Любовь странная штука: питается голодом и умирает от пищи.
Марина Ивановна Цветаева
***
— Говоришь… я хуже? Тогда мне следует показать, насколько ужасным я могу быть, — голос чистокровного достиг той самой переломной грани безумия. Чаша терпения наконец переполнилась и выливалась через край. Отныне он не будет столь ласков, как раньше. — Ты всего лишь дерзкое маленькое отродье… — сказал он, прожигая остротой собственных глаз. — Раз уж у тебя нет свободного времени, чтобы посвятить его мне… Прекрасно, ведь теперь ты будешь отдавать мне все свое время. Маска фальшивой безмятежности разломалась с оглушительным звоном. Потому что Канаме больше не следовал предусмотренным правилам «хорошего поведения». — С чего это я должна подчиняться тебе? — с плохо скрываемым презрением спросила она. — Ах, если бы ты только знала свое место в этом жестоком мире, химе… — обманчиво спокойным тоном протянул он, ступая ближе, и, наклоняясь вперед, ласково схватил за подбородок. — Можешь продолжать вольничать, но когда наступает мое время, у тебя не будет иного выбора, кроме как слушать меня. Багровые глаза чистокровного вампира были переполнены темной энергией… Словно тщательно контролируемая внутри бездна всесилия прорывалась сквозь тысячу замков наружу. — Потому что я твой король, — припечатал угрозой уверенного тона. Светлые вишневые глаза, почти такого же цвета как у него, раскрылись в немом удивлении: — Король? Что ты имеешь в виду? Что этот проклятый Ридо… — глубокий успокаивающий вздох. — Что Ридо сотворил с моим нии-саном? — Король вампиров, маленькая избалованная химе, — мрачно изрек прародитель. — Что же касается Ридо, то он встретил достойный конец за свой проступок, что произойдет и с тобой, если ты не будешь осторожна в своих глупых высказываниях. Казалось, даже аура вокруг неправильного маленького мальчика напротив нее изменилась, став настолько тяжелой и могущественной по ощущениям, что внутри нее проснулся натужный позыв преклонить колени и смиренно опустить голову. И то, насколько взбешен был обладатель такого величия, ситуацию отнюдь не улучшало. — Как думаешь, кому ты бросала вызов? — задал он закономерный вопрос. До Мицуки с трудом дошел смысл сказанного. Так как затуманенное от паники сознание судорожно пыталось отыскать нужные события полностью вычеркнутой из памяти манги. Потому что именно ее она и помнила хуже всего. Если она не ошибалась, то Ридо проводил какой-то ритуал с целью поглощения силы почившего основателя древнейшей семьи Куран… Может ли это означать, что внутри Канаме находилась душа прародителя всех вампиров? Она насильно сглотнула подкативший к горлу ком, подняв расширившиеся от страха глаза. С легкостью прочитав проскочившую в ее уме догадку, Канаме снисходительно улыбнулся, небрежно огладив большим пальцем нежную кожу на ее задрожавшем подбородке. — Ты мыслишь в верном направлении, химе. Внутри тела твоего нии-сана покоится душа прародителя. Ритуал пробудил память древнейшего короля. Для тебя должно быть честью увидеть меня воочию… химе, — не сдержав удрученного вздоха, вонзил в нее весь спектр кипевшей внутри ярости. — Но, кажется, ты даже не знаешь, когда тебе следует держать рот закрытым. Это не оставляет мне иного выбора, кроме как научить тебя этому. — Непосредственно вам я… я не сделала ничего плохого, — спешно попыталась оправдаться Мицуки, съеживаясь в голубом кресле. — Я не рассказала о своих подозрениях родителям, относясь со сдержанным уважением. Великий прародитель насмешливо улыбнулся ее бесцельным потугам: — «Не сделала ничего плохого»? Я просил уделить немного внимания разговору и ты сказала мне, что твой нии-сан мертв. Я не попросил ничего сверх меры, и ты назвала меня монстром, не зная всех обстоятельств. У тебя даже хватило смелости перечить мне. Мицуки поджала губу, переведя обреченный взор вниз, любуясь монотонным блеском своих черных туфель. Она знала, что ей не дадут уйти так легко. — Ты хотя бы представляешь, насколько грубо себя повела, Мицуки? — продолжил допытываться он. — Пусть твое наказание соответствует грузу твоей вины. Канаме склонился над ее шеей, приближаясь все ближе и ближе с обнаженными в опасном порыве клыками… — Ты познаешь тяжесть собственного проступка на собственном горьком опыте, — прошептал он, медленно придвигаясь вперед, готовый сделать последний ход. — Может быть, я и не твой нии-сан. Но будь уверена в том, что я твой господин. Невинные детские уста очертила леденящая душу жестокая ухмылка. Горячее дыхание обожгло ее шею, когда его клыки нависли над ней, словно дамоклов меч, готовые вкусить ее кровь, как наказание за откровенное хамство. И когда Канаме наконец укусил, то она едва не задохнулась от острой вспышки боли, отозвавшейся неприятным импульсом по всему телу. Мицуки вздрогнула, вцепившись ему в плечи, и забилась в чужих руках пойманной бабочкой. Канаме почувствовал ее удар, однако даже не шелохнулся. Он был не просто обычным чистокровным наследником, а прародителем, любовно взращивающим прежнюю силу в юном, ничем не запятнанном теле. Отчего ее удар был прискорбно жалок. — У тебя хватило духу пнуть меня? — пустил он глухой смешок, едко донесшийся до ее уха. — Это то, как выглядят манеры в ваше время? Может быть, ты заслуживаешь большего наказания. Образовывающаяся рана от укуса на ее шее начала болеть еще сильней, а комнату стремительно наполнял сладковатый запах крови. Мицуки зашипела от зуда и, зарывшись пальцами в густые шоколадные волосы напротив лица, попыталась оторвать их хозяина от себя: — Отцепись от меня! Вместо ответа прародитель Куран засмеялся терпким, зыбучим смехом, находя ее жалкие попытки сопротивления забавными. Он медленно оторвал свой рот от хрупкой девичьей шеи, любуясь глубокими бороздами из-за неаккуратно вонзившихся клыков, стекающая кровь постепенно окрашивала белоснежный воротник ее платья в завораживающий красный цвет. — Я еще не закончил, — сурово известил он ее, слизывая остатки крови на своих зубах. — Я заставлю кричать тебя так громко, что ты не сможешь стереть это из памяти несколько тысяч лет, — и вновь впился клыками в уже укушенное место. Мицуки захлебнулась собственным криком, чувствуя наступающую темноту. Ее тело становилось слабее с каждой попавшей в его горло каплей, пока наконец не повисло в чужих руках мертвым грузом. — Что же, это оказалось гораздо интересней, чем я ожидал, — промолвил он, педантично стирая темным дорогим паше алые разводы со своего рта. Канаме невольно улыбнулся, вспоминая мягкость ее шеи и сладость юной крови… На какое-то сиюминутное мгновение он словно вернулся к жизни. — Однако эта амброзия закончилась до прискорбия быстро… — пробормотал он, чувствуя так не насытившийся голод в глубине своей древней, зачахшей в нестерпимой скуке души. — Может быть, мне следовало зайти дальше обычного укуса.***
Примечание.
Паше – это небольшой платок, который вставляют в нагрудный карман мужского пиджака.