Детство — это неизлечимо

Максим ушёл в спортзал почти сразу после того, как Серёжа вернулся в офис, чувствуя необычную лёгкость после смытого грима. В колонке играл какой-то позитивный плейлист, под который даже бумажная работа шла как-то легче. В пятницу вышло солнце. На газонах трава скрыла валявшиеся бычки и фантики. Из приоткрытого окна доносилось чириканье воробьёв вперемешку со звуками извечных пробок. Серёжа сводил в табличку новые показатели — значительно выше предыдущих — снова обедал с Людой и, хотя пятница традиционно была днём просранных дэдлайнов и доделывания в последний момент, подумал о том, какие обязанности дать будущей ассистентке. Для начала сойдут мелкие поручения, чтобы познакомилась, кто есть кто, и в общем поняла, что где лежит. На читку прибежала Оля. Серёжа как раз стоял недалеко от двери, у маркерной доски, когда она зашла. — Держи, — Оля протянула ему бежевый шарф в тонкую клетку. Она сняла пальто, повесила на вешалку, повесила рядом бежевую сумочку с тонким лого «Charles&Keith». И пошла к серым диванам, захваченным разноцветными подушками, акулой и Максом. — Мне долго ещё шарф держать? Оля ответила, не оборачиваясь. — Насовсем. Тебе пойдёт. Подмывало спросить, женский ли он, отказаться, вернуть назад. Но в конце концов он выдавил: — Спасибо. Оля развернулась — удивление перетекало в радостную улыбку — и сделала шаг обратно, к нему. — Его нужно вот так завязывать… — Не наглей, — выставил он ладонь. Оля засмеялась, с ней и остальной офис. Макс тоже, и его смех незримо отделялся от остальных голосов. Как и он сам. Когда до конца рабочего дня оставалось два часа, Серёжа вышел из своей каморки в общий офис и сел на диван, вытянув ноги. Кто-то приоткрыл окно, чтобы проветрить, и в их клетку просачивалась весна. Он проглядывал, что Лера придумала для соцсетей, когда заметил, что Макс снимал с манекена футболку. Серёжа поймал его взгляд и поднял брови. — Постирать пора, — Макс будто оправдывался. — Пойдём найдём ему что-нибудь на это время в кладовке. У меня ключи есть. А то что он голый стоять будет. — У тебя есть ключ от кладовки? — Служба ответов на очевидные вопросы приветствует вас. Ваш звонок очень важен для нас, пожалуйста, оставайтесь на линии, — и уже без сарказма: — Я сделал копии всех ключей, которые могут понадобиться. Очень экономит время. Пошли. Коридор обыденно полнился шепотками. Судя по тому, как стихли девочки, когда они с Максом проходили мимо, судачили и о них. В третьей кладовке (с табличкой «Кабинет №17» на двери) пахло пылью и сыростью. Единственная лампа дневного света горела тускло, с лёгким жужжанием. Макс методично перебирал полку с футболками с левого края. — А эта ему пойдёт? — спрашивал Серёжа то про одну, то про другую. — А эта? Синий вроде с оранжевым контрастные. — Ну уж нет! — Почему? Как будто он упускал очень важную информацию, не зная, как одеть боксёрскую грушу. — Одежда — это же тоже шутка, ну, в каком-то смысле. И если он не вызывает улыбки — нахера? — Сохранить Герману девичью честь и уберечь от простуды. — Но только с прикольной футболкой. Наконец они выбрали жёлтую с мемом со Спанч Бобом — Макс сказал, что она подойдёт к глазам. Он не очень понял, к чьим, но докапываться не хотелось. Он предлагал капибару, но Макс возразил, что по капибаре бить не будет, это же чистое зло. Как будто по Спанч Бобу пробивать как-то приятнее. Субботу он провёл, помогая на очередных съёмках. Ни Шастуна, ни Максима на них не было. Понедельник — день съёмок — был серым. Мелко моросило. Перебегая из офисного здания в здание, где проходили съёмки, Серёжа нёс коробку с вещами, и капельки дождя заливались за шиворот байки. Конечно, в этот раз никаких узких джинс, красный с белой надписью свитшот — и белые же кроссовки, которые по такой погоде надевать точно не стоило, но эта умная мысль пришла к нему только теперь. Из-за коробки он даже не видел, сильно ли кроссы испачкались в грязи. Серёжа как раз возвращался обратно в офис, чтобы проверить, всё ли забрали, когда Макс зашёл через стеклянную дверь. Его фиолетовая байка на плечах потемнела от дождевых капель. Ещё с улицы было понятно, что дело дрянь: Макс заметно прихрамывал. — Привет. Как ты? Он без спроса закинул руку Макса себе через плечо. — Да норм, — отмахнулся Макс, но руку скидывать не стал, и шёл дальше с его помощью. Было странно, что хотя он жил с Шастуном, запаха табака от его одежды не чувствовалось. За окном он её хранил, что ли, как сало для синичек? — Растяжение? Вывих? — Наверное. — В смысле наверное?! Ты в травмпункт ходил? — Нет, но… — Макс! От его крика оборачивались люди в коридоре, дверь стилистов, к которой они подходили, открылась сама. — Не обязательно так орать, — заметила стилистка. Впрочем, когда распухшая лодыжка с трудом влезла в заранее подобранный ей кроссовок, она всё же признала очевидное. — Обязательно, — но сама кричать не стала. — С Антохой вчера, — Макс не договорил своё оправдание, но Серёже и так всё было ясно. Он живо представил себе, как Макс сидит у Антона на бёдрах. Опирается на колени, икра и стопа ровной линией лежат на покрывале. Антон пытается перевернуть Макса, и и так вытянутая нога оказывается под его бедром. Секунда — и Макс лежит на спине уже с растяжением, морщится, и Антон кончиками пальцев ощупывает его ногу. Как Макс улыбается, отмахивается — ерунда, дескать — и поднимается на руках, чтобы прижаться к губам Антона. Вероятно, посреди ночи действительно не тянет в травмпункт, да и все гормоны, которые выделяются во время секса, притупляют боль. Он вернулся в студию, чтобы помочь всё настроить. Макс присоединился минут через десять. Сегодня свернуть студию он не поможет. Это ещё… минут пятнадцать надо заложить? Десять? Зыбкая почва предположений под ногами. Неясное тянущее чувство внутри. Звуковик опять оставил воротник гавайской рубашки Макса завёрнутым. Серёжа начал поправлять, стараясь не касаться кожи. Пальцы едва слушались. Родинка правее кадыка. Ещё одна, почти скрытая одеждой. Макс сглотнул — кадык дёрнулся. — Слушай, если там написано, где крест Ефросиньи Полоцкой, ты уж скажи на милость, — усмешка Макса — в глазах, в правом уголке тонких губ, в теплоте голой кожи. — Не написано. — Крестик потерял? — встрепенулась Оля. Добрая душа. — Ну как сказать, — ему стоило больших трудов не рассмеяться. — Не лично Макс, конечно. — Вся Европа Святой Грааль ищет, хотя никто не знает, как он выглядит и на кой хрен нужен. — Мы, белорусы, люди практичные, мы знаем, как выглядит этот крест, сколько он стоил, какими камнями инкрустирован… — Это как паспорт проебать. У тебя есть парочка копий, скан, но это вообще не то. — Кажется, теперь есть шутка, за которую отменят в Беларуси. Но на бульбу я бы тоже не выëбывался. — Вот это самое обидное. Когда шутка есть, а рассказать некому. Дома не посмеются, тут не поймут. Как тут асфальт у метро весь в крапинку, потому что жвачками заплёван. У нас зал от такого просто стошнит, а тут никто не поймёт, хули ты развыёбывался, вали в свою Беларусь, умник. — Такие посылают в Белоруссию. Как будто у меня машина времени припрятана под матрасом. — А там только доллары старого образца. — Время! — как бы в пустоту крикнула Лера. Намёк был понят. Может, из-за него они начали съёмки вовремя. Когда картинка уже пошла на мониторы, он посмотрел на общий план и спросил у Марины: — Мариш, тебе не кажется, что губы лучше поярче сделать? Теряются. — У Оли красная помада. — А Оля тут при чём? Марина посмотрела на него удивлённо, затем через монитор — на крупный план Макса. — Если хотите, могу поярче. — Сделай, пожалуйста. Две минуты задержки — и они начали. — В эфире шоу «Подъём» на телеканале ТНТ, — начал Макс. Если бы Серёжа не знал про ногу, по картинке бы ни за что не понял. Макс всё так же лучился энтузиазмом, словно будил целый будынак. — И у меня хорошие новости: недавно на нашем канале стартовало новое женское шоу «Быстрые свидания». — Причём у него сразу несколько ведущих, одна из них — сегодняшняя гостья Олеся Иванченко. — Ну и первый вопрос — когда второй сезон «Уэнсдэй»? — начала Оля. Эту шутку он продиктовал ей в наушник, увидев чёрное с белым воротником платье Олеси. — Ой, а что, похожа? А я думала, я Мэри Поппинс. — Мэри ты будешь, когда мы будем прощаться. Замечательно выглядишь. Такая красивая вообще, — тепло сказал Макс. — Оль, не обижайся. Оля хранила привычно приклеенную широкую улыбку. Серёжа работал с ней достаточно долго, чтобы знать — на комплимент другой девушке она не обидится. Может, дело в модельном прошлом, может, в том, что Оля была красавицей и знала это — она зачитала следующий вопрос как ни в чём не бывало. — О женском шоу. Что за формат, что вы делаете? Он отвлёкся как-то сам: слушать про клон «Давай поженимся» было скучно. Мало им клона «КВН» в виде «Игры», теперь это. В «Свиданиях» Олеся отвечала за астрологию, эзотерику и прочие высокие материи для тех, кому нужно скинуть ответственность за свою жизнь на высшие силы. Лучше бы в религию подались: там хоть требовалось не грешить, жертвовать на благотворительность. Астрология — для тех, кому нужно даже так не пошевелиться. За кадром Олеся была умнее, чем перед камерой, и это тоже раздражало. Что ему нравилось в «Подъёме» — что от Оли и Насти не требовали притворяться отвратительно глупыми. Наоборот — хоть википедию штудируй, хоть научпоп на ютубе смотри, но в понедельник зачитывай вопросы про фондовые рынки, ипотечные ставки и законодательство в сфере охраны природы так, как будто тебе интересно. — Оленька, от камеры отвернулась, чуть-чуть левее, — передал он в её наушник. Наконец пришло время писать последнюю фразу. Её Макс должен был сказать быстро. — Ну что ж, дорогие друзья, у нас сегодня в гостях была Олеся Иванченко, одна из ведущих «Быстрых свиданий» на ТНТ. Олесь, спасибо, что нашла время, пускай у тебя всё получается. — Переговори ещё раз, пожалуйста, — сказал он через микрофон на всю студию. — У тебя к концу воздуха не хватает, очень слышно. Макс начал заново и сбился на «ведущих быстрых» — из-за одинаковых окончаний слова смешались. — Ещё парочку. У тебя ещё целых много шансов. Ты справишься. Макс прыснул. Спустя два дубля фраза была записана. Олеся радостно убежала дальше — как новое лицо на канале, она теперь бегала по всем шоу. Максу перед уходом в вечерний слот тоже придётся через это пройти. Его всё приближавшийся уход незаметно начал мешаться, как камешек в ботинке. Пока меняли карты памяти в камерах, заполняли съёмочные листы и поправляли грим, в студию заглянул Шастун с виноватым видом и большим стаканом кофе. Макс продолжал сидеть, и Антон присел рядом на корточки. Его крупная ладонь на бедре Макса, у колена. — Не надо этих щенячьих глазок, я сам просил играть жёстче, — сказал ему Макс и глотнул кофе. — Солёная карамель? Он на ходу придумал, как оставить Дашу за главную, дал Лере поручения, чтобы она шла в студию, а сам сбежал к Сергеичу за минусовой отвёрткой, потом в гримёрку к стилистам, потом долго говорил с кейтерингом, стоя на свежем воздухе, и только когда Шастун показался в коридоре, вернулся в свою аппаратную. Второе интервью уже началось: только после того, как видео с рыбой завирусилось, Темникова наконец согласилась прорекламировать у них свой очередной тур. — Оленька, всё ещё отворачиваешься, — поправил он ведущую. В остальном на мониторах всё шло хорошо. Третьим гостем был стендапер Рома Косицын, они с Максом зацепились за вопрос, какие есть крутые комики. — Не люблю смотреть чужой стендап, — сказал Макс. — Дейв Шапелл говорил, что это как смотреть, как кто-то вместо тебя сексом занимается. Смотришь и думаешь: ну я бы сделал это лучше. — Это ещё «Подъём» или уже «Разгоны»? — спросил Серёжа в студию. — Это «Разъёмы», шоу, где мы клеим всех, кто склеится, своим невъебенным чувством юмора, — Макс подмигнул в камеру. Он засмеялся. — Не знаю, куда, но мы это оставим, — сказал Саша. — Можно в инсту рилсом выложить, — предложила Даша. — Ну да, разговоры с закадром на федеральном канале только Юлия Высоцкая может себе позволить. — С подгоревшими вафлями та же фигня. — У кого-то вообще они получаются? — спросила Даша. Ответом ей было молчание, а в аппаратной сидело семь человек. Серёжа автоматически черкал что-то на обратной стороне списка вопросов к прошлому гостю. Из чёрточек складывалось лицо с высокими скулами, тонкими чертами лица и низкими бровями. Съёмка шла как обычно, только Макс становился всё менее энергичным с каждым часом. Серёжа выдал задания всем и каждому, что мог — заранее делал сам, и когда Макс вышел без грима, бледный и вымотанный — закинул его руку себе на плечо. — Такси я уже вызвал. — А… Куртка и рюкзак Макса из офиса — в его руке. Куда они, Макс не спрашивал. Как и он не спрашивал Макса, с собой ли пашпарт. В этой Москве — ясное дело, что с собой. Травмпункт был почти пуст: гололёд на улицах давно закончился. Замученный врач долго вертел паспорт Макса в руках, листал страницы, разве что на просвет не посмотрел. — Это загранпаспорт? — наконец выдал он. Серёжа закатил глаза, Макс выдохнул. Вопрос им обоим был слишком хорошо знаком. — В Беларуси нет разделения на внутренний и заграничный паспорта. — Как оформлять будем? — спросил он у девушки, видимо, медсестры, такой же бледной и помятой, как он сам. — Я сбегаю спрошу у Елены Анатольевны. — А вы на рентген в сто пятнадцатый, по живой очереди, потом ко мне вернётесь. Жиденькая очередь из трёх человек — бабулька, в стельку пьяный мужчина и заплаканная девушка — растянулась на двадцать минут ожидания. Когда они вернулись к врачу, тот мельком глянул на снимок — Серёжа мог сказать только, что там нога — и сказал: перелома нет, трещины тоже. Обезболивающее — он почему-то безграмотно говорил «обезбаливающее» — ну, примите, если хотите. Медсестра ловко забинтовала Максу лодыжку. А только что он думал, что она от усталости с ног валится, но нет — как в руки прыгнул бинт, заученные движения пошли сами собой. — На какой адрес тебе вызывать? Когда он ввёл тот адрес, что Макс назвал, красная точка на карте очутилась совсем не в том районе, где жил Шастун. — А ты со мной поедешь? Кажется, это была просьба. — Да. Жёлтое такси выехало из переулка, буквально ещё одна улица — и они уже толкались в тесноте Ленинградского шоссе. На гигантском рекламном экране, чуть правее центра, зеленел битый пиксель. Сама реклама — очередной безликой панельки от застройщика — заставила задуматься о рекламе в «Подъёме». Конечно, недвижимость — так себе вариант для нативки на федеральном канале, нужно было что-то более универсальное. Только вот что? — Пригласил Люду на концерт? — спросил Макс, когда они упёрлись в красный сигнал светофора. — Нет. Серёжа сначала ответил, а потом вспомнил, что он же якобы должен быть в неё влюблён, и тон ответа должен быть не таким равнодушным. — А она ждёт? — добавил он. Только теперь подумалось вдруг, что если Люда верит этим сплетням, надо бы и пригласить. Приятная девушка, разумная. Бесконечный красный сменился зелёным, они проезжали дом за домом. Макс молчал. Его всё удлиняющееся молчание действовало на нервы. — По слухам… — наконец начал Максим и тут же осёкся. Печалью в его голосе можно было затопить целый простор, как туманом, до горизонта. Серёжа похлопал его по руке: — Не надо изображать жалость. Макс дëрнулся, как будто его током прошибло, и он понял, что сказанул. — Мы не друзья, мы едва друг друга знаем. Не надо такого… накала. Макс всё ещё сидел какой-то пришибленный. Серёжа похлопал его по плечу, чтобы привести в чувство. — Слухи часто… сгущают краски. Макс? — Давай забудем, — он наконец отмер. Хотя в голосе слышалась странная печаль, Макс улыбнулся ему. В оранжевых лучах фонарей скрывались бледность и круги под глазами, оставался блеск в глазах. Оставалась улыбка — натянутая, но твёрдая. — Забудем, — кивнул он, не вполне понимая, о чём речь. Возможно, это просто усталость. Макс весь день скрывал боль, это кого угодно вымотает. — Чтоб до понедельника я тебя в офисе не видел. У подъезда кирпичной брежневки — самого типичного, даже без лавочек по сторонам дорожки — стояла фигура. Он почти сразу узнал Гороха, который был их гостем, когда Макс только пришёл. Пятиэтажка, значит, без лифта. Мда. А чихуахуа можно не выгуливать? Зазвонил телефон — Лёха. Серёжа вышел из машины, кивнув Гороху, и ответил на звонок. — Привет. — Привет. Мне тут Оля разве что не с соболезнованиями позвонила. — Чего? — Оля решила, раз я не пришёл заменить Макса, значит, ты мне звонил, и я не смог прийти. Она мне позвонила, пожелала выздоровления таким тоном, как будто меня уже отпевают. Боже. О чём он только думал. Он должен был отправить Макса на такси обратно, а снимать с Лёхой. О чём он только думал. Ну да. О том, что Макс с Шастуном спит. — Я проебался, прости. Я обещал прийти поорать за тебя на открытом микрофоне. Когда можно загладить вину? — В четверг. — Спокойной ночи. — Спокойной. Когда он обернулся, у подъезда уже никого не было. Кодовый замок на металлических дверях не оставлял шанса подняться и помочь. Вызвал такси до дома, приехал тот же таксист. В офисе вдруг стало очень тихо. Никто не бил по Герману, никто не заводил звонких разговоров, не включал музыку. В ответ на стандартное: «Привет, как себя чувствуешь?» Макс написал ему: «Выступал на тех выходных в клубе, в тишину много, а теперь появилось время об этом подумать. Некрасивое» Серёжа не удержался от подколки: «Не оценили шутки про собаку, которой бы сдохнуть?» «Ты смотрел» И так он понял, что спалился. Да, смотрел все монологи, что смог найти на Ютубе, рутубе и даже в злоебучем ВКонтакте. «Хотел знать, с кем предстоит работать» «Хотел бы я работать с тем чуваком», — ответил Макс, и через минуту стало понятно. Потому что он прислал чудовищную запись чудовищной технички в Гомеле (не чудовищном). Это удар под дых, Серëжа с трудом нашёл слова: " Чтобы тебя ещё и стебали?» Не бог весть что, но сердце и так из груди выпрыгивало. Он и забыл про это видео, эту техничку, этих ребят. «Ты классно шутишь» «По-твоему, это смешно?» Потому что, конечно, нет. И формат сырой, и они, вчерашние выпускники гомельского института, тоже сырые. Сейчас он бы справился лучше. «До мурашек» На это невозможно ответить. Некоторые он ни за что не признал бы вслух, но: «Ты лучше». И добавил: «Стабильнее. Я сыплюсь, когда зал молчит, и ухожу в пошлость» «А у тебя это импровизация» Как будто это комплимент. До следующего сообщения Макса прошло два муторных часа, полных обыденных дел. Что-то мешалось ему, но как позу не меняй, легче не становилось. «Да пабачення», — написал Макс. «Жыве вечна», — ответил он, потому что больше ничего не пришло в голову. В среду он послал фотку кактуса сам — с подписью «Полил. Он в порядке. А ты?» «Нормально», — и фото собаки у пустой миски. «По шкале от лёгкого дискомфорта из-за часовой стоянки в Орше до конкретного пиздеца из-за милиционеров прямо по курсу где твоё нормально?» «Недалеко от Орши, в Витебской области» — Где карточки? — спросила у него Лера. — Для викторины. — В верхней шуфлядке. — Где? А Макс бы понял. — В верхнем ящике стола, который у маркерной доски. Гаус зашёл к нему в офис, а это значило только одно — где-то метеорит упал. Артём постучал по наручным часам. Серёжа глянул на время: обед в столовой. — Что стряслось? — спросил он, когда они вышли в коридор. На обед можно и сообщением позвать, причём одним смайликом. Или двумя. — Тебя… повышают? — Гаус так понизил голос, что его было едва слышно. — Чего? — Слухи от кадров. Ты ничего?.. — Я ассистентку просил. — Я собирался спросить: «Ты ничего не слышал?» Стой, что?! На них оборачивались люди в очереди к лифту. Серёжа закатил глаза и кивнул в сторону лестницы — спуститься в столовую можно было и пешком. — Ты попросил ассистентку, и тебе её дают? — вид у Артёма был такой удивлённый, словно Серёжа в синий волосы покрасил. Не на спор. — Ты так удивляешься, как будто в какой-то студии бардака меньше, чем у меня. Тут крыть Артёму было нечем. — Мы на обед пойдём? — спросил наконец Серёжа, потому что Артём, кажется, решил остаться зависшим на лестничной площадке до перемен. То есть очень надолго. Они наконец начали спускаться по лестнице. — Расскажи, как Аня, — попросил Серёжа. — Вы кошку собирались завести. — Не хочешь на выходных отметить? — Что? — Ассистентку. Не думал, что она у тебя появится быстрее, чем у меня кошка. — Попробуй тоже у Воли попросить. — Не думал, что скажу это, но кажется, эти отношения делают тебя не хуже. — Скажешь тоже. Пару раз пообедали вместе, уже отношения. Чтобы у тебя с кем-то отношения были, там переспать было мало. Гаус закатил глаза. — Мы хотим котёнка, чтобы гладился, мурчал, а не чтобы шипел из-под духовки. Артём всё ещё смотрел на него так, как будто впервые видел, и под этим взглядом пришлось себе признаться: ну да, раньше он бы так не поступил. За обедом говорили в основном об Ане: она собиралась на девичник в Петербург. Искали котят на «Авито» и даже написали паре владельцев. Повспоминали старые добрые времена, когда мурчали и ластились все коты, трава была зеленее, а солнце ярче. В четверг было солнечно, на Москву неожиданно свалилась жара, будто прямиком из пустыни. Обедая с Людой, он взял в кофейне айс кофе вместо обычного. «Твой друг соскучился», — подписал Серёжа под фоткой боксёрского манекена в той самой жёлтой футболке. «Я тоже соскучился» — быстро ответил Макс. «Как ты себя чувствуешь?» «Нормально, приду в пятницу» Как скажешь, покачал головой Серёжа, и ничего не ответил. Открытый микрофон проходил в подвальном баре в самом центре, пешком от «Охотного ряда». Мелкий и душный, стены под красный кирпич. В полутьме он разглядел Гороха — тот приветливо помахал рукой, предлагая сесть с ним за бар. Он подошёл переброситься парой слов. — Тоже проверяешь? — Не, у меня в этот раз нет ничего, — Горох окинул его оценивающим взглядом. — За друга поорать пришёл. — И я. Ты, наверное, слышал, до Макса был другой ведущий, вот. Заглаживаю вину, так сказать. По виду и запаху было очевидно, что пиво разбавляли, так что он взял то, что в бутылке. Стоило как крыло от самолёта, но в Москве пора было к этому привыкнуть. Серёжа заметил один пустой стул поближе к сцене и пробрался туда. Сел — и понял, почему тот пустовал: он качался и опасно поскрипывал. Лёху пришлось ждать человек десять. Монологи были короткие, не больше пяти минут, и всё равно в них было полно воды. Из тем и шуток он заметил разве что пару просветов, в остальном это был один и тот же сто раз пережёванный студенческий КВН. После выступления (его смех не тонул во всеобщем веселье, но и не был единственным) Лëха пробрался к нему. — Спасибо. Не думал, что ты придёшь. Ответить на упрёк было нечего. Он ведь обещал вернуть Лёху как можно быстрее. Обещал прийти на его стендап — не через сто лет и в качестве извинения. На сцену вышел Макс. Свитшот цвета мёда с названием какой-то команды, наверное, баскетбольной. Из круглого ворота виднелся кусочек белой футболки. Непривычно было смотреть на него снизу вверх. Макс послал ему мимолётную улыбку, прежде чем начать. Серëжа не обещал ему смеяться, хлопать и снять кусочек выступления на видео для сторис. Не обещал. Но как-то успел сделать это всё за те несколько минут материала, которые Макс проверял. Камера тряслась, когда он смеялся, и его смех наверняка был слишком громким, так что видео можно было отправлять в корзину сразу же, но Серёжа этого не сделал. Когда Макс ушёл со сцены, Лёхи рядом уже не было. Он обернулся на бар — там его тоже не было, как и Гороха. Наверное, оба ушли за кулисы к остальным стендаперам. Вскоре микрофон закончился. На улице он Лёху тоже не увидел. Стоя на улице мимо расходившейся толпы, он искал глазами Лёху — а нашёл Макса и Гороха. Макс застегнул куртку, хотя и он сам, и Горох были в расстёгнутых. Серёжа и снять бы куртку не отказался. — Как ты? — спросил он у Макса. Его бледные губы, румянец на высоких скулах. Карие глаза блестели, отражая богатую московскую иллюминацию. Москвичи могли бы просто раскидывать по улицам деньги, ещё и сэкономили бы. — Думал, меньше зайдёт, бит про кроссы пока слишком сырой. — Я бы разворачивал к стёбу над этими сникер-химчистками. Ими кто-то вообще пользуется? — Да. — А не среди ведущих? Макс хмыкнул, и по одному этому звуку, по взгляду было понятно, что этот раунд за ним. — Когда я уйду из «Подъëма», ты сходишь на мой стендап? Кажется, это было всерьёз. Его карие глаза. Тонкие губы без следа улыбки. Пробивавшаяся щетина. Родинки на щеке и на шее. И кажется, его ответ тоже был всерьёз. — Если пригласишь — непременно. В пятницу он нарочно пришёл на работу попозже, когда Макс точно должен был уже явиться. — Вы не верили в Санта-Клауса, а он существует, — невозмутимо, будто речь шла о реальном научном прорыве, сказал Серёжа, заходя в офис с несколькими коробками осетинских пирогов. Макс, развалившийся на диване, засиял. Яркое пятно его одежды заполняло офис теплом. — Ты так улыбаешься, как будто я угадал твой любимый вкус. С сыром? — А картошка и грибы есть? — Есть. — Я улыбаюсь, — Максим понизил голос, — потому что ты всё ещё нормально выглядишь. Не думал, что эффект протянет так долго. Серёжа осмотрел себя — белый лонгслив, джинсы, белые кеды. Новыми были только носки с авокадо. — Мне тоже нравятся с картошкой и грибами. Макс смотрел ему в глаза и улыбался. — Сыграешь? — спросил он. И без слов ясно было, что про гитару. Ответ улетел воздушным шариком, полным веселящего газа. — Да.