Детство — это неизлечимо

В дверь офиса стукнули ногой. На этот звук у Серёжи выработалась одна реакция: скакнуть глазами к кулеру, увидеть там пустую бутылку или её отсутствие и уже потом открыть дверь. Потому что если ты не бутыль для кулера тащишь — я швейцаром не нанимался. Бутылки на кулере не было. Серёжа открыл дверь, и через проём действительно прошла бутыль для кулера — и ноги в красных спортивных штанах. Открытые щиколотки, массивные кроссовки в рыжей пыли. Подлиза. Мало ему Шастуна, хочет всё на связях пройти? Загайский шёл к кулеру. Со спины его футболка была просто белой, но на лицевой стороне там наверняка был очередной ребяческий рисунок или пошлая надпись. Словно не замечая, как Серёжа прожигал его глазами, он устанавливал на кулер новую бутыль. Серёжа вернулся на диван к ноутбуку. Пятница — слишком загруженное время, чтобы тратить её на эту клоунаду. Свести статистику за неделю показа, проверить папку спам, глянуть на бюджет. По возможности не теряя самообладания, ответить дизайнерам. Со второго дивана его осуждала акула из «Икеи». Когда он вновь поднял глаза от монитора, Загайский с отвёрткой стоял у распахнутой двери. Хотелось крикнуть: «Ты что блядь творишь?!» — но он заметил на полу, рядом с красно-белыми кроссовками, новые петли и машинное масло в бутылочке от воды. Ужасно, что Загайский его вынудил, но кто ж ещё, не Лера же — и он пошёл придерживать дверь. — Ну покосится же и косяк вывернет, — он сам не знал, какой смысл в этом ворчании. Загайский принял его помощь молча — уже что-то. По тому, как он обращался с отвёрткой, как пересчитывал в конце шурупы, виделся опыт ремонта не у себя дома. Когда Загайский, сидя на корточках и выкручивая шурупы из нижней петли, склонял голову, в вороте белой футболки виднелся верхний луч татуированной звезды на самом верху спины. Вся помощь не заняла и пяти минут. Загайский поднялся, потянулся, откидывая назад голову, и готовился уже снова присесть, чтобы собрать с пола машинное масло и инструменты. — Тебя точно ведущим прислали? Загайский, прищурившись, протянул руку. — Загайский Максим Игоревич, токарь. — Смеёшься? — Могу диплом дать. — Верю, — ответил он, пожимая наконец руку. Он не сказал «на слово», потому что какое на слово, он глазам своим с трудом верил в этом вопросе. На футболке Загайского сегодня — мышь во весь торс с огромным торчащим из трусов хуем. Прорисован рельеф вен и головка, обдолбанные глаза. Не обращать внимания. Читать надпись. Отмечать пробивающуюся щетину. Смотреть в глаза, как будто он голый. И наверняка же есть татуировки, может, и ещё хуже этих (представить сложно, но с Загайским логично верить в худшее), которые он не видел именно потому, что Загайский одет. На животе иногда проглядывал обрывок рисунка, но в щёлку между штанами и футболкой не разобрать. Загайский поднимал с пола шурупы, а он возвращался к дивану, когда его окрикнули. — Сергей Владимирович, — не отдышавшись, начала ассистентка, забежав в открытую дверь, — мне сказали, у вас синий шар для боулинга. Очередная новенькая? Он её не помнил. — Что? А, да, у меня в шкафу, сейчас. Шар лежал на нижней полке, он сам поднял его: — Он тяжёлый. — Ой. Только теперь он заметил на новенькой туфли на каблуках. — Не ойкай, донесу. Но на будущее, пожалуйста, найди более функциональную обувь. Ты не соблазнишь — кто у нас там главный холостяк в этом сезоне? — да никого ты не соблазнишь, если сломаешь перед ним лодыжку. — Мне говорили, у меня изящные ноги. — Пару сантиметров с этой юбки срезать, можно не только ноги комментировать. По нынешним меркам это тянуло на харрасмент, но девушка неожиданно заулыбалась: — Ну вы прямо как моя бабушка, только она ещё причитала: «яичники застудишь». — И куртка должна быть длинная, чтобы попу прикрывала? — Да! Это наблюдение времён универского КВНа подбодрило её куда сильнее, чем он ожидал. Они шли по коридору, и он уловил затихавшие шепотки. Да прекратятся когда-нибудь эти сплетни или нет? — Всегда ненавидел это. Сейчас почти всю зиму без шапки хожу — жарко же. — А я мерзлявая. — А по тебе и не скажешь. — Пришли. Спасибо за помощь. Она взяла из его рук шар и улыбнулась — искренне и немного смущённо. — Ты же тоже не из Москвы, да? — предположил Шевелев. — Так заметно? Она краснела. В полном сплетников коридоре ему явно стоило сделать от неё шаг назад. — У москвичей на спасибо-пожалуйста какой-то лимит, экономят по-страшному. — Я из Серпухова. Дверь открылась: — Ну и где ты шляешься, блин? — Оксана была в бешенстве. За её спиной на диване для «Контактов» развалились Шастун и какой-то мальчик, по возрасту и дебильной причёске — тиктокер. — Это моя вина. Сто лет искал шар в шкафу. Там такой завал. Надо будет и его разобрать. Понимаю, есть дела поважнее… — Ладно, ладно, проехали, — Оксана махнула рукой и наконец сдвинулась, пропуская ассистентку внутрь. В телепроизводстве мало аксиом, но одна из них: никому не хочется разгребать шкафы с реквизитом. Даже реквизиторам. Особенно реквизиторам. На обратном пути в шепотках он уловил фамилию Шастуна. Ещё придержал дверь стилистке, которая куда-то везла полный рейл одежды, обменялся парой слов с звукорежиссёром и спросил у оператора Влада, как дела. Влад в ответ начал про свои проблемы: работы много, перспектив мало, друзья за рубежом обустраиваются. Вспомнился анекдот, что в России три промысла: тульское литьё, гусь-хрустальное дутьё и московское нытьё. Дослушав жалобы с понимающим лицом, он наконец вернулся в офис. Загайский сидел на столе, болтая ногами. На диване боком к нему сидели редактора, у Даши на коленях лежала голова акулы. Загайский читал вопрос, и все начинали его комментировать. — А может, игру из этого сделаем? — спросил он как раз в тот момент, когда Серёжа открыл дверь. — Типа «я никогда не». — А есть что-то, чего ты никогда не? — спросил Шевелев. А ведь шёл в кабинет с бумагами работать… — Есть много весёлых историй. — Прибереги их лучше на вечерний эфир. — Я выберу прожить новые. Это не вызов, это факт — в наклоне головы, в растрёпанных кудрях, в твёрдом взгляде. Факт, как жуткие татуировки, как родинка над челюстью, как часы на левом запястье. — Ты ж наша Нюша, тоже выбираешь чудо. — Может, я и не Крош, но ты-то точно Ёжик. — Ничего не понимаю, но, похоже, нас ожидает что-то эпическое, — добавила Даша. Они с Максимом засмеялись одновременно. Пора было сматываться, пока ещё чего не наговорил, но он сел на подлокотник второго дивана и продолжил комментировать сценарий вместе со всеми. Оля опаздывала. Кастинг или нет — он не спрашивал, но её сегодня ждали ещё и костюмеры. С пробками, которые показывал Яндекс, смысла дожидаться её не было, всё равно когда доедет, сначала на примерки — и он объявил обеденный перерыв. По взглядам понял: очень вовремя. Серёжа заглянул в свою каморку, приоткрыл там окно, проверил запасы всякой мелочёвки вроде скобок для степлера и кабельных стяжек. Когда он вышел в офис, там остался только Саша, они обменялись кивками. Он шёл в кофейню: слушать про Шастуна ещё и в столовой не было никакого желания, а жизнь на доставках или энергетиках он не рассматривал. У лифта была целая очередь, и он решил спуститься по лестнице, иначе весь обеденный перерыв только на дорогу и уйдёт. Он пошёл по коридору дальше и свернул к закутку с холодильником и микроволновкой. Ими редко пользовались, так что одной не слишком-то мощной микроволновки и старенького холодильника хватало на весь этаж. Загайский ставил в микроволновку стеклянный контейнер. Видимо, он не заглянул внутрь, или никто не потрудился объяснить, раз Серёжа этого не сделал — но абы как ставить контейнер в эту микроволновку было нельзя. Загайский собирался уже закрыть дверцу, как он всё же не выдержал: — Стой, ща кульнётся! Микроволновка-то общая, не дело в ней гадить. Они же не москвичи какие-то, которые на свои улицы плюют и фантики с бычками кидают. — Хорошо, хорошо, — Загайский выставил ладони, будто защищаясь. Он сам не заметил, насколько повысил голос. Обернувшись на коридор, где всегда было людно, он увидел удивлённые взгляды. Запоздало вспомнил, что слова «кульнуться» в русском языке нет. Как и стеклянной тарелки в микроволновке. Спасибо очередным тупым друзьям Шастуна. Прошло больше года, а он не забыл. В работе очень помогало, по жизни — нет. Благо, жизни помимо работы у него особо и не было. — Микроволновка стоит криво. И у неё внутри стеклянной тарелки нет. Нужно ставить аккуратнее. — Слушаюсь и повинуюсь. Он закатил глаза и пошёл дальше. У входа в здание курильщики перемывали кости Оксане с мужем. Стоя в манящем аромате выпечки, он открыл список гостей на ближайшие выпуски. Опять слетел какой-то там третьесортный актёр — этот хотя бы прислал имейл с извинениями, что у него накладка в графике из-за обязательств по другому проекту и выразил надежду, что сможет принять участие в другой раз. Какой только искусственный интеллект ему это писал. Даша уже закинула его обратно в список потенциальных гостей — не пропадать же вопросам. А на его месте теперь красовался «Сергей Горох, стендапер». Для него уже даже вопросы добавили: пока что «рыбу» из обычных вопросов к комику на утреннем шоу. Когда он возвращался из кафе, под передние ножки микроволновки кто-то заботливо подложил сложенные листы бумаги. Этого кого-то стоило бы поблагодарить. Ему даже было практически стыдно, что он этого не сделал. — Сергей Горох… Откуда вы его откопали? — спросил он у редакторов, когда зашёл в офис. — Это Макс предложил, — ответила Даша. Спасибо. А я тебя разумным человеком считал. — Он давно в деле, много выступает, наши его знают — «Прожарку» писал, — вступился второй редактор. — Макс обещал, что этот-то точно не слетит, — у Леры вырвался странный смешок. Он поднял брови. Да что ж такое, сплошной Макс в этом здании! — Они снимают вместе. Сам знаешь, эти цены… — снова влез второй редактор. Трое против одного, опять пришлось сдаться до начала боя: — Подумайте ещё над вопросами, эти вы писали так же, как я диплом — великим научным методом «копировать-вставить». — Конечно-конечно, само собой, — в три голоса, как змей горыныч, заверили его редактора. — И про что был твой диплом? Про не твоё собачье дело, Загайский. — Бенчмаркинговый анализ в медиаиндустрии, — он постарался вложить в голос всё презрение, какое смог. — По специальности работаешь? — А ты по приколу. Его глаза указывали на рисунок на футболке. — Сергей Викторович, вас к дизайнерам просят подойти сейчас, — сказала Лера громче, чем требовалось. Он развернулся и вышел. И пока шёл по коридору, не мог унять злость. «Своих» протаскивали и Оля, и сменявшая её Настя, и Лëха, так что с этим тоже наверх не пойдёшь. Да и малоизвестный стендапер — это ещё не беда. Оля приводила несколько раз подруг-моделей, которые пытались найти себе спонсора, используя телевизионный охват. Насколько он знал, не сработало. Вероятно, не тот канал. Папики РБК смотрят, ЕвроНьюс. Ещё кабельную порнушку, но с неё брать содержантку — моветон. Он открыл кабинет дизайнеров и по удивлённым взглядам тут же понял, что никто его не ждал. — Извините. Дверью ошибся. Его выставляли из его же офиса. Вот что Загайский со всеми сделал? Может, он, сам того не заметив, и повысил голос, но он же прав! Он стоял на улице, как можно дальше от курилки, и дышал прохладным апрельским воздухом несколько минут, пока не успокоился. Успел приехать чёрный бусик телеканала, в курилке поминали Мартиросяна, от световиков позвонили с техническими вопросами. Когда он наконец вернулся, никто ничего не сказал. На выходных Артём с Аней затащили его в какой-то суши-бар — настолько пафосный, что туда даже пришлось бронировать столик. С другой стороны, если бы не бронь, он бы, может, и слился. Артём, как всегда, рассказывал про кино: посмотрел видеоэссе про французскую новую волну, в ограниченный прокат выпустят артхаус в оригинальной озвучке, он вписался в организацию квиза по песням из фильмов. Аня переживала, что забросила фитнес, и они в два голоса заверили её, что она обязательно вернётся, как завал на работе кончится, и вообще не нужен ей этот зал. Ещё она радовалась за подругу Дашу, нашедшую парня, и задумывалась, не пойти ли на курсы английского. Сам он в основном жаловался — вот он, обряд инициации москвича, ныть друзьям на то, какая высокооплачиваемая работа хуёвая, лучшие специалисты со всего СНГ — придурки, начальник — уёбок и идиот, а заказ в ресторане принесли на три секунды позже, чем нужно, и палочки для суши слишком дешёвые. Ладно, на последнее он не жаловался, просто отметил. Жаловался он на Загайского — его неуправляемость, вседозволенность и инфантильность. Ужасный вкус в одежде и стремление всем понравиться. Артём с Аней сочувственно помолчали. Гаус заметил, что это же не навсегда, но это как-то не успокаивало. Прошло каких-то две недели, он и прошлого клоуна только за три выпер, но это тоже не прибавляло надежды. Может, потому, что того невзлюбила и остальная команда, а Загайский втёрся в доверие к его офису. День съёмки свалился, как всегда, невовремя. Слишком быстро. В традиционном для таких дней синем спортивном костюме Серёжа проходился по офису, проверяя, что ничего не забыто, и готовясь нести в студию одну из коробок. Он снял её со штабеля таких же и опустил на пол. Загайский зашёл в офис в привычной уже чёрной глянцевой куртке и яркой шапочке. Только в этот раз у него в руках был кактус. Без слов Загайский вложил ему горшок в руки, сбросил с плеч рюкзак и взял коробку, которую он планировал нести в студию. Когда он поднимался с коробкой, Серёже пришлось отступить назад, чтобы голова и горшок не встретились. — Ты серьёзно? — Ты не поверишь, если я скажу, что да. Поливать раз в неделю, по средам. Он был прав — не поверит, конечно. Но кактус Ёжику считал мгновенно, и это не стоило облекать в слова. Загайский с коробкой вышел за дверь, так и оставив его, как дурака, стоять с кактусом в руках. Теперь впридачу к обычному утру понедельника прибавилась ещё одна головная боль — куда этот кактус поставить. На подоконнике же холодно, а это кактус. Но у окна светло, а это же кактус. В офис зашёл Саша. — Как думаешь, куда кактус ставить? — На окно, — ответил он так, как будто Серёжа спросил, какой сегодня день недели. — А ему холодно не будет? — Подарок? — ответил Саша вопросом на вопрос. Таким мягким голосом он даже комп не просил быстрее работать. — Нет! То есть да, но не… Он поставил кактус, взял коробку и пошёл в студию. Загайскому мастерски удавалось портить ему жизнь. Серёжа носился по студии, помогая звуковикам, контролируя световиков и проверяя, что принесли все коробки с оборудованием и реквизитом. Внутри, похороненное под тонной дел, скребло раздражение. Загайский снова работал в кадре в своём — уже примелькавшаяся малиновая байка и чёрные штаны с лампасами из чёрных же пайеток. Хорошо, что рукава закрывали дурацкие татуировки, плохо — что она была такой яркой. Чтобы ведущие в кадре нормально смотрелись, стилистам опять пришлось переодеть Олю. Теперь Марина спешно её перекрашивала, чтобы макияж гармонировал с одеждой. — Всё в норме? — улыбнулся Загайский. Его уже загримировали, тоже не так, как раньше: губы красные, будто вишни объелся. И волосы ему уложили иначе, более аккуратными кудряшками. Привычной седины даже немного не хватало, она как-то успокаивала образ. — Сойдёт, — он коснулся волос надо лбом самыми кончиками пальцев, почувствовал твёрдый лак. — Пробор на другую сторону? — Что, и это тоже переделать? — в тоне Марины было сразу несколько матерных выражений. — Нет, что ты, очень хорошо в этот раз. — Сергей Викторович! — крикнули с другого конца зала. — Иду, иду! Он успел сделать несколько шагов, прежде чем к Загайскому подошёл ассистент звукооператора, чтобы закрепить «ухо». Макс поднял байку. На животе была набита огромная кисть с выставленным средним пальцем. Стоило законом запретить ему показывать пресс, все сколько там было кубиков — он отвернулся слишком быстро, чтобы успеть подсчитать. Проходившая мимо с ворохом проводов ассистентка так пялилась, что не заметила Серёжу, и ему пришлось отпрыгнуть в последний момент, чтобы с ней не столкнуться. Американо, даже выпитое до половины, разбрызгалось мелкими каплями, но в стакане ещё осталось на пару глотков. Для пятен кофе любимый костюм тоже подходил идеально. Как всегда, каким-то чудом они умудрились не отстать от графика и начать снимать вовремя. Сидя в аппаратной, он автоматически черкал что-то на свободном листке бумаги. Начало программы и подводку к гостю Загайский проговорил как в сценарии. Такое количество везения уже пахло подвохом. Один кактус это не уравновешивал. Первым гостем шёл его друг Горох. Серёжа толком не успел с ним познакомиться, только руку пожал, инструктировала его Даша. — Сидел в Абакане за нарушение магического кодекса. Шучу. Но что сидел — не шучу, за незаконное пересечение границы, — начал Горох. Серёжа тут же включил связь с залом съëмки: — Можно даже не продолжать, в эфир это нельзя. — Но там такая история! — возмутился Загайский. — После съëмки расскажете. А сейчас по тексту. — Может, и для меня есть текст? — Сомневаетесь, Сергей Сергеевич? — это, конечно, был блеф. Подготовить сценарий и для гостей они бы не успели. Для таких внезапных, как этот, они и вопросы на коленке правили. — Слишком много о вас слышал, чтобы сомневаться. На этой ноте они наконец вернулись к записи интервью. Слушая, не наговорят ли эти на ещё какой-нибудь штраф, он задумался: Загайский действительно говорил о нём соседу по квартире? — У железного человека — костюм, у тора — молот, Сергей Горох — трахается четыре часа, — сказал Загайский и тут же добавил: — Да знаю я, вырежете. После этой ремарки посмеялись все в аппаратной, и даже Оля, перед камерой всегда державшая кукольную улыбку, хихикнула. Словно проверяя его нервы на прочность, всё шло как по маслу. Камера сжирала румянец, но даже на мониторе было видно, как Загайский покраснел. На световых приборах нагрелся, ещё и тëплая байка. Наконец пришло время обеденного перерыва. Кейтеринг немного опаздывал — хоть какой-то косяк даже успокаивал. Несмотря на все выделенки, метро, МЦК, МЦД, новые развязки и трассы утренние пробки в Москве плавно перетекали в дневные, а затем и в вечерние. Серёжа решил сходить к техникам: нужна была отвёртка подкрутить болты у правой треноги. Оператор, конечно, не давал камере, направленной на гостей, шататься, но это было не дело. Из-за этого он не всегда успевал отслеживать остальные параметры. Саше на монтаже придётся попотеть, понимал он. В коридоре стояли Загайский с Шастуном. — Не надо было так жёстко, — говорил Антон. Наверное, впервые в его голосе Шевелев слышал такое искреннее раскаяние. На правой руке у Загайского был набит какой-то абстрактный узор, отвлекавший внимание от синяка чуть ниже локтя. — Надо, иначе ж заснуть можно. Антон нежно касался синей кожи самыми кончиками пальцев и качал головой. Ему всё было ясно. Он знал синяки, которые проявлялись наутро после хорошего секса — часть, правда, мог рассмотреть только в отражении, и приходилось мысленно отзеркаливать воспоминания. Он уговорил Сергеича сходить с ним — заодно застёжку чемоданчика Марины исправит, эта косметика до нелепости дорого стоит — и в итоге все буквально завалили его просьбами: а почини то, а подкрути это, посмотри тут, подсоби там, а изолента для провода есть? — Заявки. Заявки, сволочи, — добродушно скрипел Сергеич. — Я всё оформлю, — пообещал он и начал составлять список починенного. Сам поесть успел уже в аппаратной, когда продолжили запись. Всё безбожно остыло, но зато супа остались две порции. Следующими гостями были создатели каталога фермерских продуктов, так что всех ждал скучнейший разговор про сортировку мусора, многоразовые трубочки и экологически чистые помидоры. Бедные редактора. За ушами чуть хрустело от той скорости, с которой он поглощал еду. Интервью, которое он слушал, не стоило того, чтобы от еды отрываться. — Вот так всегда: для кого-то балласт, а для кого-то сокровище, — сказал Загайский, и он тут же, не дожевав котлету, включил свой микрофон, чтобы его услышала студия записи: — По тексту «Подъёма», пожалуйста, а не «Смешариков». Продолжаем. Он выдохнул и вернулся к котлете. Едва успел закончить контейнер, как Загайский вновь понёс какую-то чушь. — Эта морковь такая экологичная, что сама за себя не говорит? — Стоп. С начала вопроса — нормальный вопрос. На лице Загайского появилось такое недоумение, будто ему это морковь сказала. — Продолжаем, — велел он. Чутьё подсказывало, что ненадолго. Ну, до конца обеда — и интервью с этими гостями — хватило. Следующей гостьей была организатор свадеб из Краснодара. Крупные черты лица, длинные каштановые кудри — они с Олей прекрасно дополняли друг друга в кадре. Но перед тем, как начать интервью с ней, записывали небольшой блок между частями программы — он как раз укладывался в карты памяти камер, потом перерыв на то, чтобы их сменить, и уже следующая гостья. Крошечный блок с болтовнёй типа «На собеседованиях спрашивают, сколько воздушных шариков уместится в помещении. Макс, сколько шариков влезет в нашу студию?» Или про погоду, допустим, лайфхак какой-то, как сделать ботинки непромокаемыми. Такое тоже недавно писали, на прошлом пуле. В этот раз было что-то про готовку. Он не помнил детали. — …нет, я не привык лизать то, что пахнет рыбой. Он не помнил детали, но такого Загайскому точно не писали. А Оля меж тем смеялась тоненько, чуть задыхаясь, прикрывая ладонью лоб. — Стоп. Остановите съёмку. Серёжа встал и пошёл в зал. — Что это за детский сад? — с силой захлопывая за собой дверь студии, спросил он. Загайский уже успел встать со своего стула и сделать к нему несколько шагов. — Маленькая шутка, за неё даже перед чеченцами извиняться не придётся… что такого? — он подходил всё ближе. — Что такого?! — Да что с тобой? — не выдержал Загайский. Шевелев только теперь заметил, что Загайский чуть-чуть выше него. На щеках под желтоватым тоном, который камера превращала в нормальный цвет лица, краснел румянец. От него шёл жар — такой, что между ними мог бы дрожать воздух. — Ещё два слова… — процедил Шевелев. В ушах бился пульс. В глазах Загайского, ушедшего с яркого света, расширялись зрачки. — И я сяду за экстремизм, я в курсе отечественной правоприменительной практики. Серёжа прыснул. Даже за границей республики это было невозможно смело, невозможно точно и невозможно, чтобы было смешно, но смешно стало настолько, что на глазах от смеха выступали слезы. Спазм, сжавший всё внутри, начал растворяться, по коже поползли мурашки. Он поднял лоб с плеча Максима, вытер влажные глаза тыльной стороной ладони. Осталось вспомнить, о чем же шла речь. — Жыве вечна. Ты от меня и там не отделаешься. — Давай ты тут сначала перестанешь стопать съëмку по каждой мелочи. — Давай ты перестанешь на эти «мелочи» плевать. Макс закатил глаза и развернулся к креслу. Они крикнули почти одновременно: — Мариш, грим! Он вернулся в аппаратную. Не теряя ни минуты, стал составлять Сергеичу заявки. Заодно составил заявки и на то, что стоило починить внутри офиса: шатался стул, перегорела лампочка, ещё какие-то мелочи. Не хватало ещё, чтобы Загайский его запряг помогать и это чинить. Удивительно, но получилось отснять всё, что собирались, выбившись из графика на обычные двадцать три минуты. Про качество материала даже думать не хотелось, но в конце концов начальству же этого и надо — чтобы Загайский в своём аляповатом прикиде нёс какую-то ерунду. Нормальное шоу, которое не прыгает зрителям на голову преувеличенной бодростью не собирало никаких рейтингов — ну, посмотрим, какие соберёт этот кадр. Смотреть можно было уже с вечера — первый выпуск с Загайским ушёл в эфир этим утром. И, конечно, этим он и занялся, когда закрыл идеально чистые студию и аппаратную. Сел в офисе — пользуясь одиночеством, подложил под спину две подушки и вытянул на диване ноги — и пошёл по метрикам. Статистика разрывала его пополам: одна половина радовалась, что наконец хоть кто-то увидел, как они пашут всем офисом. Сколько труда было вложено, чтобы всегда был нормальный свет, звук, монтаж, чтобы не проёбывался реквизит и не повторялись вопросы. Чтобы приглашать гостей из разных сфер. Вторую половину бесило, потому что всё это не изменилось. У них и раньше были отличные редактора, световики, звукачи и монтажёры. И ведущий тоже хороший был. Он написал Лёхе, спросил, как дела. Лёха ответил как всегда добродушно: авторский коллектив приятный (ещё бы, было бы там из-за чего гадюшник устраивать), есть время на свой стендап. Можно попасть в массовку и этого, и других проектов. Связи. «Столько плюсов. Ты так к нам не вернёшься» «Вернусь» печатает «Просто попрошу надбавку как опытному автору» «Только вернись»