История циклична.

      С обретением веры в свою исключительность жить Джеймсу стало легче. Он стал видеть не только ноги людей, но и их тела, лица — старые или молодые, но все одинаково сморщенные и искривленные. Страх и отторжение в глазах взрослых, ненависть в детских.       До его десятилетия те издевались над ним. Его часто били, унижали, и странная сила не всегда помогала, ведь к подобному он уже привык и ничего не чувствовал, кроме физической боли. Благо, что раны быстро заживали.       Он мог долго мириться с подобным отношением. Он убеждал себя, что сможет. Буквально несколько лет подождать, и он будет жить самостоятельно. И даже если через год он решит, что так жить больше нельзя, то он что-то да изменит в своей жизни. Отстоит свою безопасность: разговором или силой — без разницы.       Он правда тешил себя такими размышлениями. Когда захочет, тогда и постоит за себя. Сейчас же он просто не хочет. Вот и всё. Настолько просто. Не хочет, чтобы его перестали бить… Хах…       Но тонкая нить терпения оборвалась в тот момент, когда он обнаружил своего первого друга — единственную отдушину, маленького ужа, прибитым гвоздем к его двери. Все звуки вокруг пропали, краски исчезли, сперло в горле. Он не плакал от душевной боли два года, и этот день пробил его в самое сердце тем же гвоздем, на котором висел его друг. Кажется, что он почувствовал это и физически, схватившись рукой за грудь.       В шоке, стараясь справиться с болью, он ухватился за ручку двери, смотря себе под ноги, но та исчезла с петель, и он неловко ввалился внутрь, с трудом успев устоять на ногах. Стало немного легче, но недостаточно. Он схватился за голову, перед его глазами замелькали тени лиц детей и воспитательниц. Они выплевывали в его сторону оскорбления и смеялись, они желали, чтобы Джеймс исчез с лица земли. Либо же существовал для того, чтобы было на кого спускать весь гнев.       Им было весело так поступать с ним. Им было весело убивать единственное близкое для него существо.       Даже под гнетом мыслей и пронзающей боли он распахнул окно и высунулся наружу. Запахло поздней осенью, которая ничуть не красила его существование. Он действовал по наитию, на чистых инстинктах, он желал помощи и отмщения. Набрав в легкие побольше воздуха, он со всей силы закричал:       — Вашего сородича люди в этом здании жестоко убили! Он, я, вы — все жаждем отмщения! — Шипение мальчика, усиленное его тяжелой магией, разнеслось на многие мили вокруг приюта. Он вложил все слои чувства и желания в этот приказ.       Вскоре он смог наблюдать, как сотни змей стали сползаться к зданию. Разного возраста, размера и вида — рептилии услышали зов говорящего. Они ловко забирались в открытые окна, по неровным стенам здания на верхние этажи и пробирались в комнаты. Очень скоро Джеймс услышал множество криков детей и взрослых из всех уголков приюта. Ему было жаль, очень и очень жаль. Жаль, что люди оказались так жестоки. Так с чего ему быть добрым и терпеть?       Терпеть. Терпеть. Терпеть.       Пусть теперь они потерпят.       Он закрыл глаза, чувствуя удовлетворение с каждым затихающим криком, и ощутил полное спокойствие внутри, когда тишина наступила вокруг него. Змеи вернулись к мальчику, осевшему от бессилия на пол. Они обвились вокруг него, образуя кокон. И Джеймсу стало тихо, темно и безопасно.

***

      О неестественном и необъяснимом ничем нападении сотни змей на сиротский приют Святого Павла писали во всех газетах, говорили на всех телепередачах. Этот феномен обсуждали политики, журналисты, ученые и писатели. Но главной сенсацией стал единственный выживший — десятилетний Джеймс Джонсон.       — Я заперся в шкафу, когда увидел змей в окне, — рассказывал он всем со слезами на глазах. Вся страна была потрясена случившимся, никто не остался равнодушным к маленькому ангелу со светлыми волосами и голубыми глазами. Чтобы его усыновить, выстроилась целая очередь из желающих семей. Те проходили тщательные проверки множества ведомств. Врачи, психологи, организации по правам защиты детей, банки, Скотленд-Ярд. И немало семей получили одобрение ото всех, но решающее слово было за мальчиком. И он сказал:       — Мне нужны обеспеченные родители, без слепой веры, без детей, без животных, с большим садом и сердцем. — С придыханием сказал он прессе, и читатели восхитились, хотя стоило бы задуматься. Но он же еще ребенок, откуда бы у него взялись корыстные мысли, так?       И вот в январе 1992 года выбранная молодая семья официально усыновила мальчика, которого те назвали Альберт Лео Ричардс. Его лицо слегка дернулось, когда он услышал этот набор слов, но все равно заставил себя лучезарно улыбнуться и сказать, что это лучшее имя в его жизни. Ведь на него были направлены не только взгляды новых родителей — Эмили и Лео Ричардс, но и десятки камер, ослепляющих троицу своими вспышками.