Детство — это неизлечимо

Уходя, он слышал за спиной шепотки — и возвращаясь во вторник утром уже в жёлтой байке, тоже. Уверенности от всего этого не прибавилось, но в жёлтом не так просто вжать голову в плечи и проскользнуть незамеченным. Пришлось выпрямиться, поднять голову — спина и шея чуть заныли с непривычки — и идти по коридору до офиса, как на коронацию, хотя по ощущениям, как на убой. На третий год работы пора бы привыкнуть к этим коридорам. К оценивающему взгляду, с которым ассистентка Ника прошла мимо. К шаткому стеллажу, который поскрипывал от шагов. Шастун — как всегда, в яркой безразмерной одежде, невыспавшийся, но без обычного для этого здания кофе навынос — подал ему руку. — Сам не думал в кадр? Он, наверное, считал это высшим комплиментом. — И без меня обойдётесь, — очередь людей, готовых убить за попадание в эфир федерального канала, и так простиралась до горизонта. Почему-то это тоже было неловко. И из-за того, что комплименты Загайскому можно через него не передавать, и из-за того, что когда-то он тоже хотел в кадр. Очень давно. Потом вырос, понял, что за камерой и ему удобнее, и проекту лучше. Почти каждый продюсер проходил этот путь — или артистом хотел стать, или режиссёром. А потом становился продюсером. В офисе Загайский включил музыку через маленькую колонку. Распустился, с какой-то странной теплотой подумал он и ничего не сказал. В конце концов, чем это хуже, чем если бы все в наушниках сидели? Так в наушниках остался только Саша, но ему для монтажа нужно. Сам Загайский чуть пританцовывал, сидя на диване, в такт треку, умудряясь удерживать макбук на коленях. Карие глаза поблёскивали смехом. Серёжа подошёл к маркерной доске — там кто-то не дорисовал мультяшного кота — и добавил ему раскидистых усов. Лера складывала из исписанного листа цветок лотоса. Если бы она складывала журавликов, добрала бы уже до тысячи? И что бы загадала? А что бы загадал он сам? Провернуть фарш назад? В глубине души он чувствовал, что нет. Слишком мало ему было всего и всегда. Он устроился с ноутбуком на сером диване с невесть откуда взявшейся зелёной подушкой под локтем. Подушку он не помнил. Судя по ярлычку, из «Икеи», стирать при низкой температуре. Он бы всё равно не рискнул просто кинуть её в стиральную машинку: и сама полиняет, и другие вещи покрасит. Подошла Оля — она сегодня должна была в массовке появиться, а потом сбежать, вроде как, к косметологу. За кадром таких проблем не было. — Хотела лично сказать, что не смогу работать через… — она задумалась, — три недели. Четвёртый понедельник. Где-то конец мая. Нормально. — С Настей договорилась? — Ещё нет. — Ну ничего. Время есть. А раньше бы сразу сам стал договариваться, подумал он. Хотя всегда мечтал ответить именно так. — Я в Италии буду. Привезти что-нибудь? Серёжа показательно задумался. Улыбка прорывалась сквозь сжатые губы. — Пицца «Маргарита», если не сложно. Можно лимончелло. — Я говорила про одежду. — Лучше пиццу. Её лицо лучше всех слов говорило, что за настоящей итальянской пиццей ему придётся слетать самому. Выходя из офиса, Максим отвесил манекену пару ударов. Он не знал, кто перехватил управление колонкой, но зазвучали стандартные Imagine Dragons, как в торговых центрах. Банальщина, пусть и приятная. Макс бы такое не включил. Дальше его затянула обычная суета: отсмотреть черновые монтажи, вчерашние фотографии, переговоры с новыми гостями (перебор ноунеймов, пора в другую степь шевелиться), утвердить идеи редакторов (чаще — высказать замечания и отправить дорабатывать), ещё в соцсети бы самому заглянуть, а не на Леру оставить… «В курилке только о тебе и говорят», — написал Максим. Уведомление телеги, вылезшее поверх ноушна, почему-то не смахивалось наверх. Пришлось ответить: «Твоя работа». Он решил обойтись без лекции о необходимости на работе работать, а не курить и сплетничать. У него дел и без того хватало — месячные отчёты сами себя не сведут. Согласился помочь со съёмками «Прожарки» после трёх. Впереди неделя, своё и так шло с опережением — успеется. Это всего лишь утренний эфир, который никто не смотрит. Серый диван скрипнул, когда он поменял положение. Хорошо, что диван, а не спина. Акула смотрела со второго дивана укором, немым, как рыба. Может, сделать какую-то молчаливую угадайку, о чём молчит акула? Сделать коллажи с акулой в разных местах и давать их юмористам как повод прошутиться на тему. Лера подошла к нему от своего стола. — Сергей Викторович! — она выглядела необыкновенно встревоженно. — Что? — Видео завирусилось. Это… с рыбой. Мы как рилс выложили, и он залетел! На нас подписываются. Слова доходили как через вату. Видео, где Макс с шальной улыбкой говорил, как не будет лизать то, что пахнет рыбой, завирусилось. Подписки. Скоро попрут согласия прийти гостем. В голове не укладывалось. Он записал идею с акулой в общую свалку идей в Ноушне. Вернулся в офис Максим. На ходу расстёгивая пёструю мастерку, он подошёл к доске и дорисовал коту изгибающийся хвост. Затем упал на диван рядом с акулой, вызвав в офисе локальное землетрясение. Прямо перед тем, как Серёжа собирался пойти обедать, в офис влетела Оксана. — Где ключ от пятнадцатой студии? Где он? — она почти кричала. — Я что, Паспарту? — вспылил он в ответ. Ему только что выносил мозг какой-то молодой талант, которого хотелось послать куда подальше. Возможно, стоило не париться и сделать это. Окс должна была взъесться на него, рявкнуть, что шуточки свои можно при себе оставить — но вместо этого она вдруг успокоилась. — Да, Сергей Владимирович. — Попробуй поискать у Стаса, они в этой же студии по понедельникам вечером досъёмки рекламы делают временами. И на будущее — Викторович. Оксана кивнула и вытекла за дверь. Ну не могла эта байка быть волшебной. Не могла. Он и надел-то её, чтобы скорее сносилась. В коридоре он столкнулся с Людой — уже надевшая пальто, а не как он, прихвативший мастерку и вышедший из офиса, пока ещё чего его не задержало, она едва с ним не столкнулась — и дальше они пошли уже вместе. Оказалось интересно обсудить работу с человеком, который видит её на другом этапе. Перескакивая с темы на тему, они говорили даже больше ни о чём, чем о телевидении. У Люды зазвонил телефон — в отличие от него, она не ставила на беззвучный, так что заиграла стандартная мелодия айфона. — Да потерпят, — она отключила звук кнопкой громкости. Через мгновение зазвонил его мобильный. — То, что они натерпят, я потом не разгребу, — сказал Серёжа и ответил на звонок. Помогать с «Прожаркой» он едва не опоздал, хотя звонок и помог успеть вовремя. Максим сидел в зрительном зале — это уже не удивляло. Перед камерой и на соседних с Шастуном местах, тоже не новость. Гости в зале сидели в полутьме, и ему не стали подкрашивать кудри. Возможно, им тоже стоило оставлять больше натурального цвета. В узких джинсах работать на площадке было не слишком-то удобно, особенно ползать подключать звуковое оборудование. Отряхивая колени, Серёжа заметил, как о чём-то шептались Шастун с Загайским. Шастун курил очередную кислотно-яркую электронку, и из-за облака дыма оба чуть плыли в глазах. С ним поздоровался забежавший на площадку Воля — картинно подняв брови и осмотрев его с головы до ног, подал руку. Он ответил на рукопожатие с улыбкой — а что ещё оставалось. — Что там с ассистенткой? Ищете? — спросил Серёжа. — Да, — Воля как-то странно поджал губы, напоминая начальницу из «Дьявол носит Прада», и оглядел его ещё раз, снизу вверх. — Скоро будет. Весь мотор он караулил пучок световых приборов, которые держались на соплях, а стоили дороже квартиры в Москве. Повезло — мимо его поста почти никто не проходил, и он мог смотреть на сцену. В зале перешёптывались и смеялись Шастун с Зайцем. Когда мотор кончился, Максим подошёл к нему. Шастун же шёл к двери — он от своего места видел, как тот достаёт из кармана безразмерных штанов пачку обычных сигарет и зажигалку. Какая-то «Зиппо», судя по форме, наверняка из лимитированных коллекций. — В душе не ебу, как Саша это монтировать будет, — сказал Серёжа. — Ага. Много разгонов, которые резать придётся. На щеках Максима играла тень румянца — такая неуловимая, что могла ему чудиться. — Но написано хорошо. — Спасибо. — Ты?.. — Помог паре ребят по старой дружбе. И «прожарка» в целом мне ближе по стилю, это как-то само накидывается. Высмеять кого-то легко, нашёл зацепку и фигачишь. — Жаль, нам так нельзя. «Утро должно заряжать позитивом». — Хуютро. Они утром позитивных людей видели? — Ближе к полудню и в постели считается? — усмехнулся Серёжа. Он, по крайней мере, позитивных людей с утра в других обстоятельствах не встречал. — Может, будем у гостей спрашивать, как они добрались и всё такое? Пусть зрители видят, что им не одним с утра тяжело себя соскребать с кровати. — Давай. Серёжа достал телефон и внёс это в Ноушн. Перерыв заканчивался. В зал начали возвращаться с перекуров. Шастун подошёл к ним, забросил Максиму руку на плечо. — Не думали позвать ребят к себе? — Шастун кивнул на сцену. Грело душу, как они с Максимом одновременно ответили: — Нет! — Там пол-эфира запикать нужно, не формат, — пояснил Серёжа. — Ещё и всё интервью минут пятнадцать, до двадцати, хватает только на самые банальные вопросы. Общее представление, чем занимается человек в другом кресле, Под старт нового проекта ещё можно попробовать, чтобы чисто о нём говорить, а так… Серёжа не ожидал от Максима такой пламенной речи про временную работу. Просто не знал, что на это сказать. — Обожаю возбуждённого Макса, — пытаясь звучать иронично, фыркнул Шастун. Даже глаза закатил, чтобы звучало как шутка. Загайский бросил на него быстрый взгляд, прежде чем засмеяться. Шевелев выдавил из себя улыбку. Второй мотор прошёл скучнее, с паузой в середине, на которой заново отцентровали камеры. Одна из ассистенток, бегавшая на каблуках и в юбке, упала и расшибла коленку. Серёжа дописал-таки в инструкцию про удобную одежду на съёмки. Раньше он считал это слишком личным вопросом, чтобы в такое лезть, но видя, как одна разбитая коленка выбивает четыре минуты съёмочного дня, решил, что это всё же не личное. Загайский с Шастуном продолжали перешёптываться. В офис со съёмочной площадки они с Максимом шли вместе. После заката стало зябко, между зданиями свистел ветер. Загайский спрятал пальцы в рукава. Лифт два раза не закрывался, выдавая сигнал о перегрузке. Всем хотелось побыстрее взять вещи из офисов и свалить наконец домой. Серёжа вышел, Максим следом за ним. Офис уже опустел, и входя внутрь, Серёжа на автомате щёлкнул выключателем. С секундной задержкой начали зажигаться лампы дневного света. — Классическая музыка в современной обработке. — Чего, блять? — других слов у Серёжи не было, он эти-то едва нашёл. Даже подумал, может, слуховые галлюцинации от усталости начались. — Люда ходит слушать классику в современной обработке. Ты хочешь пригласить еë, приглашай туда, точно согласится. А. Точно. Девушка, которая должна ему нравиться. Получается, Загайский решил, что это Люда. У него не было ни единого довода против — она нормальный собеседник и, видимо, одна. В общем-то, почему бы и нет. — Спасибо. Что думаешь про викторину «Забытый спорт»? Это как нарисуй воображаемое животное, только придумай спорт, вытянув две карточки с реквизитом. Спорт с лыжами и мячом. Спорт с мячом и ластами. Спорт с коньками и битой. — Давай. Для спортсменов самое то. — Для спортсменов — не банально? Может, музыкантам предложить? Или психологам? — Не, я заржу. — Оля вытянет. — Будет сидеть с улыбкой и глазами, полными ужаса. Плавали, знаем. Макс очень точно спародировал её выражение лица — приклеенная улыбка и глаза из орбит. Серёжа смеялся над этим совершенно искренне. Он наконец понял. — Я тебя помню. — Я тебя тоже, мы в одном офисе работаем. На тебя что, невидимый кирпич сейчас упал? — Нет, не это. Я тебя помню. Ты приезжал в Гомель со стендапом, у тебя ещё шутки такие были… Тебя чуть не отпиздили. — А, это… Ну, да, было дело. И как тебе тогда?.. В его тоне, где-то глубоко под ехидной улыбкой, таилась неуверенность. — Я плохо помню, что именно ты говорил, но было смешно. И смело. У нас никто так не шутил. Дверь офиса без предупреждения распахнулась. — Макс, тебя подбросить? — с такой громкостью вопроса дверь Шастун мог и не открывать. — Да, давай. Ну, до завтра. — До завтра. Макс взял мастерку, рюкзак и вышел за дверь. В опустевшем офисе Серёжа ещё долго стоял у приоткрытого окна — конечно, не того, на котором стоял кактус. Потом достал флакончик глазных капель из нижней шуфлядки своего стола и, уходя, выкинул в мусорку. Следующий день пролетел в колесе задач. Максима в офисе не было, Оля забежала буквально на полчаса, чтобы сыграть в рекламе. Едва успела прочесть вслух вопросы от редакторов — как обычно, с запинками. И сказала ему, что Настя заменит её в конце мая. Когда он на минуту отвлёкся, залипнув в серую полоску неба между двумя зданиями за окном, подумалось, что то же самое он делал и год назад. И два, когда только стал продюсировать «Подъём». Просто два года назад он делал эту работу с трудом и хуёво, год назад неплохо и без серьёзных ошибок, а сейчас мог работать на автомате, не задумываясь. Ещё и с акулой под правым локтем. Максим прислал в телегу напоминание про кактус. Медленно поливая его, Серёжа осмотрел офис. Акула и подушки на диванах, боксёрский манекен справа от двери, рисунки на маркерной доске. В соцсетях «Подъёма» — Загайский. Казалось, что уже сплошной. Отмечая его на новом посте, пришлось зайти в его профиль. В сторис надпись на белорусском. Как всегда, язык он признал не с первой секунды. Максим — где бы он ни находился — оставил в этом помещении слишком яркий, слишком собственный след. Впервые о его уходе подумалось без радости. «Полил?» — написал Максим. Он ответил смайликом, закатывающим глаза. Четверг начался с отвратительно проливного дождя. Когда он наконец доехал до офиса — блядский автобус не нашёл лучше времени, чтобы сломаться — все уже работали. Отопление отключили, поэтому Даша сидела в шали, как библиотекарша. Он догадывался, что так и будет, поэтому принёс четыре стаканчика кофе. В стекло бил дождь. На запотевшем окне кто-то нарисовал сиськи. Этот самый кто-то развалился на диване и медленно читал вопросы с листка, а Даша и другие редактора слушали и поправляли. Под расстёгнутой клетчатой рубашкой была белая футболка, такая тонкая, что просвечивали родинки на груди. Максим скользнул взглядом, будто эти родинки пересчитывал. Серёже не было холодно, он не из мерзлявых, но по коже поползли мурашки. — Это не доброе утро, но кто замёрз — вот кофе. Латте яблоко в карамели, капучино, облепиховый чай и матча латте. Поставив подставку со стаканчиками кофе на журнальный столик, на котором уже лежал ноутбук Загайского, весь в стикерах, он подошёл к тому окну, где были нарисованы груди, открыл его и закрыл нормально, чтобы оттуда никому не дуло. Устроился на диване и задал вопрос, который не задавал уже слишком давно: — Ну, что, у кого какой гемор? Все начали жаловаться на всё сразу. Он открыл заметки, записывая в первую очередь то, что казалось важным и решаемым. И важным, но нерешаемым — в самый низ списка, чтобы не отвлекало, но и не потерялось. — Что думаешь насчёт животных, делающих предсказания на спорт? — спросила у него Даша, грея руки о бумажный стаканчик. — Главное, чтобы оно не летало, — он пытался вспомнить, будет ли в ближайшее время какой-нибудь чемпионат мира. Совершенно не его тема. — Если улетит, заебёмся ловить, сорвём все сроки. Есть какая-нибудь игуана? — А вы знаете, про игуан есть такой факт, что они узнают своих родственников. А ещё они чихают! — Прикольно. Если будет игуана, расскажешь, — кивнул он Максиму. — Даш, уточни у Оли, не боится ли она рептилий. — У меня уточнить не хотите? Серёжа картинно задумался. — Нет. А ты боишься? — Нет. — Может быть, черепах? Цыплят? Злобных чихуахуа? — У меня уже есть злобный чихуахуа. Поздно бояться. — А он случайно не предсказывает результаты матчей? Даша бросила на него взгляд «тебе бы только расходы сократить». Он ответил ей взглядом «сведи пару отчётов, потом поговорим», но вряд ли она его поняла. — Он не может предсказать, когда обоссытся. — Не, про это ты в стендапе расскажешь. Для нашего слота история есть? Максим задумался. — Может, про неизвестные слова придумать что-то? Есть же смешные и забытые, например… — Ну, для тебя неизвестное слово — это центрифуга. Но научно-популярную рубрику из этого не зафигачишь. — Может, какие-то штуки типа логарифмов? — подал голос Саша. — Которые мы в школе не поняли, а теперь их как-то детям объяснять, а мы их всё ещё не знаем. Чтобы за минуту въехать. — Неизвестные слова можно на улицу вкинуть, — предложила Лера, — пусть люди в торговом центре погадают, а мы самые забавные ответы покажем. — А это идея, — кивнул он, — Дашенька, бери в разработку в таком виде, там дополним, если что. Ещё идеи? — ответом ему послужило молчание. — Тогда на сегодня пятиминутки ненависти хватит, — он поднялся. Дверь отворилась — кто-то даже постучаться не удосужился. Серёжа повернулся вполоборота, складывая руки на груди. На пороге стояла Оксана. — Сергей Викторович, нужна гитара для скетча в «Камеди». И кто-то, кто играет. — Он и играет! — за её спиной Макс вскочил с дивана, протёк мимо него в его же каморку, взял гитару в чехле и разве что не за руку потащил его за Оксаной в малую студию. — Гитару за гриф не держат! — прошипел он. — Там ручки! Для кого их придумали?! Он так это рявкнул, что на мгновение сам поверил, будто их действительно придумывали только ради того, чтобы Загайский гитару держал нормально. Макс наконец перехватил гитару как положено. Марина с чемоданчиком наготове улыбнулась так хищно, что не оставалось сомнений — сейчас ему отомстят за все их разногласия. Холодная салфетка, щекотные кисточки, закрой глаза, открой, снова закрой, щипчиками вырвали пару волосков — не дёргайся. — Если я извинюсь, это поможет? — Не-е-ет, — с акульей улыбкой в голосе. Звук дверных петель. Ещё не скрип, но уже сигнал, что неплохо бы смазать. — Мариш, побыстрее, — прозвучал голос Оксаны. Вероятно, Марина посмотрела на неё таким взглядом, что она вышла молча. Ещё щекотные мазки кистью. Открыть глаза, чтобы нанести на ресницы тушь. После Марина расчесала их микроскопической расчёской и нанесла второй слой. Когда экзекуция наконец кончилась, он пододвинулся к зеркалу. Грим ощущался штукатуркой. С непривычки глаза немного чесались. Серёжа знал, что его убьют, если он их почешет, поэтому просто похлопал глазами. Стало полегче. Он узнавал себя — и всё же выглядел он теперь иначе. — Иди уже, не задерживай, — Марина хлопнула его по плечу. Несмотря на улыбку, она явно не забыла ни одного раза, когда он её поторапливал. Не то, чтобы он планировал за это извиняться. На площадке для скетча было готово не слишком-то много. Он поднял кабель-разветвитель. — Ну Влад, — сказал он звукачу. — Куда подключать? — Садись, — кивнул Денис, отвечавший за «Камеди». — И бери гитару. Мы сейчас закончим. Серёжа сел, начал настраивать гитару. В общем гуле он едва слышал звук струн. Ну и балаган, думал он, глядя, как все носятся туда-сюда, как будто готовят студию впервые в жизни. Оттянул ворот футболки для петлички. За камерами появился Максим, перебросился парой слов с операторами. У Серёжи никак не получилось разобрать его слова. К нему подбежала ассистентка с листком сценария. Текста на листке было три строчки. Пустая трата бумаги. Лучше бы кто-нибудь из авторов или сам Денис подошёл и объяснил то же самое — по-нормальному, с пантомимой и смешными рожицами, чтобы точно всё стало понятно. Авторы ещё и на вопросы ответить могли. — Рубашку застегни, — проходя мимо, бросил ему Денис. И уже в сторону: — Перевесьте ему петличку! Прибежала, цокая каблучками, Марина Кравец, села. Поправила невидимые складочки на платье. Отражённый от её лаковой помады свет бил в глаза. — Ты будешь мне играть, я слушать, а потом закадром наложим шутки. Играть умеешь? — Да. Лучше боем или перебором? Она зависла. Серёжа хотел было уже начать объяснять, но Марина ответила: — У нас ещё шутки под этот скетч не написаны, так что будет дублей сыграть по-всякому. Потом нарежем. Она вынула ноги из туфель на шпильках. Он задумался, что бы сделал с редакторами, если бы сценарий не был готов до съёмок. Сценарий бы допилил сам, не проблема, сел бы разбираться, где проебался в процессах, а наказание?.. Из наказаний в офисе был рыбий жир, но какое это наказание! Смех один. Дима начал включать студийный свет, он ударил по лицу волной тепла. Марина тут же залезла ногами в туфли. — Рано ты, — заметил он и не ошибся: гитара бликовала, и свет пришлось выставлять по новой. Конечно, блики гитары — такой форс-мажор, который нельзя было предусмотреть заранее. Ассистентка Ника принесла чехол от гитары, уже увешанный разномастными значками. Потом снимем, пояснила она. Как будто это было не очевидно. — Верхнюю пуговицу у рубашки тоже застегни, — велел Денис, не отрываясь от каких-то других дел. — Улыбочку для Оли, — попросил Макс, поднимая мобильник. — Ну какая же это улыбка. Улыбка — это когда улыбаются, а не так. Давай ещё раз. Хитрая свинья накачала пресс, и теперь её никто не может заколоть. — Колобок повесился, — ответил Шевелев. — Ладно, сойдёт, — неожиданно серьёзно ответил Макс, опуская взгляд в экран. Серёжа не сомневался, что ещё увидит это фото — не исключено, что на какой-нибудь футболке — но всё равно поднялся, чтобы посмотреть сейчас. — Садись, начинаем, — сказал ему Влад из-за камеры. Пришлось сесть. Объявили полную тишину и запустили съёмку. Пять дублей — от «Короля и шута» до Максим — Макс стоял, прислонившись к стене. Он почти не видел его — и из-за света от приборов, и потому что должен был смотреть на Марину. Но когда Макс попадал в его поле зрения, он был практически неподвижен, только постукивал пальцами по бедру. Наконец Серёжа был свободен. Ну то есть свободен пойти к Марине смыть всё это безобразие. — Красиво, — хрипло сказал Максим. Откашлялся и добавил: — Играй чаще, у тебя отлично выходит. — Я тренировался восемнадцать лет — и только ради этого комплимента. Макс ничего не ответил. Серёжа наконец почесал и глаз, и нос, не боясь, что грим смажется. В гримёрной Серёжу, само собой, поджидали всем офисом. Он прекрасно знал, откуда взяли и бумажные колпаки, и мишуру, которую обмотали вместо шарфов. А могли бы не оставлять всю работу на пятницу. — Очень смешно. Лучше гитару на место верните, — он передал гитару Ане. — Неси аккуратно. Не за гриф! Макс смотрел стеклянными глазами. Стоя так, с механической улыбкой, он был похож на Олю даже больше, чем когда её пародировал. От зелёной мишуры, которую ему спешно наматывала на шею Лера, его лицо казалось бледнее обычного. — Давайте, — он раскинул руки, — сфоткаемся вместе, и за работу. Он ждал, что телефон достанет Марина или Саша, который не любил фотографироваться, но, достав телефон из кармана, встал у двери Макс. Серёжа обнял Дашу, вставшую по правую руку от него, и Аню, вставшую слева. Она всё ещё держала гитару так аккуратно, как будто это был «Стратокастер» из редкой коллекции, а не советское старьё. — Скажите «сыр». Серёжа посмотрел на него и улыбнулся. Улыбаться человеку было проще, чем камере. — Ну, показывай, что ты там сфоткал, — он протянул руку. Макс отмер спустя секунду. — Сейчас в чат пришлю. — Макс, иди к нам, — он махнул рукой. — Анечка, ваша очередь снимать. Загайский не шелохнулся. — Максим, — сказал он жёстче. — Не будь ребёнком! Загайский наконец подошёл. Серёжа забросил его ладонь — неожиданно холодную и мокрую — себе через плечо. И улыбнулся в камеру телефона. Что-то гудело — то ли лампы дневного света над головой, то ли непонятное напряжение внутри, от которого позади шеи вставали волоски.