ДИМА
***
"Когда тебе будет холодно, ты можешь найти тепло у меня, Дим".
***
"Я в твоих руках таю, блять..."
***
"Всё самое ценное, что у меня есть, - это дал мне ты. И себя в том числе".
***
"...Я зависим от твоего внимания. Мне просто хочется чувствовать, что я важен тебе".
***
"Сопротивляться тебе бессмысленно, сколько бы я не пытался, Масленников".
***
Боль. Боль. Боль! Каждую косточку пронизает, словно ножом. Мне снился Эмиль. Я чувствовал его голос. Или не снился? Я хочу встать. Мне больно, сука, я не могу издать даже звука. - Дима, - чувствую чьё-то присутствие и слышу женский голос будто через подушку. - Дима, ты меня слышишь? Я хочу домой. Хочу к Эмилю. Мне страшно. Я жив, а что с ним? Чувствую, что в носу что-то есть. Трубки проклятые. И только сейчас понимаю, что нихуя не вижу. Вот совсем. С трудом поднимаю руки, они, блять, свинцовые; трогаю лицо. Повязка. - Дмитрий Андреевич, вы меня слышите? Незнакомый голос. - Ну, с трудом, но да, - выдавливаю. Каждое слово даётся резью по горлу. - Это хорошо. Вы сильно ударились головой в результате аварии. - Это было оче... Очевидно. - кашляю. - Ближайшее время вы проведёте в повязке. Повреждена... - бла-бла-бла, пропускаю всё мимо ушей, потому что половина уж слишком заумных слов превращается в неразберимую кашу. - Поэтому яркий свет может вызывать головные боли. - Окей, я понял. Что с Эмилем? - Ваш попутчик? Ходить, благо, будет. - А мог и не ходить? - Мог. Повредил шейные позвонки, но всё обошлось. Выдыхаю. Облегчение. Главное, что жив. - А что... С тем, в кого мы влетели? - Скорее он в вас влетел, - выдаёт женский голос. Понимаю, что это Полина. - Что случилось-то? - Ничего хорошего, Дим. Кто-то подрезал тормоза твоего гелика и оставил записку с угрозами. А тот, из-за кого случилась авария, погиб на месте, но твоей вины в этом нет. Он выехал на встречку, игнорируя знаки перекрытия дороги. - Хоть на этом спасибо... Зачем кому-то надо было ломать мне, блять, машину? - осекаю себя. Всё же, тут врач, - Простите. - Ничего страшного. Сейчас вашу палату укроют от света, и мы снимем повязку. - Спасибо. Стук двери. Слух понемногу приходит в норму. - Полциия ждёт, пока вы оклемаетесь. Вам обоим очень повезло. - Я рад, что все целы. Жаль того парня. - Мне не жаль. По его вине ты мог погибнуть. Она припадает ко мне, обнимает, ластится, как кошка. Затем ощущаю тёплый поцелуй в шею, двигающийся к щеке и заканчивающий путь на моих губах. Не могу сопротивляться - нет сил, - да и не хочу. - Я так испугалась за тебя, - ложится рядом. Обнимает руками и ногами. - Я так боялась, что ты погиб, или умрёшь на операционном столе. У тебя на макушке семь швов. Она гладит меня по голове, вызывая новый прилив боли. Вою. - Прости! - Ничего. Эмиль где? - В своей палате, этажом ниже. Эта операция длилась очень долго, он проспит точно до завтра. - Сколько времени? Какой сегодня день? - Восемнадцатое ноября, шесть вечера. - Восемнадцатое... Прошло четыре дня. - Ты валялся все эти четыре дня в отключке. А Эмилю сделали три операции на позвоночник. - Так быстро? За четыре дня три операции? - Да, - слышу шуршание штор. - Экстренные. Мог лишиться чувствительности, в лучшем случае, ног. В худшем - всего тела до шеи. Меня аж тряхануло. - А сейчас-то всё в порядке? - Кризис миновал. Я сниму тебе повязку; врач разрешил. Вот тебе и видео "слеп двадцать четыре часа". Она и правда освобождает моё лицо от слоёв бинта, осторожно и медленно, словно боится вместе с тряпкой оторвать мою кожу. Нежные наманикюренные пальцы гладят меня по щекам, а я жмурюсь, боясь даже на секунду приоткрыть глаза. - Открывай. Всё в порядке. Расслабляю лицо. Веки поднимаются. Темнота не уходит, но появляются расплывчатые образы. - Видишь меня? - Не особо. - И хорошо. Я выгляжу не очень. - Ты всегда прекрасна. - Спасибо. - Не понимаю одного: почему ты здесь? - Я не могла не прийти. Мой любимый человек в беде, а я должна была сидеть дома? Что мне ответить на это? Я рад, что она рядом. Это точно. - Рад, что ты рядом. - Как ты думаешь, у нас ещё есть шанс? - Вообще-то, учитывая мои пригрешения, я должен об этом спрашивать. - Но не спрашиваешь. - Я и так тебе много боли причинил. - Я уже говорила это, но повторюсь - если знаешь, что причиняешь боль, почему не изменишься? - Потому, что не хочу. - Ты её любишь? Внутренне смеюсь. "Её". Знала бы ты, Полина, на кого я тебя, прекрасную, променял. - Люблю, - говорю скорее не ей; впервые признаюсь самому себе. - Что я сделала не так? И почему её здесь нет? Почему здесь я, а не она? Или она без тебя в Африку улетела? Что с тобой вообще делал Эмиль? Аля сказала, что решил проводить. - Да, - понимаю, что Иманов был прав. Аля... Молодец она. - Прокатиться захотелось мелкому. - Ты ответил лишь на один из моих вопросов. - Ты всё всегда делала так. Просто я - мудак. Мне нужно было расстаться с тобой сразу, как это началось. - Тебе не над было начинать этого! И тогда не расставался бы со мной. - Не всегда всё идёт так, как хочется. Моя ошибка была лишь в том, что я сразу не расстался с тобой. Ей, наверное, было неприятно это слышать, но я не хочу тешить в ней лишних надежд. Даже если у нас ничего с Эмилем не сложится, я к ней не вернусь - пусть найдёт себе хорошего, правильного человека. Потому что я таким точно не являюсь. Она уходит молча. Моё тело всё синее. Пустого от синяков места не найдёшь. Потом врачи, анализы, проклятое МРТ, на котором Эмиль умер бы от страха. Прошла уже неделя. Я ещё ни разу его не видел.***
ЭМИЛЬ
***
"Не переживай, ничего не бойся. Я же рядом, Эмилька".
***
"Поцелуи с тобой - это что-то нечеловеческое".
***
"Будь ко мне ближе. Ближе, чем тело к телу".
***
"Ты мне нужен, Иманов".
***
"В твоих глазах живёт что-то волшебное. Любовь, наверное".
***
Его голос постоянно звучит в моей голове. Я ничего страшнее в своей жизни не слышал, чем слова врача "Если операция не пройдёт успешно, то вы не сможете ходить. В лучшем случае". Но обошлось. Я жив, я в порядке, я могу ходить, хоть и с трудом пока. Наверное, это судьба такая сука. Только всё начало налаживаться - и на тебе. Мне сказали лишь то, что машину сломали намеренно и оставили записку с угрозами, а остальное стоит знать только Диме. Аля смогла отмазать нас, потому что Сударь с порога ментам заявил - "Эмиля в машине быть не должно было". Чуть не стал подозреваемым, блять. Прошло слишком много времени. Я хочу его навестить, но врачи не особо-то и сговорчивы. Скорее всего, ребята в форме запретили - может, чтобы мы не могли обсудить произошедшее и придумать отмазки. Но отмазки нам для чего? Или они считают, что один из нас намеренно подрезал тормоза ебучего гелика, чтоб сдохнуть и не попасть на самолёт? Пока думаю об этом, затупив в окно, не замечаю, что в палату уже вошёл следователь, словно материализовался из моих мыслей. - Эмиль Вюсалович, можем переговорить? - Можем, - оборачиваюсь. - Я хотел взять у вас показания по делу. - Без проблем, - сажусь на край больничной койки. - Какие у вас ко мне вопросы? Он достаёт плотный блокнот и начинает записывать наш диалог. - Что вы делали утром четырнадцатого ноября этого года? - Спал. К полудню прибыл в офис нашей команды. Дима объявил об отпуске, поэтому я собрался домой и попросил Диму меня подвезти, он согласился. - Подвести до дома, верно? Почему же вы ещё были в машине, когда Дмитрий уже ехал по трассе А-105? - Я позвонил своей девушке... - Да, у нас уже есть детализация звонков. Позвонили в девятнадцать сорок три. - Да, спасибо за уточнение. Позвонил и предупредил свою девушку, Алию Еникееву, что задержусь. Я захотел проводить его в аэропорт. - Так резко? Почему вы пошли в машину без её водителя? - Потому, что Дима дал мне ключи. Мы с ним - лучшие друзья, и он доверяет мне. В отличии от вас. - У меня нет к вам доверия или недоверия. Я лишь делаю свою работу. - Извините. Я просто немного недоволен тем, что врачи не позволяют мне навестить Диму. - В рамках расследования это пока невозможно. - Да, да. Я уже понял. Он молчит. Выдерживает паузу. - Знаете, что было в записке? - Что же? - "Это первый шаг, Масленников. Надеюсь, ты выживешь, ведь остальные тебе понравятся не меньше". Что это может значить? Озвучьте мнение лучшего друга. По спине пробегает холодок. На моего Диму ведётся охота. - Я даже не подозреваю, что это за чертовщина.