Несколько месяцев назад. Тайник.
ДИМА
- Как-то холодно тут сегодня, - восклицает Эмиль с ноткой недовольства. Я улыбаюсь, сам не знаю почему, и обнимаю его покрепче, утыкаясь носом в волосы. - Не бурчи. Подъезд тоже хочет, чтобы мы были ближе друг к другу. - Или управляющая компания, которая отключила отопление. - Да ну тебе, - целую в лоб. - Главное, что мы вместе, что мы рядом. Он слезает с моих колен и достаёт из кармана ключи. - Говоришь, подъезд хочет нашей любви? - Она ему, как минимум, нравится, - отшучиваюсь. Эмиль выцарапывает ключом половину сердца. Предлагает ключ мне. - Хочешь, чтобы я поучаствовал в акте вандализма? - Да ну тебе! Тут ещё даже камеры не поставили. Никто не узнает, двери всё равно потом идут на замену. - Уломал. Но с тебя поцелуй. - Договорились, - у него в глазах опять черти пляшут. Делаю сердце полноценным. Такая мелочь сделала Эмиля счастливым по уши! Он смеётся, как ребёнок, прыгает на одном месте. - Пока сюда кто-то не въедет, это место будет хранилищем наших чувств. - На романтику потянуло? - по-доброму усмехаюсь. - Ты для меня просто важен. Вот и всё. - Ты для меня тоже. Не представляешь насколько. Лезет под руки. Обнимает, ластится, нежится так, будто сейчас растает. - Что ты, весь такой мягонький, - глажу по голове, хочу сжать до хруста костей его тельце и сжимаю, - ласковый такой. - Потому что, - и молчит. Уткнулся лицом мне в грудь, как страус в землю спрятался. - Почему? - перегрузка нежности. Целую в макушку, ласкаю руками. Он поднимает глаза и целует в ответ, только уже в губы. Мы синхронно присаживаемся на корточки, не отрываясь друг от друга, а затем и вовсе укладываемся на холодные грязные полы. Нарушает тишину лишь скрип курток. Я на спине, он на мне. Боюсь не сдержаться, внизу всё горит, трёмся друг об друга стояками. Дико хочу его, а он своими глазами только распаляет желание. Ёбаный чертёнок. Языком елозит у меня во рту, затем спускается к шее и оставляет укус. Я вздрагиваю и еле сдерживаю стон, хватают его за задницу и сжимаю. - Я хочу тебя, - не выдерживает. Он часто говорит о том, что не хочет мне сдаваться, но всегда сдаётся. - Не здесь, малыш. Пойдём в машину. Влетаем в лифт. Кусаю его за губы, шею, плечи, слышу его тяжёлое дыхание и ещё сильнее возбуждаюсь. Чем сильнее сжимаю зубы, тем отрывистее он постанывает. Зажимает себе рот рукой, хватается за меня пальцами. Лифт пищит. Оглядываясь, проверяю, не было ли там камеры - и, вроде бы, не было. Бежим на улицу. Холодный воздух августа обжигает лёгкие, мы запрыгиваем на задние. Словно предвидел - поставил машину под густыми деревьями. Через ключ завожу машину и включаю прогрев салона. Укладываюсь на задние сиденья, уже без верха, со спущенными штанами. Он хитро смотрит на бугор, виднеющийся из-под моих боксеров. Припадает к нему и трётся об орган через бельё щеками, как кот. Только не мурлыкает. Мне сносит крышу. Марает слюной боксеры, облизывая стояк через них. Пальцами хватается за резинку трусов и медленно стягивает вниз. Я уже весь извёлся; дышу тяжело, с ноткой стонов, извиваюсь, как шлюха, хватаю Иманова за волосы и вдавливаю в свой пах. Как только член оказывается на свободе - не теряю времени. Тут же насаживаю Эмиля ртом на свой орган и полностью перенимаю на себя весь процесс, держа его за волосы. Наблюдать сейчас за Эмилем - это отдельный вид оргазма. Слёзы на глазах, весь в поту, и даже с членом во рту постанывает. Хватаю за шею, давлю, он закашливается. Поднимает голову. Подбородок в слюне и естественной смазке, глаза блестят, щёки красные. Тяну на себя. Достаю из сумки на спинке переднего сиденья смазку, сдабриваю ею своё достоинство, и, не церемонясь, стягиваю со своего чертёнка штаны вместе с бельём. Он помогает мне, кидает одежду куда-то, и я резко насаживаю его на себя. Меня как током ёбнуло; дико вдалбливаюсь в смуглое тело, не могу остановиться даже на секунду, срываюсь на стоны, слыша Имановские уже почти крики. Его голос похож на плачущий, он всхлипывает и жмурится, но я точно знаю, что ему хорошо. Резко переворачиваю Эмиля под себя и оказываюсь сверху. Он успевает только ойкнуть, а я уже снова внутри. Нависаю над мелким и добавляю смазки на руку. Замедляюсь. Надрачиваю его член в такт толчкам. Оба на пределе. Стонем, дышим надрывно; Эмиль просто сходит с ума уже, вздрагивает, вскидывает голову и закатывает глаза. Не могу сдерживаться, меня от этого зрелища распирает. Ускоряюсь, он удовлетворяет себя сам. На лбу у него вздувается венка, окна запотели везде. Я чувствую, что вот-вот кончу, бросаюсь с укусами на его тело, хватаюсь ладонями за смуглые плечи и, кажется, его это перевозбудило - Иманов тут же кончает, задерживая дыхание, чтобы продлить удовольствие. Делаю последние толчки. Заполняю его собой и обмякаю, наваливаясь всем весом. Вдыхаю его запах. Так, наверное, пахнет сам Дьявол - похотью. - Асмодей проклятый, - выдыхаю ему ему в ключицы. - Чего? - обнимает меня своими горячими руками, гладит по спине. - Асмодей - демон похоти. - То есть, я склонил тебя к одному из семи грехов? - Да. Ты - мой грех. - Мне считать это комплиментом или оскорблением? - Комплиментом, который я никогда и никому не делал. Целую его. Эти губы - моя зависимость. Их нежность, их вкус, мягкость и то, что чувствую, касаясь их - это взрыв.***
Воспоминания захлестнули с головой. Я кончил, видя в голове кадры его голого тела, изгибающегося в в удовольствии на заднем сиденье машины, которой больше нет. Я хочу его прямо сейчас. Хочу обнять, хочу поцеловать, хочу побыть рядом хоть немного. Уже ночь. Может, мне удастся сбегать к нему? Хотя бы на минутку.***
Дима крадётся по сумрачному коридору, вспоминая слова Полины - Эмиль этажом ниже. Первые четыре попытки не увенчались успехом - палаты были то пусты, то там был не Эмиль. Неужели его выписали? Больница, видимо, частная - у всех одиночные палаты, всё дорого-богато. И вот, вновь приоткрывается дверь, и видна знакомая макушка. Но до сих пор сложно понять, Эмиль ли это. Дима несмело проходит внутрь и тихонько прикрывает дверь, и вдруг лежащий на кровати начинает ёрзать и что-то говорить во сне: - Уточка в унитазе... Масленников зажимает рот рукой, чтоб не захохотать в голос. Это точно его чертёнок - для старшего не секрет, что он говорит во сне, да и голос Дима не спутает ни с чьим. Он ложится тихонечко в чужую кровать и обнимает своего мальчика. Он сквозь сон щебечет: - Дима? - Да, я здесь. - Дима... Переворачивается и обнимает Масленникова в ответ. Крепко сжимает руками, как спасательный круг, и просыпается окончательно. - Что ты здесь делаешь? - Соскучился. Не смог не прийти. Надоело сидеть без возможности хотя бы написать тебе. - Я главный подозреваемый по делу. Я пошарился в документах мента, когда он отходил, и... - Я знаю, что это был не ты. Если понадобится - мы признаемся, что... Ну, что между нами кое-что есть. - Ты же шутишь. Это против всех твоих правил. - Когда дело касается тебя, то мне похуй на правила. Я не дам тебя в обиду. Поцелуй тёплый. Ласковый. Долгожданный. - Я люблю тебя, ты же знаешь это? Эти слова Диме дались слишком сложно. - Я тоже люблю тебя. - У тебя смешная пижама, - усмехается. - У тебя не лучше, - тыкает смуглым пальцем в мягкую ткань ночной рубашки. - Бля, - они тихо хихикают, нарушая ночную тишину. Больница спит, настенные часы говорят, что сейчас всего три часа ночи. - Я так не хочу, чтобы ты уходил... - Я тоже не хочу уходить. Но через пару часов обход, и мне придётся. - Целых два часа. - Да, два часа для того, чтобы побыть рядом. - Только больше не приходи так. Как бы я не хотел тебя обнять, это слишком рискованно. Менты и так извелись уже. - Я знаю. Но мне никто не помешает видеть тебя.