Zero gravity

      Особняк семьи Син встречает прибывших братьев тишиной и спокойствием. Пожалуй, это второе место в мире, где Минхо чувствует себя как дома, кроме собственного жилища, потому что здесь меньше всего напоминаний о том, к какой семье он принадлежит.       — Брат!       Когда Минхо заходит в большую гостиную на первом этаже, повернув из холла направо, в его объятия буквально влетает девушка невысокого роста, стройная и изящная, с длинными тёмными волосами. И в этот момент Хëнджин, который шёл за Минхо, уткнувшись в телефон, инстинктивно шарахается в сторону.       — Ты же сказал, её нет дома, — Хëнджин делает ещё пару шагов назад, поймав испепеляющий взгляд сестры, и смотрит на Минхо так, будто тот предал его.       — Не было, — Сохи отлипает от Минхо и, враждебно ухмыляясь, идёт на Хëнджина, — но мама сказала, что старший брат приезжает, поэтому я постаралась закончить дела быстрее.       — То есть меня ты видеть не рада? — Хëнджин пятится назад, пока не упирается спиной в стену.       — Тебе я всё ещё должна за прошлый раз всыпать. Куда?! — Сохи устремляется за Хëнджином, когда тот срывается с места, и Минхо вздыхает, провожая их взглядом.       Ему почти тридцать, Хëнджину двадцать пять, а Сохи — двадцать четыре. И младшие всегда были такие, несмотря на возраст. Они как кошка с собакой, при том совершенно неважно, что Сохи младше: Хëнджин, когда косячит, огребает мама не горюй. А косячит он, будто специально, часто.       — Почему я не удивлена?       — Матушка, — Минхо оборачивается на женский голос.       В гостиную входит женщина лет пятидесяти, в тёмном приталенном платье с рукавами три четверти и собранными в высокую причёску волосами. Она улыбается и распахивает объятия, ожидая, чтобы старший отпрыск подошёл. И Минхо делает несколько шагов в её направлении, обнимая и чувствуя тëплые ладони на спине.       — Как долетели? — она отстраняется и берёт лицо Минхо в ладони, осматривая и проходясь большими пальцами по заметным синякам под его глазами. — Плохо спал?       — Не спалось, — он отмахивается, мол, ничего страшного, и отходит к дивану, садясь.       — Скоро годовщина. В эти дни ты всегда такой.       И это правда. Шин Сегëн — женщина, которая вырастила Минхо, садится рядом с ним и накрывает его руку ладонью. Она знает о нём практически всё, поэтому ей не составляет труда догадаться о причине его плохого настроения. Каждый год, когда приближается день смерти родной матери, Минхо прилетает в Корею. И каждый год в его преддверии Минхо выглядит чернее тучи. Она знает, что за несколько дней до прилёта его с новой силой начинают мучить кошмары, знает, что иногда они настолько реальны, что Минхо физически ощущает всё, что снится. С возрастом Минхо, конечно, стал меньше делиться всем этим с ней и стал более закрытым, но её сердце, пусть они и не родственники по крови, чувствует всё.       — Нужно съездить на днях, — Минхо вздыхает, оглядываясь на коридор, со стороны которого слышна брань Сохи, — потом не будет времени.       — Ты уверен насчёт своего плана? Бëнгю так легко согласился на твои условия, — Сегëн качает головой.       — Не легко. Ты знаешь, сколько мне потребовалось времени, чтобы уговорить отца. Он давно хотел расширить влияние Инагавы-кай, поэтому я в большей степени делаю то, что желает кумитë.       — Мой мальчик, — Сегëн гладит его по волосам, склонив голову немного вбок, — я столько времени и сил потратила на то, чтобы эта семья была как можно дальше от тебя.       — Душа моей матери не сможет найти покой, пока они продолжают жить, — отвечает Минхо, поднимаясь на ноги.       — Миëн была мне как сестра, — горечь в голосе Сегëн заставляет Минхо оглянуться, — я разделяю твою боль.       — Они поплатятся. Я обещаю, — он смотрит ещё мгновение на неё и уходит. — Буду у себя.       Брань младших затихает, и особняк снова погружается в тишину и покой. Минхо поднимается по лестнице на второй этаж и открывает дверь в свою комнату, расстëгивая на ходу пуговицы на рубашке. Пиджак снимается и отбрасывается на кровать, следом летит слегка влажная от пота рубашка. У Минхо сейчас одно желание — принять душ и попытаться поспать пару часов, пока есть время до первой встречи, назначенной на сегодняшний вечер. Однако на пути к ванной он замирает, увидев своё отражение в зеркале, что стоит возле двери в гардеробную. Зеркало большое, во весь рост, и, подойдя к нему, Минхо рассматривает себя, задерживаясь взглядом на каждом рубце на своём теле. Этот, на правом плече, он получил, когда лет пятнадцать назад подрался с Хëнджином, а этот, Минхо ведёт пальцем по отметине на животе длиной сантиметров пять, что дугой повторяет изгиб ребра, на первой серьёзной стычке с другим кланом в Японии. Все его шрамы, как годовые кольца дерева, по ним можно рассказать историю жизни Син Минхо, но важен для него только один. Тот, что еле заметным полумесяцем виднеется на лице, чуть ниже скулы, и доходит до брови в опасной близости от правого глаза. Тот, с которого всё началось.       И день, когда эта отметина появилась на его лице, Минхо не забудет никогда. Как и тот, когда родной отец привёл его в свой дом и семью.

* * *

      — Так и знала, что ты будешь здесь.       На пороге додзë появляется Сохи. Хëнджину даже смотреть в её сторону не нужно, чтобы убедиться, что это действительно она. Он, конечно, не думал, что ему удастся уйти от этого разговора, даже если ранее получилось вырваться из цепкого захвата Сохи, но отвлекаться от тренировки он не собирается.       Хëнджин взмахивает синаем, рассекая воздух, и переставляет ноги в окури-аши, плавно скользя по деревянному полу. Чëрная ткань хакама, как и красные волосы, собранные в высокий, небрежный хвост, колышется в такт шагам и повторяет все движения. И Сохи, рассматривая его, цепляется взглядом за вырез уваги, в котором видны красноватые капельки пота, стекающие по груди Хëнджина. Когда он разворачивается, делая очередной удар, ловит этот взгляд и хмыкает. Сохи в ответ складывает руки на груди и резко поворачивает голову, будто маты татами интереснее Хëнджина.       — Что ты хочешь?       — Врезать как следует. Из-за тебя столько проблем пришлось решать в прошлый твой визит.       Сохи только с виду кажется хрупкой принцессой клана Инагавы-кай. Красивая и миниатюрная, Син Сохи, вопреки патриархальным устоям их общества, руководит частью бизнеса клана в Сеуле и является связующим звеном между другими группировками и кумитë Инагавы-кай. И прошлая выходка Хëнджина ей действительно добавила головной боли.       — Попробуй, — Хëнджин кивает на катанакакэ, висящую на стене.       Сохи, замявшись на мгновение, всё же подходит к стойке и берёт один из синаев, уже более уверенно направляясь к брату. Она становится напротив Хëнджина в стойку дзедан но камае, занося меч над головой, и произносит «Goburei shimasu», чем вызывает очередной смешок со стороны оппонента. Хëнджин же, даже не пытаясь сдержать улыбку, выбирает стойку гедан, держа синай прямо и направив его немного вниз.       Двигаясь быстро и решительно, Сохи делает выпад, отражает удар брата и хочет ещё раз атаковать, но синай Хëнджина уже утыкается ей в шею, а значит, она проиграла.       — Мне не верится, что ты затаила на меня злобу из-за такого маленького недоразумения, — Хëнджин смахивает пальцами левой руки цветной из-за окраса волос пот со лба и наступает на сестру, заставляя её пятиться.       — Конечно, недоразумение, — Сохи зло смотрит в лицо Хëнджину, делая ещё несколько шагов назад, — это же не я трахнула дочку Сольджуна.       — Она сама этого хотела, — Хëнджин пожимает плечами, а Сохи в этот момент упирается спиной в стену.       — Отец её не хотел. Девственность его дочери дорого стоила, чтобы ты знал.       — А мне кажется, что злишься ты, — Хëнджин подходит ещё ближе и нависает над сестрой, — из-за того, что я трахнул не тебя.       Он успевает поймать руку Сохи, которой она уже замахнулась, чтобы ударить.       — Думаешь? Попробуй узнать, — она смотрит с вызовом, наслаждаясь секундным замешательством на лице брата, и сама впивается в его губы остервенелым поцелуем.       Глухой звук выпавшего из руки Хëнджина синая раздаётся в додзё.       И это помешательство. Запретное, обычно недоступное, но находящееся сейчас в руках Хëнджина. То самое, о котором он думает ночами, засыпая в своей постели в Токио. Помешательство по имени Син Сохи, которую он, отпустив её руку, прижимает к себе за талию. Помешательство, от которого отключается мозг и хочется большего, чем забраться под футболку и сжать девичью грудь. Хочется стянуть эти чëртовы джинсы с Сохи и трахнуть её прям здесь, в этом додзё, в которое никто не заглядывает, когда Хëнджин тренируется. Хочется слушать, как она будет выстанывать его, Сина Хëнджина, имя. Но отрезвляющий образ старшего брата в очередной раз бьёт наотмашь.       — Иди отсюда, — Хëнджин упирается лбом в лоб Сохи и шепчет ей в губы, разорвав поцелуй.       И девушка, бросив синай на пол, устремляется прочь из додзё, пытаясь сдержать колотящееся, как сумасшедшее, сердце. А Хëнджин, упираясь теперь лбом в стену, запускает пальцы в свои волосы и зажмуривается до цветных пятен.       Они не связаны кровью, но это всё неправильно.