Можно подумать, побег в состоянии избавить нас от нужды мириться с собственной участью. Чак Паланик
***
3 года спустя
***
Минул уже год с тех пор, как родилась Юки. Их с Канаме все еще держали в безопасных стенах поместья, мучая внушительным количеством репетиторов. Серые будни пролетали мимо нее незаметно ввиду того, что скучный круговорот жизни ни разу не изменил своего движения. Мицуки так и не удалось переубедить его отменить помолвку, и на общем фоне счастливой семьи она выглядела словно черное пятно. У нее уже не было сил носить маску радушия и дальше. Она просто хотела сбежать от приближающейся с каждым годом даты проклятой свадьбы, пускай и не видела ни единого лучика света в окружившей тьме. Правда одна небольшая деталь в виде рождения младшей сестры заставляла питать бесцельную надежду на то, что все еще можно исправить. Переключить удушающее внимание старшего близнеца на другую невинную душу. В конце концов именно Юки, а не она, должна была стать его невестой согласно почерпнутой из недр пропащей памяти информации. Меланхолично посмотрев на играющего с маленькой девочкой Канаме, что внимательно следил за каждым ее шагом, дабы поймать, если ребенок вдруг споткнется, Мицуки недовольно поджала губу. У них были по-настоящему близкие отношения. Глядя на то, как тот с нее чуть ли не пылинки сдувает, она бы даже сказала, что пекся Канаме об их младшей сестре едва ли не лучше, чем о ней. — Ах… только посмотрите, как мило выглядит наша Юки-чан сегодня! — растекся в любовной улыбке мальчик. На что Юки ответила ему такой же милой улыбкой, с радостью принимая ласковый поцелуй в лоб. Не отрывая от них равнодушного взгляда, Мицуки фальшиво улыбнулась: — Она и вправду такая очаровательная, Канаме. Идеально бы подошла на роль твоей невесты. Раздраженно посмотрев на нее краем глаза, Канаме устало вздохнул: — Мицуки, я уже говорил тебе. Моя невеста ты, а не Юки-чан. Она моя сестра, а ты будущая жена. Пожалуйста, оставь уже эти глупые попытки убедить меня в обратном. Ты сама согласилась на эту помолвку, помнишь? Копившийся множеством тяжелых дней гнев победил притупленное чувство страха. Это был их не первый разговор, и чужих отказов накопилось уже по горло. — Я просто заметила, что она довольно милая. Достаточно милая, чтобы стать твоей невестой… вместо меня? — Юки-чан уже моя милая имото, за что я неимоверно люблю ее. Однако я не понимаю, почему ты продолжаешь настаивать на другом? — сдвинув брови к переносице, приторно улыбнулся он. — Мы уже помолвлены друг с другом, Мицуки. Чем скорее до тебя дойдет эта истина, тем спокойнее станет твоя жизнь. — Что ты имеешь под «спокойной жизнью»? — напрягшись, резко встала с насиженного места. — Это помолвка по договоренности. Довольно логично, что я все еще отказываюсь принимать ее! — Может быть так и есть, — обманчиво покорным тоном согласился прародитель Куран, припечатывая холодом собственных глаз. — Однако это не означает, что ты можешь отменить ее лишь по своему желанию. Ты должна принять это хотя бы ради благосостояния семьи. Ка-сан будет разбита, если ты не усмиришь свою гордость и будешь своевольничать и дальше. Но ты бы не хотела видеть ее плачущей, так? Я знаю… мы оба знаем, что ты не станешь расстраивать людей, что вырастили и заботились о тебе. Бросив мимолетный взгляд в сторону Юки, понимая, что из-за ее нахождения рядом у него попросту связаны руки, Мицуки без лишних предисловий сбежала из гостиной по лестнице вверх в свою комнату. Она отказывалась вести настолько одностороннюю беседу. На что выразительное выражение лица Канаме приобрело суровые черты из-за того, как сильно он был раздражен упрямством своей сестры. Он мягко взглянул на Юки, пряча ядовитые искры злости в красных, словно темный багрянец, глазах… — Поиграй с горничными, хорошо? Мне нужно поговорить с твоей упрямой нее-сан, — и, встав, направился вслед за Мицуки. Когда он достиг желаемого пункта назначения, то позволил себе выплеснуть часть растущей ярости, громко хлопнув дверью. — Послушай, имото, ты не можешь сбегать от всего, что тебе не по нраву, — впившись в нее острым взором, плавной поступью он начал наступать вперед. — Было бы лучше, если бы ты уже приняла все, что уготовила тебе жизнь. Ведь от твоего согласия зависит благополучие нашей семьи, — без всяких сомнений, он был предельно серьезен, когда ласково сжал ее плечо. — Не разочаровывай нас… имото. — Я делаю все, что от меня требуется, — прошипела она. — Единственная вещь, с которой я не хочу смиряться, — это наша помолвка. — Но, имото… как ты не можешь понять, что ее отменить попросту невозможно? Все было давно решено нашими родителями… и мы оба знаем, насколько непреклонны они могут быть, — сладкий фальшивый голос понизился до низкой угрожающей интонации. — Что немаловажно… тебе просто некуда бежать. Власть семьи Куран безгранична… они направят на твои поиски каждую живую и даже мертвую шавку, если ты продолжишь сопротивляться. Назад пути нет и не будет… Смирись. Мицуки изо всех сил толкнула его в грудь, глотая злые слезы: — Замолчи! На его губах невольно растеклась тонкая улыбка от бессмысленности ее попыток оттолкнуть его. Канаме с легкостью пресек это и схватил ее за руку. — Имото, прошу тебя, успокойся, — с увядшей улыбкой попросил он. — В твоей отчаянной борьбе нет смысла. Потому что отныне твоя судьба принадлежит мне, милая. — Оставь меня в покое! — закричала она, укрывая лицо своими трясущимися от горькой обиды руками. — Просто… у-уходи! Медленно Мицуки безвольно скатилась по стене на пол, все еще прижимаясь к ней своей хрупкой, дрожащей от переизбытка эмоций спиной. Канаме посмотрел на свою младшую сестру с легким намеком на раздражение и, проигнорировав слезную просьбу, присел на корточки напротив нее. — Хорошо, моя дорогая имото… позволь спросить тебя, — обманчиво спокойным, твердым тоном поинтересовался он у нее. — Как ты думаешь, что произойдет после того, как мы все-таки разорвем помолвку? — …покину эту безумную семью и заживу счастливой жизнью… — прошептала она себе под нос, не обращая на него никакого внимания. В воздухе повисла странная напряженность. — Это то, что тебе никто не позволит сделать, имото, — привлекла ее внимание жесткость чужого голоса. — Ты не сможешь покинуть эту семью… Учитывая, что ты даже из особняка не можешь уйти. Несмотря на верность его слов, она не могла перестать думать об этом. Даже если побег невозможен, она была не намерена сдаваться. — По крайней мере я могла бы попробовать, — поджала она нижнюю губу. Он рассмеялся над наивностью ее мышления. И этот смех был… довольно тревожным. — Попробовать? Но, имото, как члену семьи Куран, тебе не позволено покидать стены этого особняка без разрешения старших. Уверен, ка-сан уже рассказывала о правилах, которым следует наша семья. Маленький чистокровный вновь улыбнулся, однако с каждой прошедшей секундой его улыбка становилась все более неправильной… Карикатурно безжалостной. — Итак, Мицуки, как твой нии-сан, я ни за что не позволю тебе поступить столь нелестным образом. Это особняк Куран, ты не можешь покинуть его, пока таково мое слово.