связанные нитью крови

— Ну, рассказывай, почему ты выглядишь хуже трупов в гараже седовласки? — поинтересовался Андрей, делая большой глоток алой жидкости из стакана и глядя на Серафима внимательным взглядом. Тот повёл плечами как-то неловко, вяло крутя в руках кружку с едва тёплым чаем. Алкоголя больше не хотелось, потому что он знал — стоит сделать хоть глоток, как воспоминания затопят с головой. — Мы с Глебом потрахались, — коротко ответил Серафим, не поднимая взгляда, — а потом он сказал, что всё это лучше забыть. Воцарилась тяжёлая тишина, и было почти слышно, как судорожно вертятся шестерёнки в умной голове Андрея. Но умная-то она до тех пор, пока дело не касается беспросветного пиздеца в жизни Серафима или, тем более, Глеба. — А почему тебя это так задевает? — осторожно спросил Андрей, садясь напротив. — Ты же всегда был тем человеком, который на утро выгонял партнеров и просил всё забыть, разве нет? Серафим поднял разбитый взгляд, понимая, что стоит ему сказать об этом вслух — дороги назад уже не будет. — Я влюбился, — просто так, незамысловато, будто и не кроется за этим невыносимая боль, — а ещё уверен, что он мой соулмейт. Едва сдерживаясь от того, чтобы не закатить глаза, Андрей сделал небольшой глоток из стакана. — Он не может быть твоим соулмейтом, Сима, — вкрадчиво, как маленькому ребёнку объяснял Андрей, — он вампир, и поэтому… — А вот тут я уже не уверен, — перебил Серафим, ловя удивлённый взгляд. — Он… ну, как бы тебе объяснить. То есть, он разумеется вампир, но всё-таки не до конца как будто. Не знаю, всё время ли так было, но сам факт. — Так, стоп, — потряс головой Андрей, пытаясь разобраться в потоке слов. — По порядку, будь добр. — Дай руку, — попросил Серафим. — Вот ты сейчас чувствуешь моё тепло? Андрей покачал головой. — И ты для меня ледяной, как сугроб. А он был едва прохладным, даже тёплым под конец. И сам ощущал моё тепло. — Галлюцинации от алкоголя? Или у него от передозировки кровью? — предположил Андрей. — Он выпил не так много и был явно не так пьян, как я. Да и я осознавал, что творю, не настолько напился. Андрей замолк, уставившись отсутствующим взглядом куда-то над его головой и явно анализируя услышанное. А Серафим сидел молча, сгорбившись и пытаясь запихнуть непрошенные воспоминания, вызванные ледяной кожей друга, на подкорку. Андрей был сравним с глыбой льда, а ночью Серафим касался едва прохладной кожи, не чувствуя никакого дискомфорта. А прижимался, входил грубо в тёплое, даже горячее тело, и ловил горячее дыхание на своих губах. И ночью обнимал тёплое тело, прижимал ближе, не замерзая от одного прикосновения. — Я даже не знаю, что и сказать, — наконец ответил Андрей, пожимая как-то неловко плечами. — А ты слышал когда-нибудь о таком? — с какой-то странной, непонятной надеждой в голосе спросил Серафим. Ему бы только узнать причины, понять, что это было. —Я — нет. Но могу спросить у Феди, он мог слышать о таком за столько-то лет. Кивнув, теряя интерес к этой теме, Серафим устало опёрся лбом о подставленную руку. Все эти события отнимали бесконечное количество сил. Сначала это почти бессмысленное расследование, которое всё равно не давало никаких результатов, только время занимало, а теперь ещё и вся история с Глебом, от которой было больно внутри и хотелось только лежать и смотреть в потолок безучастно. Закуривая на балконе, Серафим смотрел вниз, на холодный серый асфальт, мечтая решиться перелезть через перила и полететь в его объятия. Годом больше, годом меньше — какая разница? Но стоило ему только подумать об этом, как на балкон ворвался перепуганный Андрей с бешеными глазами. — Ты чего? — недоумённо поинтересовался Серафим, вновь опираясь спиной на стену. — Ты, главное, не переживай, — чёрт, эти слова никогда не обещали ничего хорошего, — посмотри, что Саша написал. Серафим выкинул бычок и нехотя взял телефон из рук дрожащего Андрея, уже зная, что ничего хорошего там не увидит.

[Кот, 21:24]

Андрюш, по экспертизе убийцей оказался Глеб. Если мы не найдём в ближайшее время настоящего, придётся брать его. Предупреди Симу, пожалуйста. Целую.

— Кот? — с нервной улыбкой поинтересовался Серафим, пытаясь уложить в голове информацию. Нет, Глеб не может быть убийцей. Он не жестокий человек, да и кровь ему зачем? Он её покупает прекрасно. Да и не выглядит Глеб как человек, которому может доставлять удовольствие убийство человека. Из-за стресса, который мозг Серафима переваривал почти ежеминутно, вся его дедукция отключилась в секунду, заставляя его забыть и про то, что у них есть доказательства его невиновности и другие важные детали. Он просто мог молча сжимать телефон и судорожно думать, как им выкручиваться из этой ситуации. — Да… забей, — смутился Андрей. — Что будешь делать теперь? Даже несмотря на то, что Глеб его собственноручно отшил, Серафим не мог бросить его в беде. Не только потому, что это было против его принципов и здравого смысла, но и просто потому… Потому что ему бы было больно доживать этот год, зная, что человек, который заставил его сердце биться чаще, который смог разбудить в нём эти заледеневшие эмоции, мёртв. Он даже не заметил, что перестал называть его вампиром в своей голове. После того, как он чувствовал его тепло в своих руках, Серафим не мог воспринимать его вампиром. В глубине души, в обход здравого смысла, он чувствовал его человеком. И несмотря на все убеждения, верил и знал, что они соулмейты. Не мог не верить после своих снов и тех ощущений, что испытал. — Не знаю, — выдохнул Серафим наконец, возвращая телефон и поправляя куртку, — схожу к нему. Спрошу напрямую. — Давай только завтра уже? Сейчас он может быть в шоке и не сказать тебе ни слова, — нахмурился Андрей. — Так наоборот надо, в состоянии шока правду выбить? Разве нет? — Ну, зная Глеба, он скорее замкнётся в себе. Да и ты устал, Сим. Оставайся у меня сегодня, завтра съездишь к своей кровосисе, — улыбнулся Андрей, пытаясь приободрить друга. Но Серафим только махнул рукой и вернулся в квартиру, падая на диван и отворачиваясь от притихшего Андрея. Он не понимал, в какой момент его спокойная, размеренная жизнь стала такой. Серафим бы соврал, если бы сказал, что ему это не по нраву. Впервые за, кажется, всю свою жизнь, он чувствовал себя по-настоящему живым, погружённый в эти события с головой. Да и даже после случившегося, он не мог и не хотел относиться к Глебу плохо. Он видел его потерянные, убитые глаза в парке, когда они расходились. Видел, что стоило ему сказать хоть слово, и Глеб сорвался бы к нему, не раздумывая ни о чём. Но знал, что им нужно переварить все эмоции в одиночку, каждый сам с собой. И, конечно, помнил порой слишком трезвые глаза ночью. Помнил сбивчивый шёпот и срывающийся шёпот на ухо, помнил отчаянные поцелуи и жадные прикосновения. Они оба могли попробовать списать всё на алкоголь и кровь, но прекрасно знали, что были недостаточно пьяны. И оба спустя время помнили каждый момент, когда были вместе, так много эмоций испытали. И как после этого вообще можно искренне верить в виновность Глеба? Возможно, и Серафим это понимал, он совершает страшнейшую ошибку в своей жизни. Возможно Глеб действительно убил тех женщин, а Юру… нашёл способ, как обмануть. Но сердце, глупо бьющееся сердце и рвущаяся обратно в объятия душа не верили. Верили в то, что Глеб невиновен. И, засыпая, Серафим невольно обнимал подушку, вспоминая, как ещё несколько часов назад точно также прижимал к себе прохладное тело, целовал кудрявые волосы и, кажется, даже был счастлив. А утро вновь началось в одиночестве. Андрей написал, что поедет к Саше, обсудить дело. Но, судя по вчерашней приписке к сообщению и имени контакта, они будут не только обсуждать дело. Серафим был рад за друга, правда. Саша был хорошим вампиром, справедливым и способным защитить пусть и умного, но порой слишком уж легкомысленного Андрея. Просто душу подтачивала зависть. Зависть к тому, что у всех вокруг счастье есть, а Серафим снова в пролёте. Но он не позволил себе окунуться в эти эмоции с головой, надевая куртку и выходя из квартиры. Шёл он к дому Глеба со смешанными чувствами. Он боялся его увидеть, услышать от него, что он убийца. Но как же глупое сердце бешено билось, стоило только подумать о том, что сейчас они увидятся. Что он сможет лишний раз взглянуть в тёмные глаза и потонуть в них с головой. Но отвлёк его от этого болезненного предвкушения чей-то крик. — Ну что, кровосос, как дела? — донеслось до ушей. Нахмурившись, Серафим подошёл ближе, выглядывая из-за угла дома. К стене был прижат кто-то, вокруг столпились трое парней, явно не очень трезвых и очевидно агрессивных. Подойдя поближе, он с ужасом узнал в незнакомце, попавшем в ловушку, Глеба. Задавив в себе первое желание броситься на помощь, Серафим решил проследить за развитием ситуации. Если Глеб действительно убийца, то ему не составит труда убить всех троих и смыться. Поэтому он затаился в кустах, наблюдая. — Вам че надо, блять? — как-то устало, разбито спросил Глеб. — Да вот, спросить, не стремно ли тебе кровь человеческую пить, кудряшка? — с гнусной ухмылкой привалился к стене один из отморозков, приближаясь на опасное расстояние к лицу Глеба. Серафим замер, раздираемый противоречивыми эмоциями. С одной стороны, он боялся, что сейчас Глеб вцепится в чужую шею и убьёт парня. А с другой, ему хотелось самолично оттащить ублюдка и убить его, потому что тот был слишком близко. Он никогда не замечал за собой собственничества, но сейчас, глядя на эту картину, у него аж кулаки чесались от желания разбить лица парням. — Отойди, блять, ты воняешь, — отодвинулся как-то неловко Глеб, избегая взгляда глаза-в-глаза. — Ты че, ахуел? — вспылил парень и, занеся руку, со всей силы ударил кудрявого по лицу. Глеб сполз по стене, держась за разбитый нос, из которого фонтаном хлестала кровь, и застонал едва слышно. — Че, сука, разбитым носом вони не слышно? — присел перед ним на корточки парень. — А может нам тебя просто по кругу пустить, чтобы отвадить тебя от крови? Че думаете, паца… Но закончить предложение он не успел, потому что взбешённый Серафим буквально налетел на него, отправляя сильным ударом почти что в нокаут. — Взяли своего пидораса и съебали нахуй отсюда, — низким, угрожающим голосом сказал он, сверля перепуганных парней тяжёлым взглядом. Те, явно нехотя, подхватили слабо пищащего от боли парня и смылись, через несколько секунд пропадая из виду. А Серафим присел на колени перед зажавшим нос Глебом, осторожно отводя его руку в сторону. — Болит? — тихо, едва слышно спросил он, рассматривая истекающий кровью нос. Вроде не сломан. — Да нормально, — как-то слабо, удивлённо ответил Глеб, во все глаза глядя на напряжённого Серафима. — Зачем полез? У тебя же проблемы будут. Серафим закатил глаза, пытаясь вспомнить, как останавливать кровь из носу. — Похуй, — коротко бросил он, — скажи одно, только честно. Ты убийца? — Нет, — Глеб уже открыл рот, чтобы продолжить, но Серафим его перебил: — Тогда всё похуй. Надо… И вдруг он замер, пытаясь совладать с безумной идеей. Прищурившись, не отводя взгляда от недоумевающего лица Глеба, он достал из кармана складной ножик. И, под внимательным и напряжённым взглядом Глеба, резко саданул ножом по руке. А дальше Серафим помнил смутно, даже спустя время. Вытекшая по привычке капля потекла вниз, и, уже почти оторвавшись от руки, внезапно устремилась в другую сторону. Кровь, продолжающая тонкой струйкой вытекать из носа Глеба, резво потекла к капле Серафима, соединяясь вместе с ней в тонкую, блестящую алым нить. Не удержавшись на корточках, Серафим сел на землю, ошарашенно наблюдая за сковавшей их нитью крови. Всё-таки он был прав. Всё-таки парнем из сна был действительно Глеб. — Нет, нет, нет, — едва слышно, почти незаметно запричитал Глеб, пряча лицо за дрожащими пальцами, обрывая ниточку. — Эй, — немного напуганно подполз к нему Серафим, всё ещё не пришедший в себя. — Ты чего? Что случилось? — Блять, со мной что-то происходит, — застонал Глеб, отнимая руки от лица и испуганным, бегающим взглядом смотря в глаза Серафиму. — Я перестал видеть в темноте, у меня кровь, похожая на человеческую, я, сука, чувствую тепло! Что со мной, блять? — Ты и сам тёплый, — едва слышно сказал Серафим, обхватывая тонкое запястье и всей кожей ощущая приятное тепло. — Но всё будет хорошо, Глеб, разберёмся. И с расследованием этим разберёмся, не переживай. Блять, да мы соулмейтами оказались, всё теперь будет… — Мы не можем быть соулмейтами, Серафим, блять! — отдёрнул руку Глеб, не сводя испуганных, ничего не понимающих глаз с его лица. — Я ёбаный, блять, вампир, как ты не понимаешь? Он оскалился, явно ожидая почувствовать выступившие клыки, но ничего не произошло. Вообще ничего. Осознав это, Глеб замер. В его глазах, казалось, разрушилась вся жизнь, и он явно не понимал, что теперь делать дальше. Избегая взглядов и прикосновений, он вскочил с земли, случайно отпихивая Серафима на землю, и сбежал, скрываясь между домами. А Серафим молча, не проронив не звука, встал, оттряхнул штаны. Он не понимал, что чувствует. Он только что нашёл соулмейта, о котором мечтал всю сознательную жизнь. И только что этот соулмейт его оттолкнул. И стоило ему произнести это про себя, как сердце пронзила такая сильная боль, что Серафим осел обратно на землю, держась за грудь дрожащей рукой и чувствуя, как темнеет в глазах. Прерывистыми выдохами он попытался прийти в себя, но уши заложило, а перед глазами не было ничего, будто он резко ослеп. Он наощупь подполз к стене, держась за сердце, привалился спиной к кирпичному дому и невольно начал молиться. Умирать сейчас не хотелось. Да и потом не хотелось. Он же, блять, нашёл соулмейта, почему ему так плохо-то? Но через секунду его резко отпустило. В глазах прояснилось, звуки вновь начали доноситься сквозь пелену, а сердце резко перестало болеть. Поднявшись на дрожащих ногах, Серафим привалился к стене, тяжело дыша. Единственное, что в этом дне было хорошим — теперь он не умрёт в тридцать.