***
Джисон всё проглядел. Утром в собственном дворе его чуть не сбила машина с иностранными номерами, водитель которой, видимо, не знаком с правилами дорожного движения в Корее. Правда, Хан даже не посмотрел в сторону лобового стекла, чтобы узнать, кто чуть не лишил его жизни или невредимой кости. Он безбожно опаздывал. Вот только так считал только он сам. На самом же деле, от пары прошло около десяти минут, а Джисон уже видел свой университет через пару домов. В последний раз он так бегал, когда в школе его не хотели аттестовать в выпускном классе. Хан тогда уезжал надолго к бабушке в деревню, чтобы попрощаться с ней, а в город смог вернуться только после похорон. Оценки приходилось исправлять самостоятельно, на жалость давить не хотелось. Наверное, только из-за неизмеримой силы воли он поступил в университет мечты, а сейчас вбегал в него с отдышкой заядлого курильщика. Восемнадцать минут пары прошли без него, а Джисон чувствует такую тревогу, будто опоздал на суд божий. Как бы то ни было, он заходит в аудиторию на дрожащих ногах и аккуратно прокрадывается до ближайшего свободного места. Ему повезло — преподаватель что-то писал на доске. Видимо, Джисон заслужил удачу своей утренней пробежкой. Что, если небеса вознаграждают за здоровый образ жизни? —Итак, на данную тему был задано индивидуальное задание. Пусть несколько ребят выйдут с докладами, а потом я выберу пару человек, которые должны задать им вопросы по теме. Я жду, — преподаватель окинул взглядом всех присутствующих. Два парня и три девушки молча поднялись с мест и направились к доске, где их было бы слышно и видно. Доклады были короткими, но их хватило, чтобы Хан понял, что эта тема ему незнакома. Даже не так. Он не смог бы ответить ни на один вопрос по ней. Где он был последнюю пару, черт возьми? —А теперь вопросы. Хан Джисон, я видел, как вы опоздали. Задайте вопрос по теме и я, так уж и быть, отпущу вам этот грешок. — Обычно добрый преподаватель опасно сверкнул своими зелёными глазами, а Джисон тихо, но складно проклял всё, на чём свет стоит. Вынужденно вставая с места, он неаккуратно задел тетрадь, которую достал, как только пришёл, отчего та улетела дальше его поля зрения. Мелочь за мелочью, казалось, хотели добить Джисона. Осталось только глубоко вздохнуть и кивнуть своему провалу. —К сожалению, я не знаю какой вопрос можно задать… — Губы поджались и побелели, когда щеки его нещадно покраснели от стыда. Для такого пунктуального отличника незнание было больным ударом. —Ого. Неожиданно, Хан Джисон, садись. Кто-нибудь другой? Нам нужно пять вопросов. — Казалось, самому преподавателю было неловко. Его руки создали закрытую позу, скрепившись в районе живота, а взгляд опустился чуть ниже обычного. Наверное, это должно было быть чем-то забавным — небольшой упрек опоздавшего. Хан даже сам не ожидал, что может попасть в ещё большую передрягу. Хотя, казалось бы, это все ещё что-то незначительное и поправимое, но в сумме с неудачным утром даже настолько жалкая оплошность оставила отпечаток.***
Наверное, то, что никто из людей не имеет схожее с Джисоном мышление, является ещё одним фактором, почему социум ему слегка противен. На самом деле, ни один человек не может копировать мысли другого, ведь тогда было бы незачем общаться и узнавать друг друга. И он бы с радостью этого не делал. Ему казалась раем возможность не заботиться о всеобщем мнении, о том, как поступиться к очередному преподавателю или коллеге, чтобы выбиться в любимчики. Коллеги, чтоб их. У Сынмина он успел встать на один уровень с Минхо после недели работы. Наверное, в этом его прелесть, как руководителя. За ним вообще не замечали фаворитизм или предвзятость. Джисон не чувствовал того беспокойства, которое описывали некоторые работающие одногруппники, вспоминая своих начальников. Сынмин стал отдельным плюсом в копилку кофейни. Феликсу, казалось, совсем не нужно было света на кухне. Занимаясь любимым делом, он сам светился, подобно лампочке, особенно, когда придумывал новые идеи для сезонных десертов. Он никогда не показывает свою усталость и раздражение, даже если день выдался особенно тяжелым. Периодически искры в его глазах гасли, уступая место дымке сонливости, но вслух он только заверял всех, что всё в порядке. Честно, ещё немного, и Джисон начнёт думать, что стоит выгонять Феликса с работы пораньше. Ладно, он уже так думает, ведь мелким веснушкам на щеках совсем не идут синяки и мешки под глазами. А ведь в таком миниатюрном поваре умещается столько энтузиазма. Хан бы смело присвоил ему звание «наш командный дух». С Минхо с самого начала было сложнее. Создавалось впечатление, что Джисон родился ему назло. Этот бариста взбунтовался и ощетинился в сторону Хана без особой причины, показывая, кому здесь, по его мнению, не место. Джисон же думал, что место, но не время. Феликс упоминал, что Ли Минхо — один из самых дурачливых и лёгких личностей, которые вообще когда-то работали в кофейне. Значит, либо Джисон отвратителен настолько, что Ли меняет свою личность за минуты, либо Хан выбрал Со как объект для вымещения негатива, который привычно копился прежде. Оба варианта делали Джисона каким-то особенным, поэтому он их отвергал. Была, конечно, ещё версия с тем, что Ли теперь такой со всеми. Обрёл новую личность, изменился. Вот только он все ещё приветливо улыбается Феликсу на кексы, которые тот иногда готовит специально для него, а с Сынмином у них вообще какое-то своё рукопожатие, при котором они оба заливисто смеются. Не похоже, чтобы Минхо стал для всех кем-то вроде ежа. Только у Хана есть привилегия видеть колючки и острые зубы хищника. Он даже сомневается, насколько это хорошо или плохо, но точно знает, что это мешает работе, так что надо это устранить. Через гордость, через нежелание. Просто надо. В потоке этих мыслей он даже не замечает, что пара закончилась, а общий поток студентов вынес его в коридор. Удобный, конечно, транспорт. Джисон почти не думает об этом, потому что в голове все занято одним: как наладить то, что происходит в коллективе? Всё-таки их перепалки с Минхо влияют и на других. Феликс часто не решается заговорить ни с одним из них после ссор, а Сынмин часто стал упрекать их в излишней истеричности.***
После пяти пар в окружении таких же уставших и ноющих студентов работа кажется тем самым приёмом, которым Джисона отправят в нокаут. Он, кстати, успел порвать кроссовок, пока спешил на смену. В какой-то песне он слышал строчки: «Я катаю снежный шар — Неудача за неудачей» В своей голове он уже окрестил эту песню гимном за последние несколько часов. Где-то в глубине сознания Джисон уже начал продумывать план, как, встав не с той ноги, перевстать на правильную и фортовую. Опоздания в кофейню не случилось. Рваный сбоку вдоль подошвы кроссовок оказался на полу заведения за десять минут до начала смены. Хоть что-то за сегодня получилось. Точнее, получится, если за оставшееся время он успеет переодеться и встать за кассу. —О, пришёл наконец. —На порядком осунувшемся и до ужаса приевшемся лице сверкнула ухмылка. Размазать бы её по стенке, только вот за это ему не заплатят. Да и по голове тоже не погладят. Остаётся закатывать глаза, незаметно для посетителей посылать, куда даже грешников не шлют, и кидать испепеляющие взгляды на очередное замечание. Пока что Джисон. На удивление, Минхо выглядел чуть лучше обычного. Конечно, никуда не делась бледность и вездесущий колкий взгляд, но Джисон не получил ни одного замечания насчёт своего фраппе, хотя до этого регулярно отхватывал по шапке за нарушение пропорций. Может, за такую благосклонность он настрадался сегодня? Было бы чудесно провести остаток дня спокойно и без нервов. Было бы. Минхо внезапно заливисто смеётся, напоминая диснеевского злодея, который только что схлопнул мир. У Джисон даже мурашки прошли по плечам. То, что Ли при этом не сводил взгляд с него, не придавало особой позитивной окраске чужому голосу. —Ты хочешь сказать, что это, по-твоему, раф? Боже, я бы даже кофе это не назвал. —Минхо презрительно потряс стакан, в котором, как думал Джисон, сейчас был бы отдан кофе. — Ты так долго лажаешь в элементарных вещах, что мне хочется отправить тебя за кассу пожизненно, — картонное дно стаканчик стукнулось о поверхность стойки. Хану показалось, будто звук был, как от пули. Наверное, потому что в его ушах шумела кровь от злости, которая навалилась комом при первом упрёке. Он уже будто выдрессирован испытывать агрессию к голосу Минхо. Он уже успел расслабиться и подумать, что на сегодня ему повезло, но его напарнику, по всей видимости, жизненно необходимо раз за разом источать яд. —Давай хотя бы сегодня просто поработаем. Без этих твоих. —Джисон тяжело вздохнул и заметно осунулся, показывая нежелание общаться, тем более в таком ключе. С него на сегодня более чем хватит. Минхо же мерзко хихикнул. Джисон, его эмоциональная разрядка и некий адреналин, сейчас казался наконец поверженным. То, чего Ли, кажется, и добивался. —Посмотрите, кто это потерял хватку? Даже не укажет мне маршрут на следующие тысячелетия? На тебя не похоже. Понял, что не тянешь, да? Пора бы принять, что работа эта не для тебя. — Взгляд стал высокомерным, но нижняя губа была зажата между зубами почти незаметно. В голове Минхо мелькала мысль, что это уже слишком, но он не мог остановиться. Джисон раздражал и оказался удобным для вымещения эмоций, но явно не ему решать, чем заниматься совершенно чужому человеку. Они оба здесь на равных правах. Впервые за всё время их ссор Джисон развернулся к оппоненту лицом к лицу и хищно оскалился. Обычно Хан не менял выражение лица, оставаясь холодным, даже тон голоса оставался тем же. Свою позицию можно отстоять и без ругани. — Слушай сюда, Ли, мать твою, Минхо, — указательный палец Джисона угрожающе уткнулся в грудь напарника. Естественно, на крик переходить было нельзя, клиенты все ещё находились в кофейне, — я впервые в жизни вижу такого конченного придурка, который искренне верит, что мне сдалось твоё сраное мнение на каждое моё лишнее движение. Я хотел по-хорошему, но ты решил иначе. — Хан почувствовал, как в жилах начинает что-то кипеть, избавляя его от груза сегодняшнего дня. Это оказалось приятно. — Так что, раз на нормальное общение со мной ты не способен, с этого момента ты для меня — никто, а я для тебя, как минимум, больше не козёл отпущения. Я не буду твоей подушкой для битья, потому что ты ничего из себя не представляешь, но пытаешься выставить себя дохуя важным. Ещё слово в мою сторону, и я не побоюсь пожертвовать этим местом, чтобы разукрасить твою вечно недовольную морду. Если бы этот конфликт происходил где-то на улице, то он обязательно бы сплюнул Минхо под ноги в знак ярчайшей неприязни, вот только они были в кофейне и, по идее, работали. Да и мыть после себя пол не хотелось. Если бы Минхо знал, что бариста умеет так реагировать на него, то постарался довести его чуть раньше. Было увлекательно смотреть за вздувающейся на шее веной и за краснеющими ушами. Ли будто в зеркало смотрел. По Джисону было видно — замучен. Кем-то, чем-то и как-то, но совершенно точно выжат, и его плотину хладнокровности прорывает. Играть становится интереснее, ведь мячик вдруг начинает отпрыгивать от стены, в которую им периодически заряжают. — А я-то думал, что ты навечно останешься терпилой. Чего это вдруг тебя так понесло, м? У плохого парня плохой день? На тебя посмотришь и можно подумать, что вся жизнь не задалась. — он показательно обвел Джисона взглядом с головы до ног. Жаль, что к такой ссоре он не подготовил чего-то стоящего. Хотелось увидеть чужую ярость в полной мере. Руки Хана мелко задрожали, а кисти превратились в кулаки. Но Минхо это нравилось. Не он один уязвим и обижен на весь мир сегодня. Не только у него сдают нервы. —Даже если моя жизнь — дерьмо, то тебя это не касается и не коснётся. Завались и делай свою работу, господин бариста. —Джисон захотел эффектно стянуть сейчас фартук и бросить в лицо наглеца, но сдержался, напоминая себе про оплату квартиры. Минхо лишь хмыкнул и развернулся к стойке. Работа и правда встала, а терять её не хотелось, так что пришлось отложить этот увлекательный аттракцион. Наверное, он продолжит вытягивать из Джисона эмоции в следующий раз, если совесть продолжит спать. Хотя, судя по тому, что он смог остановиться и не стал добивать Джисона, к коллеге взыграло чувство жалости. Он всё-таки не превращается в животное или робота. Не до конца у него исчезла эмпатия. Возможно, человеческое со временем победит и раскроет ему глаза на все то, что он сделал.***
Чертов Ли Минхо! Что ему ещё надо? Он и так всю душу высосал из него, уже ничего не осталось. Коридор заведения казался неимоверно длинным, но он все же добрался до подсобного помещения. Джисон скатился по стенке и запрокинул голову. Спертый воздух подсобки давил, но тут было хотя бы тихо. Нет, правда, что ему ещё нужно? Хан игнорировал его колкости в надежде, что Ли станет скучно и тот отстанет от него, но, к сожалению, такого не произошло. Джисон вышел из себя и пригрозил этому нахалу, но это тоже не сработало, хотя всегда после такого люди избегали его. Хотя они и без этого решали сторониться Джисона. Он вздохнул. Сложно. Все стало слишком сложным и непонятным, что он даже не помнил, когда было проще. Сегодняшний день окончательно уничтожил его, сопровождая повсюду неудачами. Они, будто снежный шар, катились за ним, куда бы он не пошел. Весь день будто кто-то пытается морально убить и так страдающего Джисона. Наверное, самое время начать верить в карму. С другой стороны, он ничем не заслужил такую судьбу. Он с детства был старательным ребенком, слушался родителей, конечно, когда они были дома (почти никогда), и не отвлекал их, позволяя жить свою жизнь. И что в итоге? Сейчас он абсолютно один в каше из событий и мыслей. И никто не может вытащить его оттуда, заставить почувствовать себя снова человеком. — Здесь кто-то есть? Джисон? — из-за двери послышался голос Феликса. Так, всё, хватит раскисать. Джисон быстро поднялся и вытер одинокую слезу. Видимо, он просто не заметил, как чуть не заплакал, пусть это и редкость. Хан повернулся к двери и отпер ее. — Привет, Ликси. Что-то случилось? — он вымученно улыбнулся и посмотрел на это маленькое солнышко. — Я просто тебя потерял. Тебя не было ни на рабочем месте, ни на заднем дворе, — во взгляде Ли было что-то подозрительное, наверное, он понимал, что Джисон не просто так скрылся от посторонних. — Прости, я не хотел волновать тебя, — Хан виновато улыбнулся и почесал затылок. — Что? Нет-нет, все в порядке. То есть, я, конечно, волновался за тебя, но это не проблема, ты же мой друг, — кондитер солнечно улыбнулся и прошел в подсобку, закрывая за собой дверь. Эти слова… Было приятно слышать. Особенно после произошедшего. Хорошо, что хоть кто-то считает его другом. Это даже немного удивительно. Тёплое и будто родное чувство, ощущение дружеского плеча рядом. Он был очень благодарен Феликсу. — Так… что произошло? — Феликс развернулся и сел на пол в позу лотоса. Джисон же в свою очередь снова скатился по двери. — Он. этот придурок снова начал доставать меня, но в этот раз я не сдержался и вышел из себя. Но даже это его не остановило. Я… Я просто не знаю, что ему нужно от меня. Наверно, мне стоит уволиться, — Джисон сокрушенно опустил голову на руки и вздохнул. Он так не хотел терять единственный источник заработка и возможность платить за квартиру, но в какой-то момент его нервы и их сохранность встали на первое место. — Нет, нет! Не стоит бросать работу из-за Минхо. Прости, я не знаю, что с ним не так, обычно он со всеми дружелюбный, — Феликс расстроенно и виновато смотрел на своего коллегу. Он не мог ничего изменить, но все равно чувствовал вину за то, что Минхо так жестоко обходится с его другом. Может, временами Хан казался грубым и холодным, но Ли всегда пытался разглядеть в каждом что-то светлое. — Все в порядке, ты ни в чем не виноват. Просто, видимо, я не заслуживаю нормального обращения к себе. Я не заслуживаю любви. Все правда в порядке, я привык к такому, просто немного устал. — Нельзя к такому привыкать. Каждый в этом мире заслуживает любви, — Феликс подвинулся ближе и чуть приобнял Джисона. От него пахло шоколадным печеньем и кофе. От него пахло уютом. Дружбой. По щеке скатилась одинокая слеза. — Видимо, все, кроме меня, — тихо прошептал Хан и вздохнул, вдыхая запах Феликса. Тишина была обволакивающей и успокаивающей. Она будто убаюкивала его израненное сердце. — Ты больше, чем кто бы то ни был, заслуживаешь любви, — это была последняя фраза, сказанная Феликсом в тишине подсобки. Она будто резонировала по стенам душного помещения, попадая в сознание Джисона, но долго там не задерживалась. Последнее, чего он хотел — это вдруг дать себе надежду. Надежды разочаровывают. Они дают чувствовать то, чего не существует, и верить в то, что невозможно. Надежда приводит лишь к разочарованию. Это как качели, которые, раскачиваясь, выкидывают тебя в морскую пучину, позволяя погибнуть. Они — то, чего ни в коем случае нельзя допускать. Иначе будет еще больнее. После того, как Феликс вышел из тёмного помещения, тихо скрипнув дверью напоследок, Джисон почувствовал апатию и резкое безразличие. Словно если бы его сознание попросту заблокировало любую возможность на последующие мысли о словах кондитера. Думать тут, на самом деле, особо не о чем. Он все знает. Знает уже давно. Он знал, когда родители молчали на его попытки рассказать о дне в школе, когда его первая любовь — девушка за соседней партой, которая перешла к ним в класс на девятом году обучения — грубо с ним обошлась и почти накричала, когда на одной из вечеринок Джисон решил признаться ей в чувствах. Он знал о том, что любовь его не ищет и не найдёт, когда единственный друг за всю его школьную жизнь оказался в него влюблен, а Хану пришлось разбить ему сердце. Ведь он не чувствовал и капли подобного. Просто не мог, может быть, не хотел. Но он не хотел давать надежду на что-то. Он не мог дать ему то, чего он хотел. Джисон не мог любить ни других, ни свою жизнь. Таким уж он родился. Вывод был один: Джисон не для любви, а любовь не для Джисона. Это как если бы Феликс вдруг пошёл работать на стройку. Невообразимо, несуразно. И вообще, жить так, как он живёт сейчас — удобно и не тратит лишних нервов на какие-то бесполезные чувства. Утерев уже сухие щеки тыльной стороной ладони, он поднимается с ощущением глыбы на своих плечах. Ему нужно доработать смену и уйти домой как можно скорее. Продолжения своей слабости он не выдержит. Кажется, давно он не испытывал таких ярких эмоций. Жаль, что они оказались негативными, удушающими. В каком-то смысле они даже казались всепоглощающими. Резко тряхнув головой, Джисон решил, что на сегодня самобичевания ему хватит. Окончательно хватит. Иначе он истратит все нервные клетки на глупые воспоминания и ещё более глупого Ли. Джисон заслужил чего-то лучше, чем это, даже если не получит лучшее. Он так считает.***
Феликс был отдалённо похож на раскаленную железку, принявшую этот горящий красный цвет. Он и сам не до конца понимал, злится он или больше разочарован в своём, можно сказать, хорошем друге. Да, Минхо иногда был неотесанным или гаденько шутил, но открыто унижать и практически ненавидеть кого-то он решил впервые на памяти Феликса. Да и кого унижать! Парня, который пришёл сюда работать и помогать ему! Парню воспитанному, хоть и не особо дружелюбному. Феликсу просто повезло наблюдать эмоции Хана несколько раз, оказавшись в нужное время в нужном месте. Ли уверен, что не зайди он сейчас в подсобку, бариста бы быстро замял в себе все чувства и переживания и вышел, изображая многовековой камень. Наверное, если бы не Феликс, он так и не выпустил долго сдерживаемые слёзы. А теперь, зная через что Минхо протаскивает Джисона, как лицом по асфальту, Феликс намерен поправить ему лицо. Ли честно никогда не занимался таким, не любил потасовки и всегда был против насилия, но мозг затуманило, и чувство справедливости жгло где-то в области горла, пока кулаки опасно переминались в карманах служебных брюк. —Минхо, нам надо выйти. Как можно быстрее. Клиентов, как я вижу, нет, да и Джисон скоро вернется, так что жду тебя у чёрного выхода через минуту. — Феликс в паузах сжимал губы, так что легко можно было увидеть его беспокойство. Такое состояние коллеги заставило Минхо напрячь плечи, неосознанно пытаясь спрятаться от колкого взгляда. Согласиться или отказаться Ли не дали. Феликс развернулся на пятках и широким шагом пересёк пару метров до нужной двери, за которой был коридор, кабинет администратора и запасной выход. Сам коридор был тёмным, но что-то более тусклой лампочки в потолке там и не требовалось. Всё, для чего его использовали — складирование коробок, которые позже шли в расход или на утилизацию. На удивление, даже такое использование не ухудшило состояние коридора. Краска сохранилась без трещин, линолеум на полу ни разу не разорван, разве что поцарапан в паре мест, но не более. Феликсу всегда приятно выходить через этот коридор на улицу, чтобы проветрить голову или уйти домой. В нем есть некая атмосфера замершего времени. Всё, что меняется тут — количество коробок на полу. Чем-то напоминает его жизнь. Тот же дом, та же работа, те же люди, а проблемы сменяют одна другую. На секунду Феликс позволяет себе усмешку. Каким бы счастливым он ни казался, за ним тоже бегает это ощущение некой неизбежности и вечных проблем. Просто Ли встречает его по-другому — с улыбкой. Он не видит смысла в постоянном самокопании и просто принимает все проблемы как еще один рецепт, который ему надо освоить. Минхо выходит на улицу тихо. Наверное, он неосознанно хотел остаться незамеченным, предчувствуя серьёзный разговор или даже ссору с Феликсом. Ни то, ни другое не обнадеживали, поэтому сердце неприятно ёкнуло, когда тяжёлая железная дверь за спиной угрожающе захлопнулась. На секунду Ли почувствовал на лбу капли холодного пота. Эту и другие мнимые мысли прервал ледяной знакомый бас: —Я всколочу тебе лицо в кашу, если ты сию же секунду не расскажешь мне, что происходит. Я вижу, как из-за твоего поведения страдают другие и мне это, поверь, совсем не нравится. — До недавнего времени чистые глаза друга теперь выглядели так, как если бы какого-то художника попросили изобразить котлы в аду. И Минхо боялся сгореть заживо. Руки Минхо мелко затряслись. Не было ни единого объяснения тому, что злого Феликса нужно было бояться больше, чем апокалипсиса. Это само получалось на интуитивном уровне. Вот посмотришь на то, как мелкие ладони сжимаются в мощные и сильные кулаки, как ноги принимают устойчивую позу… В общем, он разом теряет все мысли и ту толику уверенности, с которой сюда шёл. Он бы и рад ответить, расслышь он вопрос через шум крови в ушах. —Сука! Ли Минхо, я разговариваю со стеной?! Если ты собираешься молчать, то так же молча будешь утирать кровь под носом через пять минут, клянусь. — Феликс многообещающе ударяет кирпичную стену рядом с собой. Тупая боль расползается к запястью, но Ли и бровью не ведёт. Минхо жмурится, а затем тихо выдыхает, опуская плечи. Видимо, пришло время его прилюдной экзекуции и позора. —Если ты так пылишь из-за Хана, то я даже не знаю, что сказать тебе. Он просто вовремя попался под руку и… Понимаешь? — взгляд быстро метается на лицо друга. — Не понимаешь. — он начинает чувствовать характерно жжение в глазах и потом запрокидывает голову так, что теперь смотрит на густые серые облака. Они подозрительно похожи на бардак в его голове. — Это похоже… На нервные срывы. Каждый раз, когда я пытаюсь с кем-то поругаться. Это всегда только потому, что я в раздрае. Будто нежелание страдать одному. — Минхо накрывает лицо ладонями. — Я устал. Джисон оказался рядом и к нему, поверь, было легко прикопаться. Вот и всё. Я и сам знаю, что не ненавижу его, но остановиться сложно, когда находишь такой удобный способ сплавить эмоции. Честно, мне совсем немного стыдно, что Хан, возможно, плохо себя чувствует из-за этого, но не более. Сейчас я цинник и законченный эгоист, так что могу предположить, почему ты теперь на его стороне. — Руки падают вдоль тела, в их направлении склоняется и голова. Он не плачет. Сколько можно? Жизнь его выматывает. Завышенные ожидания от взрослой жизни теперь придавили сверху и ходят схлопнуть, так что Минхо жалеет только себя. —Я тебя понял. Но больше я не позволю вам собачиться. И советую тебе извиниться, а то ты крупно рискуешь потерять единственного друга на своей работе. Удачи, Минхо. — Феликс проходит мимо, чтобы открыть дверь, хлопнув друга по плечу. Это не подбадривание, а просьба вернуться к реальности. Даже требование.***
Джисон давно не видел у себя настолько трясущихся рук. Казалось бы, истерика отступила, лицо сухое, глаза не слезятся, но внутри скребут кошки, которые не забудут. Они помнят каждую несправедливость, коснувшуюся хозяина, оттого выпускают когти яростнее, раз за разом безошибочно впиваясь в область сердца и желудка. Его сейчас стошнит. Поганое ощущение, как после американских горок, только вот от него хочется поскорее избавится и никогда не вспоминать. Именно оно заставляет Джисона сорваться в сторону уборной, когда боковое зрение ловит присутствие Минхо, который пропадал на минут 10 невесть куда. Работник года! И такой же моральный урод. Хан не успевает покрыть его матами погрубее, когда его выворачивает в служебном туалете. Благо, прямо в раковину. Желчь будто прорывается извне: из старых ран, травм и, наверное, от осознания. Словно чугунного, жёсткого и до одури тяжелого. Это не Джисон всех презирает, а жизнь наматывает его на свою бесконечную спираль с мотивационными слоганами вроде «Ты не нужен», «Ты никогда не поймёшь», «Тебя не любят». И каждый с подписью. «Мать», «отец», «одноклассники», «друзья» и еще пара придурков. Но ведь Джисон не бесхребетный. Он выдерживал. Он долго и усердно игнорировал проблему. В совсем раннем возрасте ему казалось, что так у всех, так и должно быть. Он бы и не узнал, что можно иначе, если бы вокруг него не начали появляться счастливые сверстники. Их целовали в пухлую детскую щечку, их хвалили за мелкие и совсем не значительные достижения. Джисона — никогда. Пока в его детском саду все резвились и учились дружить и уживаться друг с другом, ему оставалось смотреть. Он не знал, с чего начать. Ему не рассказали и не показали вовремя. Выкормили, вырастили, научили говорить, но не научили быть среди себе подобных. Не говорить же с ними о работе, как это всегда делал уставший отец. Мать в основном только кивала и слушала, иногда что-то уточняя. Но в садике помогли воспитатели. На все показали пальцем и рассказали на простых примерах, как поговорить вон с тем мальчиком про вот эти машинки и кубики. Хан думал, что нашёл первого друга. Наверное, так и было. Дети наивны и не настолько предвзяты. С ними легче. Со школьниками так не получилось. Там было поздно говорить о машинках, поздно играть в дочки-матери. Он снова надеялся на какой-то толчок от взрослого. Может, его заметят и снова помогут? Вот только этого не случилось. Ребята знакомились ближе друг с другом, образовывали компании. Из года в год они становились дружнее, так что влиться в их компанию Джисон просто не смог. Не успел. Пока думал, ждал и надеялся — проморгал все шансы. Почти все. В третьем классе средней школы к ним поступило несколько новеньких. Это было обыденностью, случалось каждый год, но в этот раз, кажется, судьба сжалилась над ним. Паренёк с постоянно лохматыми волосами угольного цвета, но с выглаженным пиджаком без стеснения подошёл к парте Джисона в этот же день. Хан помнит все так, как будто это было вчера. Пачка ягодного сока в руках мальчика, его слегка растерянный взгляд, а потом… Потом они с Хёнсоком смогли стать друзьями. Такими, какими Джисон себе всегда их представлял. Они говорили на переменах, иногда платили друг за друга в столовой, ходили вместе до переулка, где их пути до дома расходились. Хан даже был у него в гостях! Хёнсок оказался простым, добродушным и энергичным. Ему было несложно показать Джисону то, чем сейчас интересовались все вокруг, как пользоваться всякими модными штуками, где их достать. Хёнсок показал Хану мир его юности, которую тот чуть не упустил. Потом все это разбилось, как зеркало бьётся о кафель. Громко и неизбежно. На одной и прогулок Хёнсок начал говорить что-то про их первый день и знакомство. Чанбин слушал с лёгкой ностальгией, но… «Я почти сразу понял, что ты мне нравишься. Конечно, я тогда думал, что только как друг, но сейчас я понял, что… Как парень». Тогда сердце Джисона ухнуло куда-то вниз. Почему-то его подсознание сразу поняло, что дело — дрянь. Он тогда отказал. Не жестоко, мягко, насколько он мог. Он просто не чувствовал ничего большего, чем дружба. Да, в любви он был профаном, но хоть что-то мог различить. Это была не любовь. И вопреки всем надеждам, на этом дружба, которая была о молодости и о чем-то новом, закончилась. Хёнсок больше не звал гулять, не подходил на переменах. А Хан даже не попытался возобновить общение. Он боялся, был уверен, что сделает больно. Если его друг не хотел лишних контактов, то, значит, ему так будет легче. Именно так Джисон снова остался один. А потом неудачная первая любовь, университет и то же самое одиночество, только теперь не обрекающее, а привычное. Это не было тотальным одиночеством, нет. У него были знакомые в университете, с которыми иногда приходилось поддерживать разговоры ни о чем, но не более. Потому что когда ты один - ты не навредишь другим, а они не сделают тебе больно в ответ. Джисон посчитал это лучшим исходом. До нынешних событий, которые его, кажется, огрели ковшом по затылку. Он не в безопасности. Он просто не может по-другому. Умывшись и убрав за собой все улики, Джисон выходит из туалета, ожидая, что сейчас на него взвалят несколько заказов, а потом он уйдёт домой. Больше никаких Ли Минхо и колющих осознаний. Только в зале почти нет посетителей. Есть парочка в углу, которая тихо пьёт латте, которое перед уходом успел сделать Джисон, за другим столиком студентка, которая зарылась в ворохе конспектов и усердно что-то учила, покусывая солёный крендель. Ещё был Минхо. Хотя, то, что стояло рядом с Ханом, можно было скорее назвать приведением Ли. Бледный, как в воду опущенный и постоянно переминающийся с ноги на ногу. В своей голове Джисон не мог даже представить ситуацию, после которой Минхо выглядел бы так. Разве что его уволили, пока Хан отлучался. Но уточнять что-то, узнавать причину такого поведения он не собирался. Не хватало ему лишний раз слышать этот голос, полный пренебрежения. Минхо же усиленно думал. Он не готов терять Феликса. Наконец-то его накрыло понимание, к чему ведёт такое поведение. Сейчас его положение носит название «Шаг влево, шаг вправо, расстрел». Мозг кипел от эмоционального давления, которое он испытывал от чужих слов. Очевидно, надо что-то делать и делать быстро. Извиняться? Тошно. Минхо не чувствует как таковой вины, скорее страх перед Феликсом. А как ещё исправить положение? Джисон ему не противен, местами ему даже нравится его стремление к самосовершенствованию. Может, просто перестать напирать на него? Или помочь пару раз? Только вот Феликс это вряд ли заметит, но попробовать стоит. Вдруг Джисон кондитеру потом сам всё расскажет. Решено: пара рук помощи и язык за зубами. Одно хуже другого. Минхо раздражённо потирает лицо и глаза. Начать бы сейчас, только вот, судя по обстановке, больше клиентов можно не ждать. Мир не схлопнется, если он исправится завтра. А пока он может опереться о стол для выдачи напитков и выдохнуть. Так они и расходятся. Один до сих пор чувствует противный привкус во рту, а второй будто железо на языке катает — до крови искусал губы. Оба ядовито смотрят в сторону друг друга.