Zero gravity

      Минхо сидит в гостиной на диване и ждёт Хëнджина. Прошло несколько часов с их прилëта, за которые он успел немного поспать, и теперь красное пятно, появившееся на горизонте, раздражает не так сильно, а это значит, что Минхо пришёл более-менее в себя. Он откладывает планшет в сторону и становится свидетелем странного: спускающаяся по лестнице Сохи, увидев внизу Хëнджина, резко разворачивается и убегает обратно на второй этаж.       — Я готов, — Хëнджин застëгивает чëрную рубашку и закатывает рукава, отчего становятся видны кондзëу на его предплечьях: пионы, переплетëнные с чешуйчатым телом дракона.       — Что ты сделал? — Минхо кивает на лестницу, когда младший брат смотрит на него удивлëнно.       — В смысле? — тот оглядывается, осматривает и лестницу и помещение и не понимает, что не так.       — Если бы я не знал нашу сестру, то подумал, что она чего-то испугалась, — Минхо встаёт, взяв планшет, и поправляет пиджак, кинув взгляд исподлобья на Хëнджина, — поэтому задаю логичный вопрос: что ты сделал?       — Ничего, — с задержкой в несколько секунд отвечает Хëнджин, надеясь, что Минхо эту заминку не уловил, — ты сам видел, что жертва — я.       — Ты не жертва. Ты — проблема. Как до отца твоя выходка не дошла, я не знаю, но будь добр сегодня держать себя в руках.       Хëнджин молча кивает, признавая перед старшим братом, что был неправ. Он, если честно, смутно помнит тот вечер, из-за которого на него ополчилась Сохи, потому что напился до потери пульса. И виной всему — опять же Син Сохи. Хëнджину страшнее было от того, что она отцу расскажет, как он не сдержался впервые в жизни и поцеловал её, а не последствия бурной ночи с дочкой главы одного из мелких кланов кангпхэ. Потому что, несмотря на то, что они приёмные, Сохи — принцесса Инагавы-кай. А за принцессу можно было получить снова и от Минхо.       Серьёзных ссор и размолвок между детьми Сина Бëнгю никогда не было: они все трое росли послушными, не смеющими прекословить старшим. Случались, конечно, мелкие перебранки, особенно между Хëнджином и Сохи, но это всё не доходило до главы клана и его супруги. А вот одна-единственная драка между Хëнджином и Минхо стала достоянием общественности. И ребёнком одного из них тогда уже сложно было назвать: Минхо было шестнадцать. Однако одиннадцатилетний Хëнджин решил заступиться за обиженную сестру, не сумев вынести её слëз. Итог — рваная рана на правом плече Минхо от разбитого стакана, лужа крови и порядка десяти швов, оставивших рубец на всю жизнь. Хëнджин же отделался только синяками и ссадинами, и то потому, что Минхо не прикладывал всей силы, но Сохи тогда чуть не придушила Хëнджина… Да и отцу трудно было объяснить причину их разногласий, которая довела до больницы в конечном счёте. Хëнджин, если честно, уже и не помнит, как отбрехался, получив сравнительно щадящее наказание.       Чувство стыда и вины перед братом прочно укоренились в Хëнджине, поэтому он по сей день не смеет идти наперекор Минхо: тот точно не будет больше сдерживаться и контролировать силу и об этом Хëнджин был оповещëн ещё тогда, много лет назад. Старший брат сказал забыть и закрыть эту тему, ведь они — семья. Но сердцу не прикажешь, вот и мучается Хëнджин уже много лет, идя вслед за будущим главой клана — Сином Сайко, являясь его правой рукой — Сином Санро, любящим не братской любовью Син Сохи.       — Что за дело-то сегодня? — Хëнджин косится на брата, когда они уже едут в машине, и отмечает, что тот одет официально, в чëрную рубашку и костюм, но без галстука. А так Минхо позволяет себе присутствовать только на одном типе мероприятий. — У нас семейный ужин, а я не знаю?       — Почти. Мне нужно выглядеть располагающим и открытым.       — Зачем? — Хëнджин поворачивается к нему всем корпусом, и волосы, собранные в неряшливый хвостик, колышутся в такт его движениям. Несколько алых прядей выпадают из плена резинки и обрамляют его лицо.       — Увидишь.       Минхо отворачивается к окну, пока водитель уверенно гонит их автомобиль вперёд. За ними следуют ещё две машины, в которых находятся люди их клана, готовые в любой момент броситься на помощь своему господину. И несмотря на то, что Минхо нужно выглядеть открытым, быть уязвимым он не хочет. Как и повторения прошлогодней истории.       Задумавшись и меланхолично рассматривая проносящийся мимо пейзаж, Минхо погружается в воспоминания…       Тогда стоял знойный июль. Минхо и Хëнджин прилетели транзитом в Сеул, чтобы навестить сестру с матерью, которые большую часть года проводили в Корее. Дальше их путь лежал в Сингапур, где должна была состояться крупная сделка по поставке наркотиков, но, по классике, кое-что пошло не по плану. И если Минхо, продумывая стратегически все возможные варианты, был готов ко многому, то предугадать нападение и похищение никак не мог. Мало кому вообще могло прийти в голову даже посмотреть косо в сторону наследников Инагавы-кай, но смельчак нашёлся. Тогда, при попытке побега под покровом ночи, Хëнджин получил серьёзное ранение в живот, и его тело горело в огне горячки, а горная местность не сулила внезапной помощи. Минхо тоже досталось, но он не смел даже думать о своих повреждениях, пока его младший брат медленно умирал на его руках. Чудом и спасением оказался дом на их пути, чей двор клином уходил в лес, под сенью которого братья Син мелкими перебежками двигались вперёд, уходя от погони.       Страх за младшего брата будто сотнями игл проткнул сердце Минхо, когда он смог дотащить пребывавшего в бреду Хëнджина до небольшого сарайчика на окраине сада. Но больше всего добивал тот факт, что Минхо ничего не мог сделать, будучи ограниченным во всём: ни средств связи под рукой, ни лекарств, даже воды не было, чтобы промыть кровоточащую рану Хëнджина.       Надежда медленно покидала Минхо, обдумывавшего судорожно, как быть дальше, и он не заметил приближающиеся шаги вовремя, а когда понял, что за деревянной дверцей сарайчика кто-то стоит — было уже поздно что-либо предпринимать.       Но на пороге появилась она. И силуэт её, подсвеченный восходящим солнцем, спустя время оказался высечен на веках Минхо. Но тогда он готов был умолять, падать в ноги и просить, обещая какое угодно вознаграждение, лишь бы незнакомка не выдала их и помогла.       Её звали Исыль. Одетая в простую льняную рубаху и шаровары, с завязанными в небрежный пучок волосами, она казалась тогда Минхо картинкой, сошедшей со страниц священных книг. И он, не верящий ни в одну религию, готов был уверовать. В религию имени Исыль. В религию её изящных рук и тонких пальцев, подрагивающих под пристальным взглядом Минхо. В религию её губ, когда она говорила, что кровотечение Хëнджина остановлено, а рану она зашила. Как смогла, но когда они выберутся, опытные врачи исправят её швы. В религию её глаз. Когда она обрабатывала его раны, смотря прямо и внимательно, когда накладывала шину на его руку. И эта её доброта к совершенно незнакомым людям, к людям, от которых за километр несёт опасностью, отставила отпечаток на заиндевевшем сердце Минхо.       Несколько дней они провели в этом сарайчике на границе леса и сада. И в один из них погоня нагнала их. Минхо готовился вгрызаться в глотки этим головорезам, потому что сыны Инагавы-кай не сдаются, потому что сыны Инагавы-кай не примут позорную смерть в страхе.       Но рядом снова появилась она.       Исыль.       Минхо не мог разобрать, что она говорила непрошенным гостям, но её слова возымели силу, и, когда дверь перед ним открылась, Исыль сказала, что им пора уходить. Она помогла Минхо довести Хëнджина до противоположной границы участка, оттуда рукой было подать до дороги, и дала старенький кнопочный телефон, который попросила выбросить где-нибудь по пути. Благодарность к Исыль переполняла Минхо, и он напомнил, что готов заплатить любую цену за её помощь. Вот только Исыль не торопилась с ответом.       «Назови моё имя, если будешь нуждаться в помощи, попадёшь в беду или захочешь чего-то».       «Как тебя зовут?»       «Сайко».       — Господин, прибыли, — голос водителя вырывает Минхо из воспоминаний, и он, несколько раз моргнув, озирается.       — Так всё-таки, — Хëнджин выходит из машины и нагоняет брата, внимательно осматриваясь и кивая их подчинëнным, давая команду разбрестись по периметру, — что за встреча?       — Сайко-хëнним! — Минхо не успевает ничего сказать, как из ворот выплывает мужчина, на вид на несколько лет старше наследника Инагавы-кай. — Это честь для нашего дома! — он кланяется низко, и Минхо склоняет голову в ответ.       — Джин-хён, я тоже рад тебя видеть.       — Жаль, родители не дожили до этого славного дня, когда клан Серебряных породнится с кланом Инагава-кай. Моя сестра уже ожидает.       Хëнджину требуется немало усилий, чтобы держать рот закрытым, потому что взгляд, которым Минхо награждает младшего брата, красноречивее любых слов. И его кивок в сторону, мол, не сейчас, даëт под дых.       — Маленькое уточнение: ты женишься или я? — Хëнджин всё же спрашивает шëпотом, когда они идут к дому по асфальтированной дороге. Он убирает несколько красных волосков, щекочущих нос, за ухо и оглядывается.       — Я.       — Но зачем?! — слишком громко спрашивает Хëнджин, за что сразу получает укоризненный взгляд.       — Решение отца.       И это один из минусов их семьи: ты должен делать то, что говорит кумитë.       — Прошу, — Джин — новый глава клана Серебряных, приглашает жестом гостей в дом, где на пороге стоит красивая девушка в чëрном платье. Её распущенные волосы шëлковым водопадом струятся по спине, руки сложены в приветственном жесте на животе, а на губах лёгкая улыбка. — Знакомьтесь, моя сестра — Кан Исыль.       — Сайко, — она произносит японское имя Минхо мелодичным голосом, и космос в его сердце сжимается до размеров одного человека.

* * *

      Сохи выходит из своей комнаты и делает несколько шагов к перилам, хватается за них и смотрит вниз. В гостиной на диване сидит Хëнджин в той же чëрной рубашке, что и вечером. Его голова опущена, локтями он упирается в свои колени, а пальцы его переплетены между собой. Сохи не знает, когда её старшие братья вернулись, но видит, что сегодня бессонница мучает не только её. Она, завязав пояс своего шёлкового халата, который накинула поверх пижамы из этого же комплекта, спускается, и Хëнджин обращает на неё внимание, только когда замечает девичьи ступни в поле зрения.       — Не спишь, — он, повернув голову в сторону, бегло осматривает Сохи и констатирует факт, а она, в свою очередь, принюхивается.       — Ты пьян? Почему не спишь? Время видел?       Хëнджин хмыкает, поправляя браслеты на левой руке, и откидывается на спинку дивана, запрокинув голову. Он выпил, но недостаточно, чтобы заглушить мысли в своей голове. Внезапные смотрины, на которые он сегодня попал, выбили немного почву из-под ног, потому что Хëнджин не слышал дома ни единого намёка на скорую свадьбу брата. И переживает он не за себя, конечно же, а за ту, что садится рядом, подогнув одну ногу под себя. Он поворачивается лицом к Сохи, наблюдающей за ним, и смотрит на неё внимательно. Пудровый цвет шёлкового халата и пижамы подчëркивает бледность её кожи, а распущенные волосы, переливающиеся в мягком свете напольных ламп, выглядят как атласная гладь. Красивая донельзя, гордая и характерная, Син Сохи давно и крепко держит сердце Хëнджина в руках.       — Выпил немного, — отвечает наконец он и закрывает глаза, вновь поворачивая голову прямо, и кожаная обивка диванной подушки скрипит в полумраке от его движения. — Брат женится, знаешь?       Сохи выгибается и видит у ноги брата бутылку Такетсуру Пьюэ Молт. Хëнджин любит этот японский виски, поэтому она не удивлена. Как и тому, что для него немного — это чуть меньше половины. Она тянется к бутылке, откупоривает пробку и прикладывает горлышко к губам, задирая голову. Сохи морщится, делая несколько обжигающих глотков, и вытирает рот, садясь ровно и дыша глубоко.       — Знаю. Я сама ездила к Серебряным, обговаривала условия.       — Зачем? — Хëнджин снова смотрит на неё.       — Отец поручил, — Сохи пожимает плечами и делает ещё глоток.       — Но как же…       — Мои чувства к Минхо — это мои проблемы, ты забыл? Помнишь, когда ты подрался с ним, он в больнице сказал, что любит меня как сестру и никогда не сможет полюбить как-то иначе? Мы семья, это не изменить, как и то, что у брата вместо сердца кусок льда.       Сохи снова отпивает из бутылки, и Хëнджин резко садится, выхватывая её из рук сестры. Смотрит хмуро и указательным пальцем утыкается Сохи в лоб. Прям между бровей, чуть выше переносицы.       — Он холоден одинаково со всеми, дурочка. И нас он любит, но не так, как того хочешь ты.       — Отстань, — она отмахивается и на мгновение теряет равновесие.       Получается так, что Сохи теперь упирается ладонями в бедро Хëнджина и её лицо оказывается близко-близко к его лицу. Они смотрят друг на друга, и сложно сказать, что виновато: алкоголь или же отчаянное желание заглушить горечь этого дня в тепле другого человека, но оба подаются вперёд. Их губы соприкасаются в секундной нерешительности, чтобы в следующее мгновение поцелуй страсти ярким огненным цветком опалил их сердца.       Контролировать себя становится всё труднее, но Хëнджин обхватывает лицо Сохи ладонями и углубляет поцелуй, языком проскальзывая в её рот. Дыхание сбивается. Сохи подаëтся вперёд и перекидывает ногу, садясь на бëдра Хëнджина, и только в этот момент он находит последние силы, чтобы разорвать поцелуй.       — Хватит. Я обещал в прошлый раз не переступать границы, — говорит "хватит", а сам целует ещё прерывисто, отстраняется на несколько сантиметров и вновь касается губами губ Сохи.       — Кому? — она тянется ещё за поцелуем, но Хëнджин подхватывает её под ягодицы и встаёт с дивана.       — Брату, — он опускает её медленно на ноги, задирая ткань халата и пижамной майки руками, и, когда касается бархатистой кожи ладонями, отпускает Сохи окончательно и делает шаг в сторону, поправляя брюки в районе паха. — Спокойной ночи.       Сохи провожает взглядом Хëнджина, наблюдает, как он заходит в свою спальню на первом этаже, и раздражëнно подхватывает бутылку недопитого виски. Она делает ещё два глотка, пока плетётся в сторону кухни, путь к которой проходит мимо комнаты Хëнджина, поправляет сползшую с одного плеча бретельку майки и останавливается, вглядываясь в темноту приоткрытой двери.       Пауза.       И заходит.       Из комнаты Хëнджина есть выход в сад, которым занимается в свободное время матушка, и сквозь его стеклянные двери, не задëрнутые шторами, тусклый лунный свет немного озаряет помещение и очерчивает силуэты. Хëнджин лежит на кровати, положив руку на глаза, и Сохи, развязав пояс на халате, делает несколько шагов в его сторону. Хëнджин не шевелится. Он понимает, что не один, только когда матрас прогибается под тяжестью другого человека. И кто его побеспокоил, он знает. Чувствует аромат миндального молочка для тела, останавливает проворные пальцы, быстро расстегнувшие его брюки, и мычит, чтобы Сохи уходила.       Но она не уходит. Продолжает пальцами одной руки ласкать вновь твердеющий член сквозь ткань трусов, а другой высвобождает пуговицы рубашки из петелек, чтобы потом распахнуть её полы и ладонью провести по груди, прессу и стянуть брюки с Хëнджина. У Сохи кружится голова, и все чувства смешались, будто её бросили в стиральную машину, и вместо деликатного режима врубили самый долгий и жëсткий. Её будто кипятком обдаëт и крутит, крутит, крутит. И всё, что сейчас может Сохи — это цепляться за того, кто такой же, как и она.       Сохи хуже Минхо. В десятки тысяч раз хуже. Потому что он прямо сказал и определил границы, через которые никогда не переступит — Минхо — человек слова. А она пользуется Хëнджином сейчас, чтобы заткнуть поглубже слëзы обиды из-за разбитого окончательно сердца. Пользуется, понимает, как ужасно поступает, но ничего не может с собой поделать.       Или не хочет.       Пижама оказывается на полу. Хëнджин хмельным взглядом наблюдает, как обнажëнная Сохи к нему приближается, и сглатывает. Ему кажется, что это всё сон, потому что такого не может быть наяву. И сон этот настолько реалистичный, что, прикасаясь к стоящему колом члену, Хëнджин проводит по нему рукой и запрокидывает голову, не в силах сдержать стон удовольствия. Сохи забирается на кровать и нависает над Хëнджином. Она убирает его руку и садится сверху так, что член оказывается между половыми губами. Двигает бëдрами, размазывая смазку по всей его длине, и закусывает губу. Хëнджин хватает её за ягодицы, сжимая их и заставляя двигаться Сохи быстрее, и она послушно ускоряется, тяжело дыша, чувствуя, как удовольствие подкрадывается от стимуляции клитора. Пара мажущих движений и оргазм ударяет по всем нервным окончаниям, заставляя вскрикнуть Сохи, и Хëнджин, полностью растворяясь в этом сне, затыкает ей рот поцелуем, приподнявшись на локте и надрачивая себе до разрядки. Его ладонь и живот в сперме, как и живот Сохи, но это сейчас неважно. Они продолжают целоваться, валяясь в ворохе постельного белья на кровати Хëнджина. Син Хëнджин, считающий всё происходящее пьяным сном. Син Сохи, пытающаяся заглушить боль другим человеком. И оба они забываются глубоким сном до самого утра.       — Блять, — выдыхает Хëнджин, когда просыпается, видит рядом с собой голую сестру и понимает, что это всё был не сон.