Опасный соперник / Tyger! Tyger!

Гарри понимал, какой ведьмой выросла маленькая Нефер. Но это не означало, что он предвидел это. В памяти Гарри Нефер была прекрасным младенцем, трогательно красивым ребенком, а в подростковом возрасте больше походила на изображение девственницы-мученицы, чем на неуклюжих прыщавых ведьм, которых он помнил по своим школьным годам. Можно было часами просто сидеть и глазеть на нее. В шестнадцать лет она была самой красивой ведьмой из всех, что он когда-либо видел. Как только она закончила Хогвартс, она поступила на службу в Аврорат. После этого она как будто стала для него другим человеком. Но на самом деле это было не так. Просто оказалось, что, когда он начал рассказывать о ней другим людям, он понял, как много он о ней знает. А она менялась, росла и взрослела. Это было очевидно. Она нравилась людям, они хотели быть рядом с ней, как будто само ее присутствие было подарком. В этом не было ничего плохого, за исключением того, что из-за этого она чувствовала себя затравленной. Да, ничего плохого, за исключением того, что это заставляло ее задуматься, сможет ли кто-нибудь пройти мимо магии, которая к ней прицепилась; хотя нет, не прицепилась, она ею БЫЛА. Но он прекрасно понимал, что она хотела, чтобы ее любили за что-то, что не было дано ей по рождению. Это стремление не так уж сильно отличалось от его собственного желания узнать, был бы он кому-нибудь дорог, если бы не победил Волдеморта еще до того, как был приучен к горшку. Итак, красавица Нефер перекраивала себя. Она обрезала свои волосы, которые, как ему было доподлинно известно, никогда раньше не знали стрижки. Она практически купалась в снадобье для волос «ПростоБлеск», которое, к сожалению, вызвало нежелательный побочный эффект, сделав ее волосы похожими на отцовские. Иногда он задавался вопросом, расчесывает ли она их вообще. В Аврорате он впервые заметил, что ее большие, как у Гермионы, глаза были слегка раскосыми. Она начала курить самые отвратительные сигары. Она по-прежнему была доброй душой, открытой для всех неудачников мира. Она подобрала розового котенка в мусорном баке в Лютном переулке и назвала его Хламом. Она даже купила колыбельку для младенца-призрака в своей квартире. Но вот от общества волшебников она отмахивалась, как от надоедливых мошек. У нее было ужасное чувство юмора Снейпа, но приятный легкий смех Гермионы. От любого юного волшебника, пытавшегося привлечь ее внимание, она отделывалась одной и той же отвратительное шуткой. – Прости, дорогой, я берегу себя для моего дяди Гарри. Гарри не знал, что Нефер абсолютно бесстрашна, пока она не поступила на службу в Аврорат. Это можно было бы считать безрассудством со стороны любой другой, более слабой ведьмы, а в ней его это просто нервировало. Он понял, что в Нефер его многое нервировало. В ней было слишком много от ее отца. Но и от Гермионы тоже. Кто еще, кроме дочери Гермионы, мог следить за тем, чтобы Тонкс надевала резиновые сапоги перед выходом на улицу, и пилить Рона за отсутствие манер, когда он ел за своим письменным столом? Он обнаружил, что классифицирует все, что она делала, именно так. Снейп. Гермиона. И Нефер. Нефер. Хотя она и пыталась заставить всех называть ее Джейн. У нее был резкий, слегка гнусавый голос ее матери и ухмылка ее отца, и она не могла спокойно пройти по улице, не вызвав переполоха. Ей регулярно приходилось чуть ли не силой заставлять продавцов принимать у нее деньги за покупки. Девочкой она была невероятно очаровательной, но став женщиной, изменилась. В первый месяц пребывания на службе ее ударил прямо по лицу заколдованный чайник, и она ходила со сломанным носом, гордо нося его как значок. У нее были темные круги под глазами, как у ее матери; она мало спала, как ее отец. Как бы она ни старалась оградить себя от красоты, та ее не отпускала, а наоборот, как будто ей назло становилась лишь утонченнее из-за жестокого и неправильного обращения. Она была похожа на ведьм, как их изображали маглы на своих картинках: пугающая и завораживающая. Иногда Гарри задавался вопросом, не была ли она немного сумасшедшей, с черными глазами, как у звезды немого кино, и черными как смоль волосами, вечно жирными и растрепанными. В магическом мире сумасшествие – не то же самое, что у маглов. Магия сводилась к способности заставить мир подчиниться своей воле. Иметь волю, не считавшуюся с реальностью, было признаком силы. Все великие были сумасшедшими. Грозный Глаз. Дамблдор. Он не знал, была ли она сумасшедшей, но она определенно была котом в мешке. По мнению Гарри, на пути Снейпа к величию стояло именно здравомыслие. Он, конечно, был могущественным, но при этом совершенно здравомыслящим. Гермиона была ближе к безумию, чем ее муж. С той самой минуты, когда она видела решение проблемы, она шла к нему напролом, смотря на все остальное сквозь пальцы. Снейп был приземленным, реалистичным человеком. Его мозг отслеживал каждую кочку на дороге, предвидел и пытался ее избежать, но он точно знал, где они находятся. Он размышлял, как обойти препятствия, которые Гермиона перелетала, как ворона перелетает коров на пшеничном поле. У Нефер такой проблемы не было. Она действительно напоминала ему Дамблдора, но Гарри никак не мог понять, в чем именно. Он вспомнил, как впервые увидел, когда она не спасовала перед темным волшебником. Она смотрела куда-то вдаль, слегка нахмурившись, расстроенная. Почти скучающая. Этот взгляд был пугающим и ясным. Она и не такое видала. Она не боялась зла. С какой бы злобной силой, способной причинить ей вред, она ни столкнулась, эта сила ее никогда не пугала. Она знала какой-то секрет, который сводил ужас на нет. Она видала и не такое, и выдерживала это, что бы перед ней ни стояло. Она не боялась темной магии и темноты. Его это пугало до дрожи. Когда он увидел ее в первый раз, ее пуповина была еще влажной. Он каждый день проклинал Снейпа за то, что тот попросил его стать ее напарником. Попросил его об этой услуге. Снейп никогда раньше напрямую не просил Гарри об одолжении. А когда, наконец, сделал это, одолжение оказалось для Гарри роковым. Взять Нефер в напарники для него было подобно бесконечному круциатусу для какой-то части его существа, о которой он раньше даже не подозревал. И именно поэтому он знал, что никогда не окажется на месте юного Птолемея, окруженного друзьями и семьей, в ожидании рождения ребенка. Гарри, сидящий и основательно напивающийся в комнате, полной волшебников, был без тени сомнения уверен, что умрет бездетным и одиноким. Когда он занимался сексом в последний раз, Северус Снейп еще преподавал зелья в подземельях Хогвартса; теперь единственная ведьма, которую он хотел, была для него... непозволительна. _______________________________________ Ночь была темная. Только магия домашних эльфов не позволяла суровому ветру проникнуть в дом. Снежные порывы продолжали сотрясать старое строение, где Андромеда, в девичестве Уизли, а ныне Снейп, пополнила ряды ведьм, которые на протяжении многих лет мучились в схватках, чтобы произвести на свет наследника для семьи Снейпов. Ведьма по имени Энди отличалась от других лишь тем, что она пришла в эту семью исключительно по собственной воле, движимая скорее дружескими и романтическими отношениями, чем финансовым или политическим союзом, без всякой надежды на выгоду от этого союза, кроме того факта, что ей искренне нравился Птолемей Снейп. Но в данный момент она готова была переосмыслить свою позицию. – Мамочка, – позвала беременная ведьма, лежащая сейчас с широко расставленными дрожащими коленками. Он же – Бабушка, дай мне поговорить с мамой. Молли Уизли убрала свои огненные волосы с потного лба. – Соберись, дорогая. Поверь своей старой бабушке, ты справишься. Роды никогда не бывают легкими, а близнецы даются труднее всего. – Нелегко – это про зельеварение. А роды — это, черт возьми, невозможно, – процедила Энди сквозь зубы. – Мама! – Чего тебе, детка? – донесся от изножья кровати голос ее матери. – Мама, приведи мне Птолемея! – Ну что за глупости ты придумала, – раздался в ответ голос ее матери. – Я хочу, чтобы он сейчас же был здесь, – она стиснула зубы, преодолевая волну боли. Как опытный медик, она знала, что сопротивление боли только усугубляет ситуацию, но ее тело игнорировало приказы разума. Постепенно она почувствовала теплую ладонь на своей руке; это, должно быть, была ее тетя Ми. Тот факт, что она также была ее свекровью, в тот момент не имел никакого значения для юной ведьмы. – Приведите мне Птолемея, – захныкала она, когда ее разум и тело пронзила очередная порция схваток. – Зачем он тебе? – подозрительно спросила ее сестра Молл. – Я хочу дать ему в глаз, – сказала Энди относительно спокойно. Ее двоюродная сестра Нефер фыркнула, но тут заговорила ее тетушка Ми. – Андромеда, я даю тебе торжественную клятву, что, если ты все еще будешь хотеть подбить глаз Птолемею, когда все закончится, я лично подержу его для тебя. – А я помогу, – добавила Нефер. – Может, есть еще кто-то, кого ты хотела бы поколотить, пока рожаешь? – Всех, – твердо сказала Энди. – Кого всех, милая? – спросила ее бабушка Уизли. – Волшебников... Всех этих беззаботных глупцов без исключения, – пропищала она, когда ее живот начал каменеть. – Мы всех их выстроим в ряд... – начала тетя Ми. – И в начало очереди поставим твоего дедушку как самого неисправимого нарушителя, – закончила бабушка Уизли. Единственным звуком, который вырвался из плотно сжатых губ Энди, было писклявое хныканье. – Прекрати сопротивляться, ты делаешь только хуже, – сказала ее мать, пытаясь отвлечь ее от боли, разминая ступню. Проблема заключалась в том, что Энди прекрасно знала, что делает ее мать, и почему-то от этого знания все усилия становились гораздо менее эффективными. – Расслабься, родная, – сказала ее бабушка. – Я не могу. Я сдаюсь, мне это не по силам. Сделайте так, чтобы это закончилось, – выдавила из себя Энди; ее челюсти болели от напряжения. – Если ты думаешь, что не выдержишь больше ни минуты, то ты почти у цели, – сказала ее бабушка, снова приглаживая волосы. ___________________________________________ – Ты далеко не первый волшебник, которому приходится терпеть это бесконечное ожидание, – проворчал высокий волшебник, откидывая назад свои нечёсаные волосы. Северус Снейп, как обычно, не мог оставить свои комментарии при себе. – Я в полном порядке, отец, – сказал Птолемей, мысленно пообещав себе научиться врать правдоподобнее. – Так вот почему ты читаешь одну и ту же страницу уже три четверти часа? – с ухмылкой спросил его отец. – Что же там такого написано? – Понятия не имею, – нахмурившись, ответил Птолемей. – В тот день, когда родилась Энди, я брился шесть раз, – сказал Рон Уизли, наморщив нос. – А вот Министр Магии, присутствующий сегодня среди нас, дал деру, как... даже не знаю... как трусливый заяц, когда ты родился. – Неправда. Я просто решил прогуляться, – насмешливо ответил отец Птолемея, но за его спиной Рон и дядя Гарри обменялись многозначительными взглядами. – Когда твоя бабушка рожала твоего дядю Билла, – со смехом сказал его дедушка Артур, – ее братья напоили меня в буквальном смысле до потери сознания... – он покачал лысой головой, устремив свой взгляд в то далекое время. – Вы их не помните... Гидеон и Фабиан, они были... – Веселы? – подсказал дядя Рон, отрывая взгляд от огня. – Убиты, – тихо сказал дедушка. Птолемей заметил, что его отец смотрит в сторону, на снег, падающий за окном. Ему очень захотелось, чтобы его младший брат был сейчас дома, где ему самое место, и смешил бы всех. Все были немного ошарашены, когда Фалес не пошел в Аврорат вслед за Нефер. Удивление было еще большим, когда самый младший Снейп получил должность в подчинении их дяди, Билла Уизли, став ликвидатором заклятий в Египте. Поскольку умение, а точнее НЕумение разбираться в финансах он унаследовал от отца, любая связь с банковским делом, какой бы незначительной она ни была, казалась для него несвойственной. К тому же, Птолемею казалось неправильным, что в такой момент не вся семья была в сборе. Они должны были быть единым организмом, в котором каждый выполнял бы свою роль; они с Сэти препирались бы, Нефер бы их подначивала, Фалес создавал бы комическую обстановку, папа был бы папой, а мама бы все улаживала и приводила в порядок. Птолемей знал, что традиция не допускать волшебников в родильную комнату была хорошей; Энди и при самых благоприятных обстоятельствах была очень вспыльчивой, так что увольте, ему пока что очень хотелось остаться невредимым и завести еще детей. Но это не мешало ему желать быть с ней. Он поднял глаза и понял, что говорит его дедушка. Его другой дедушка, доктор Грейнджер. Было странно думать, что он был всего на десять лет старше его отца. Он знал, что маглы стареют быстрее, чем волшебники, даже быстрее, чем сквибы. И все же было странно, что семидесятилетний мужчина выглядит таким древним. – Они все чьи-то дочери, Уизли, – сказал доктор Грейнджер. – Я достал ее школьную фотографию и сказал этому самому виконту, я сказал ему... – Дедушка, он теперь уже граф, – терпеливо объяснил Сэти. – Птах - виконт. – Я сказал этому графу... – произнес доктор Грейнджер, и при произнесении титула Северуса вроде как даже фыркнул с отвращением. – Я помню это довольно отчетливо. Ты сказал: «Всего пять лет назад моя дочь играла в куклы, а ты посчитал, что уже настала пора подарить ей настоящего ребенка». Мелодраматичность ситуации была просто замечательной, и вдобавок к этому, чтобы добить меня окончательно, полагалось карри, – нахмурившись, сказал мягкий и пушистый Северус Снейп. – Вы ездили за карри на автомобиле или заказали по фелетону? – спросил дедушка Уизли, мгновенно охваченный любопытством. – Тем не менее, моя малолетняя невеста, похоже, сумела одержать победу над всеми трудностями и невзгодами, – сказал Северус, не обращая на него никакого внимания. – Бедная маленькая мамочка, – саркастически заметил Сэти. – Твоя дочь, без сомнения, с честью выдержит это испытание, Рональд Уизли. Как и все они. По правде говоря, среднестатистические ведьмы сделаны из более прочного материала, чем мы, волшебники, иначе наша раса давно вымерла бы, – сказал Северус, и Птолемей не был уверен, чего он хочет больше - вручить отцу медаль или тарелку холодного карри. Легко вести себя непринужденно, если это не твоя жена сейчас изолирована от тебя в родильной комнате. В гостиной повисла неловкая тишина, изредка нарушаемая лишь прерывистыми смешками, плохо замаскированными под кашель, и пофыркиванием. Однако все это было забыто, когда воздух прорезал пронзительный звук, как будто резали металл. Птолемею потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, что это крики новорожденного. ____________________________________ И вот появились они, Гермиона и Молли Уизли, держа на руках запеленутых младенцев. Северус подошел первым. Как глава семьи, он имел на это право; когда-то давным-давно, если бы он захотел, он мог бы приказать выставить младенцев на всеобщее обозрение. Конечно, он бы этого никогда не сделал, но такая привилегия у него была. Он взглянул на Птолемея, который выглядел потрясенным, а потом откинул край одеяльца, чтобы рассмотреть сначала одно маленькое личико, потом другое. Его худшие опасения подтвердились: эти двое были удивительно похожи на Фреда и Джорджа Уизли. Принимая во внимание этот факт, возможно и не было ничего необычного в том, что их отец стоял сейчас с выражением лица, как у рыбы, выброшенной на берег. – Кто из них первенец? – спросил Птолемей, сокращая расстояние между ними и подойдя достаточно близко, чтобы погладить маленькую щечку. – Вот, – сказала Молли, передавая молодому человеку ребенка, которого держала на руках. – Альбус, – Птолемей впервые обратился к младенцу, который многообещающе сверкнул глазами. Молли и Гермиона переглянулись. – Это девочка, они обе девочки, – сказала Гермиона с нежной улыбкой. Северус ошибся. Было кое-что похуже, чем внуки, похожие на Фреда и Джорджа Уизли: внучки, похожие на Фреда и Джорджа Уизли. – Тогда Альба, – поправил себя Птолемей, глупо улыбаясь от удивления. – Во имя всего святого, не называй второго ребенка Арга, – с болью в голосе произнес Северус. – Почему нет? Мы уже пришли к согласию относительно имен, пол детей ничего не меняет, – ответил Птолемей, хотя сейчас он явно был не способен обращать внимание ни на кого старше двадцати минут от роду. Северус фыркнул. Гермиона поморщилась, и это, как предположил Северус, означало, что вопрос закрыт. Он поднял глаза и увидел ведьм, выходящих из родильной комнаты, ощутил несмолкаемый шум их общения с волшебниками, с которыми они вновь объединились, хотя всего несколько мгновений назад были строго разделены. В каком-то смысле он был в шоке. Он стал дедушкой; это было не так всеобъемлюще и обременительно, как родительские обязанности, но все же это было потрясением. Оба его деда умерли задолго до его рождения. Он задавался вопросом, что именно от него потребуется. Он с близкого расстояния наблюдал за Мартином Грейнджером и Артуром Уизли в этой роли, но сомневался, что сможет последовать их примеру, а тем более превзойти их. Он был подготовлен к этому не больше, чем к отцовству. Было неприятно сознавать, что Птолемей никогда не будет испытывать подобных затруднений. Мальчик был достойнейшим представителем волшебного народа; фактически, он был самим воплощением решительного, образованного, благородного чистокровного, несмотря на наличие магловских корней. Невозмутимый и утонченный; то, чего Северус добивался с большим трудом, его старший сын достигал так же естественно, как взлетает птица. В этой суматохе Северус и не заметил, что укрылся в своем кабинете, про него все забыли благодаря волнительности момента. Рано или поздно Гермиона придет его искать. Он был уверен в этом так же, как и в том, что солнце всходит на востоке, — это было знанием, основанным на многолетнем опыте. Оставшись наедине со своими книгами, Северус понял, что должен быть доволен, и, как ему казалось, он и был доволен, разве что в каком-то смутном абстрактном смысле. И все же какое-то чувство, название которому он дать не мог, неприятно засело в дальнем уголке его мозга. Не зная, что еще можно сделать, он призвал на помощь кальян и гашиш. Возможно, все, что ему требовалось, — это простое успокоительное. Ожидание было очень томительным. Вот так и получилось, что жена застала его одного в кабинете, с похожим на плеть лозы мундштуком кальяна во рту и легкими, полными дыма. – Северус? – позвала она, умудрившись выразить одновременно беспокойство и раздражение. То, как она это делала, действительно было удивительно. Он изо всех сил старался удержать дым в легких, пока она смотрела на него сверху вниз, так что его глаза оказались на уровне ее груди. Также удивительным было и то, что такая ведьма была чьей-то бабушкой. Она была еще совсем молодой, едва старше, чем он сам, когда родился Птолемей. Ему сейчас было шестьдесят пять лет, его и самого вряд ли можно было считать пожилым человеком. Сам того не желая, он выдохнул, посылая облако гашиша прямо в лицо Гермионе. Она зашлась в приступе кашля. – Северус, что с тобой сегодня? – спросила она раздраженно, пытаясь отмахнуться от дыма. – А почему со мной что-то должно быть? – ответил он без всякого выражения. – Именно это я и хотела бы знать, – нахмурилась она. – Без сомнения, Птолемей окажется таким же образцовым отцом, равно как и является образцовым сыном, – нахмурившись, сказал Северус, прежде чем сделать еще одну длинную затяжку гашишем. Гермиона мило нахмурила брови. – Это все из-за того, что родились девочки? Ты разочарован? – обвиняющим тоном спросила его жена. Северус задержал дыхание настолько, насколько это было возможно, прежде чем выпустить дым, на этот раз целенаправленно, в лицо леди Снейп. – Не надо оскорблений. Ты же знаешь, я люблю детей женского пола, по крайней мере, когда они мои собственные, – нахмурился он. – Тогда что не так? – спросила она, выглядя скорее всего растерянной. – Все так, моя дорогая. Все просто прекрасно, – ядовито произнес он. – Птолемей, без сомнения, будет превосходным отцом. Особенно по сравнению с моим собственным, довольно ущербным примером. – Ты сделал все, что мог, все, на что только можно было надеяться... – быстро ответила она, слишком быстро, по его мнению. Как будто это был какой-то эмоциональный триаж. – Все, что мог… Мои усилия были жалкими и неуклюжими. Перед тобой настоящий Невилл Лонгботтом из отцов, – прорычал он. Его ядовитый сарказм удивил его самого. – Ты любишь своих детей, и твои дети любят тебя; этого должно быть достаточно, – сказала она, нахмурившись так же, как и он. – Ты всегда говоришь что-нибудь в этом роде, – сказал он, снова затягиваясь трубкой. – И чего же ты тогда от меня хочешь? – спросила Гермиона. – Зажми это губами и втяни воздух, – сказал он, прижимая кальян к ее рту. Она отстранилась. – Северус, ты же знаешь, я не... – Я никому не скажу, – пообещал он, вложив в просьбу все свои способности к обольщению, сам не понимая, зачем это делает. – Покури со мной. – Северус... Я ... – она начала отрицательно качать головой. – Пожалуйста? – попросил он, вновь пуская дым в ее сторону. –...Или... Ты... Боишься? Гермиона шагнула к нему, оказавшись между его раздвинутых коленей. Не признавая своего поражения, она приоткрыла губы, позволяя ему поместить ей в рот соответствующую часть трубки. Он зачарованно наблюдал, как вздымается ее грудь, наполняясь дымом. Очевидно, она достаточно часто видела его за этим занятием, чтобы знать, как правильно действовать самой. Наблюдение за ней почти гипнотизировало его. Он снова поднес трубку к своим губам. Она устроилась у него на коленях, и они принялись курить гашиш по очереди. Некоторое время спустя он отложил трубку в сторону, не будучи уверенным в том, когда еще был настолько под кайфом. Его жена никогда не молчала так долго за все годы, что он ее знал, - во всяком случае, если не спала и не читала книг. Возможно, она была не в состоянии говорить. Он задумался, какие секреты он мог бы выудить из нее. – У меня перед глазами все расплывается. Это нормально? – спросила она странным голосом. Куда же делись все ее хваленые знания по любому вопросу? Он пожал плечами. Она положила голову ему на плечо. Это было приятно. Сам того не желая, он нашел рукой ее грудь. Потребовались годы, чтобы ее груди приняли желаемую для него форму и перестали торчать вверх; с их стороны было… дерзостью так на него пялиться. Гермиона была идеальной женой, матерью, партнером. Идеальной ведьмой, если быть честным. А он был... таким, каким был. Особо не задумываясь, он заговорил. – За что ты любишь меня, Персефона? – Что? – сонно спросила она. – Или я ошибаюсь, полагая, что ты любишь меня? – спросил он, по большей части дурачась. – Я люблю тебя, – ответила она голосом, который сейчас звучал почти так же, как в детстве, и совсем не походил на голос владелицы и главного редактора «Ежедневного пророка», – потому что ты — плоооохоооой. – Нет. Я не... – возмущенно начал он, но был остановлен мягким прикосновением пальца к губам. – Не надо задавать вопрос, а потом перебивать меня, когда я пытаюсь тебе ответить. Это очень невежливо, – сказала она тем же голосом. – Слушаюсь, бабуля, – ответил он с ухмылкой, и за это его рука была щедро вознаграждена щипком. Очень сильным щипком. – Ты не злой, но ты очень, очень плохой, Северус Снейп, и это хорошо. Я хочу сказать... – она замолчала, на мгновение запутавшись в клубке собственных мыслей. – Ты знаешь, как это чертовски утомительно - все время быть хорошей? Беспокоиться о том, чтобы не быть эгоистичной. Беспокоиться о том, чтобы не быть грубой. Беспокоиться о том, чтобы не задеть чувства людей. Беспокоиться о том, чтобы быть правой. Это чертовски утомительно, скажу я тебе. Если бы не ты, я была бы такой же сухой и скучной, как... – Пизда Сибиллы Трелони? – сказал он, и Гермиона снова ущипнула его, но на этот раз за сосок. Ему это даже понравилось. – Так ты понимаешь, о чем я? Ты ужасен. Это мне в тебе и нравится. А еще ты хороший, – сказала она, снова запутавшись. – Так хороший или плохой? – ухмыльнулся он. – Ты надежный и верный. Это достойно восхищения, – сказала она с довольным вздохом. – Ты как будто рассказываешь про чью-то собаку, – сказал он. – Все, что ты делаешь, ты делаешь на самом пределе своих возможностей, выкладываясь по максимуму. За исключением... – осоловело произнесла она. – За исключением чего? Когда это я отлынивал от своих обязанностей? – раздраженно спросил он. Он уже не был уверен, что этот допрос был самой блестящей идеей из всех, когда-либо посещавших его голову. – Преподавания. Ты был никудышным учителем, – невозмутимо сказала она. – Да, я ненавидел преподавать, – без обиняков сказал он. Не было никакого смысла увиливать от правды в этом вопросе. – Это было очевидно, даже когда мне было одиннадцать, – сказала она, уткнувшись носом в его мантию. Ему показалось, что она очень глубоко дышала. Она что, его нюхала? – Ты меня ненавидела? – спросил он, заключая ее в замок своих рук, как будто боялся неожиданно ее уронить. – Ты меня ужасно раздражал. Бесило твое отношение. Но я восхищалась тобой, тем, что ты сделал для Ордена, и в интеллектуальном плане тоже. Я восхищалась великолепным, прекрасным содержимым твоего мозга, – сказала она, нежно улыбаясь. Если бы он не убрал гашиш, она бы накурилась так, что и двух слов связать бы не могла. – Почему ты была близка со мной? Я понимаю, почему ты согласилась на брак; это было логично. Но зачем ложиться в постель с волшебником, который третирует тебя…? – с любопытством спросил он. – О, ты был не таким уж и ужасным. Просто строптивым, но ты и сейчас все такой же, и я думаю, останешься таким до последнего вздоха... – ласково сказала она. – У меня есть для тебя три слова, жена. Кто. Бы. Говорил, – произнося это, он боролся с желанием ухмыльнуться. – И тем не менее, регулярный секс был в нашем случае логичным решением, – сказала она, потирая лицо. Это было очаровательным и игривым жестом с ее стороны, но его это не остановило от продолжения расспросов. – С какой это стати? – спросил он. – Разве это не очевидно? Разве это не было очевидно еще тогда? – ответила она вопросом на вопрос. – Если бы это было очевидно, стал бы я тебя спрашивать? – раздраженно сказал он. – Потому что, Северус, ты совершенно ясно дал понять, что, хотя ты и был обо мне достаточно хорошего мнения, чтобы захотеть спасти мою жизнь, я в то же время бесила и раздражала тебя до чертиков, – начала объяснять она. Он уклончиво хмыкнул. Пока что ему было нечего возразить на ее слова. – Продолжай, – приказал он и тут же исправился, смягчив тон, – пожалуйста. – Я хотела быть счастливой. Чтобы быть счастливой в качестве твоей жены, мне нужно было тебе понравиться, хотя бы немного, но я не могла бы тебе понравиться, если бы ты сам не дал себе шанса для этого. Мне нужно было дать тебе мотивацию для этого. Секс - хорошая мотивация для здорового молодого волшебника. Кроме всего прочего, ты трахаешься как сам дьявол, – сказала она. – Короче говоря, мне понравилась наша брачная ночь, мне захотелось продолжения, и еще я хотела понравиться тебе. На самом деле все довольно просто. – Просто – совсем не то слово, которым бы я описал твой мыслительный процесс, – сказал он с кривой улыбкой. – А я действительно «трахаюсь как сам дьявол»? Гермиона закатила глаза. – Хочешь, чтобы я дала клятву на волшебной палочке? Вместо ответа он переместил ее руку со своей груди к себе на брюки, хотя и воздержался от очевидного каламбура об использовании совершенно другой палочки. – У меня до сих пор странное ощущение в глазах, – сказала она, моргая. – Ты понимаешь, что все это сотворила ты; ты заставила нас полюбить друг друга, – он не смог скрыть изумления от внезапности этой, только что пришедшей в его голову, мысли. – Я женат на непреодолимой силе. – А почему ты любишь меня? – спросила она, сморщив свой маленький бессовестный носик. – Как говорится, око за око. – Я люблю тебя, потому что ты необыкновенно... красивая, – сказал он. Она застала его врасплох, черт бы ее побрал. – Только дурак не полюбил бы тебя. Я поступил так, как поступил бы любой мужчина на моем месте. – Но ты далеко не любой мужчина, ты — это ты. Почему ты, Северус Снейп, любишь меня? – спросила она его с самодовольным видом. – Я люблю тебя, потому что люблю, – пожал он плечами. – Это не ответ, – сказала Гермиона и без предупреждения дала свободу своим рукам. Он был в полном замешательстве, когда ее пальцы заметались по его бокам. Это ужасно раздражало... что же она такое вытворяла? И тут до него дошло. Его щекотали. Он ничего не смог с собой поделать и расхохотался. – Прекрати... прекрати... прекрати... черт возьми... Гермиона! Прекрати! – выдыхал он между приступами смеха. Черт, он, кажется, хрюкал. С сердцем, полным жажды мести, он протянул руки, чтобы пощекотать ее в отместку. Его никогда раньше не щекотали, и тем более он не щекотал никого в ответ, но это его не остановило. Он понятия не имел, как через несколько минут обнаружил, что прижимает жену бедрами к полу, очень возбужденный, одной рукой держа ее руки над головой, а другой щекоча ей ребра. – Моли о пощаде, Персефона, и может быть я отпущу тебя, – ухмыльнулся он. – Хрен тебе, громила, – хихикнула она и приятно заерзала под ним. Ее груди восхитительно колыхались. – Возможно, если тебе очень повезет, то я, так и быть, достану свой хрен. Мне известно из достоверных источников, что я трахаюсь как сам дьявол, – властно произнес он, продолжая мучить ее. Он еще раз для пущей убедительности пошевелил бедрами. Юбка ее платья каким-то таинственным образом задралась до бедер. Он чувствовал тепло и влагу, волнами исходящие от тонкого хлопка ее трусиков. Ее соблазнительное личико раскраснелось от возбуждения, а надутые губки так и молили о поцелуях. Его наслаждение вдребезги разбил голос, донесшийся из камина. – Профессор Снейп? Ээээ.. то есть... Министр Снейп... сэр? Гермиона? – позвал голос, а затем показалась голова с растрепанными рыжими волосами и кричаще яркими серьгами. О, какая радость! Это же Биллиус, мать его, Уизли. Самый переоцененный ученик из всех, что были у Северуса до того, как на горизонте появился Поттер. У него был вид волшебника, пытающегося продержаться в подростковом возрасте гораздо дольше, чем подобало. Северус расправил мантию настолько незаметно, насколько это было возможно в данных обстоятельствах, в то время как его жена спряталась за его стулом. – Празднование рождения младенцев проходит в главном зале, – осторожно произнес он. – Я знаю. Они и направили меня в Ваш кабинет. Это касается Фалеса. – А что с ним? – Произошел несчастный случай. То, что ликвидаторы приняли за проклятие, оказалось гнездом ламий, – серьезно сказал Биллиус. – Ради Мерлина, Билл, с моим сыном все в порядке? – спросила Гермиона, подбегая к камину, в то время как у Северуса внутри все сжалось. – Я в порядке, мам, – раздался голос позади Билла Уизли. – Он уничтожил ламию и попутно спас двух местных ведьм, – продолжил Биллиус. – Проблема в том, что при этом он потерял много золота из-за мародеров. – И из этого следует, что…? – возмущенно спросил Северус. – Гоблины не оставили мне особого выбора, я вынужден был уволить его. Это вопрос безнадежно противоречивых приоритетов, – поморщился Уизли. Северус оценивающе посмотрел на него. Пожалуй, его привлекательная внешность долго не продержится, как бы он ни старался. – Дай мне поговорить с сыном, Уизли, – сказал он. – Привет, папа, мама, – весело сказал Фалес, когда его голова показалась в пламени камина. Он выглядел как всегда; возможно, даже лучше. – Ты в порядке? – с тревогой спросила Гермиона. – Ни царапины, мам, – широко улыбнулся Фалес. Северусу показалось, что он отлично проводит время. – Значит, ты будешь дома на Рождество, малыш? – спросила она. Этот праздник надвигался на них, как разъяренный горный тролль. – По-моему, это на редкость крупный малыш, – пробормотал Северус. Гермиона ткнула его локтем в бок. – Да, кстати, мам. Э-э... поступило одно предложение, – сказал Фалес – Только не говори мне, что ты собираешься стать моделью, – сказал Северус. Если у парня действительно было что сказать, Северус хотел бы, чтобы он перешел сразу к делу, а не морочил им с Гермионой голову. Когда дело доходило до моральных пыток, его отпрыски были поистине мастерами своего дела. – В деревне неподалеку от Мадраса возникли проблемы с Паку Пати, и они наняли меня. Я нашел, чем хочу заниматься... Я собираюсь стать охотником на вампиров. Он услышал, как его жена, стоявшая рядом, пробормотала «вот дерьмо» себе под нос. Он боролся с желанием взглянуть на нее краем глаза. – Какая прелесть, – уклончиво ответил Северус. – Я уже подготовил визитки и все такое, – просиял Фалес. – Ты уверен в этом, сынок? – любезным голосом спросила Гермиона, очевидно, сдерживаясь изо всех сил. Северус начал медленно отсчитывать секунды, пока ее гнев не достиг точки кипения. – Может быть, ты займешься чем-то менее опасным? Например, будешь дразнить мантикор? – предложил Северус. – Фалес, ты хоть представляешь, насколько это рискованно? – начала закипать Гермиона, с каждым слогом повышая голос. – Тебе однажды повезло, и ты решил сделать на этом карьеру? Не пойму, ты сумасшедший или идиот... или и то, и другое? Если бы я знала, что ты будешь так мучить меня, я бы... – Возвращайся домой, и мы обсудим это на трезвую голову, – сказал Северус, скрестив руки на груди. Он поздравил себя с тем, что не дрогнул, когда разъяренная жена кричала ему в ухо. – Слушай, ты, чертов кретин! Собирай свои вещи, садись на свой летающий ковер и немедленно лети домой, – ревела Гермиона. Наверное, «ревела»– не лучшее определение, которое смог придумать Северус. Можно ли вообще «реветь» в высоких регистрах? Но как бы ни назывались издаваемые его женой звуки, они были громкими и болезненными для слуха. – Прости, мама, я нужен в Индии как можно скорее. Мне пора. Я отправлю тебе сову завтра. Пожелай мне удачи, – и с этими словами камин опустел. – Как по-грифф... – начал он, но его прервали. – Заткнись, пока твоя почетная грамота за храбрость и орден Мерлина, который ты так любишь, не оказались в твоей заднице, – ядовито сказала Гермиона. – Это все ты виноват, это ты подал ему безрассудный пример. – Возможно, Паку Пати примет его за собрата-кровопийцу, и тем самым будет застигнут врасплох, – попытался пошутить Северус, надеясь поднять своей жене настроение напоминанием об обвинениях в вампиризме, которым он подвергался в молодости. Она лишь сердито сверкнула глазами в ответ. _______________________________________ Гарри Поттер стоял в дверном проеме позади своего лучшего друга Рона Уизли, держа в руках бокал со спиртным. В большом зале было подано огромное количество еды и напитков, как будто испытывая столы Снейпов на прочность. Появление нового поколения в семье заслуживало того, чтобы его отпраздновать. Гарри не мог с этим поспорить. Хотя это и казалось ему странным: у Рона и Гермионы уже были внуки, в то время как у него еще не было даже детей. Это заставило его почувствовать себя на удивление оторванным от нормального течения жизни, почти так же, как он чувствовал себя, будучи маленьким мальчиком. Возможно, такова уж была его судьба - быть вечным сиротой. Во всем этом была определенная симметрия. Он задался вопросом, не делает ли это Снейпа заменителем его дяди Вернона. Это была забавная картинка. Снейп с усами Вернона Дурсля, похожими на щетку для уборки. Он попытался представить себе летучую мышь, продающую сверла. Не получилось. Гарри вздохнул и пристально посмотрел на Рона. Его волосы начали редеть на макушке. Гарри слышал, что облысение всегда передается по наследству с материнской стороны. Очевидно, у волшебников все по-другому. Он восхищался тем, как близнецы Уизли решили проблему выпадения волос, побрив головы налысо и отполировав их до блеска. Гарри сделал еще один глоток из своего бокала. Он должен был отдать должное домашним эльфам Снейпов, все они без исключения были первоклассными барменами. Он посмотрел в том же направлении, что и его друг. Малышка Энди кормила грудью одну из новорожденных, в то время как Птолемей качал на руках вторую. Гарри не помнил, когда еще он видел Рона таким задумчивым. – Он был прав, они все – дочери какого-нибудь несчастного сукина сына, – сказал Рон хриплым голосом. Гарри подумал о Нефер, и все, что он смог сделать, это кивнуть.