Ему нравится ощущение кофейника. Больше, чем ножовка?
...
— Если ты будешь сидеть на такой доске до конца этих игр, это будет совсем как в Австралии, Бу, — замечает Таббо, натягивая толстовку Ранбу на голову и зевая. — Перестань вспоминать Австралию, Таббо, — говорит Ранбу. Его голос приглушён, потому что он в ванной комнате и чистит зубы, но Таббо знает его достаточно хорошо, чтобы услышать нотку довольного смущения в его тоне, — ты вспоминаешь об этом только тогда, когда чего-то хочешь. — Ну, да, я хочу, чтобы у нас были одинаковые золотые медали, — каштановолосый плюхается на свою кровать. Он задумчиво смотрит на пустой бок Томми, — ожерелья дружбы, понимаешь? Ранбу бормочет что-то, чего Таббо не может разобрать, но это не имеет значения, потому что дверь их комнаты открывается и входит Томми. Почти комично, как быстро между ними воцаряется тишина. Если бы это был Таббо, ему немедленно нужно было бы знать, о чем они говорят, но это не так, это Томми, поэтому он дрейфует по комнате, как лёд. Каштановолосый отмечает, что он похож на ледник. Каждое движение медленное, осторожное, грациозное и сдержанное. Он как будто наблюдает за своей походкой, держа себя в узде. Это завораживает. Таббо задаётся вопросом, был ли он когда-нибудь диким в своей жизни. Был ли он когда-нибудь свободным. Ранбу высовывает голову из ванной, на подбородке зубная паста. — Привет! Томми вздрагивает, явно не ожидая приветствия. — О. Эм, привет, — говорит он в ответ, тихо и нервно, — у вас есть... — его голубые глаза метнулись к Таббо, а затем обратно к Ранбу, — есть немного... — Томми неопределённо жестикулирует, и Ранбу растерянно моргает, глядя на него, — зубной пасты... — он заканчивает, — извините. Просто... Брюнет становится розовым. Проводит рукой по подбородку. Затем он улыбается, такой большой и глупый, как будто ничего не произошло. Это заставляет Таббо нежно фыркнуть — его глупого, дружелюбного, привлекательного лучшего друга. Слишком мило для его же блага, правда. — Уже довольно поздно — мы не видели тебя за ужином. Ты выходил куда-нибудь? — спрашивает Ранбу. Томми отвечает не сразу, и брюнет слегка морщится, — имею в виду, не то чтобы мы следили за тобой или что-то в этом роде, мы бы никогда… И ты самостоятельный человек, поэтому, если бы ты хотел держаться подальше, мы бы ничего об этом не говорили... — Заткнись, Ранбу, — Таббо вздыхает. Парень замолкает. Взгляд Томми снова переводится с них двоих, насторожённый. — Ушёл? В смысле, из деревни? — Ранбу кивает, — о. О нет. Нет, просто никто не пользуется катком во время еды, так что я просто... хотел немного потренироваться, понимаете? — А, — кивает Ранбу. Наступает тихая пауза. Томми, если это вообще возможно, напрягается ещё больше. Ранбу начинает нервничать, и Таббо внезапно приходит к странному осознанию того, что он самый эмоциональный человек в комнате, способный вести нормальный разговор. Чёрт. — Эй, — выпаливает он. Томми встречается с ним взглядом, а затем его взгляд скользит влево. Каштановолосый не утруждает себя поиском ответа, — знаешь что? Тебе стоит позавтракать с нами завтра. Можешь посидеть с нами. Мы не такие скучные, какими кажемся, поверь мне. Мы даже подружились с этими хоккеистами — думаю, с ними всё в порядке, — блондин моргает. — Что? — Да, один из них — своего рода заноза в заднице, но для тебя это хоккей, — продолжает Таббо, отмечая удивление на лице Томми, но не задерживаясь на нём. Сюрприз. Чему удивляться? Хоккеистам? Им двоим не скучно? Чему он мог удивиться? — И у них действительно отличные вафли. Они мне очень нравятся. Конечно, я пансионер, и бьюсь об заклад, вы никогда раньше не завтракали с пансионерами. Мы едим так, словно умираем. Пиршества перед встречей с горой. — Подождите, — говорит блондин, — подождите, вы… О, вы приглашаете меня позавтракать с вами? Таббо останавливается. Он смотрит на Ранбу. Томми тоже. Брюнет кивает, и каштановолосый тоже. — О, — говорит Томми, — о... Ах. Внезапно многое начинает обретать смысл. Блондин был удивлён, что его пригласили. Господи. Томми, кажется, воспринимает приглашение Таббо лучше, чем он воспринимает это новое знание о своём соседе по комнате, потому что он улыбается — не совсем улыбкой, но чем-то очень, очень похожим. Гул удивлённого веселья. О да. Когда Таббо снова смотрит на Ранбу, он с гордостью поднимает вверх большой палец. — Тогда завтра, — подтверждает каштановолосый, кивая, — завтрак. Томми кивает, затем собирает свои вещи и проскальзывает мимо Ранбу в ванную, чтобы переодеться. Ледник в движении. Таббо прищуривается. Он решает, что хочет увидеть Томми полностью оттаявшим. А Таббо всегда получает то, что хочет.____
Больше всего Сапнапу нравится быть хоккеистом — помимо того факта, что он и его команда достаточно хороши для Олимпийских игр, это то, что он может путешествовать с ними повсюду и заниматься любимым делом. Он любит лёд, коньки, клюшку. Ему нравится просыпаться в совершенно новом городе, поселении, штате, кантри. Ему нравится, что воздух другой и всё постоянно новое. Всё кажется вторым шансом. Всё блестит, и он может взять свою команду — своих братьев — и открыть это. — Нет, нет, нет, — говорит Шлатт, отрывая Сапнапа от его мыслей, — нет. Послушайте, если что, мы бы уехали отсюда и устроили что-то вроде вечеринки на Аляске. Они, должно быть, устраивают здесь. Это Аляска. Джордж пристально смотрит на него. — Ты глупый. — То, что я в команде домоседов, не означает, что я собираюсь стать одним из них, — громко говорит он, и Сапнап закатывает глаза. — Заткнись, Шлатт, — издевается Сапнап, — я обижаюсь на это. Большое оскорбление. Ты же знаешь, я веселюсь. — По сути, ты женат, — возражает шатен, — вечеринки с тобой — это совсем другое. Это грёбаный облом, чувак. Техно, сидящий напротив него и поедающий чернику, делает глубокий раздражённый вдох. — Я отправлю вас всех туда, откуда вы пришли, если вы не заткнётесь. — Ого, — моргает Сапнап, — кто-то не допил свой кофе. — Часовые пояса, — бормочет розоволосый, — почему они реальны? Знаешь, время — это выдуманная человеческая концепция. В этом нет никакого смысла. Бог нереален. Мы все умрём. — Вот-вот, — говорит Джордж, поднимая бокал с апельсиновым соком в тосте. Шлатт потрясенно смотрит на них обоих. Затем подходит Уилбур с тарелкой, полной яиц, бекона и картофельных оладий. Он ставит чашку дымящегося чёрного кофе перед Техно и садится. — Отличное дерьмо, Сут, — говорит Шлатт, всё ещё настороженно наблюдая за капитаном, — капитан становился экзистенциальным и нигилистичным. Уилбур косится на Блейда, поднимая кружку. — Он начал говорить об искусстве войны? — Нет-нет, пока мы в безопасности. — Ладно, хорошо, — Сут улыбается, — как вам всем спалось? Лучше ведите себя хорошо, потому что я хочу сегодня покататься на коньках. — Ешь свои яйца, урод, — говорит Квакити, который был необычно тих. Он лежит на спине в кабинке, уставившись в потолок и прикрыв глаза рукой, — Я уже устал от этого. Всегда так холодно, а потом нам приходится выходить на лёд? — Когда ты стал хоккеистом на льду, — начинает Джордж и выжидающе замолкает. Тишина очень осуждающая. — Мне нравится лупить по чему попало палкой, отвали. — Хорошо, но ты живёшь в одной комнате с Сапнапом, обогревателем для людей, — указывает Уилбур, — будь благодарен. — Уил… бур, — Кью устало стонет. — Квакити, — Сут издевается над ним. Сапнап игнорирует их, замечая двух сноубордистов, стоящих у входа в столовую и озирающихся по сторонам, как будто они в замешательстве. Они стоят вместе, склонив головы, шепчутся между собой, явно чего-то ожидая. — Эй! — громко говорит Сапнап. Многие головы поворачиваются к нему, и Техно стонет, но ему всё равно, — Эй, Ранбу! Табстер! Идите сюда и сядьте рядом с нами! Ранбу становится ярко-красным, но Таббо — а Сапнап знал, что ему нравится этот парень — хватает брюнета за запястье и тянет к себе. — Что вы двое делали, просто стоя там, как будто вы нас не знаете? — спрашивает Сапнап, приподнимая бровь, когда Ранбу вытягивает шею, чтобы посмотреть, откуда они пришли. — Мы ждали кое-кого, — вздыхает Таббо, садясь. Он видит Квакити, — этот парень мёртв? — Нет, — отвечает Кью, — хотел бы я быть таким. — Понятно, — кивает Таббо, — продолжайте, — он, к огромному удовольствию Сапнапа, протягивает руку и берёт немного черники с тарелки Техно. Никаких сомнений по поводу огромных широких плеч Блейда или общей устрашающей внешности. И, конечно же, Техноблейд только вздыхает. — Спасибо, отличные ягоды. — Мы ждали нашего соседа по комнате, — объясняет Ранбу, неодобрительно глядя на Таббо, — Томми. — Фигурист? — спрашивает Шлатт, — мы видели его на льду на днях. Он крутился и всё такое. Он выглядел как волчок или что-то в этом роде — от этого зрелища меня чуть не стошнило. Я никогда не займусь этим видом спорта. — Он был хорош, — многозначительно говорит Уилбур. — Он был груб, — поправляет Сапнап, — Техно сделал ему комплимент, а он даже ничего не сказал. — Ну, если честно, — наконец заговаривает розоволосый, — он тоже выглядел так, словно его вот-вот вырвет. Так что я прощаю его за это. — Подождите, — хмурится Ранбу, — ребята, вы разве не тренируетесь днём? — Ага, — гордо кивает Сапнап, — от двенадцати до трёх — наше место, — но Ранбу не улыбается. — Он пришёл вчера вечером после десяти — сказал, что только что встал со льда, — у Уилбура дёргается глаз. — Да, но прошлой ночью он сказал, что пойдет с нами завтракать, а когда мы проснулись, его уже не было. Мы уже проверили катки и прочее, но его и там не было. — Вы пытаетесь подружиться с этим парнем? — Сапнап недоверчиво спрашивает. Он не понимает, почему они впустую тратят свое время, — у него явно есть дела поважнее. — Ты не видел его прошлой ночью, — внезапно говорит Таббо, — он был… Он выглядел… я, блять, не знаю. Но это было нехорошо, — Уилбур, сидящий напротив него, бледнеет. — Кто-нибудь хочет знать, что я думаю? — Кью громко спрашивает. — Нет, — говорит Шлатт. — Очень жаль. Вот что я тебе скажу, — Квакити садится, поправляет шапочку, — я думаю, что он не заносчивый. Он, наверное, здесь только для того, чтобы соревноваться, понимаешь? Он молод и участвует в Олимпийских играх. Может быть, он нервничает. — Нет-нет, — издевается Сапнап, — дети не просто не развлекаются. Он в совершенно новом месте и не исследует ничего, кроме катка? Звучит фальшиво. — Может, он и хорош, — Джордж пожимает плечами, — мы видели его вчера. Может, он просто хочет быть лучшим. — Лучший, — ворчит шатен, — он крутится на льду в костюме. Насколько это сложно? — Заткнись, Шлатт, — говорит Джордж, — ешь свой омлет. Шлатт замолкает и ест свой омлет. — Почему бы кому-нибудь просто не пойти и не выяснить, заносчивый он или нет? — выпаливает Уилбур, — Я имею в виду, если Ранбу и Таббо здесь говорят, что он не… — Что верно, — говорит Таббо. — Тогда всё, что потребуется — это простой разговор с ним, чтобы понять. Шлатт, набивая рот яйцом и помидорами, говорит: — Звучит так, будто ты только что вызвался добровольцем, Сут. Лучше поторопиться. Я ставлю на это деньги — я только что решил. Держу пари, этот парень — маленький чопорный придурок. — Вы делаете ставку? Шатен достаёт лист смятой бумаги и разглаживает его на столе. Техно-сайд рассматривает его. Он явно не одобряет, но всё, что он делает, это потягивает кофе — Сапнап практически слышит, как он думает, Что для этого ещё слишком рано. — Кто сказал, что он заносчивый? — спрашивает он, оглядывая стол. Сапнап поднимает руку — он здесь один, — хорошо, я и Сап. Что скажешь, Квакити? Джордж? — Я люблю деньги, — Джордж пожимает плечами, — я думаю, он здесь только для того, чтобы побеждать. — То же самое! — щебечет Кью. — Не впутывай меня в это, — вздыхает Техно, — я практически разорен. — Ты профессиональный спортсмен с мировым именем, — Сапнап указывает. Блейд просто пожимает плечами. — Всё ещё сломан. — И маленькие пансионерки здесь не могут присоединиться, — говорит Шлатт, — они предвзяты. — Мы правы, — твёрдо говорит Таббо. — Ага, помидоры с картошкой, — затем Шлатт поворачивается к Уилбур, которая выглядит раздраженной, — Сут? Ты присоединяешься или ты тоже разорившаяся сучка? Уилбур поджимает губы, а затем усмехается. — Ладно. Как бы то ни было, ставлю на десять, что этот мальчик всего лишь ребёнок. Для протокола — меня вынудили к этому. Вы все отстой — кроме вас двоих. Таббо, Ранбу, вы прелестны, — Ранбу лучезарно улыбается. — Тогда давай, Уилбур, — кричит Сапнап, — найди фигуриста и узнай, что с ним не так. Уилбур показывает Сапнапу язык, а затем уходит.____
Уилбур обыскивает всё, о чём только может подумать — улицу, катки, комнаты отдыха, медицинский центр. Его нигде нет. Чем дольше он смотрит, тем больше ему кажется, что его отправили в погоню за дикими гусями без всякой уважительной причины. Например, за чем? Он собирается пойти и найти этого ребёнка, и их жизни внезапно изменятся? Уилбур так не думает. Этот парень, вероятно, просто парень, и Сут, пришедший поговорить с ним ни о чём, вероятно, просто выведет его из себя. Но неважно, что угодно, лишь бы доказать, что Шлатт и Сапнап неправы. (И чтобы избавиться от ноющего внутреннего предчувствия, которое у него возникло, и было связано с фигуристом с первого раза, когда Уилбур его увидел. Ему просто нужно доказать, что он неправ. Он не хочет быть правым в этом.) По наитию он решает проверить студии, где есть все необходимое для отдыха, такие как тренажёрные залы, бассейны и игровые комнаты. Он не в бассейне и не в тренажёрном зале. Уилбур уже готов сдаться, когда понимает, что в самом конце коридора есть студия. Как раз в тот момент, когда Сут подходит, выходит мужчина, тренер с первого дня. Он разговаривает по телефону, грубый, раздражённый, таким тоном, что Уилбур проскальзывает мимо него, убирается с его пути, чтобы не столкнуться с этим гневом. — Нет, — говорит он, — нет, ребёнку нужно учиться. Да, это то, что я, блять, пытаюсь ему втолковать. Это больше не его маленький пруд, покрытый льдом. Если он, блять, свалится в воду, он утонет. Никто не придет спасать его задницу... Уилбур останавливается, когда мужчина проходит мимо него. Он останавливается, оборачивается и смотрит ему вслед. Он уже знает, что это за человек, без каких-либо слов, сказанных мужчине. Сут знает свой тип. Тренеры, которые сжимают кулак вокруг своего игрока. Уилбур не хочет быть где-либо рядом с ним. Он встряхивается и разворачивается, чтобы направиться в студию, но вынужден остановиться. Это обычная танцевальная студия с баром, аккуратным деревянным полом и зеркальными стенами. Там всё чисто, аккуратно и ново, и посреди всего этого, на полу, подтянув колени к груди и прижав руки к лицу, сидит малыш. Он молчит, но Сут может сказать, что он плачет. Его плечи дрожат. Уилбуру этого достаточно, чтобы понять, что он нечто большее, чем просто заносчивый работник. Он должен молча отступить и направиться обратно по коридору, оставить его здесь с тем, что причиняет ему боль, но Уилбур не может. Он не может. Это ноющее внутреннее чувство теперь не просто так — оно реальность. Он не может просто оставить это так. Не он. Как он мог? — Привет, — мягко говорит Уилбур. Томми вздрагивает. Поднимает взгляд. Его щёки — розы в пятнах от слёз, а глаза — самые ярко-голубые, которые Уилбур когда-либо видел. — Привет… — он быстро вытирает щёки, пытаясь выглядеть презентабельно, — извините, я просто… — его голос затихает. Сказать нечего. Уилбур понимает. — Что это за комната? — спрашивает Сут, слегка заходя внутрь и оглядываясь по сторонам. Он притворяется, что не видит, как Томми собирается с силами, пока ходит по комнате, — я пытаюсь сориентироваться здесь, но это похоже на лабиринт. Всё ведёт куда-то ещё. — Эм, да, — тихо говорит Томми. Он грациозно поднимается на ноги. Уилбур должен отдать ему должное, когда он оглядывается, он даже не может сказать, что мальчик только что плакал. То есть, если бы Уилбур не увидел, как это происходило прямо у него на глазах. — Это танцевальная студия, — заканчивает он. Мальчишка избегает смотреть в зеркало. Уилбур хмурится. — О, так ты фигурист, — он говорит. Томми коротко кивает, — я не думаю, что какой-нибудь сноубордист стал бы танцевать в качестве тренировки. Томми слегка вздрагивает при упоминании о сноубордистах, и Уилбур видит, как он напрягается, он практически чувствует приближение закрытия, поэтому просто выпаливает первое, что приходит в голову. — Как это? — Томми растерянно моргает, — быть фигуристом? — уточняет Уилбур, — имею в виду, я играю в хоккей, так что я знаю всё о фигурном катании и занятиях спортом, но фигурное катание для меня загадка. Я имею в виду, что все прыжки выглядят одинаково, так что я понятия не имею, как судьи вообще могут их оценивать. — Ну, — начинает блондин, засовывая руки в рукава, как черепаха, — это немного сложно объяснить, но лучше всего я могу сказать, что фигурное катание похоже на вязание. Каждый стежок индивидуален, и когда вы выполняете рутинную работу, вы демонстрируете свой шарф. Вы хотите, чтобы он выглядел настолько безупречно, насколько это возможно. Не так, как будто вы выполняете кучу разных движений, но чтобы все это было одним движением. От движения ваших пальцев до кончиков пальцев на ногах. Всё имеет значение. Сут никогда не слышал, чтобы он говорил так сразу, и это самый расслабленный и открытый из всех, что он когда-либо говорил. Но всё же Уилбур замечает, что он не выглядит счастливым, когда объясняет это. Он говорит об этом чисто технически, как будто в этом нет никаких эмоций. Как будто он слышал, как кто-то другой говорил это, и просто повторяет то, что слышал много раз раньше. Это красиво, но пустота на его лице почти ужасает. Уилбур снова обнаруживает, что нервничает. Никто из таких молодых людей не должен говорить о спорте, которым они занимаются, на таком расстоянии. — Я пытался выполнить эту деталь — один стежок, — продолжает он, теперь немного разочарованный, — но у меня не получается. Это недостаточно хорошо. „Недостаточно хорошо, — думает Уилбур, — или не идеально?” — Покажи мне, — говорит он вместо этого, и Томми хмурится. — Показать вам? Что вы имеете в виду? — Покажи мне. Покажи мне движение, которое ты пытаешься сделать. — Но я… — блондин останавливает себя, игнорируя то, что собирался сказать, и разочарованно поджимая губы, — почему? — Мне любопытно, — Уилбур пожимает плечами, — о тебе. Об этой твоей печали. О том, что она, кажется, окутывает тебя, как туман. И мне тоже нравится кататься на коньках. Не фигурное катание, конечно, но — ты знаешь. Я всегда ищу больше тренировок. — Вы хотите, чтобы я… научил вас? — нерешительно спрашивает он. — Почему бы и нет? Разве это не признак мастера? Человек, который может преподавать, знает материал от начала до конца. Это поможет и тебе освоить его, да? Томми смотрит в сторону, размышляя. Он выглядит обеспокоенным, пытаясь мысленно оправдать это. Пытается оправдать возможность немного повеселиться. Возможность не тренироваться. — Это… было бы. Да. — Круто! — восклицает Уилбур, быстро высказываясь, пока Томми не успел передумать, — встретимся на катке сегодня вечером после ужина. Возможно, нам придётся проникнуть внутрь тайком, но ты знаешь, это легко. — Что, если мы попадем в беду? — спрашивает Томми, и восхитительно, как его голос затихает, а глаза расширяются, как будто он никогда в жизни не нарушал правил. — У нас не будет неприятностей, если нас не поймают, — Сут ухмыляется. Томми выглядит совершенно потрясённым.