связанные нитью крови

На утро Серафим обещал себе в сотый раз, что больше не выпьет ни капли алкоголя. Голова напоминала церковный колокол, которого так боялись его клыкастые друзья, — любое движение или луч света вызывали гудение, заставляя морщиться. В обнимку с двухлитровкой воды он сидел за столом, пытаясь вчитаться в переданные Фёдором документы, но буквы весело скакали перед глазами, вызывая только тошноту. Ему бы спать до самого вечера, но работа упорно напоминала о себе смсками и звонками. Пришлось вылезать из-под одеяла и ползти сюда. Но всё равно он не жалел о прошедшем вечере. Запомнил он его, конечно, смутно. Обрывками помнит, как пытался не дать Глебу залезть на барную стойку, как сам пытался попробовать кровь и как умирал со смеху, наблюдая, как Глеб отплевывается от некогда любимого джин-тоника. Даже сейчас, несмотря на болючие последствия, он вспоминал обо всём с улыбкой. Разумеется, теперь ближайшее время он не избавится от подколов со стороны Андрея, но оно того явно стоило. Теперь Серафим даже жалел, что ему остался всего год. Глеб казался чудесным другом, которого ему сильно не хватало. Сильно принципиальный Андрей, отказывающийся от чрезмерного количества крови и сигарет, конечно, был незаменим, и Серафим очень его любил. Но как же ему не хватало этого расслабления под действием спирта и не напряжённой беседы, когда смешит любое слово, а щёки начинает сводить от постоянной улыбки. И, как бы он не Божился, что больше ни капли спирта в рот, понимал, что стоит Глебу предложить — он как миленький купит себе бутылку и пойдёт, куда бы Глеб не позвал. Он чувствовал, что с ним что-то происходит, да и сны стали куда подробнее. Серафим чувствовал, что подбирается к парню из сна всё ближе. Он даже знал, что во сне смог рассмотреть лицо незнакомца, но, как назло, на утро забыл все детали, помнил только ощущение тепла в груди. Очнувшись от стука в дверь, он понял, что уже несколько минут сидит, немигающим взглядом уставившись в бумаги и глупо улыбаясь. Вздрогнув, Серафим сделал большой глоток воды и крикнул: — Войдите. Дверь открылась и, пригибая голову, в кабинет зашёл Фёдор, с нескрываемым удивлением рассматривая явно помятый вид Держателя. — Здравствуй, Сима, — протянул он, пожимая руку. — Выглядишь паршиво, честно говоря. Сконфуженно пожав плечами, Серафим отвёл взгляд, пальцами перебирая стопку листов. — Алкоголь, знаете ли, дело страшное, — он улыбнулся кривовато и взглянул во внимательные глаза Верховного. — Ты и похмелье? — хмыкнул Фёдор. — Ты ж всегда держал грань, вроде бы? Серафим чувствовал, будто его мама отчитывает за первую пьянку с друзьями — тот же жгучий стыд, охвативший с пяток до макушки. Кажется, он даже покраснел. — Неделя тяжёлая была, — неопределённо махнул рукой Серафим. — Я посмотрел документы, думаю, что открывать безпропускной доступ между нашими с Всеволодом областями будет… опрометчиво. У них невероятная статистика по убийствам вампирами людей, я опасаюсь. Он попытался перевести тему с собственной попойки и уйти мыслями от Глеба и той истории, в которую они все вляпались, но одно лишь упоминание об убийствах вернуло его в ту же колею. Всеволод, так звали Верховного вампира соседней области, отличался особым потакательством своим собратьям по мёртвости, поэтому полиции их города было тяжело раскрывать и доказывать все совершаемые убийства. Разумеется, на территории их города все преступления будут наказываться по всей строгости, но отпускать туда людей просто так? Для Серафима это казалось равносильным отправить их сразу на тот свет. Но Фёдор не обманулся его попыткой перевести тему, это читалось по его едва заметной хитрой улыбке, что он попытался спрятать за бородой. Но всё-таки по старой дружбе принял его условия. — Да, я тоже сомневался по поводу этого пункта, — он задумчиво кивнул своим мыслям. — При всём уважении, Сева никогда не отличался любовью к людям. На нашу территорию их пускать ещё можно, наша полиция работает безотказно… Серафим едва заметно вздрогнул, думая о Саше, который сейчас как раз должен заканчивать экспертизу. — Но отпускать наших людей туда… — Фёдор покачал головой, безмолвно высказывая всё, что думает по этому поводу. — Нужно продумать стратегию их защиты, и только потом обсуждать открытие границ, — сделав глоток воды, задумчиво сказал Серафим. Несмотря на то, что их страна была огромной, во всех областях, где был заключён мир между вампирами и людьми, были установлены границы. В большинстве своём можно было путешествовать почти беспрепятственно — лишь пройти короткое собеседование на досмотре. Но вот в тех областях, где Держатели и Верховные ответственно относились к безопасности всех членов области, система была не в пример строже. Пересечь границу в любую сторону было невозможно без пропуска или специальной карточки, позволяющей проезжать по всем областям России беспрепятственно. Такие были только у полицейских от подполковника или приближённого к Держателю или Верховному круга лиц. Они были и у Серафима с Фёдором, но те были слишком привязаны к своему городу, чтобы куда-то уезжать. Лишь год назад Серафима вызвали в столицу, чтобы обсудить успехи его следователей и чрезвычайно низкую преступность, в сравнении-то с другими областями. Но, не считая этого, за пределы области он не выезжал ни разу. Да и зачем, если своих проблем хватает? — Я поручу своим ребятам подумать над этой задачкой, — кивнул Фёдор, не сводя с Серафима внимательного взгляда. — Я тоже подумаю на досуге, — как-то стушевался Серафим, не в силах отделаться от ощущения, что он на допросе у родителей, пьяный. Но Фёдор лишь хмыкнул как-то беззлобно и встал. — Найдётся твой соулмейт, Сима, — Серафим вскинул глаза, не понимая, как он понял причину его тоски. — У тебя всё на лице написано, всегда было. По судьбе у тебя написано не умирать молодым, не переживай. И, махнув на прощание и улыбнувшись по-отечески, Фёдор неслышно покинул кабинет, закрывая за собой дверь. Откинувшись на спинку кресла, Серафим попытался прогнать шок. Всё-таки, когда общаешься с Верховным вампиром, чьей способностью было видеть будущее, стоило прекращать удивляться таким моментам. Внезапно его прошиб интерес, какая же способность у Глеба. У Андрея всё было понятно — он чутко чувствовал эмоции окружающих, и в том числе поэтому он так быстро поверил в невиновность Глеба и так хорошо понимал, что у Серафима на душе. Саша умел невероятно быстро перемещаться, буквально за секунду испаряясь с места. Это было удобно, когда работаешь в полиции — вампир пытается сбежать, а ты раз, и опередил его. А вот при первом взгляде на Глеба было сложно понять, какая способность была у него. Вспоминая вчерашний вечер, про себя Серафим шутил — очень быстро пьянеть и становиться ебанутым. И снова его мысли уплывали к парню из сна, который постоянно ему смутно кого-то напоминал. Кто он? Почему появился в его снах именно неделю назад, почему не раньше? Был ли он его соулмейтом, или судьба пыталась его предупредить об опасности? Но, учитывая то тепло в груди, стоило ему лишь завидеть во сне знакомый силуэт, в глубине души Серафим знал — это действительно его сверхосторожный соулмейт, который за двадцать семь лет не позволил себе пролить ни капли крови. И теперь он каждый час резал руку с неугасающей надеждой, которая в следующую же секунду сменялась разочарованием, которое теперь ощущалось в несколько раз сильнее. У Серафима было чувство, что он в шаге от своего соулмейта, и оттого видеть никуда не стремящиеся капли крови было в несколько раз обиднее. Телефон на столе разразился трелью звонка, и Серафим вздрогнул, резко выныривая из своих мыслей. — Да? — допил воду Серафим, ставя её на стол. — Сима, привет, — судя по голосу, Саша улыбался. А на заднем фоне почему-то звучал смутно знакомый голос. — Привет, Саш, — невольно улыбнулся Серафим, заражаясь настроением знакомого. — Сима-а, помогай, — раздался смех с другого конца телефона, и он с удивлением узнал в нём Андрея. — Андрюх? Ты че там делаешь? — Андрей решил, что сможет как-то помочь мне, — засмеялся Саша, — а теперь ноет от скуки. Серафим промолчал, про себя удивляясь такому поведению обычно нелюдимого друга. То есть он, конечно, всегда был лучезарным и общительным, но чтобы по своей воле остаться наедине с кем-то малознакомым? Это было невероятно непохоже на Андрея, но слышать его смех Серафиму было приятно. — Ты по поводу экспертизы? — перешёл к делу Серафим, отмахиваясь от мыслей о странном поведении Андрея. — Ага, — резко посерьезнел Саша. — Выявили три подозреваемых, чьи ДНК смутно похожи на волосы, которые Юра и Глеб нашли в руке первой жертвы. Я пробил их, и скину тебе сейчас адреса. Возьми пацанов и сходите, осмотритесь. — А почему не ты? — задал резонный вопрос Серафим. — Или не Андрей? Он же чувствует эмоции, сразу сможет считать страх убийцы. — Вот именно, я заявлюсь в форме или со своими подозрительно чёткими вопросами, и спугну убийцу, — если честно, Серафим даже не подумал об этом. — Нужны максимально непримечательные люди. Седовласка и кудряшка отлично сойдут на эту роль, а ты проконтролируешь, чтобы они не спизданули ничего лишнего. С каким-то умилением Серафим заметил, что Саша подцепил эти обращения от Андрея. — Ну заебись, поспал, — проворчал он всё-таки ради вида, в глубине души искренне радуясь за друзей. — Не бухти, Сима, — засмеялся на прощание Андрей, и звонок оборвался. Задумчиво глядя на экран телефона, Серафим приводил мысли в порядок. Нужно написать Юре и Глебу и вкратце рассказать им новости. А заодно расправиться с работой, чтобы к вечеру спокойно пойти и изображать обычного горожанина. Написав быстро парням сообщения, он отложил телефон и через силу погрузился в бесконечную бумажную волокиту. Оторваться от неё он смог только ближе к назначенным заранее семи часам, разблокировывая телефон и смотря ответы. Юра написал, что его девушка разбушевалась из-за того, что он бесконечно где-то пропадает, поэтому сегодня он дома. Усмехнувшись из-за того, что это было сильно похоже на «пацаны, меня мама не отпускает, я не выйду», Серафим открыл переписку с Глебом. Тот, на его облегчение и затаённую радость, ответил коротким согласием. Кинув взгляд на часы, Серафим понял, что у него осталось времени разве что доехать до места назначения. Быстро собравшись и накинув привычную, родную кожанку, он вышел из кабинета и почти бегом спустился по лестнице. В душе было какое-то воодушевление и странное, непривычное волнение, но Серафим от него отмахивался, не в состоянии дать ему объяснение. Только ехал быстрее обычного и нервно барабанил пальцами по рулю ровно до того момента, пока не заметил знакомую фигуру в облаке сигаретного дыма. Улыбнувшись против воли, он заглушил машину и бесшумно подошёл сзади, наблюдая, как сизый дым улетает в воздух. Осторожно положив руку ему на плечо, он хмыкнул: — Один здесь гуляешь? Глеб вздрогнул и резко развернулся, напряжённо глядя на него. Но когда испуг прошёл, и он узнал Серафима, то улыбнулся хитро, выбрасывая бычок. — Один, но не против компании. — Главное, чтобы не компании третьего трупа, — хмыкнул Серафим, пожимая протянутую руку. Заметив, как Глеб закатил глаза, он рассмеялся, чувствуя, как все тяжелые мысли, преследовавшие его весь день, медленно растворились вместе с дымом сигарет. Они неспешно направились в сторону района, где жил первый их подозреваемый, наслаждаясь каким-то уютным молчанием и довольно тёплым весенним днём. — Нам, кстати, нужна какая-то легенда, — вдруг вспомнил Серафим, поворачивая голову и рассматривая расслабленный профиль Глеба. Тот нахмурился, явно раздумывая над этим вопросом. — Можем сказать, что этот чел нам хочет сдать квартиру. Узнаем у бабок про район, заодно ненароком позадаём вопросы о том, где он был последнее время. Хмыкнув удивлённо, Серафим одобрительно пихнул его в плечо. — Оказывается, у тебя голова-то работает, — Глеб посмотрел на него возмущённо, но не смог сдержать улыбки. — Пиздец ты мнения обо мне, — он якобы расстроенно покачал головой, но улыбка выдавала его настоящее настроение, заражая этим и Серафима. Завидев нужный им дом, Серафим сверился с данными, присланными Сашей, и, кивнув Глебу, подошёл к бабушкам. Те сидели рядком на лавочке, напоминая попугаев на жёрдочке, и с довольно добродушными улыбками рассматривали парней. Глеб сегодня был не такой бледный, как обычно, поэтому на вампира не очень-то и походил. И только при взгляде на бабушек, Серафим это понял, с удивлением косясь на друга. — Здравствуйте, — поздоровался он, натягивая одну из своих милейших улыбок. И, естественно, это безотказно подействовало на старых женщин, расплывшихся в улыбке. — Здравствуйте, здравствуйте, — закивала самая добродушная из них. — Какими же судьбами такие молодые парни в нашем спокойном районе? — Да вот, — улыбнулся невесомо Глеб, разговаривая на удивление тёплым голосом, без привычной уже отчуждённости, — с другом квартиру снимать собрались. Решили заодно район посмотреть, да с будущими соседями пообщаться. Серафим оборвал себя на том, что невольно заслушивается низким, успокаивающим тембром, и едва заметно потряс головой. — Ох ты ж, а у кого ж вы снимать будете? — охнула самая старенькая из бабушек. — Да вот, у Виктора с третьего этажа, — сам того не замечая, Серафим подстроился под манеру речи Глеба. Глеб, видимо, тоже это понял, потому что кинул на него быстрый, лукавый взгляд. — Так Виктор же уехал две недели назад, к матери, — улыбнулась первая бабулька, — он вам не сказал разве? Быстро зачеркнув в своей голове Виктора в списке подозреваемых, Серафим улыбнулся. — Сказал, мы просто решили заранее район осмотреть, — он незаметно сжал руку Глеба за спиной. — Ладно, уважаемые, мы пойдём, походим здесь, осмотримся. Доброго здравьица! — И вам не хворать, храни вас Господь, — пожелали им вслед чуть ли не хором. Серафим хмыкнул от того, как поморщился Глеб. Но про себя заметил, что ещё недавно он хмурился и кривился гораздо сильнее, если люди вокруг него начинали божиться. Не придав этому особого значения, он повёл их в сторону другого дома, где жил Алексей, их следующий подозреваемый. За два часа они обошли все четыре дома, и у каждого оказалось алиби — один переехал ещё месяц назад, другой работает безвылазно, третий так вообще из дома не показывается второй год. Уставшие от обилия социального взаимодействия, они плелись в сторону гаражей, обсуждая вполголоса этот вечер: — Я ебал, какого хера у всех алиби-то есть, — ворчал Глеб, пиная первый попавшийся камень. — Только время зря потратили. — Ага, — кивнул Серафим, — ещё и расскажи блять каждой бабке, нахуя мы тут трёмся вообще. Внутри него клокотало раздражение из-за физической усталости, но ворчал он больше для поддержки Глеба, которого совсем уж измотали вечные упоминания Бога. Но, на самом деле, вечер для Серафима прошёл довольно спокойно. Плечом к плечу с Глебом они как-то ловко выкручивались из тех ситуаций, в которых один Серафим бы явно посыпался, выдавая себя. Было, конечно, неловко, когда они проверяли последнего подозреваемого. — Так мы квартиру снять у Сергея хотим, — улыбнулся уже более вымученно Глеб, подбочениваясь. — Так он же ж квартиру сдаёт только паре, голубчики, — улыбнулась растерянно очередная бабуля, переглядываясь с подружками. Откуда столько бабушек вообще? — Ну-у, — протянул Серафим, на ходу пытаясь придумать выход, — мы просто не очень любим напролом заявлять об отношениях, вот и получилось так. Он демонстративно взял Глеба за руку, пытаясь игнорировать умилённые взгляды старушек. Знали бы они, что у этого Глеба клыки и по вечерам вместо пива он пьёт кровь, упали бы в обморок и залили обоих святой водой. А так ничего, покивали и пожелали удачи. Но теперь Серафим крутил это воспоминание в голове и почему-то жалел, что просто взял его за руку. Нет бы, не знаю, за талию приобнять, или ещё чего, так выбрал самый простой способ. На этом моменте он обычно себя одёргивал, не понимая, откуда такие мысли. Видимо, устал всё-таки за сегодня. — Ты как насчёт выпить? — спросил Глеб, прерывая усталое молчание и испытующе глядя на него. Подумав, Серафим сморщился. — Не хочу в клуб, ну его нахуй, — одна мысль о шумном месте с кучей людей и вампиров, где музыка бьёт из колонок прямо по мозгам, вселяла ужас. — Пошли ко мне? Только надо будет в магаз зайти, у меня алкоголя уже двадцать семь лет не водится, — Глеб улыбнулся, явно не горя желанием оставаться один. И Серафим почему-то не чувствовал в себе силы для отказа, поэтому кивнул болванчиком, разглядывая счастливую, довольную улыбку Глеба. — Я знал, что ты меня не бросишь, — он обнял его крепко, прижимаясь щекой к плечу, и, отстранившись, потянул в сторону ближайшего магазина. — Тут до меня минуты три пешком, так что заебись. И, если хочешь, оставайся на ночь, чтобы пьяным не ехать. Даже не пытаясь переварить поток слов, которые выпаливал Глеб, Серафим пытался справиться с учащённым сердцебиением. Из-за своей, по сути, мёртвости, Глеб был прохладным, но не ледяным, как тот же Андрей. Поэтому, разгорячённым ходьбой и уставшим после тяжелого дня, обнимать его было приятно, а вот отпускать из объятий казалось строжайшим преступлением. Но Серафим почти бездумно зашёл в магазин, и они с Глебом разошлись — тот пошёл набрать себе крови, а сам Серафим взял себе бутылку любимого джина, подходя к кассе. Оплатив, он вышел на улицу, закуривая. В голове была почти что блаженная пустота, и лишь на душе закралась какая-то тоска, появившаяся сразу, как он выпустил сначала руку Глеба, а потом и его самого из объятий. Чувство было странным, слишком непривычным, поэтому хотелось скорее выпить и заглушить его смехом и разговорами. Довольный Глеб вышел из магазина и почти потащил его к своему дому. Серафим не особо следил, куда они шли. Возможно, опрометчиво, потому что Глеб всё ещё мог оказаться убийцей, но об этом не думалось. Слишком уж сильно, необъяснимо сильно он ему доверял. Поэтому и в квартиру заходил спокойно, с любопытством разглядывая небольшую однушку. Было видно, что времени здесь проводят немного — где-то скопилась пыль, а ремонт явно давно не делали, но в жёлтом, слабом свете люстры всё было каким-то уютным и домашним. Серафим расположился за столом, доставая стаканы и разливая напитки — себе джин, опрометчиво чистый и на голодный желудок, а Глебу — кровь из купленной бутылки. Чокнувшись, они сделали по большому глотку, и очень скоро Серафим понял, что пить на голодный желудок — пиздец. Тело ощущалось ватным, а мысли текли лениво, не сдерживаемые семью замками. Диалог шёл вполголоса и вполсилы, потому что сидящий напротив Глеб тоже явно плыл — взгляд был не такой цепкий, как обычно, да и непривычная лёгкая улыбка всё чаще задерживалась на тонких губах. А Серафим почему-то задерживал на них ещё и свой взгляд. Переместившись в спальню с большим окном, они сидели на подоконнике бок о бок и курили, обсуждая что-то абсолютно незначащее, то про жизнь вампиров рядом с людьми, то лениво спорили насчёт возможности их равенства. Но мозг Серафима, разжиженный алкоголем, внезапно напомнил ему про свои же мысли сегодня утром. — Глеб, — позвал он его, поворачивая голову и оглядывая чёткий профиль друга, — а какая у тебя способность? Он рассматривал кудрявые волосы, которые ему невыносимо что-то напоминали, но мозг явно нехотя напрягался, пытаясь вспомнить, что. Почему-то казалось, что ответ на поверхности, но Серафим никак не мог его найти. — Я в темноте хорошо вижу, — протянул Глеб, поворачивая голову и сталкиваясь своими невозможными тёмными глазами с его взглядом. В попытке не утонуть, Серафим вскинул брови. — Прям в полной? — И прям вижу, да, — усмехнулся Глеб, нечитаемым взглядом скользя по его лицу. Серафим не скрывал своего любопытства, подкрепляемого алкоголем: — А покажи? Закатив глаза, Глеб улыбнулся и спрыгнул с подоконника, помогая слезть немного шатающемуся Серафиму, и задёрнул шторы, не позволяя ни лучику лунного света проникнуть в комнату. Кинув хитрый взгляд на Серафима, он подошёл к выключателю и щёлкнул им, погружая квартиру в кромешную тьму. Серафим моргнул и наугад вытянул руки, понимая, что не видит даже собственных пальцев. — Сейчас ты вытянул руки, — в тишине и темноте голос Глеба казался ниже и почему-то завораживающе. Серафим вслепую повернул голову куда-то в сторону, на звук. — А сейчас повернул голову влево. Только я чуть правее, Сим, — ему кажется, или голос Глеба заполняет собой всю комнату, а заодно и всю голову? Решив проверить друга, Серафим улыбнулся и показал в его сторону средний палец. — Сам иди нахуй, — хрипло рассмеялся Глеб откуда-то левее и явно ближе, чем раньше. Понемногу глаза Серафима привыкли к темноте, и он смог разглядеть чужие кудри и даже блеск карих глаз. И его пьяный мозг осенило. Каждую ночь он видит именно эти кудри и глаза, но каждый раз просыпается и всё забывает. Именно поэтому ему всё время кажется, что он уже видел этого парня. Потому что этот парень сейчас стоит напротив. Алкоголь делал сегодня с Серафимом странные вещи. Он не раз напивался до такого состояния и даже хуже. Пил и в одиночку, и в компании, и наедине с кем-то. Но никогда спирт не вызывал в нём такого сильного желания кого-то поцеловать. Не чтобы заглушить одиночество, убрать неловкое молчание или закономерно завершить вечер. А чтобы… просто поцеловать. Почувствовать вкус и прохладу чужих губ, обнять наконец и прижать к себе так, как хотелось каждую ёбаную ночь. Но алкоголь не просто вызывал в нём желание. Он отключал Серафиму чувство страха или неловкости напрочь. Поэтому он почти наугад шагнул в объятия темноты и, вытянув руку, за талию прижал к себе замершего Глеба. — Спиши это всё на ебучий джин, — шепнул Серафим, вглядываясь в темноту глаз напротив. — Ты слишком сильно ищешь оправдания для вусмерть пьяного, — в тон ему ответил Глеб, едва заметно улыбаясь. Хмыкнув, Серафим чуть склонил голову и прижался наконец к губам, прихватывая нижнюю и оттягивая, наслаждаясь остужающей голову прохладой. Глеб в его руках вздрогнул, но в следующую секунду обвил руками шею, не давая даже шанса отстраниться и начать задавать явно лишние вопросы. Холодные пальцы приятно скользили по шее и загривку, возвращая связь с реальностью и не давая улететь куда-то за край, куда так тянула мягкость губ и юркий язык, огладивший ряд зубов и вступивший в борьбу за первенство с его. Но, как бы пьян Серафим не был, он не был намерен отступать даже перед вампиром вдвое старше его, напирая и сжимая пальцами талию, понемногу задирая огромную футболку, оголяя бледную кожу. Внезапно он оцарапал язык обо что-то острое и отстранился, удивлённо моргая. И в следующую секунду увидел блеск проступивших клыков, видневшихся сквозь приоткрытые, припухшие от поцелуев губы. — А вампир может убить сам себя с помощью клыков? — неуёмное любопытство не оставляло Серафима даже в такой момент. — Ой, бля-я-ять, — выдохнул Глеб, упираясь лбом в его ключицы и выдыхая. — Я связался с ебанутым. Это эффект от крови и возбуждения. Я могу их постараться спрятать, но… — Не надо, — перебил заворожённый Серафим, за подбородок осторожно поднимая его голову. — Только не убей меня случайно. Глеб хмыкнул, опаляя его губы горячим (горячим?) воздухом. — Тебя — ни за что. Не позволю стать своей первой жертвой именно тебе, — он прижался осторожно к его губам, спускаясь поцелуями по линии челюсти к шее. — А просто первым? — алкоголь творил с ним странные вещи, иначе Серафим не может объяснить это возбуждение от одной мысли, что одно неловкое движение, и ему спокойно перекусят сонную артерию. — А с этим ты опоздал, — выдохнул Глеб, целуя мягко возле кадыка и царапая кожу клыками, не позволяя себе прокусить. Серафим выдохнул недовольно и в отместку сжал пальцы на бёдрах, грозясь оставить синяки. От этого Глеб обронил тихий, протяжный стон куда-то в его ключицы, прикусывая осторожно, не до крови. Промычав что-то одобрительное от слабой боли, Серафим задрал его футболку, кончиками пальцев касаясь прохладной кожи, скользя по ней и чувствуя разбегающиеся по ней мурашки. Это было неожиданно. Он касался кожи Андрея, и тот всегда на ощупь напоминал кусок льда, которого без особой боли было сложно долго касаться. Глеб же был приятно, успокивающе прохладным, помогая не сгореть в эту же секунду одним своим присутствием. Поэтому Серафим с удовольствием провёл пальцами вдоль по линии позвоночника, задирая футболку к чертям. Оторвавшись от его шеи, которая была расписана красными, яркими следами, Глеб стянул её и отбросил прочь, помогая расправиться с верхом и Серафиму. Прижавшись ближе, он толкнул его на кровать, седлая бёдра и целуя, прикусывая осторожно губы, пытаясь не разорвать кожу до крови. Серафим выдохнул слабый стон, чувствуя, как трясутся от возбуждения руки. Он бы в жизни не подумал, что лишь наличие клыков может вызвать такой всплеск адреналина. Одна мысль о том, что одним укусом ему спокойно могут прокусить случайно кожу, будоражила. Опустив ладони на чужие бёдра, он сжал их, надеясь оставить на память синяки, следы, чтобы ещё долго что-то напоминало об этой ночи на двоих, и через силу оторвался от мягких губ, скользя контрастно-нежными поцелуями по щеке, цепляя зубами мочку уха и оттягивая на себя. От такого Глеб обронил протяжный, громкий стон, и руками сжал предплечья Серафима, прикрывая глаза и невольно подаваясь ближе к ласкам. Улыбнувшись нежно, Серафим попытался унять головокружение от возбуждения и выпитого алкоголя, залезая пальцами под плотные спортивки и стягивая их, открывая для касаний всё больше кожи. Отстранившись, Глеб заглянул ему прямо в глаза с нескрываемой хитринкой, улыбаясь. Было сложно не заметить, как Серафима начинало потряхивать, стоило ему провести клыками по его коже, надавливая. И в пьяной, убитой алкоголем кудрявой голове родилась идея. Поцеловав мягко в шею, он спустился ниже, пальцами скользя по тёплой, даже горячей коже. Серафим вздрогнул, чувствуя прохладные прикосновения, от которых разбегались мурашки и волосы вставали дыбом, и кинул расплывающийся взгляд вниз. Во тьме не было видно почти ничего, но пьяный, хитрый блеск глаз он видел даже отсюда. — И что ты задумал? — хрипло спросил Серафим, улыбаясь невольно. — Одну вещь для любителя экстрима, — протянул Глеб, помогая ему стянуть рваные на коленях джинсы и отбросить их в сторону, куда-то к футболкам и кожаной куртке. Нахмурившись, Серафим попробовал понять, заставить пьяный мозг предугадать действия вампира, но все мысли из головы выбило прикосновение прохладных пальцев к члену сквозь тонкую ткань боксёров. Застонав от контраста горячей кожи и прохладных рук, Серафим прикрыл глаза, сразу чувствуя, как от выпитого кружится голова. А Глеб, не мешкая, стянул с него последний элемент одежды и склонился, щекоча волосами обнажённую кожу и оставляя мягкий поцелуй внизу живота. Прищурившись, Серафим попытался разглядеть хоть что-то, но видел только силуэты. Впервые он задумался о том, насколько несправедлив с ним Глеб. Он-то видит в темноте всё, а Серафиму остаётся довольствоваться ощущениями и нечёткими, расплывчатыми силуэтами. Но это окупилось в ту же секунду, когда он почувствовал накрывшие его член мягкие губы и быстрые, короткие движения чужого, прохладного, блять, языка. Не сумев сдержать громкий, граничащий с криком стон, Серафим роняет голову на успевшие смяться простыни, думая, что попал в рай и ад одновременно. Ему не нужно было видеть глаза Глеба, чтобы прочитать в них самодовольную ухмылку, но сейчас это было не так важно. — Блять, ёбаный твой рот, — хрипло, низко застонал Серафим, жалея, что не может дотянуться, поцеловать или хотя бы сжать прохладную кожу. — Какой ты проницательный, — оторвался Глеб, не скрывая усмешки. — Сука, не останавливайся, — просяще протянул Серафим, думая, что если ещё раз он так прервётся, то может начинать беспокоиться за свою вечную жизнь. Хмыкнув, Глеб всё-таки решил не рисковать вечностью и взял глубже, пропуская в горло, осторожно касаясь самыми кончиками острых клыков нежной кожи, заставляя всего Серафима покрыться мурашками и ронять стоны почти непрерывно. В голове промелькнул интерес, могут ли вампиры кончать, а если и могут, то зачем, но он благоразумно решил оставить его на потом и проверить самостоятельно. Если сейчас Глеб прекратит, то он не может гарантировать, что не умрёт кто-то из них. Либо сердце Серафима остановится от перевозбуждения, либо он голыми руками задушит Глеба за то, что тот медлит. Будоражащее ощущение опасных, острых, как бритва, клыков в самом уязвимом месте заставило его дотянуться всё-таки до кудрявых волос, сначала пропуская их сквозь пальцы, а затем оттягивая, причиняя лёгкую, отрезвляющую боль. Глеб обронил стон, который вибрацией прошёлся сквозь всё тело, и Серафим зажмурился, отстраняя его, почти как котёнка оттягивая за волосы. В попытке отдышаться он откинул голову на простыни, опрометчиво открывая беззащитную шею, уже цветущую алыми следами. Спустя несколько мгновений он вновь почувствовал тяжесть тела на бёдрах и прохладную кожу, которая остужала, позволяла на немного прийти в себя и вернуться в реальность, в которой к его шее приникли, царапая и прикусывая мягкую кожу. — А если ты укусишь, — прерывисто дыша, оглаживая мягкую кожу ягодиц, спросил Серафим, — убьёшь? Глеб приподнял голову и заглянул ему в глаза, ухмыляясь. — Если захочу, не убью. Если захочу — найду, как укусить, чтобы ты умер. Или укушу и выпью тебя досуха, тогда точно умрёшь. Серафим закатил глаза от неуместного сарказма, не сдерживая улыбки. Уже давно мёртвый пиздюк специально выводил его из себя. Оставив без комментариев его фразу, он резким движением поменял их местами, прижимая за хрупкие запястья тело к кровати. — Не рыпайся лишний раз, — с тихой угрозой, приправленной слишком уж нежной для таких слов улыбкой, Серафим невесомо прижался губами к виску, поцелуями спускаясь к уже полюбившемуся уху, прикусывая. Глеб под ним вздрогнул, роняя пока тихий стон и пытаясь освободить руки, чтобы касаться в ответ. Серафим догадывался, знал, что на самом деле ему не стоит ничего вырваться, потому что вампиры были явно сильнее людей. А учитывая, сколько крови выпил Глеб, сейчас он спокойно пересилит даже более крупного и сильного Серафима. Но тот факт, что он поддавался, не пытаясь всерьёз ему помешать, заставил сердце в груди заходиться бешеным ритмом и чередовать грубые укусы и поцелуи на бледной коже с мягкими, нежными касаниями, как будто в извинение. Отпустив запястья, Серафим одним движением стянул чёрную ткань с бледных ног и внезапно замер. — Блять, — он заглянул в мутные из-за алкоголя и возбуждения тёмные глаза, — скажи, что у тебя где-то завалялась смазка. Глеб моргнул пару раз, приходя в себя, и нахмурился, пьяным взглядом ошаривая комнату. Внезапно его глаза загорелись, и он выскользнул из-под горячего тела и, судя по звукам, дотянулся до какой-то из полок шкафа. — Скажи спасибо прошлым жильцам, — почти на ухо шепнул Глеб, вкладывая в его руки бутылёк и целуя, позволяя уронить себя обратно на кровать. — Пошлю им цветы, — пообещал Серафим, слыша, как Глеб избавляется от давно сковывающих возбуждение боксёров. Услышав облегчённый выдох, он обхватил пальцами основание члена, с удивлением подмечая явную теплоту кожи. Глеб, потерянный в возбуждении и всё ещё бьющем по мозгам опьянении, не заметил отсутствия будоражащего контраста температур, цепляясь прохладными пальцами за предплечья и жмурясь, что-то хрипло бормоча. Хмыкнув, Серафим склонился над ним и прикусил привлекающие внимание острые ключицы, проводя плотным кольцом из пальцев по всей длине члена, срывая с припухших губ всё новые стоны, впитывая их и чувствуя, как кружится голова. Выдавив смазку себе на пальцы, он осторожно, едва касаясь провёл по сжатому колечку мышц, заглядывая в глаза, подёрнутые мутной пеленой возбуждения. Уловив едва заметный кивок, Серафим осторожно, как можно медленнее вставил палец, сцеловывая гримасу боли с бледного лица. Не торопясь, он добавил ещё один палец, прокручивая их внутри и внимательно, насколько позволяло опьянение, следя за эмоциями на чужом лице. Вставив глубже, он успел заметить резко расширившиеся зрачки и приоткрывшиеся в тихом стоне губы, улыбаясь едва заметно. — Хули лыбишься? — прохрипел Глеб, цепляясь пальцами за напряжённое предплечье и жмурясь, пытаясь податься бёдрами навстречу неспешно двигающимся пальцам. Едва заметно, но не для вампира, который прекрасно видел в темноте. — Красивый просто, — как на духу выпалил Серафим, гонимый алкоголем, возбуждением и теплом в груди, которое поселилось с момента поцелуя и с каждой минутой разгоралось всё ярче. Замерев, Глеб на секунду напрягся, но затем с силой притянул его за шею к себе, впиваясь поцелуем и прикусывая губу до капель крови и низкого стона. В отместку Серафим резко вставил третий палец, ловя долгий стон и сразу же, извиняясь, целуя нежно, оглаживая языком ряд зубов и цепляясь за острые клыки. Глеб пытался заставить его двигаться быстрее, прекратить эту долгую, мучительную для обоих подготовку, но Серафим был непреклонен, вжимая его всем телом в кровать, не давая лишний раз пошевелиться. — Блять, ну пожалуйста, — не выдержал он наконец, заламывая брови и умоляюще, слезящимися глазами ловя его расфокусированный взгляд. Хмыкнув довольно, Серафим вытер пальцы об кровать и коснулся губ быстро, дотягиваясь до смазки и выливая остатки на болящий от перевозбуждения член. Прижавшись головкой к раскрытому, сжимающемуся вокруг пустоты кольцу мышц, он, дразнясь, замер, вслушиваясь в едва слышные, нетерпеливые стоны. — Сука, да ты, блять, — на одном дыхании выпалил раздражённо Глеб, пытаясь насадиться, но его удерживали сжатые на бёдрах пальцы. — Ну Серафим, блять, ну… Он не дал ему закончить, входя резко, сразу наполовину, сквозь марево слыша громкий стон, больше походящий на всхлип. Склонившись, Серафим сжал пальцами прохладную кожу талии, в последний раз безмолвно спрашивая разрешение. — Пожалуйста, — протянул Глеб, и это окончательно уронило завесу сознания, позволяя наконец окунуться с головой в этот котёл возбуждения с привкусом джина и собственной крови. Вжав его плотнее в матрас, он с силой вошёл до конца, прикрывая глаза и пытаясь не потерять равновесие от резко ударившего в голову ощущения тесноты чужого тела, сжимающегося вокруг члена. Опьянение, которое, казалось, начало развеиваться, усилилось стократно, кружа голову и побуждая выйти почти полностью, до жалобного всхлипа снизу. Открыв глаза, он расплывающимся взглядом вгляделся в темноту, чтобы увидеть чужое жалобное выражение, которое даже не думал когда-то увидеть на вечно отстранённом, насмешливом лице. Согнувшись над распластанным под его весом и обессиленным от возбуждения телом, он поцеловал глубоко, безжалостно кусая губы и царапаясь об клыки, вбиваясь в расслабленное нутро, которое внутри было, блять, горячим. Его уже не заботило то, что вообще-то вампиры должны быть холодными, даже ледяными. Не заботило, что они не должны сами ощущать разницу температур. Серафим мечтал оглохнуть от его вскриков, которые он ловил прямо с губ, и думал, что если и умереть, то только сейчас, внутри податливого тела и с пустой от наслаждения головой. Он почувствовал, как слепо Глеб прижался губами к сгибу его шеи, царапая клыками, вызывая мурашки вдоль позвоночника и побуждая входить глубже, быстрее, подводя к грани их обоих. — Пожалуйста, можно?.. — срывающимся голосом спросил Глеб, явно плохо осознавая, что творит и о чём просит, но краем ещё работающего сознания Серафим понимал, о чём речь. — Давай, — шепнул он, понимая, что голос подведёт, и ускорился, зашипев от пронзившей плечо острой боли. Он никогда не думал, что может быть мазохистом, но стоило ему почувствовать впившиеся в плечо острые клыки, как сознание взорвалось от прошивающей всё тело смеси боли и удовольствия, заставляя сжать до синяков его талию и войти глубже, слыша сдавленный крик и чувствуя сжимающиеся вокруг члена мышцы. Пытаясь отдышаться, он уронил голову на хрупкое плечо, краем сознания подмечая, что оно странно-тёплое. Не было сил даже дышать, только впитывать чужую дрожь и вслушиваться в слабые стоны и охрипший голос. Через невероятное усилие он заставил себя выйти, замечая, как от этого дёргается слишком чувствительный Глеб, падая рядом и сгребая в крепкие объятия, не думая о том, что вампирам спать не надо. И последнее, о чём он успел подумать, прежде чем темнота успела его забрать — вампиры всё-таки могут кончать, и белёсые пятна на их коже были тому подтверждением.