связанные нитью крови

— Да, да. Я помню, написать пропуск на границу. Да, три вампира и один человек. Передам через своих пацанов. Ага. Всё, до свидания. Сбросив звонок, Серафим с силой провёл ладонями по лицу, пытаясь собрать разбегающиеся мысли в кучу. Недосып кружил голову, заставляя забывать слова и путая мысли, но до обеда ему нужно было обсудить ещё одно дело с Верховным, прежде чем он сможет с чистой совестью уехать к Андрею. Бремя Держателя Мира между вампирами и людьми ощутимо давило на плечи с самого рождения, но Серафим знал, прекрасно знал, что выбора у него не было с самого начала. Триста сорок четыре года назад его пра-пра… и ещё несколько пра- дед заключил договор с Первородным вампиром о мире между людьми и вампирами в пределах их города и области, и теперь все из семьи Сидориных были вынуждены брать бремя Держателей на себя, хотели они того или нет. Первородный, которого все давно стали называть Верховным, вампир оставался всё тем же, и любил при Серафиме вспоминать времена работы с разными его родственниками. — Вот помню, прапрабабка твоя, Ирина Витальевна, — задумчиво чесал подбородок Фёдор, раскачиваясь на стуле, — мне сказала тогда, что никогда в жизни не позволит продавать кровь наравне с другими продуктами. И где мы теперь, Сима? Несмотря на то, что Фёдору было уже в районе полутора тысяч лет от рождения, а всех Держателей до этого называли исключительно по имени-отчеству, с Серафимом у них заладилось какое-то скорее дружеское общение. Разумеется, о настоящей искренней дружбе и речи не шло — всё-таки они в первую очередь коллеги, Верховный и Держатель, и главной задачей было удерживать тот самый мир и закон. Но Серафиму было гораздо легче не вымучивать этот наигранно-официальный тон, а сразу, без расшаркиваний, переходить к сути. Да и сам Фёдор признался однажды, что вместо длиннющего «многоуважаемый Серафим Владимирович» говорить «Сима» гораздо легче. И пусть ему времени было не занимать, Серафим оставался человеком и это самое время ценил. Зато с «сыном» Фёдора, Андреем, они нашли общий язык чуть ли не с первой встречи. Обращённый примерно в том же возрасте Андрей помнил и знал, что обычно на уме у почти тридцатилетних парней, поэтому пропасти между ними на удивление не было. Просто Серафим старался не вспоминать, что по сути Андрею где-то сто пятьдесят лет. Улетев сонными мыслями куда-то совсем уж далеко, Серафим вскочил с места, подхватил свою кожаную куртку и вышел из кабинета, плотно прикрывая дверь. Да, он сильно отличался от своих предков — не носил костюмы, предпочитал неофициальный тон и позволял себе материться. Серафим не раз слышал шепотки от старших Хранителей — своих подчинённых, — которые застали его отца, что он погубит их своей безалаберностью. Но в случае Серафима он стал олицетворением поговорки про встречи по одёжке. Да, он порой вставлял «похуй» и «нахуй» через каждое слово, да, ненавидел костюмы, но за почти четыре года успел прославиться самым справедливым Держателем из всех, что когда-либо правили в их городе. Если он слышал про то, что вампира пытаются казнить просто потому, что нужно закрыть «висяк», то никогда не оставался в стороне. Да, вампиров много, да, убит человек. Но Серафим не позволит убивать даже уже мёртвое создание ни за что. И если первый год он переживал по поводу слов от коллег и подчинённых, то теперь пропускал их мимо ушей. Опыт показал, что судить следует по поступкам, а не по словам или внешности. И даже не по принадлежности. — Сим! — раздался громкий мужской голос с другого конца коридора. Выдохнув неслышно, Серафим развернулся, наблюдая подбегающего к нему Хранителя. — Леша, — улыбнулся он приветливо, пожимая руку, — чего хотел? — Фёдор передать просил, — Хранитель протянул папку с бумагами, но Серафим покачал головой. — Кинь на стол мне, если это не срочно. Завтра прочитаю. — Не срочно, — покачал головой Леша, шутливо прикладывая руку к голове. — Слушаюсь и повинуюсь, Серафим Владимирович! — Дебилушка, — усмехнулся Серафим, кивая на прощание и быстрым шагом уходя к лестнице. Выйдя на улицу, он сделал глубокий вдох. В воздухе вовсю пахло весной, и только этот факт заставлял его улыбнуться широко, неспешно уходя в сторону машины и разглядывая чистое голубое небо над головой. Щурясь от слепящего солнца, Серафим зажмурился от удовольствия, наслаждаясь теплом. Хорошо. Весной — хорошо. А тот факт, что все дела он широким жестом отложил на завтра, делал сегодняшний день ещё лучше. И поэтому выезжал с территории частного дома Серафим с улыбкой, направляясь к дому Андрея почти в центре города. Утренние пробки успели рассосаться, и теперь на улицах были только редкие старики и маленькие дети, которые ещё не пошли в школу и проводили всё свободное время с бабушками и дедушками. Иногда, в самые тяжёлые моменты, Серафим всем сердцем хотел наплевать на закон, лишь бы не разбираться с очередным взбунтовавшимся вампиром или обезумевшим человеком. А потом выходил в город, видел маленьких детей или не заслуживших тревог стариков и вспоминал, ради кого это всё делается. Остановившись на светофоре, он кинул взгляд в соседнюю машину. За рулём сидел молодой парень, пивший что-то из своего стакана. Когда парень убрал ото рта ёмкость, Серафим заметил, что его губы стали алыми, а изо рта показались острые клыки. Заметив внимание со стороны, парень посмотрел прямо ему в глаза и, не увидев осуждения или презрения, улыбнулся искренне и кивнул Серафиму. Переведя взгляд на дорогу, газуя, Серафим кивнул сам себе. Все его нервотрёпки делаются в том числе ради них — обычных вампиров, уважающих закон и человеческую жизнь, просто желающих получать пищу для жизни. Дом Андрея спрятался среди таких же домов, отличаясь разве что чуть более свежей краской на стенах. Всё-таки родство с Верховным давало свои плоды. Припарковавшись неподалёку от подъезда, Серафим замер в машине, невидящим взглядом скользя по окнам и вновь, как в детстве, придумывая каждому окну свою историю. Прервав себя на совсем уж безумной про вампира, способностью которого было бесконечно увеличивать предметы, и который решил разнообразить свою половую жизнь, Серафим вышел из машины, заходя в дом и поднимаясь на самый верх. — Ща! — раздался голос Андрея из ванной, когда Серафим толкнул незапертую дверь и прошёл в квартиру. — Андрюх, а нахуя тебе в ванную, если тебе ни ссать, ни мыться не надо? — поинтересовался Серафим, располагаясь в гостиной и доставая из сумки припасённую банку пива. Работа работой, но расслабляться тоже иногда можно. А в случае Серафима даже нужно, особенно после того, как он два года назад настолько заработался, что пытался заставить ни в чём неповинную бабульку признаться в совершённом убийстве и казнить саму себя. После почти случившегося инфаркта у бабушки и сумасшествия у Серафима он понял, насколько же с его работой нужен отдых. И поэтому теперь позволял себе иногда забить на всё и уехать пить к Андрею, разговаривая обо всём и ни о чём. В итоге, правда, всё равно находил себя на балконе в окружении бычков и банок пива. Андрей не пил и не курил по понятным мёртвым причинам, но ради друга всегда держал дома всего про запас. Мало ли, в какой момент Держателю приспичит заехать на поныть. — Так Симочка, радость моя, — вышел улыбающийся Андрей, подходя ближе и крепко обнимая друга, — выглядеть нужно хорошо даже если ты мёртв. Покачав головой, Серафим улыбнулся и с шипением открыл банку, делая первый глоток. — Затворник, чё не на работе? — отставив банку, он закинул ноги на столик, наконец расслабляясь. Вдали от дел он чувствовал себя явно свободнее. — Так я ночью пойду, — подрабатывающий просто для души барменом Андрей пожал плечами. Серафим однажды спросил, как же он узнаёт, хорош ли на вкус коктейль, если не может его выпить, на что получил достаточно однозначный ответ: — Даю гостям. Если не начинает блевать, плеваться и кривиться сильнее положенного, значит нормально. А если ещё и не умирает в конце, значит можно выпускать в меню. После этого о деталях его работы Серафим благоразумно не спрашивал. Зато расспрашивал о делах вампирских. Во-первых ему, как человеку, всегда были любопытны малейшие детали о жизни нечисти. Например, как же они занимаются сексом, если они уже мертвы? Крови нет, значит и член не может стоять, разве нет? В ответ на этот вопрос Андрей лишь закатил глаза и саданул ножиком по руке, показывая, как из получившегося пореза вытекает алая, сильно темнее человеческой кровь. А когда Серафим спросил, куда девается выпитая кровь из организма, то получил такой уничижающий взгляд, что желание интересоваться вампирской физиологией в таких мелочах отпало напрочь. Но во-вторых Серафим интересовался делами мёртвых членов общества из-за своего бремени Держателя. Нет способа лучше узнать о недовольствах массы, не общаясь с этой самой массой. А Андрей, работающий в баре, был наслышан об обстановке лучше любого шпиона. — Так вот, и вижу я, что девка совсем уж плывёт, — взахлёб рассказывал Андрей, потягивая кровь из стакана, когда телефон Серафима разразился трелью будильника. Выключив его, он с тяжелым вздохом потянулся к сумке, извлекая из внешнего кармана складной ножик. С нечитаемым взглядом Андрей наблюдал, как друг закатывает рукава, обнажая предплечья. Всё было усеяно белыми шрамами вперемешку с ещё незажившими или совсем свежими порезами, и сейчас Серафим искал на руке свободное место, чтобы сделать новый. Найдя свободное от свежих ран место, он без раздумий и эмоций занёс нож, оставляя глубокий порез, из которого сразу просочилась капля алой крови. — Всё ещё? — коротко спросил Андрей, наблюдая, как резко помрачневший Серафим убирает нож и опускает рукава обратно. — Также, как и все миллиарды разов до этого, — он залпом допил своё пиво, откидывая голову на спинку дивана. — Так может и хватит этим заниматься? На тебе места уже живого нет, — в очередной, тысячный раз завёл одну и ту же шарманку Андрей. Не желая вступать в спор, который повторялся по меньшей мере сотню раз, Серафим прикрыл глаза. Ему почти двадцать девять лет, а соулмейта он всё ещё не нашёл. И даже ниточка у него появилась лишь один раз двадцать семь лет назад, когда маленький Серафим разбил коленки и от его капли крови вдруг протянулась алая блестящая нить куда-то далеко, гораздо дальше, чем он мог разглядеть. Тогда отец запретил ему идти за ней, аргументируя всё нежным возрастом, поэтому всё, что оставалось Серафиму — рассматривать её, мечтая однажды дойти по ней до своего соулмейта и крепко обнять, прижимая к себе. Почему-то он не сомневался, что его соулмейт парень. Или был парнем. Потому что с того момента ниточка не протянулась больше ни разу. Со временем, в районе двадцати лет, Серафим завёл привычку каждый час в разное время делать порезы, чтобы не упустить ни в коем случае момент, когда и его слишком аккуратный соулмейт пустит себе кровь. Но время шло, на руках не было живого места от бесконечных шрамов, наслоенных друг на друга, а ниточки больше не было ни разу. А время тем временем не щадило, и Серафим понимал, что ему осталось чуть больше года, потому что вряд ли он за этот год внезапно встретит своего суженного. Он не один раз представлял себе своего соулмейта. Точно также, как он придумывал истории для случайных прохожих и чужих окон, Серафим придумывал историю и себе. Почему-то он знал, что его соулмейт — парень. Оно и к лучшему, детей Серафим любил только издалека. Проблема была только с тем, что нужен наследник для Держателей. Но, почитав старые документы, Серафим понял, что ребёнок не обязательно должен быть их крови. Поэтому он уже присмотрелся к сыну одного из Хранителей. Тот знает обо всём, ему не привыкать к вампирам. Да и судя по его родителям у парнишки все шансы вырасти адекватным человеком. Поэтому, вместе с его отцом, Серафим потихоньку готовил парня к должности Держателя. Но умирать не хотелось. Просто не хотелось внезапно упасть замертво только потому, что его соулмейт всю жизнь был аккуратным. Было страшно не существовать. Когда вокруг даже не пустота, вокруг ничерта нет. Поэтому он не оставлял попыток даже сейчас, когда впору бы было отчаяться и забросить это гиблое дело. Но Серафим как никто знал про то, что даже самые гиблые дела и «висяки» порой решаются неожиданным образом. Поэтому продолжал резать руки, лишь бы не упустить ниточку. — Ну ты и дебилоид походу, — вынес вердикт Андрей, устало падая рядом и поддерживающим жестом ударяя коленом о его колено. — Ну спасибо, братан, — шутливо кивнул Серафим, улыбаясь грустно. — Слушай, а если мой соулмейт вампир? Поймав на себе ошарашенный взгляд друга, ему показалось на секунду, что он копнул в нужном направлении. — Нет, ты не походу дебилоид. Ты определённо точно он, — кивнул Андрей сам себе, шутливо трогая его лоб на температуру. Как будто он был в состоянии почувствовать что-то теплее камня. — Сима, ты не в курсе, что у нечисти не может быть соулмейта? А знаешь, почему? Покачав головой, Серафим с любопытством посмотрел на друга. — Потому что у нас нет души, — как-то грустно пожал плечами Андрей. Об этом он, если честно, не задумывался. — У тебя, вроде, есть, — упрямо покачал головой Серафим, не желая отпускать хоть какой-то вариант. — А вдруг тогда, в детстве, у меня появилась ниточка только потому, что его обратили в тот момент? Просто найти всех вампиров, которых обратили двадцать… — Хорош, — оборвал его Андрей, — ты только сам себя травишь, Сим. А то, что я к тебе хорошо отношусь, не значит, что у меня есть душа. Развернувшись на пятках, он вышел из гостиной, оставляя Серафима в каком-то трагичном молчании. И, проводив друга на работу, он сидел, уперевшись лбом в руль и переваривая всё услышанное. Что вообще такое — душа? То, что выходит из тела человека при смерти? А вампиры почему не имеют души? Они же по сути оживают, разве что с другой кровью и привычками. И почему обязательно его соулмейт не может быть вампиром — почти не глядя разрезая предплечье, спрашивал сам у себя Серафим. Это было бы иронично — Держатель и вампир. Если бы Фёдор однажды не был ранен в тот момент, как истекал сам Серафим, был бы ещё более смешной вариант — Держатель и Верховный. Почти как царь и царица. Да вот только всё это было бессмысленно, понимал лёжа в кровати Серафим. Догадками он действительно только травит душу сам себе. Матушка всегда говорила, что утро вечера мудренее, значит пришло время к ней прислушаться. А ночью почему-то снились только испуганные карие глаза и кудри.