По выжженной пустоши

      Руки у куклы были смешные — фарфоровые палочки, которые нельзя было ни согнуть, ни поднять. Стоило поболтать куклой, как руки слабо трепыхнулись. Джия внимательно осмотрела их, подвигала в стороны и запрокинула голову, чтобы посмотреть на маму.       Её очертания и одежды текли в тёплом воздухе, позолочённом солнцем. Солнце светило через окно, и Джия всегда от него пряталась в тени за стеной. Руки у мамы были другие — тёплые, вполне себе гнущиеся и не белые, а такие, как светлый бульон. А вот у куклы белые, как у Джии. И сама Джия иногда задумывалась, почему она похожа на куклу, а все остальные какие-то не такие. Наверное, так надо. Кукла, пожалуй, её маленькая сестрёнка. Или дочка, Джия пока не решила. Раз у мамы с папой есть дочка, то и у Джии будет, раз они так похожи, обе белые. Надо только папу найти, и будет правильно. Но белого папы нигде не было, и Джие приходилось представлять, будто он как её собственный постоянно делает важные вещи.       — В домик, чтобы не заболеть, — пробормотала Джия, пряча куклу в маленьком деревянном дворце.       Она не знала, чем можно заболеть, если долго ходить на улице, но папа говорил, что всяким. Мол, опасно это, гулять под солнцем и вообще надолго выходить. А папу Джия слушалась. Потому что когда его кто-то не слушался, папа злился так, что пугались все, даже мама. А маму ведь очень жалко, тем более Джия порой сама боялась отца.       Отец порой учил её тому, что правильно. Твёрдо она с его подачи знала три вещи: она — Джия, ей два года и дома ей куда лучше, чем на улице. И всё это, конечно же, была правда.       Мама иногда спрашивала Джию, а знает ли она, сколько ей. И Джия вытягивала руку с двумя оттопыренными пальцами. Наверное, ей всегда будет два и Джия всегда будет показывать два пальца. Это было так просто, неизменно и так нравилось ей.       А ещё Джие нравилось, когда темно. Поэтому она почти всегда была дома и не выходила за огромные двери. Снаружи цвёл красивый сад, это Джия тоже знала, потому что глазела на высокие деревья из окна и иногда даже хотела к ним, чтобы потрогать листья и плоды, но побаивалась. Папа ведь правда не разрешал, да и за дверьми сверху светило страшно-яркое солнце. Оно только и умело, что светить, и делало это слишком чересчур. Джие от света хотелось плакать, поэтому она пряталась дома, словно в огромном сундуке. Закроешь двери, как резную крышку, — и уже ничего не страшно. Тем более внутри было много-много комнат с коридорами, не соскучишься. А игрушек уж и подавно — их у Джии хранилось столько, что она даже не могла схватить их всех разом в охапку. Их было раз-два-три, а дальше Джия пока считать не умела. В общем, кукол и дворцов для них хватало, поэтому дома скучать не приходилось.       Всем остальным в сад и вообще на улицу можно было когда они захотят: Джия видела там папу и маму, папиных слуг и ещё много-много незнакомых людей. Наверное, они просто не могли заболеть, поэтому без страха выходили под солнце. А Джие так было нельзя. Только если солнышко пряталась за облаками, а летом, которое стояло сейчас, оно пряталось совсем уж редко. Мама говорила, что скоро наступит осень, а за ней зима, и Джия сможет пойти к деревьям, которые так любит. Мол, так было и в прошлом году, но сама Джия совершенно этого не помнила. Но она и сама не рвалась за двери, в прохладной комнате с игрушками, спрятанном в тени, было славно.       Джие не очень нравилось, когда было светло: глаза болели и слезились. Она часто щурилась и закрывалась от света ладонью, зато к ночи становилось хорошо, будто всё напряжение разом спадало. «Не надо», — просила Джия, обнимая маму за ноги, когда та хотела зажечь фонари. Мама вроде была не очень рада этому, но всё равно оставляла приятную темноту.       Джия взяла другую куклу и потрогала её первую. Другой был лекарь — маленький фарфоровый дядя, к руке которого Джия примотала засохшие травинки. Их давно-давно из сада принесла мама. Кукольный лекарь регулярно приходил ко всем игрушкам, чтобы полечить их, как настоящий приходил к Джие. Она привыкла, что ей нужно смирно ждать, пока лекарь закончит. Он заглядывал ей в рот, в глаза, с печальным видом перебирал белые волосы и обещал, что скоро найдёт, чем помочь. Джия во всём слушалась его, пила горькие отвары и дышала густым воздухом, плывшим от пряных запахов масел. В тёмной комнате стояли курильницы, подожжённые сандаловые палочки и склянки с выжимками из трав. Их тёмные бока поблёскивали в тусклом свете маленьких огоньков, а внутри виднелась маслянистая жидкость, которую Джие втирали в кожу мамины служанки.       Лекарь говорил, что со временем это должно помочь, и Джия всякий раз кивала, хоть и не понимала. Вечером, перед тем, как Джию укладывали спать, в их с мамой комнату порой приходил отец. Он брал Джию за руки, нетерпеливо оглядывал их, но всякий раз оставался чем-то недоволен и говорил, что с Джией нужно что-то сделать. Она расстраивалась, чувствуя, что обидела папу и заставила его грустить. Когда папа уходил, мама обнимала её, целовала в лоб и тихонько говорила, что всё хорошо, что белые руки — это не страшно, белые волосы это даже красиво, а Джия пускай не плачет. Джия и не плакала почти, она знала, что папе не нравится, когда она так делает. Она только прятала лицо у мамы на плече, и её одежды забирали себе маленькие солёные слёзы.       А ещё лекарь наставил Джию носить около сердца маленький мешочек с травами. Мешочек прятался под слоями ткани, и от него пахло вкусно-сладко. Джие говорили, что этот запах должен вернуть ей хороший цвет кожи и окрасить волосы в чёрный. Но это ей говорили про такое множество испробованных вещей, что она уже не понимала, верить или нет.       Но пахло приятно, Джия и сейчас чувствовала приглушённый запах. У куколки с белыми руками были свои благовония — Джия обмотала вокруг её пояса усохший вьюн, который ей принесла сестрёнка Фэнг. Кукле тоже надо лечиться, раз она белая.       — Всё, полечились, — решила Джия, вытащила куклу из домика и задумалась, куда им с куклой надо дальше. Игрушечного лекаря она выпустила из рук, и тот, лишившись опоры, шмякнулся на пол.       Джия устала играть и оглянулась.       Мама шила, и её не белые руки, окутанные тёмными рукавами, плавно двигались над рубахой. Все её движения таяли в воздухе, Джие плохо удавалось уследить за ними, всё расплывалось. А нитка, охваченная солнечным лучом, словно светилась, и это было красиво. Джия рассеянно наблюдала, но потом глаза устали и пришлось отвернуться.       По правде говоря, это была не настоящая мама Джии, а всего лишь Фэй. Другая мама, вроде бы и не мама вовсе. Но Джия не понимала, почему Фэй — не мама, ведь она тоже всегда рядом, да и Фэнг называет её мамой.       Джия ухватила двух глиняных драконов и стала двигать их по полу, подползая на четвереньках к Фэй. Драконы уткнулись в большие соломенные туфли. Джия подняла голову, осторожно потрогала Фэй за ногу и спросила:       — Где моя мама?       Фэй немного подумала, пожевав губу, и ответила:       — Не дома.       — А можно к ней?       — Не думаю. Госпожа Цинь Лу занята, они с господином на приёме.       — А когда не занята?       — Не знаю.       И Фэй умолкла, вернувшись к шитью. Джия огорчённо вздохнула, оттопырив губу. Мамы чего-то весь день не было, она уже наверняка соскучилась. Да и Джия тоже скучала. По папе, конечно, не так сильно, но и он пускай возвращается.       Двери в комнату приоткрылись, и внутрь заскочила Фэнг.       — Джи-Джи, — позвала она, — смотри.       И она выставила перед собой большую штуку размером чуть ли не с неё саму, крепко сшитую грубыми нитками и с длинным хвостом, на котором узелками краснело много чего-то маленького. Плоская сизая поверхность большой штуки была расписана под дракона. Джия округлила глаза.       — О-о, что это? — шепеляво спросила она и осторожно тронула пальцем.       — Воздушный змей! Он будет летать, — заверила Фэнг, с важным видом оглядывая штуковину.       Джия присела на корточки и подхватила хвост — толстую нить, волочившуюся по полу. Красными узелками оказались ленточки. Джия задрала голову и посмотрела на довольную Фэнг. Та деловито расправила нитяную каёмку.       Фэнг, Фэй — имена были похожи, и это нравилось Джие, ведь это так смешно. Фэнг говорила, что бабушку её зовут Фэнпо, что казалось Джие ещё веселее. Все такие одинаковые, как куклы. И Джия думала, что её должны звать «Мао» или как-то так, ведь маму зовут мама и это очень похоже.       Фэнг была старшая сестрёнка Джии. Не родная, только молочная, их связывала лишь Фэй. Для Фэнг она была настоящей мамой, а для Джии лишь кормилица. Кор-ми-ли-ца, такое сложное, длинное слово, которое Джия не могла выговорить. Но было не важно, могла она или нет, Фэй всё равно оставалась кормилицей. Так учил папа, и Джия не очень понимала. Она привыкла, что папа всегда где-то у себя и делает важные дела, а мамы у неё две, обе рядом и любят её. Она спрашивала, а почему Фэй не мама, и папа отвечал: «Она не может быть твоей мамой, ты моя дочь, у тебя благородная кровь. А Фэй не нашего сорта».       Джия молча кивала, не понимая ровно ничего. Ну ладно, но Фэй всё равно мама, пускай и не родная. А Фэнг сестра. Она была выше и больше, а ещё сильнее — Фэнг могла поднять целый сундук с игрушками, на что у Джии сил не хватало. А ещё Фэнг играла с Джией, и это было так здорово, потому что больше играть Джие было не с кем. Почему-то вокруг из всех такой же маленькой, как она, была лишь Фэнг, а остальные — высокие и слишком занятые. И им Джия, кажется, не очень нравилась. Когда сестрёнки долго не было, она пыталась отыскать кого-нибудь ещё, водила Фэй по тёмными коридорам и с трудом отворяла двери, заглядывая в комнаты. Но женщины, которые служили маме, постоянно опускали взгляд и не глядя на Джию отвечали, что им нужно идти. Лекарь, когда не лечил Джию, тоже постоянно пропадал где-то, да и вряд ли с таким грустным дядей получилось бы поиграть. Папа, конечно же, не мог — он делал свои важные штуки, отвлекать от которых было нельзя, иначе он начнёт ругаться. Ну а мамы, которая не Фэй, иногда не было рядом. Поэтому Джия любила Фэнг: она уж точно никуда не денется.       Большая штука, названная воздушным змеем, не выглядела так, будто сейчас полетит. Джия засомневалась.       — А как летает? — спросила она.       — Не знаю, — отозвалась Фэнг, сдвинув брови. — Папа сделал, сказал, полетит.       Она опустилась на пол, положила воздушного змея на пол и развернула его к Джие. Склонившись над змеем, та сумела рассмотреть алые с угольно-чёрными узоры, красные нити, обрамлявшие края, и потрогала деревянный каркас.       Фэнг вдруг подорвалась на ноги и подхватила змея.       — Я сама, — засопела Джия, бросившись за ней. — Я хочу взять!       — Нет, ты сломаешь, — заявила Фэнг, спрятав змея за собой. — Папа сказал никому не давать.       Поняв, что ей ничего не достанется, Джия опустила руки и обиженно заскулила. Фэй подняла голову, оторвавшись от шитья, подошла к девочкам и опустилась рядом на колени. Её руки легли Джие на плечи и погладили.       — Тихо, не реви, — велела Фэй. — Всё хорошо.       Она всегда говорила спокойно и коротко вроде: «Не бойся», или «Не дерись», или «Не лезь в печь». Джия всхлипнула, решая, надо успокаиваться или нет. Подумалось, что воздушного змея притащила Фэнг, а значит у неё прав на него больше, но всё равно хотелось взять его себе и поиграть, хоть Джия и не знала как.       Фэнг виновато нахмурилась и протянула змея.       — Ладно, потрогай.       Джия сердито помотала головой, растирая заслезившиеся глаза, и демонстративно отвернулась. Фэй обхватила её за руку и протянула вперёд, ладонь коснулась шершавой поверхности.       — Хочешь, он полетает? — предложила Фэнг.       — Хочу, — просопела Джия и шмыгнула носом.       Фэнг обрадовалась и ухватила её за руку.       — Пошли. Ой, папа сказал, нужен ветер. Ветер есть?       — В сад нельзя, — сказала Фэй, обняв Джию за плечи. — Фэнг-Фэнг, ты знаешь, не подбивай её.       — Но мы хотим, — возразила Фэнг и потрясла змеем. — Нам же надо.       Джия растерянно переводила взгляд, потом потупилась. Да, действительно надо. И действительно нельзя. Это было сложно.       — А тут он полетает? — с надеждой спросила она, ткнув в воздушного змея, а потом на потолок.       — Нет, он так не умеет. Нужна улица, — вздохнула Фэнг.       Джия немного подумала, уткнулась носом в плечо Фэй и помотала головой. Нельзя ей, даже если там интересно.       — Фэнг-Фэнг, иди одна, — сказала Фэй. — Заодно найди Маю, спроси, как дела.       Фэнг с удручённым видом вышла из комнаты, волоча воздушного змея за собой. Кажется, расстроилась. Джия виновато пискнула, зевнула и потёрла глаза.       — Давай спать, — попросила она, чувствуя, что вымоталась.       Она ухватила куклу за белую фарфоровую ладонь и протянула руки к Фэй. Та легко подхватила её и прижала к себе. Джия потянулась, снова зевнула и упокоила голову на родном плече. Куклу она прижала к груди и подумала, что та сейчас тоже будет спать своим белым кукольным сном.