Жертвенная Яга

Ночь на старых шкурах прошла спокойно. Пламя, бесновавшееся в печи, согревало нас с волчицей, что предпочла спать на полу, свернувшись в клубок и укрыв нос хвостом. Рассвет был бледный и туманный. Стая журавлей рассекала лимонный диск солнца. Скоро дни станут короче, и тьма вступит в свои владения. В буром сундуке с расколотой надвое крышкой я отыскала белоснежный сарафан с причудливой вышивкой на пышных рукавах. Узоры по краям были расшиты рубиновыми каменьями, а изумрудный передник, в свою очередь, выглядел просто. Мне стало совестно надевать столь прекрасные одеяния, что годились скорее для свадьбы, нежели для побега. Однако и нагой явиться в деревню я не могла. Так что выбора меня вновь лишили. Сарафан оказался мне почти впору, в талии оказался великоват. Но я всегда была хилой девицей, а в детстве и вовсе не успевала пойти на поправку, как очередная хворь нападала на меня. Я туго затянула плетенные веревочки передника на поясе, дабы сарафан смотрелся на мне прилично. К этому моменту волчица тоже проснулась и сонно потянулась, выгибая спину. Мне даже послышался хруст. Я легонько похлопала волчицу меж ушей и обратилась к ней: — Волчица-волчица, ведаешь ли ты, как далеко от избушки мне дозволено отходить? — Ответа не последовало. И на что я надеялась? Звери только в сказках разговаривают. — Ведь все обманом может обернуться, и мне, возможно, внушили, что дальше двора мне не выйти. Я и сама едва верила в сказанное. Скорее, убеждала себя, что все не так уж скверно и боги невесть за, что не обозлились на меня. Возможно, я вела себя слишком самонадеянно, и вот — мое наказание. Костяная нога — тому яркое подтверждение. Я бы не удивилась, если бы у меня не вышло сделать и шаг за пределы места, где меня беспощадным способом умертвили мужчины, что некогда дарили мне сладости и катали на плечах. И все же лучше попытаться, чем потом целое столетие жалеть, что не попробовала выбраться из этого болота. Дверца легко мне поддалась, с натужным скрипом открывая предо мной серый лес. Левая ступня не чувствовала ничего, а вот правую пятку кололи шишки, сосновые иглы, а влажная земля холодом обжигала свежие ранки. Но я упрямо продолжала пересекать двор без ограды. Чары обязаны меня пропустить. Я не выбирала такую незавидную судьбу, и если у меня не получится отыскать способ, как покинуть мои новые владения, то я ни за что не стану оберегать живых от мертвецов. Я стану худшей стражницей на границе двух царств. Я обернусь для жителей родной деревни самой ужасающей карой за всех тех юных девиц, что они погубили, боясь покойников и раболепствуя перед Кощеем, которого, может быть, и не существовало вовсе. Старейшина твердил, что Кощей сам избирал Ягу. Если уж властитель костяного царства не был жуткой сказкой для детишек, чтобы в лес далеко не заходили, и его выбор пал на меня, ему тоже придется пожалеть. Я отмеряла шаги от крыльца, и двадцать первый стал для меня роковым. Правая нога увязла в грязи, под которой корни оплели мою голень, впиваясь тонкими шипами в плоть. Я всхлипнула, давясь вскриком, и зарылась пальцами в землю, подтягивала себя вперед. Но чем дальше я продвигалась, тем тяжелее мне было сделать вдох. Все внутри меня, казалось, пронзали острыми клювами вороны, и воздух больше не задерживался во мне. Даже хуже — каждый вдох напоминал расплавленное железо, заливаемое в глотку, когда я делала безуспешные рваные вдохи. Я догадалась, что кровь у меня пошла из носа только тогда, когда слизала с губ солоноватый вкус. Я отринула трусливые мысли о том, что пора сдаться. Я должна преодолеть этот рубеж и вырваться на свободу. Шипы, впившиеся в оставшуюся ногу, раздирали кожу дальше и входили глубже, стоило мне продвинуться еще немного вперед. Пространство вокруг стало мутным, словно я глядела в илистую реку. Силы окончательно покинули меня, и я обмякла на покрове гниющих листьев и игл. Неожиданно волчица сурово клацнула над ухом и ее челюсть сомкнулись на вороте сарафана. Волчица потащила меня назад, слово несмышленого щенка, и откинула меня от опасной границы. Она напоследок фыркнула и хлестнула меня по щеке распушившимся хвостом. За сердитой волчицей возвышался колодец, и я обнаружила рубеж свободы. Двадцать один шаг до колодца — вот отныне мой предел. Волчица обошла меня по кругу, виляя хвостом, а меня изнутри грызла несправедливость. Ладони вспотели, и поперек горла завязался режущий ком слез, которым я не собиралась давать волю. Если не получилось выйти в сторону живых, то должно получиться к мертвецам. В избе больше не стоял настолько стойкий запах затхлости и сырости. Я не закрыла дверь, когда пыталась неудачно сбежать. Свежий ветер выгнал неприятные ароматы, а тепло от печи выпарило всю влагу. Волчица захлопнула дверцу задней лапой, а я, уперев руки в бока, громогласно обратилась к дому. Мне вспомнилось, что говорили в тех сказаниях: — Избушка-избушка на курьих ножках, повернись-ка на другую стороножку. Изба послушалась меня и неуклюже поворачивалась, переминаясь с одной лапы на другую. Когда же она остановилась, я попыталась толкнуть дверь, но она не открылась. Я навалилась на нее всем телом, но она совсем не двинулась. Я продолжала бить дверь, пинать, пока волчица не зарычала, похоже, желая, чтобы моя истерика прекратилась. — Не готова еще, — мне показалось, что чужой голос звучал у меня в голове. Во рту у меня пересохло. Обычно в деревне одержимых голосами ждала голодная смерть, ибо это означало, что прислуживали они проклятым богами созданиям: лешим, русалкам и прочим. — Недостаточно умереть, дабы Ягой стать. Постичь мастерство темное надобно. — Это ты! — Воскликнула я и тут же прикрыла нижнюю часть лица ладонями, скрывая изумление. — Ты умеешь разговаривать! Волчица оскалилась, но никакой угрозы в том не чувствовалось. — Ты своенравнее предшественниц своих, Яга. Безрассудство же пусти в созидательное русло. Никто дотоле сбежать не пытался. Каждая Яга место свое здесь находила, — спокойно говорила волчица. — Изучи ремесло колдовское, и пустит тебя избушка на сторону иную. Кощей пригласит тебя в чертоги свои, и поймешь ты, что участь твоя — дар, благодать. — Значит, если я овладею колдовством Яги, то смогу дойти до самого Кощея? Волчица поклонилась, и я приняла это за положительный ответ. Однако на кончике языка устроил дикие пляски целый ворох вопросов: — Для обучения же нужен наставник… Как я смогу научить сама себя тому, чего не знаю? Волчица мордой указала на сундук, и я лениво поплелась к нему. Какой бы самоуверенной я не была от случая к случаю, но учиться не любила от слова совсем. В нашей деревне умели читать руническое письмо только два человека: старейшина и Божидар. И то моего братца обучили в столице по приказу царевича, а я с горем пополам освоила счет, хотя и в нем порой путалась. Открывать сундук не пришлось. Крышка и без того была откинута. Внутри находился в основном хлам, что я хоть и желала выкинуть, но не решалась. Это все — наследие других девушек, которым не повезло так же, как и мне. Все, что от них осталось, и стоило его сохранить, потому что у них не было даже могил, где бы могли почтить память о них. На самом дне я нащупала что-то твердое и достала наружу. В моих руках оказалась удивительная шкатулка из сыромятной кожи, однако стоило ее открыть, то внутри меня ожидали вовсе не драгоценности, а листы пергамента и тонкие кусочки бересты, исписанные рунами. — Великолепно! — Вспыхнула я. — Как будто я умею читать! Вот и дошла до Кощея. Чем дальше в лес — тем плотнее тьма сгущалась надо мной. Я откинула письмена на стол, как за окном послышался переливающимся ручьем голос: — Волче, уверен, что идем мы в верном направлении? Я клятву принес. Лужи хлюпали под чьим-то тяжелым шагом. Путник явно устал. Дверь в то мгновенье находилась на другой стороне, ибо изба не отвернулась от царства мертвых, поэтому мне пришлось встать на колени, дабы незваный гость меня не заметил, и выглянуть в щель между ставнями. Черты лица мне разглядеть не удалось, но одеяния незнакомца были яркими: рубиновый кафтан, расшитый золотистыми нитями с нанизанным на них перламутровым жемчугом, шапка набекрень, из-под которой выбивались солнечные кудри. Рядом с юношей бесшумно ступал волк, и волчица приблизилась ко мне, ощерившись. — А волче все глупцов по лесу собирает, словно грибы… Я затаила дыхание, когда юноша остановился перед избой, что вздрогнула, переминаясь с одной лапы на другую. Может, она ощутила мое смятение? Юнец явно был не из простого люда, и если же так, то где его стража? Прячется за деревьями? Боярин пришел поглумиться над судьбой девицы из диких земель? Юноша склонился к волку, и тот несколько раз повертел головой, скалясь. Затем путник набрал полную грудь воздуха и обратился к избе: — Избушка-избушка на курьих ножках, будь милосердна, дверцей ко мне повернись. Но изба не послушалась его. Рот у меня наполнился горькой слюной, а в животе заурчало. — Избушка-избушка на курьих ножках, клятва умирающего меня к тебе привела. Отвори же дверцу или хотя бы оконце. Волчица встала на задние лапы и ткнулась мордой в ставни, раскрывая их. Она юрко выпрыгнула в окно. Шерсть на загривке у нее встала дыбом, а волк виновато потупил стальной взор. Похоже, у них было о чем браниться, и в это мне не хотелось вникать. Юноша же отпрянул от них в сторону окна, и я сразу же спряталась, рухнув вниз. — Прости, — заговорил он с нежностью. — Знаешь ли ты, как я могу отыскать Лелю? Казалось, сердце застучало так остервенело, что ломало кости, а их осколки впивались в него. Он обращался ко мне по моему настоящему имени, а не кличал меня так, как нарекли старейшина и жители деревни. Яга. — Я поклялся другу хорошему своему, брату ее на смертном одре, что помогу ей, спасу от участи Яги… — Что?! — Я подскочила со своего места, снова выглянув в окно. — Божидар умер?! — Умирал, когда я покидал деревню. Как только письмо его дошло до меня, я отправился в родную деревню Божидара. Ранение ему нанесли роковое… Так это ты — Леля? Я уронила локти на подоконник и закрыла лицо ладонями. Я подозревала, что Божидар погиб, но отчаянно желала верить в лучшее. Глаза жгло от гнева и горечи. Жители деревни боялись мертвецов, хотя сами множили их. — Я царевич Иван, и пришел обещанное исполнить. Вернуть тебе жизнь человеческую — единственное, о чем друг мой меня просил. Я втерла костяшками пальцев слезы назад, задумавшись, а насколько теперь мне нужна прежняя жизнь? Она полностью разрушена, сожжена дотла, и ее не восстановить. Один пепел, что надобно замести и развеять по ветру. У меня началась совершенно иная жизнь, в которой, возможно, удастся возвратить Божидара. Стоит ли просить вернуть меня назад? И хоть кто-нибудь способен это сделать? — А что сталось с родителями моими? — Вопросила я, боясь услышать ответ, получить знание, способное разбить те осколки, на которые я уже рассыпалась. — Встречал ли ты их, царевич? — Изгнание за нарушение традиций. Однако же отряд мой отправлен на их поиски, поэтому я один, Леля. Облегчение скинуло с шеи моей тяжелую гирю страха. Отец и матушка хотя бы были живы, и это подкрепило мое желание поскорее встретиться с Кощеем: вырвать Божидара из пут смерти и вернуться к тем, кто боролся за меня до самого конца. — Царевич, умеешь ли ты читать? — Безусловно. — А научишь ли меня? — Если впустишь. — Избушка-избушка на курьих ножках, отвори же перед царевичем двери. Бревенчатые стены заскрипели и застонали, заслышав мой зов. Я отпрянула от окна, ибо ставни сами захлопнулись, дабы я не выглянула в долину мертвецов. Неповоротливая изба вскоре встала перед царевичем лицевой стороной, но первой по узким ступенькам вбежала взмокшая волчица, а волк, поникнув, не отошел от царевича. Длинные сапоги Ивана оставляли после себя темные следы и комья грязи. Однако же в моем пристанище и без того царил хаос, да и я сама выглядела не лучше, ибо при попытке побега испортила роскошный сарафан. Я завела костяную ногу за вторую, хоть исцарапанную шипами, но живую. Почему-то я устыдилась того, в чем моей вины не было. Если Иван и заметил мой недуг, то не подал вида. Царевич без какого-либо осуждения окинул бирюзовым взором скудное и запущенное убранство, но в тонких и невесомых чертах его я не столкнулась с отвращением. Скорее, печаль и сожаление. Я бы пригласила Ивана выпить травяной чай со свежими пирогами из печи, но у меня ничего не было, поэтому я не стала медлить: — Видел колодец на улице? — Да, — Иван коротко кивнул и облокотился об дверной косяк, а рядом с ним присел волк, отчего волчица зарычала. — Я не могу уйти дальше этого колодца. Чары не выпускают меня. Не достичь мне свободы, покуда не дойду до Кощея. Лишь в его власти освободить меня от проклятья. — Тогда чего мы ждем? — Изумился Иван, словно для него все услышанное было сущим пустяком. Мне показалось, что он уже размышлял о том, что к вечеру мы управимся. — По легендам избушка поворачивается то в сторону Нави, то в сторону Яви. Попросим ее выпустить нас в Навь и объяснимся с Кощеем. Надо — отвоюю тебя! — Подожди-подожди, царевич, — я выставила раскрытые ладони вперед и опустила их, охлаждая его пыл. — Если бы все было так просто, то я бы уже сама себя освободила. Для того, чтобы Кощей пустил меня в свои чертоги, я должна освоить ремесло Яги. — Да, — подтвердила мои слова волчица. — Яга привязана сразу к двум мирам. Она всегда наполовину мертва, наполовину жива. Одной ногой в могиле, а второй цепляется за плодородную почву. Для того, чтобы пройти к Кощею, когда он отворит чертоги, есть два пути: ждать и ритуал, в котором царевич помочь способен. — Почему до этого ты не говорила мне про ритуал? — Я повернулась к волчице, больше не пряча костяную ногу. — Может, сразу с него начнем?! — Ты не спрашивала, и мы здесь были вдвоем. У тебя был только путь ожидания, — волчица замолчала, устраиваясь поудобнее. — Когда сама вычитаешь ритуал, тогда и начнешь с него. — Вот, зачем мне нужно научиться читать, — с некой обидой на волчицу произнесла я, указав подбородком на сборник судя по всему ритуалов. — Пока не прочту, что написано там, Кощей не пустит меня к себе. — Хорошо. — Иван с энтузиазмом потер ладони. — Когда приступаем?