапа, впитывая его тепло, а шатен, несмотря на все свои громкие слова, стоит у двери, ожидая, когда Фил проведет их всех внутрь. — Чувак, Кью, посмотри — эти парни скручиваются, — говорит Сапнап, когда они заходят внутрь с холода. Уилбур снимает с головы шапочку и стряхивает снежинки с волос. — Керлинг — это, пожалуй, самый запутанный вид спорта в мире. — Нет, это шахматы, — Кью спорит. — Для тебя, может быть, — указывает Техно. Квакити корчит ему рожу. Уилбур фыркает. Затем из-за спины Уилбура раздается звук откашливания. Сут оборачивается, как и остальные члены его команды, и видит стоящего там мужчину в длинном темно-сером пальто. У него в наушниках и сумка за спиной, и он выглядит совершенно не впечатлённым видом шести хоккеистов, все выше и крупнее его. — Извините нас, — усмехается он, его взгляд скользит по ним, как по пустякам. Уилбур немедленно отступает назад, и именно тогда он замечает парня, стоящего позади мужчины. У него пальто в тон, аккуратные туфли, а его начищенные фигурные коньки привязаны к сумке, как трофеи. Когда они вдвоём проходят мимо, кажется, что за ними следует воздух снаружи, холодный и неумолимый, заставляющий Кью снова дрожать. Даже Уилбур, который любит холод, чувствует легкий озноб. Этот парень, то, как он ходил, задрав нос и устремив вперёд пронзительные голубые глаза, как будто он их даже не видел — это нервирует Уилбура. Заставляет его чувствовать себя не в своей тарелке. — Фигурист, — отмечает Техноблейд, когда они оба оказываются вне пределов слышимости. — Фу, — стонет Сапнап. Кью пытается поглубже зарыться в куртку свого парня, - чопорные сучки. — Ребёнок, — поправляет Уилбур, — и ты его даже не знаешь. Кроме того, люди думают, что ты просто большой тупой спортсмен, когда впервые видят тебя. — И обычно они правы! — Шлатт шутит, ударяя Сапнапа по руке. Фил вздыхает и встаёт между ними, прежде чем они успевают перейти к делу. — Пойдёмте, зарегистрируемся, хорошо? — говорит он, — отойди от двери — на всякий случай. Уилбур следует за ними, когда они уходят, но его мысли возвращаются к молодому фигуристу с невыразительными голубыми глазами и тем, как его взгляд ни разу не сбился, когда он проходил мимо.____
Техно признаёт, что он становится немного настороже и нервничает, когда Уилбур слишком долго молчит, но как только они регистрируются и устраиваются, он возвращается к своему обычному состоянию, возбуждённый, ухмыляющийся и придающий большое значение всему, что они видят. — Это Олимпийские игры, Техно, — говорит Сут, когда поднимает эту тему, — почему я не должен радоваться? И это правда — Техно с этим не поспоришь. Остальная часть команды тоже взволнована, и это чувство сохраняется до утра, когда они готовятся к своей первой тренировке на олимпийском тренировочном катке. Завтрак, как обычно, проходит шумно и хаотично, и это только усугубляется тем, что Сапнап, их постоянный экстраверт, приглашает других игроков прийти и посидеть с ними. — Ребята, ребята, это Ранбу и Таббо, — представляет Сапнап, подводя их к столу, — вот, придвиньте столик поближе — ага. Эти ребята катаются на сноуборде. Разве это не чертовски отвратительно? — Сапнап, — говорит Уилбур, — ты катаешься на сноуборде. — Да, но они олимпийские атлеты. Уилбур снова просто смотрит на него. — Привет, — машет тот, на ком зелёная шляпа траппера. Она такая большая, что постоянно сползает и закрывает ему глаза, заставляя его приподнимать её, чтобы он мог видеть. — Ты собираешься, есть эти вафли? Техно приподнимает бровь. Парень рядом с ним, тот, что повыше, хватает Таббо за плечо и не даёт ему просто взять еду. — Прости, прости его. Он думает своим желудком. Привет, я Ранбу. Я катаюсь на сноуборде. Иногда. — Иногда? — спрашивает Блейд, — ради этого ты на Олимпиаде? — Да, я все ещё не совсем понимаю, как это произошло, — Ранбу смущённо смеётся, — здесь все такое большое. — И все такие старые, — жалуется Таббо. Каким-то образом, без их ведома, Таббо ухитрился смахнуть вафлю и с удовольствием её жуёт. Сапнап сдерживает смех, — ну, я думаю, не все — парень в нашей комнате нашего возраста, я думаю. Он может быть моложе. Уилбур приободряется. — Он катается на коньках? — Да, это так. У него эти ужасные коньки и всё такое, — объясняет Таббо, хотя он тихий. Мы пытались поговорить с ним, но… — Но? Техно ещё раз взгляните на Уилбура. Кажется, он немного настаивает на том, чтобы узнать больше об этом парне. Это должно быть нечто большее, чем обычное любопытство. Таббо пожимает плечами. — Он тихий. Он мало говорит. Я думаю, он занят. — Или, может быть, — начинает Сапнап, — он думает, что он лучше вас. — Что вы имеете против фигуристов, чувак? — спрашивает Ранбу, — вы ненавидите блёстки или что-то в этом роде? — Нет-нет, я понимаю, — фыркает Шлатт. — Фигурное катание — это просто балет на льду. Скучное дерьмо, я не знаю, как люди это смотрят. — Шлатт просто сумасшедший, потому что он не может танцевать на обычной площадке, не спотыкаясь о собственные ноги, — Джордж съязвил, — его большой тупой мозг знает только, как действовать. Шатен свирепо смотрит, но ничего не говорит — Джордж снова побеждает. Звание — это все, и человеку, который выигрывает каждый бой, который он затевает на льду, никогда по-настоящему не бросают вызов. — Я не думаю, что он заносчивый, — тихо говорит Ранбу, — многие люди тихие. Он не разговаривает. Я не знаю, это странно. Но, возможно, я ошибаюсь. Думаю, мы никогда не узнаем, пока он нам не скажет. Сапнап открывает рот, вероятно, чтобы сказать что-нибудь глупое, но Техно, краем глаза замечая нахмуренные брови Уилбура, подталкивает его к заткнутому месту и пододвигает к нему тарелку. Вафля всего одна, но Сапнап всё равно берёт её.____
Томми не ходит на завтрак. Он просыпается раньше всех - без будильника, потому что его соседи по комнате ещё спят, и он не хочет рисковать их разбудить - потягивается, берёт коньки и протеиновый батончик и направляется на каток. Он не разговаривает со своим тренером, на самом деле, его тренер, вероятно, ещё спит. Его тренер, вероятно, хорошо позавтракает и спустится вниз, когда сочтёт нужным. Но всё же он будет ожидать, что Томми сделал свои повторения. Итак, он делает то же самое, что и всегда, когда кто-то чего-то от него ожидает - он выполняет. От верблюда до пончика в повороте Y-образной формы одной рукой. Снова, и снова, и снова. После каждого упражнения он переходит в скольжение, чтобы дать себе всего полсекунды на вдох. Ветер обжигает щёки, Томми проглатывает холод, надеясь, что это успокоит его желудок. Он делает, и делает, и делает, пока у него не немеют пальцы, а затем надевает перчатки и делает ещё десять. Томми огибает каток, чтобы сделать ещё один заход, когда замечает группу парней в экипировке, входящих в дверь. Они надеты в красное и черное, в руках у них хоккейные коньки и спортивные сумки. — Эй! — кричит один из них — тот, у кого лохматые чёрные волосы, стянутые сзади красной повязкой, — у нас прямо сейчас запланирован каток, чувак. Вы кем себя возомнили? Томми напрягается, едва сдерживая желание броситься обратно на лёд. Затем другой парень с розовыми волосами протягивает руку и, положив её ему на плечо, оттаскивает его назад. — Классный скейтбордист. От комплимента у Томми сводит живот. Но, тем не менее, он стоит прямо, отталкиваясь ото льда и направляясь к воротам так быстро, как только может. Когда блондин выходит, как он всегда делает, его ноги дрожат от чрезмерной нагрузки, и ему приходится хвататься за край катка, чтобы не свалиться вперёд, но нет ничего такого, к чему бы он уже не привык. Он шарит в поисках своей сумки, но когда слышит насмешку и раздраженное бормотание кого-то в группе, он вздрагивает. „Слишком медленно,” — думает он. Он мешает, и он слишком медлительный, и он доставляет неудобства. Как всегда. Он поворачивается, собираясь выбежать, его тошнит, когда розововолосый мужчина снова заговаривает, протягивая руку, но не прикасаясь. — Эй, — он хмурится и кажется почти обеспокоенным, — вы в порядке? Вы кажитесь... — Отлично, — он отрывисто кивает, и его голос хриплый от неиспользования, — у меня... хорошая практика. Затем он уходит, проталкиваясь сквозь них, не прикасаясь, игнорируя провожающие его взгляды. В ту же секунду, как он покидает арену, он практически летит в ближайшую ванную, перед глазами все плывет. Он вваливается в первую кабинку и падает на колени, нависая над миской. Его тошнит, потому что он не ел, его тошнит от общения, его тошнит от нахождения здесь. Всё такое большое, яркое и многое, многое, слишком хорошее для него. Он не может этого сделать. Он уже не может этого сделать. Он это знает, и скоро всё остальные тоже это поймут. Мальчик ходячий предупреждающий знак. Какое-то время он сидит на холодном кафельном полу, дрожа. Всё холодное, и он не чувствует своих пальцев. Единственное, что он знает наверняка, это то, что его грудь гудит от беспокойства, а прошло всего два дня. „Боже, — думает он про себя, — когда же это закончится?” Томми даёт себе ещё один момент слез, нервов и страха, позволяет себе на мгновение расстроиться, прежде чем упаковать все это. Отступи. В глубине души. Он здесь ради золота. Больше ничего. Ему это нужно.