В любви есть некоторая романтика, в помолвке — никакой, ведь помолвка большей частью кончается свадьбой.
Оскар Уайльд
***
От неприятного, оплетающего, словно липкая, тягучая паутина, сна Мицуки проснулась из-за ласкового поглаживания Дзюри, что сидела на краю ее мягкой двуспальной кровати. Завораживающие каштановые волосы, завитые в непокорные волнистые кудри, изящно обрамляли ее лицо, так похожее на Мицуки, а белоснежная выкройка кружевного платья делала чистокровную похожей на ангела. Если сравнивать, то Мицуки, при всей своей миловидности, вобрала себя больше черт отца, нежели матери. Впрочем, как и Канаме. Они ведь все-таки близнецы. Нахмурившись от не самых приятных ассоциаций, с некоторых пор связанных с его именем, она обратила внимание на свою одежду, которую носила еще вчера вечером перед… тем «инцидентом». — Кажется, вы наконец помирились с Канаме-куном, — с умилительной улыбкой отметила Дзюри. — Ты никогда не позволяла ему пить твою кровь, несмотря на то, что вы были родными братом и сестрой. У детей-вампиров жажда была не такой мучительной, нежели у других, поэтому Мицуки могла не питаться кровью целыми месяцами, прежде чем Харука или Дзюри, заметив нездоровую бледность дочери, насильно заставляли ее открывать рот и вливали внутрь пару капель собственной крови. Не очень приятный опыт, однако что не сделаешь, чтобы выжить? Во всяком случае, выбирая между ними тремя, она всегда отдавала предпочтение родителям. Ничего романтического в этом жесте Мицуки не видела в упор, поэтому стенания и обиды старшего близнеца просто-напросто игнорировала. Думая об этом сейчас, может, и зря так реагировала. От одного раза с ней бы ничего не стало… Не сдержав тяжелого вздоха, Мицуки почувствовала, как болезненно зудит след укуса на шее, однако так и не смогла найти в себе духу признаться в правде. Воспоминания о жестоком наказании все еще были свежи в ее памяти. — Да, мы помирились. Растянув уголки розовых губ еще в более широкой улыбке, Дзюри ласково поцеловала свою дочь в лоб: — Приятно знать, что вы наконец не в ссоре. С тех пор как он наконец вернулся домой, я постоянно волновалась о том, что Канаме-куну будет сложно оправиться от пережитого в одиночку… Видя ничем не запятнанную искреннюю радость матери, Мицуки лишь утвердилась в правильности собственного решения. — Да, но я довольно сильно устала. Могу я пропустить несколько уроков сегодня? — Конечно, милая. Но пообещай, что спустишься сегодня на ужин… хорошо? Глядя в блестевшие надеждой глаза ни о чем не ведающей женщины, она просто не могла сказать нет. В конце концов, что особенного в желании провести больше времени с дочерью? — Хорошо… Обещаю. Мицуки должна продолжать делать вид, что все хорошо, как и раньше. Хотя бы из уважения к тому, как эти люди все это время заботились о ней… до самой своей будущей смерти. Послав ободряющую улыбку напоследок и сжав детское плечико, Дзюри медленно вышла из ее комнаты, предоставив немного время на сон. Однако реальность была такова, что Мицуки смирилась с тем, что ее страх не может стать еще хуже. Да и временная передышка длительностью аж в целый день вдали от того, кем стал Канаме, не могла не радовать. Не было смысла скрывать, что вчерашнее ее довольно сильно травмировало, и, как и обещал предок, наказание отпечаталось в ее памяти. Но в то же время… Мицуки понимала с кристальной четкостью: прямо сейчас у нее не было ни единого шанса на побег. Подобно примерной дочери, она послушно спустится сегодня на ужин с матерью и Канаме, ведь не хочет волновать Дзюри понапрасну. Впрочем, вряд ли та догадается о том, что на самом деле стояло за флером так называемого «перемирия». Оставалось надеяться только на то, что происходящий фарс закончится быстро и безболезненно.***
Несколько часов спустя Мицуки степенно спустилась в трапезную. Просторное светлое помещение с длинным дубовым столом цвета слоновой кости, поверх которого была накрыта дорогая скатерть с всевозможными блюдами. Лоск, к которому легко привыкнуть. Роскошь, которая и в страшном сне не приснится. Она слегка поклонилась уже ожидавшим ее Дзюри с Канаме, проявляя должное уважение, и села за стол. — Доброго времени суток, ка-сан… нии-сан, — произнесла она до отвратительности фальшивым тоном, пытаясь сгладить острые углы. — Простите за опоздание. Задержав взгляд на наглухо застегнутом воротнике ее строгого платья, Канаме слегка кивнул, в то время как Дзюри… просто улыбнулась. — Ничего страшного, Мицуки. Хотя ты едва не пропустила очень важные новости… Жаль, что Хару задержал Совет, но об этом сообщить могу и я сама, — выдержав томительную паузу, женщина невольно заколебалась, прежде чем, резко качнув подбородком, посмотрела на нее серьезным взором. Не отрывающий от ее маленькой фигуры спокойного пристального взгляда Канаме едва заметно подался вперед, словно желал запечатлеть ее реакцию. Что заставило ее напрячься, предчувствуя, что оглашаемые вести ей не понравятся. — Да, я слушаю. Что-то случилось? Сосредоточенное выражение лица Дзюри наполнилось волнением. Она знала, насколько важно донести до своей дочери данную информацию в верном ключе, чтобы не отпугнуть. — Ты ведь знаешь, что вы с Канаме-куном брат с сестрой. Учитывая, что вы еще и близнецы, ваши узы должны быть особенно крепкими и нерушимыми… и поэтому мы с вашим то-саном хотели, чтобы ты всегда находилась под его защитой, — Дзюри все же отвела взгляд, не зная, что сказать дальше. — Я хочу, чтобы вы и дальше поддерживали друг друга… хотя бы ради моего спокойствия. Мелодичный женский голос стал тише и мягче. — Как ты знаешь, в семье Куран принято жениться на чистокровных вампирах, однако с некоторых времен семей, подобных нам, становилось все меньше и меньше. К счастью, наша кровь позволяет иметь кровосмесительные отношения. Юки еще даже не родилась, а Канаме… Канаме-кун, казалось, был влюблен в тебя с самого рождения. Не говоря уже о том, что вы близнецы, словно две неотделимые друг от друга части одного целого. Поэтому мы с Харукой решили, что ты… Ты станешь невестой Канаме-куна, Мицуки-чан. Мицуки ощутила, как с ее лица схлынули все краски, сделав его мертвенно-бледным. Она была ошеломлена и отказывалась верить своим ушам. Потому что то, что сказала ее мать, заставило ее черствое, равнодушное ко всему сердце заледенеть от ужаса. — Нет… нет… пожалуйста… — выдавила она дрожащими от нервов губами. Несмотря на то, что знала, насколько бесполезное это занятие — оспаривать решение властолюбивых чистокровных. В конце концов, все пути отступления были отрезаны. — Обещаю, все будет хорошо, — обнадеживающим тоном сказала Дзюри, видя, как нервничает ее дочь. — Н-но… я не хочу! Мицуки знала и была готова доказывать до победного, что Канаме полюбит Юки. Он влюбится в свою милую глупую куклу и разыграет то еще представление, дабы обезопасить ее. Она не помнила, чтобы у него была невеста. Это не подходило под разветвление канона. Впрочем, здесь была еще одна неувязка. Юки еще не родилась, и на данный момент они были единственными детьми в семье Куран. — Почему… почему Юки не может стать его невестой? — раздраженно воскликнула она. — Твой срок достаточно велик, уверена, ты быстро родишь ее, а пять лет для вампира не слишком большая разница! Дзюри снисходительно покачала головой в отрицании: — Нет, это невозможно. На данный момент это самый подходящий вариант для семьи Куран, и ты должна уважать наши традиции. Кроме того, ты все еще будешь жить с нами, оставшись нашей дочерью даже после женитьбы. Твоя фамилия останется при тебе, милая! Тебе не на что жаловаться. Это было окончательное решение. И по непреклонному тону матери Мицуки уже понимала, что оказалась в клетке. Она закусила губу, чтобы не разругаться со всеми в край. Они что, всерьез приказали ей выйти замуж за собственного брата?! Сумасшествие. Эта семья просто сумасшедшая.