Вечер умирал, наступала ночь. Необычный бал грянул во всю мощь. Стольная Москва в толк не может взять,
Что сюда спешит дьявольская знать. Воланд-господин, Всетемнейший князь, Приказал играть свой безумный вальс, Свой безумный вальс!
Группа «Ария», М.А. Пушкина, «Бал у Князя Тьмы»
Уверенной походкой Марго заходит в вестибюль отеля вслед за Фаготом и поначалу едва не слепнет от той ослепительный яркости и красоты, что встретили её глаза. Тысячи и тысячи огней — с потолка, со стен, отовсюду! Отель, конечно же, сильно поменялся за столько времени, практически до неузнаваемости, но роскошность, помпезность и нарочитую размашистость с годами не утратил. Те же мраморные полы и высокие лестницы, те же арки и дорого украшенные потолки, та же пышная зелень в дорогих кашпо. Конечно, отель наверняка много раз ремонтировали, подумалось Марго, перепахивали и переделывали, и сутью своей он скорее напоминал молодящуюся даму за пятьдесят — выглядел изысканно и ухоженно, но было ясно, что уже далеко не нов. Тощеватая барышня с неестественно рыжими волосами и идеальным макияжем за стойкой отрывается, наконец, от покрывания тонких, заостренных в уголках губ очередным слоем темной помады, заметив совсем рядом странную парую. Недобро окинув взглядом красавицу-брюнетку с королевской осанкой и горящими неземным блеском глазами, которая была явно совершенно нагой под черным, небрежно накинутым явно безумно дорогом плащом, и её спутника — вертлявого сухощавого человечка во фраке и старомодном пенсне, девица закатила выцветшие глаза и едва заметно раздраженно усмехнулась. Очередные богачи с Патриарших устраивают оргию — так подумалось ей, привыкшей к подобным весьма своеобразным клиентам. Каких только извращенцев не видала за свою еще весьма недолгую работу здесь. Но те хоть заплатят, как следует. Да и номер после из бесчинств убирать все равно не ей. Для порядка барышня строго прикрикивает, приподнявшись на цыпочки и вытянув змеей шею, дабы странные гости не проскочили без проверки внутрь отеля: — Будьте добры, покажите пропуск! К стойке тут же плавно, как лебедь по глади пруда, подлетает Коровьев и широким театральным жестом протягивает ей какую-то бумажку. Марго издалека видит, как девица ошарашено выдыхает и сипловато пищит, путаясь в словах и уже вовсю трясется всем телом: — П-проходите. В-вы же знаете, г-где н-номер под ц-цифрой пятьдесят? Маргарита едва не прыскает от смеха и прикрывает рот ладошкой, глядя на то, как стремительно бледнеет под слоем косметики ее и без того совсем не румяное однотонное лицо, отчетливо слыша, как дрожит ее голосок. Всю надменность как ветром сдуло. Еще сильнее удержаться от смеха из-за того, как самодовольно облизывается возле ног Бегемот, которого девица, кстати сказать, не видит за стойкой. И даже сама охрана как будто не замещает животное в холле. Наглый кот скорчил барышне гримасу и пропал, растаяв в воздухе. — Конечно, прелестная мадемуазель, покорнейше благодарю! Отличного Вам вечера! — нарочито вежливо отвечает ей Фагот и, шустро подскочив к Маргарите, берет её под локоток. Он тихо хихикает, наклонившись к самому уху спутницы, и показывает ей то, что повергло в шок барышню за ресепшеном — обыкновенную наклейку от дорогущего коньяка. Брови Марго стремительно ползут вверх, а Фагот ещё шире улыбается: — О, не стоит удивляться, дорогая, это простейший фокус, под силу даже какому-нибудь задрипанному цирковому актеришке, выдающему себя за гипнотизёра. Ничего необычного, уверяю вас! А теперь вверх по лестнице, алмазная донна, прошу за мной! Вы точно готовы к балу? — Да, милый Фагот, я полностью готова. Тем более, вы же будете рядом со мной весь этот вечер? — в голосе у Маргариты звучит неуверенная надежда. Бывший рыцарь усмехается: — Как вы пожелаете, моя госпожа. Вы же помните о том, что я вам сказал, насчет вашей истинной цели? — Да, я все помню. Ещё раз благодарю за то, что вы меня предупредили! — карие глаза Марго вспыхивают неконтролируемым томным жарким огнем всего на мгновение и тут же тухнут — он ведь не согласится, это и так ясно… — Однако, мы уже подходим, видите? — Коровьев взмахивает рукой на дубовую, шоколадного цвета дверь справа с позолоченной цифрой пятьдесят в самом верху. Они вдвоём быстро подходят к проему, Фагот открывает дверь и галантно пропускает даму вперед. Маргарита тут же невольно ахает — перед ней ещё одна лестница, но совсем не та, по которой она только что шла, не белая и не мраморная, не освещенная искусственными электрическим огнями. совсем нет. Это лестница широкая, высокая, явно очень старая, из чёрного, поглощающего любые краски и свет камня, а вокруг сотни свечей и дурманящий запах расплавленного воска. Ступив на неё, женщина чувствует, как её ступни будто калёным железом жжет. Поворачивается и с немым вопросом смотрит на своего спутника. Тот с вежливой улыбкой кивает: — Да-да, так и должно быть, Маргарита Николаевна. Я же говорил об испытаниях. Мне ничего не стоит вас перенести сразу на место, но тогда у вас ничего не выйдет. Пропустите хоть одну трудную дорожку, струсите, и… сами понимаете. Улыбка хитрая, но слова убедительные. Маргарита понимает, что ее-то ни Коровьев, ни сам Воланд не обманут и щедро наградят за оказанную услугу. Знала, чувствовала, верила, что ее желание должно исполниться, ведь Он же сам говорил, сам. Если только выдержать всё и не сломаться. Нет, она не сломается, ни за что! Маргарита гордо вскидывает голову и решительно идет — она Королева сегодняшней ночи, она сильна и желанна, неотразимая для всех, она может всё! Несмотря на то, что её ноги готовы взорваться от боли, несмотря на то, что их словно режет, и терпеть почти невозможно, она не издает ни стона, ни слова — смело идет все дальше и дальше, шаг за шагом преодолевая себя и собственный страх. Фагот не без восхищения смотрит на свою госпожу — даже зная Марго, такой силы он от неё уж точно не ожидал. Ступеням, кажется, нет конца, но он все же настает. Помогает, поддерживает, аккуратно в спину подталкивает. — Ничего-ничего, потерпите, еще совсем немного осталось. — успокаивающе мурлычет Коровьев. Эти слова и правда помогают. Маргарита едва сдерживает стон от удовольствия, когда её ноги после выворачивающего наизнанку нестерпимого жара ступают, наконец, на холодный пол цвета ночного позднего неба. Они с Коровьевым оказываются в тёмном коридоре с необъятно высоким потолком. Из стен выходят узкие колонны, увитые по всей немалой высоте рычащими львами и горгульями, чертями и демонами, а между ними стоят, гордо взирая свысока на все происходящее, рыцарские доспехи, кажущиеся Маргарите живыми. Она невольно ежится — жутковатый коридор всё-таки. В самом конце коридора ещё одна дверь, будто искусно выпиленная из обсидиана, с филигранной ручкой цвета потемневшего серебра. И вновь Фагот открывает королеве дверь, пропуская её внутрь с изысканным поклоном. Они оказываются в небольшой, по сравнению с тем, что Маргарита видела прежде, комнате. Почти всю стену на ее восточной стороне занимает довольно большое окно, из которого видна светящаяся ехидным серебряным светом полная Луна. Из гарнитура в комнате — изысканно накрытый стол, огромная кровать с балдахином и камин, жарко и весьма уютно пышущий и потрескивающий пламенем. В комнате, конечно же, уже сидят на маленьких пуфиках ушедшие вперед Азазелло и Бегемот, активно режутся в дурака, дабы немного скрасить ожидание, чуть поодаль стоит полностью нагая Гелла, по-змеиному коварно улыбаясь и поправляя рыжие кудри. И конечно же, сам Воланд, восседающий в роскошном кресле чёрного дерева, больше напоминающем настоящий королевский трон. Несмотря на довольно камерную обстановку, держится дьявол действительно царственно — идеально прямая спина, гордый, властный взгляд, едва различимая ухмылка на порочном лице и длинные точеные пальцы, лениво постукивающие кончиками по резной рукоятке черной трости. Маргариту обдает жаром, точно раскаленным маслом обливает с головы до ног, голова кружится и ведет в сторону. Она оступается, но тут же вновь расправляет плечи, мысленно убеждая себя держаться во что бы то ни стало и не подавать виду. Короткая, едва заметная усмешка дает понять — не получилось, провалилась, заметил ее трепет и секундную слабость. Но молчит. Молчит мучительно, убийственно, прожигая пристальным взглядом разных глаз — черный тянет куда-то в бездну, зеленый жжет и колет. Она незаметно, как ей кажется, сглатывает моментально скопившуюся во рту слюну, понимая, что тончайшая и мало что скрывающая накидка на плечах вряд ли маскирует её мелкую предательскую дрожь. Это совсем не то, не так, как в первый раз. Тогда она еще не понимала, не подозревала даже о природе своих зарождавшихся чувства, а сейчас буквально сгорала от любви и искушения, пока он без стеснения и такта свободно скользил по ней взглядом так легко и по-хозяйски, что холодели пальцы ног. Нужно быть сильное, гордой, достойной — как он любит, поднять на него глаза. С трудом, превозмогая то ли страх, то ли трепет от перемешанных в клубок чувств, Маргарита наконец одаривает Воланда своим взглядом и со всем возможным достоинством и одновременно почтением приветствует своего господина: — Здравствуйте, Мессир. Я рада Вас видеть, для меня вновь быть Королевою Вашего бала — огромная честь, — слегка кивает она и лишь на мгновение опускает взгляд. Дьявол усмехается, одобрительно приподнимая уголки тонких соблазнительных губ и, не меняя позу, все так же с достоинством восседая в кресле, отвечает Маргарите тем же: — Приветствую Вас, донна Маргарита. Вы, полагаю, сильно устали с дороги, не желаете ли отдохнуть в нашей скромной компании? — он испытующе прищуривает колючие глаза и указывает легким кивком головы на кушетку рядом с собой. «Проверяет, искушает, провоцирует», — догадывается Маргарита, сгорая под этим высверливающим всю ее заблудшую душу пронзительным взглядом, и, набрав в легкие побольше воздуха, насколько это возможно уверенно отвечает, не колеблется ни секунды, не дает ему усомниться ни в чем: — О, нет, что вы, Мессир! Я полна сил и абсолютно готова к предстоящему торжеству, можете мне поверить. Коровьев аккуратно, почти незаметно кивает ей — правильно, мол, всё делаешь. Воланд же, чуть опустив голову и сменив прищур на куда более ровное выражение, одобрительно смотрит на Маргариту: — А вы, Маргарита Николаевна, за девяносто лет дарованного вам покоя ничуть не утратили всех своей любезности и прелести. Продолжай, Гелла, — с властными нотками в голосе бархатно и ровно вдруг обращается он с вампирше, не сводя при этом глаз с Маргариты, — не стоит слишком утруждаться формальностями приветствий и попусту терять время. После этих слов Гелла и впрямь послушно, без слов опускается возле кресло Воланда на колени, попутно хитро поглядывая на Марго с лисьим прищуром. Только сейчас ведьма обратила внимания, что ноги Мессира голые, а верная служанка заботливо, благоговейно омывает их парящей водой. От неё исходит странный аромат пряных трав с дымными нотками, и она позволяет себе вдохнуть его полной грудью, на мгновение прикрыв глаза от удовольствия. Почему-то раньше не заметила, отвлеклась на Воланда, потерялась в нём, забылась, пропала… — Гелла, как вы помните, Марго, совершенно незаменима и с радостью готова выполнить любое поручение. Мессир испытующе смотрит на Маргариту, изучает, прощупывает, за каждым мускулом на ее лице наблюдает с особым внимание, но вдруг переводит взгляд на служанку и снисходительно поглаживает ее аристократическими пальцами по пышным кудрям. Та смотрит на него преданно, словно собачка на хозяина, и улыбается так, будто миллион в лотерею выиграла, и тут же снова скалится на Марго, широко и коварно улыбаясь. У Марго в груди пожар разгорается. Сама себя не понимает, теряется, держит эмоции в узде, стискивая кулачки под тонкой накидкой, думая лишь о том, чтобы не выдать себя ничем перед Мессиром. Ей кажется, что эта сцена длится вечность, хуже той, что провела с бывшим уже любовником — мучительная, сковывающая, сводящая с ума. Марго ловит себя на мысли, что отдала бы все, что у нее есть, не думая, чтобы прямо сейчас оказаться на месте Геллы, подарить своему истинному Мастеру хоть капельку наслаждения, но в горле ком, воздуха не хватает, ноги ватные… — Позвольте, Мессир? — набравшись, наконец, храбрости, выдыхает Маргарита, тут же срывается с места, вперед подается, вот уже готова на коленки пасть перед Воландом и оттолкнуть чертову вампиршу от своего господина, но тот неожиданно останавливает ее жестом поднятой вверх ладони. — Не стоит утруждаться, Королева Марго, — неспешно, с чарующим немецким акцентом, от которого у ведьмы уже в который раз за эти несчастные несколько минут скручивает приятным спазмом живот, говорит дьявол и улыбается ей доброй улыбкой. — Это работа моей дорогой служанки, не ваша. Маргарита отступает на пару шаров назад, застигнутая врасплох, оглушенная, растерянная. Только бы не смутиться, взгляд не опустить, не расплакаться… А Гелла при этом так зло и торжествующе смотрит на нее, что хочется как следует оттаскать служанку за её рыжие волосы. Марго выдыхает тихо, тревожно, глядя на будто замершую на устах Воланда все ту же добрую улыбку и не веря ей. Что стоит за нею? Зачем от смотрит так на нее по-отечески? Зачем подчеркивает ее статус на глазах у Геллы, унижая её тем самым. Она ведь и так смотрит на нее как на… Как на кого? Зачем он вообще осадил ее, остановил, остудил ее пыл? Не дал то, чего так жаждала она всем своим существом? Голова кипит, вопросов больше чем ответов — они кружатся в голове, переплетаются будто змеи, а он все смотрит и смотрит, в самую душу и чего-то ждет. Ее не покидает чувство, будто он видит её насквозь, через покрывало, через плоть, знает, слышит каждую мысль, все её чувства и желания. И испытывает, наблюдает за тем, что она предпримет в следующий момент. — Вы несомненно правы, Мессир, — покорно соглашается Маргарита, стараясь говорит как можно более гордо и ровно, не тратя слишком много слов. — Благодарю. — Прекрасно. — Воланд делается вновь серьезным и бодрым столь резко, что у Маргариты возникает ощущение, будто кадры на кинопленки склеили криво, непрофессионально. — Тогда за дело. Гелла, Фагот и Бегемот помогут вам подготовиться, дополнят ваш образ, так сказать, в традициях современной Москвы. Гелла поднимается с пола, почтительно поклонившись, Бегемот чертыхается — Азазелло его явно обыгрывал, а гордый котяра терпеть не мог проигрывать. Воланд тут же переводит свой строгий бесовский взгляд на него и не терпящим нареканий тоном произносит: — Прекращайте партию, нам пора. И без того ясно, что Азазелло сделал тебя в игре, Бегемот! — Угу, Мессир, как скажете, — обреченно выдыхая, послушно, точно нашкодивший и осознающий всю меру своей вины озорник, кивает в ответ кот. — Пойдёмте, королева, — чуть ли не с удовольствием мурлыкает Гелла с соблазнительным французским акцентом, подходя к Маргарите и беря её за руку. Из этой комнаты Марго отводят в другую, в которой, кроме двух надетых на манекены нарядов, ничего не было. Один из них был лёгким, нежным, из неземной, полупрозрачной тонкой материи, наверняка очень приятной на ощупь. Другой же, напротив, было тяжелым даже на вид, практически ничего не прикрывающим — это были крепкие кожаные ремни и чёрный плащ с массивной металлической застёжкой. — Выбирайте, Королева! Какой наряд вы наденете на сегодняшний бал? — с невозмутимым видом спрашивает у Маргариты Коровьев. — Я выбираю второй, тёмный! — ни секунды не раздумывая, отвечает она. Азазелло и Бегемот удивлённо переглядываются меж собой, но вслух ни слова не произносят. Марго тем временем подходит к манекену и хочет сама снять свое вечернее убранство. Но стоит ей прикоснуться к нему, как она чувствует сковывающий холод и легкую ноющую боль, отдаленно похожую на боль от обморожения. Гелла торжествующе улыбается, ехидно ухмыляясь на то, как дрожит рука Марго, сама подходит быстро и бесшумно, будто не касаясь ногами пола, снимает костюм с манекена и начинает помогать своей Королеве одеваться. Маргарита едва-едва удерживается от болезненного вздоха, её будто всю избили и положили в морозильную камеру — так тяжело и холодно в тех местах, где её кожа соприкасается с ремнями и тяжелой тканью плаща. Однако это еще не всё. — Оделись? — подчеркнуто вежливо улыбается даме Фагот. — Хм, вижу, выглядите вы потрясающе, королева Марго! Пойдёмте дальше, вам необходимо выбрать кое-что ещё. Эти странные слова настораживают Маргариту, она не знает, что ждать еще от Воланда и его свиты, но точно знает — ничего прекрасного и приятного. И это ничего явно должно касаться обуви, ведь она до сих пол всё ещё ступает голыми стопами по холодному черному мрамору кажущегося бесконечным коридора. Наконец, они попадают в другой, не менее величественный и мрачный зал. В самом его центре в золотистом свете свечей Маргарита замечает два совершенно одинаковых, как близнецы, столика, на которых стояло по паре туфель. Первая из них — аккуратные нежные золотисто-бежевые лодочки на невысоком каблучке. На вид удобные и мягкие — такие с удовольствием носят даже обыкновенные земные женщины. Вторая пара выглядит как странные, черные туфли, по фасону удивительным образом похожие на пуанты. Но у этих, ко всему прочему, были пугающие заострённые «носы» и высокие, напоминающие толстые иглы, каблуки. Марго без сомнений, но с трудом скрывая ужас, кивнула на них: — Я выбираю чёрные! — напрягая живот, чтобы вытолкнуть из груди воздух, превозмогая сопротивление и стремительно нарастающую панику, выдавила из себя слова Маргарита как можно ровнее и невозмутимее. — Несомненно их. Как только она договаривает последнюю фразу, Бегемот услужливо бросается к ней, подкладывает под изящную белую ножку мягкую бархатную подушечку и начинает с плохо скрываемым удовольствием возиться с застёжками. Как только стопа коснулась стельки, Марго чуть не вскрикнула от боли, удержавшись лишь в самый последний момент, и шумно выдохнула, сцепив с усилием зубы — изнутри туфли были все в шипах! Бегемот понимающе посмотрел на женщину снизу вверх и утешающе провел мягкой пушистой лапой по лодыжке. — Терпение, терпение, моя Королева! Вы их сами выбрали! «Он еще и издевается, гадкий котяра!» — шипит про себя Маргарита, опаляя того недобрым, полным боли и ненависти взглядом. Гелла, злорадно улыбаясь и в предвкушении сверкая глазами, подносит Маргарите две бархатные кроваво-красные подушечки, немного меньше, чем те, на которых лежали пары обуви. На этих же покоятся два венца. Один из них напоминает венок из живых лилий, кажется безумно нежным и лёгким — на тёмных кудрях Марго наверняка смотрелся бы великолепно. Другой же выглядит его полной противоположностью — холодный, из странного черного металла, похожего на черный лет, свитый в виде роз с колючими ветками. И снова выбор очевиден. Точнее сказать, его для Маргариты попросту нет. Она лишь тяжело сглатывает и твердо, насколько хватает воздуха в сдавленной ледяными ремнями груди, произносит: — Второй, чёрный! Гелла, продолжая ядовито усмехаться, берет черную тиару и надевает на голову Королевы, не без удовольствия вдавливая его поглубже. От новой вспышки боли Маргарита шикает, кривится и прикрывает глаза — металлические шипы роз хищно вцепляются в кожу, точно зубы беспощадного зверя. — Что-то не так, моя Королева? — медовым голоском интересуется рыжая вампирша и елейно улыбается во весь рот, изображая притворное участие. — Нет-нет, дорогая Гелла, спасибо за заботу, всё великолепно! — отвечает прислужнице Марго, едва превозмогая желание придушить ту прямо здесь. Азазелло с Фаготом обмениваются многозначительными взглядами и прыскают от с трудом сдерживаемого смеха — для них то, как соперницы пытались скрыть свою ненависть друг к другу, выглядело весьма забавным. Однако проницательный Бегемот, чувствуя, как с каждой секундой накаляется атмосфера, наконец решает как всегда громко и ярко вмешаться и разрядить её: — Так, всё готово! Ну что ж, пора идти! До полуночи всего двадцать минут, мы должны успеть всё! Снова бесконечный коридор, снова мрак и черный мрамор, боль и обхигающий холод от ремней и шипов, и наконец Маргарита в окружении свиты Воланда попадает в большую залу, где уже вовсю суетится обслуга. И вновь она не может не заметить ту пышность и роскошь, с какой темный властелин организовывает каждый свой праздник. На сей раз фонтанов с хмельными напитками целых пять — с белым вином, с красным, с коньяком, виски и ликером, есть бассейн, от которого пахнет морем, несколько гигантских клумб с разного рода цветами — розами, лилиями, тюльпанами, нарциссами. От них разносится такой запах, что невольно начинает кружиться голова. На небольшой сцене снова был собран целый оркестр, и какой! Маргарита оглядывает всех музыкантов во фраках, приветливо, хоть и через силу, улыбается, машет рукой и учтиво склоняет голову. На сей раз в оркестре присутствует еще и певец — тощий, напоминающий скорее вампира, чем человека из плоти и крови, мужчина с неестественно бледной кожей, чудовищно взъерошенными черно-красными волосами. Одет он, как и полагается по дьявольскому этикету, во фрак. Воланд не изменяет себе, думается Маргарите, и часть атрибутов остается неизменной и обязательной для всех. Музыканты еще молчат, не играют — лишь сосредоточенно настаивают инструменты, а вокалист заканчивает распеваться. Марго со свитой подходят к краю, за которым начинается кажущаяся бесконечной лестница. Вновь жарко полыхает адское жерло камина, как и в ту самую ночь сотню лет назад. Все как всегда, все традиции соблюдаются неукоснительно, все работает как часты, и от этого ведьме становится немного легче. По крайней мере часть вечера пройдет так, как она себе и представляла, к чему была морально готова. Вот только что будет дальше, после самого бала? Этого она жаждала всей своей омраченной душой и страшилась пуще всего, что испытывала при жизни. Даже представлять себе не хотела. Проще было думать, что ничего не выйдет, и Воланд попросту отправит ее обратно к заслуженному ею вечному любовнику и в их вечный сад. И этот сад хуже шипов в страшных неудобных, мучающих ее туфлях, хуже отвратной толпы маньяков и казнокрадов, что будут до синяков целовать ее колено. И лишь слабая надежда помогала ей не пасть духом окончательно и выстоять. До конца, каким бы он не был. Маргарита чуть заметно кривит губы, уже зная, что впереди ее ждет куда более сложная работа, ведь за девяносто лет грешников в аду только прибавилось! Она поворачивается к Фаготу, покорно вставшему подлее нее справа — за плечом и нетерпеливо спрашивает, ерзая и пытаясь встать как можно более удобно: — Любезный Фагот, а скоро ли мы начнём наше торжество? — О, не беспокойтесь, пока мы шли, время до начала конечно же сократилось. До полуночи не более минуты, а пока я вам вот что скажу: помните, никому никакого предпочтения, каждому хотя бы улыбку, хоть взгляд, одно словечко. И ни одной мысли о том, что кто-то вам не по вкусу — заметят, увидят! — эмоционально лепечет Коровьев то, что Маргарита и так уже знает, помнит так, будто прежний бал буквально вчерашней ночью. — Да-да, конечно же! Я помню, не беспокойтесь. Будьте уверены — бал пройдет великолепно! — любезно и через силу улыбается Маргарита, заранее уже буквально сходя с ума от нестерпимой боли и уговаривая себя тем, что давно мертва и что все это ей лишь кажется, а на самом деле никто и ничто ей не угрожает. Разве что сам Властелин Тьмы. Просто нужно чуточку потерпеть. — Ну что, дадите жест к началу, моя Королева? — лукаво улыбается Азазелло. Маргарита, превозмогая тяжесть и нестерпимый холод от своего наряда, вскидывает руки, смело и величественно произносит «Бал!» и громко хлопает в ладоши. Тут же, будто ожидавший все это время команды «старт», из жерла камина выкатывается гроб. Из него восстает полуистлевший труп, прямо на глазах обретающий плоть и принимающий форму длинноволосого кудрявого мужчины лет сорока в квадратных больших очках. — Известный на всю Россию времен девяностых годов прошлого века тип, Мавроди, Сергей Пантелеевич. Прославился тем, что обещал обедневшим россиянам золотые горы, а всего-то надо было вложиться в его акции. И вкладывались ведь, а он на эти деньги кутил бессовестно! Мы в восхищении, Сергей Пантелеич. Мужчина подходит к Марго, кланяется и прикладывается к её руке, что удобно покоится на высоком резком каменном столбе. Королева не без усилия одаривает его нечитаемым взглядом и легкой полуулыбкой. За мошенником Мавроди из жерла выходит ещё один безобразный труп, но он вдруг становится уже женщиной — крупной, коренастой, с копной черных курчавых волос. Абсолютно нагая, если не считать массивного ожерелья с агатами на её толстой шее, туфель и перьев на голове. — А вот и госпожа Андреа Дворкин пожаловали! — торжественно воскликнул Коровьев, как всегда вежливой улыбкой приветствуя гостью. — Одна из самых прославленных теоретиков той идеи, что хорошо бы мужчин свергнуть со всех правящих постов и ключевых должностей, а вместо них всем заправляли бы женщины! Королева в восхищении, мадам Дворкин! Однако Маргарите эта Андреа совершенно не нравится своей полнотой, грубым неприятным лицом и полнейшим отсутствием хотя бы малейшего изящества — целуя колено Марго, то едва не падает и, неловко взмахнув руками, задевает Королеву. Благо, последнюю услужливо удерживает под руку Фагот. Наконец, эта отвратительная особа отходит в сторону, и Маргарита облегченно выдыхает под едва заметный понимающий кивок своего спутника. Но тут же — она готова поклясться — слышит, как уже у нее за спиной Андреа раздраженно бормочет себе под нос: «Какое угнетение! Голая женщина, как экспонат в музее!» Гости все не заканчиваются и не заканчиваются, мрачная омерзительная процессия тянется ядовитой змеей из камина, кажется, бесконечно. Вереница бледных лиц, перекошенных злобой и гордыней, хитростью и пороком, череда грудей, бедер, фраков и пафосных перьев, бесконечный список мерзостей и бесчинств, грехов всех видов и масштаба — все это превращается в бесконечный тошнотворный черный поток грязи. Убийцы, маньяки, проститутки, содомиты, черные трансплантологи, педофилы, безумцы, сектанты, отпетые мошенники, тираны, криминальные авторитеты — нескончаемый список людского зла, поражающий фантазию любого разумного человека и нарушающий любые границы разумного. Из уст Коровьева без устали, отрывисто, как пули из пулемета, выскакивают имена всех этих безумных гениев зла. Неожиданно Марго замечает в толпе до боли, до дрожи, до противного липкого леденящего страха знакомое лицо. Этот человек неотрывно смотрит на нее наводящими ужас маленькими сверлящими глазами из-под густых, точно щетки, темных бровей. «Зверочеловек», — с ненавистью одними губами произносит Маргарита, в миг припомнив, сколько зла и страха когда-то пришлось испытать ей и многим друзьям и коллегам ее бывшего мужа от его бесконтрольной власти. И никакие свершения страны, восстановление из послевоенных руин, никакие достижения при его правлении не могут компенсировать хоть толику тех душевных ран, что пришлось ей пережить когда-то. Человек, которого один детский поэт когда-то сравнил с огромным усатым тараканом. — Господин Сталин Иосиф Виссарионович, видная личность… — но наткнувшись на полный холодного стального гнева вперемешку со страхом взгляд, умолкает. Бывший вождь подходит к Марго, дабы поцеловать к её колену, и та прикладывает по-настоящему титанические усилия, чтобы не ударить его со всей ведьминской силой заостренным носком туфли прямо в лицо. Или хотя бы от всей души с удовольствием плюнуть ему в лицо. Лишь мысль о том, что не может, не имеет никакого морального права, да и, чего греха таить, не хочет подвести своего господина, удерживает Королеву от столь манящего поступка. Это все в прошлом, совсем в другой жизни, в которую навсегда заперты двери, а сейчас важней всего Воланд и его манящая, дурманящая одобрительная улыбка, когда она все делает правильно. Марго ловит себя на мысли, что ради нее, ради того, чтобы еще раз получить ее как самую дорогую награду, готова на любые муки ада. И даже поставлять свое колено под отвратительные губы самых бесчеловечных грешников преисподней. Сразу же за ним, будто верный спутник, появляется ещё один усатый — только вот у него усики совсем крошечные, под самым носом, глаза огромные и страшно, нечеловечески пустые, как окна в заброшенном доме, самом излюбленном маньяками месте для изнасилований. Фагот представляет пугающего гостя Маргарите и по традиции елейным голосом дает краткую справку о его бесчинствах, и ведьма понимает, как сильно ей повезло, что умерла за девять лет до того, как начал творить свои злодеяния Адольф Гитлер. Не знает, но нутром чует — самый страшным человеком на сегодняшнем балу является именно он… Кажется, что грешников не становится меньше, фальшивомонетчик за фальшивомонетчиком, развратник за развратником, и вот он — долгожданный конец! Все гости из Ада здесь, и эта пытка, наконец, закончена. Измученная нестерпимой болью и замогильным холодом ремней на теле, Маргарита с трудом окидывает взглядом последних гостей, еле-еле плетущихся вверх по ступенькам. Стоять не сил, голова раскалывается от тяжести венца, по виску стекает струйка то ли пота, то ли крови, горячая и липкая. Едва слышит ласковые слова поддержки и одобрения от верного Фагота и чувствует теплую мохнатую лапу Бегемота на своей голени. Чертов проказник кот и тот стал удивительно ласковым и понимающим! Из последних сил напряженно улыбается компании уже успевших где-то выпить вампиров и дергается всей телом от прикосновений из холодных губ к ноющему и сильно покрасневшему коленку. Ещё несколько ведьм из Салема… Неужели все? Маргарита не верит своим глазам и готова разрыдаться от счастья. Покачивается и едва не падает. Её тут же подхватывает под руки участливый Фагот, все это время не отходивший от нее ни на метр, а рядом начинает суетиться Гелла и… — Наташа, и ты здесь? Как давно я тебя не видела! — Маргарита узнает оставшуюся вечно молодой и прекрасной свою бывшую домработницу, и будто силы к ней на момент возвращаются от столь неожиданной радости встречи. — Здесь, душенька Маргарита Николавна! Я замужем за господином Жаком, теперь вот на балах помогаю иногда! Нашему Мессиру прислуживать — великая честь для каждого. Сегодня тоже не могла не приехать. И какая радость! Вот уж не думала, что вы снова будете здесь! Ох, Королева, вы как всегда неотразимы! — она заботливо подносит к лицу Маргариты флакон с нюхательной солью, а Гелла промакивает ее лоб смоченным в холодной воде куском ткани, осторожно проводит по лихорадочно пылающим губам и щекам, затем наносит пахучую мазь на распухшее пунцового цвета колено. Не сразу, но все же Королева, наконец, приходит в себя и выдыхает с некоторым облегчением. — Спасибо, Наташа! — Будто пробудившись от кошмарного сна, Марго чувствует, что ей и правда стало на порядок легче от того, как восхитительно поколдовали над ней служанки, и даже Гелла не обжигает ее, как прежде, своим желчным взглядом, а смотрит с явным сочувствием. И все же этого недостаточно. Катастрофически мало. Стопы по-прежнему жестоко горят огнем от шипов внутри туфель, похожих на тяжелые стальные кандалы — адское изобретение зла, а тело изнемогает от обжигающего холода, которым Маргариту буквально пожирает с головы до ног её бальный наряд. Коровьев учтиво отдает поклон Королеве: — Потерпите ещё немного, алмазная донна. Вы же помните порядок: нужно ещё раз обойти зал, каждого одарить взглядом и улыбкой. Не угодно ли вам будет послушать оркестр? Маргарита молча кивает. Говорить нет сил. Она и так все помнит, а лишнее напоминание точно хлыстом бьет по груди, мешая дышать. Дурно, плохо, но нужно держаться — она и сама знает, не нужно повторять, от этого только хуже становится. Перед глазами все плывет, шагает будто в тумане — наугад, механически, поддерживаемая Коровьевым, которому бесконечно благодарна за его бесконечную заботу. Он будто поводырь её — без него она точно пропадет. Этот туман глаза застилает плотно, туго, и только одно не дает оступиться и держаться не смотря ни на что до конца — образ любимого, желанного… мужчины? Маргарита ловит себя на мысли, что для нее Воланд не Сатана, не Властелин Ада, не повелитель мрака и порока, он для нее именно мужчина, к которому стремится все еще существо с какой-то совершенно магнетической, страшной силой, которой сопротивляться нет ни сил, ни желания, напротив — в сладость эту упасть хочется с головой, опрометью, наплевав на все сомнения и страхи. Музыканты к этому времени давно настроили свои инструменты, и прямо сейчас на весь зал звучит легендарная ария Мефистофеля:На земле весь род людской
Чтит один кумир священный,
Он царит над всей вселенной,
Тот кумир — телец златой!
В умилении сердечном
Прославляя истукан,
Люди разных каст и стран
Пляшут в круге бесконечном,
Окружая пьедестал,
Окружая пьедестал!
Сатана там правит бал,
Там правит бал!
Сатана там правит бал,
Там правит бал!
Под бессмертную мелодию гости неистово отплясываю что-то среднее между балетными па и канканом, а кто-то под шумок уже совокупляется, отойдя чуть в сторону, в темный уголок, кто-то пьет, кто-то затеял партию в карты, а кому-то захотелось покурить… Бал Сатаны проходит с обычной своею пышностью и бурностью. Перед глазами Маргариты все тот же смрад, все тебе отвратные лица, как и сотню лет назад, ей все также муторно, тошнотворно, дурно. Но на этот раз все-таки несравнимо легче. К такому сложно привыкнуть, но она, кажется, и правда смиряется со своей участью и больше не сопротивляется боли и холоду, покоряется, сдается, и измученные, истерзанные ноги как будто легче ступают по каменному полу бального зала. Неожиданно становится замогильно тихо. Так тихо, что слышно было, как в отдалении журчит алкоголь в роскошных фонтанах. Маргарита поворачивает голову и видит — в зале появился Воланд. Все гости, как по команде, выстраиваются в подобие коридора, пропуская его и низко-низко кланяясь. Мессир оглядывает публику властно, по-хозяйски, ступает бодрой уверенной походкой и одаривает гостей своей фирменной дьявольской усмешкой. — Приветствую, дорогие дамы и благородные господа! Рад видеть вас на своём балу. Сейчас к нам прибудет ещё один гость, которого мы не ждали, но он, однако, пришёл. По залу пробегает шепоток, но довольно-таки быстро стихает. И в этой страшной звенящей тишине можно услышать шаркающие шаги вниз по лестнице, а через несколько минут в зале появляется человек, просто чудовищно с этим помещением диссонирующий. У него жидкие светло-русые волосы, заплетенные в небольшой хвостик, небритый безвольный подбородок, безобразно сутулая спина и беглый растерянный взгляд болотного цвета глаз. Не старик, ему не больше тридцати, но из-за явно малоподвижного образа жизни выглядит гораздо старше своих лет. Одежда на нём и вовсе чудная — растянутая футболка чёрного трикотажа, заляпанная кое-где жирными пятнами, такого же цвета бесформенные мешковатые джинсовые штаны и стоптанные кожаные кеды на шнуровке. В руке он держит уже знакомый Маргарите прямоугольник, который, как она поняла, является теперешней версией телефона. Неизвестный затравленно оглядывается, моргает несколько раз, будто не веря своим глазам, и начинает водить телефоном туда-сюда, но наткнувшись на взгляд Воланда, моментально прекращает это делать и замирает как вкопанный, точно прихлопнутая газетой муха. Тот улыбается во весь рот, несведущему человеку эта улыбка может показаться даже милой и открытой, но Марго вздрагивает — она-то знает, что ничем хорошим для мужчины это все не закончится. — Господин Вячеслав Михайлов. Или, как его чаще всего называют — Славик Майгель! — представляет ошарашенного незнакомца своим многочисленным гостям Воланд. Маргарита нервно вздрагивает, вмиг узнав прозвище. Совпадение? Судьба? Родственник? — Откуда вы… — пытается задать вопрос Вячеслав, но тут же давится воздухом, так и не выговорив больше ни слова. В глазах непонимание и паника, точно у зайца загнанного волком. — Помилуйте, кто же Вас не знает? Вы у нынешней молодежи кумир. Прославились тем, что стоит какому-то скандалу или даже банальному подобию призрака пролететь над Москвой, как об этом тотчас узнают все. Вы выслушиваете, вынюхиваете, а затем снимаете на камеру и выставляете на всеобщее обозрение, даже не удосуживаясь проверять факты. Вам всегда прощают это из-за вашего знаменитого имени. Но занимаясь такими вещами, однажды можно оступиться. Так вот, вы сегодня попали на бал к тому, чье имя во много раз по известности превосходит ваше. И даром вам это не пройдет! Азазелло! Названный тут же подходит к гостю и одним движением магией срывает с него толстовку. — Э-эй, вы чего, совсем охренели?! Слышь, ты, рыжий, если ещё хоть раз меня пальцем тронешь — кранты тебе! — истерически вопит Майгель, по-детски потрясая кулаками в воздухе. Но демон пустыни и ухом не ведет. Он взмахивает сильной ручищей, и в крепко сжатом кулаке появляется жуткий на вид чёрный тугой хлыст. Несчастный даже не успевает осознать тот момент, как его руки быстро и больно стягивают суровые веревки. Азазелло замахивается и со всей своей демонической силы рассекает ударом спину блогера. Тот ревет по-звериному пронзительно, на весь зал, так, что у половины гостей закладывает уши, а Маргарита прикрывает глаза от ужаса, чтобы не видеть, как Азазелло забьет несчастного насмерть. Ей страшно, ноги подкашиваются и тошнота подкатывает к горлу. Слышать вопли блогера больно почти физически — будто ей самой в этот момент жесткий хлыст разрывает плоть до костей. Однако смерти не случается — после пятнадцатого удара по уже, кажется, безжизненному телу, распластавшемуся на полу поломанной куклой и больше похожему на бесформенный кровавый кусок мяса, экзекутор поворачивает голову к Дьяволу и вопросительно смотрит на него, ожидая решения. — Довольно. Оставь его, Азазелло. В конце концов, он это делает, дабы потешить свое же тщеславие, а не ради того, чтобы кому-то нагадить. Перед тем, как помочь подняться, привести в чувства и отпустить незадачливого Майгеля, Фагот на время отходит от Марго и собирает в неизвестно откуда взявшуюся богато украшенную чашу в виде черепа немного его крови, которая буквально на глазах начинает темнеть, густеть а в воздухе разносится сладкий, хмельной аромат спелого винограда. Как только Майгель чувствует, что страшная, скручивавшая его несколько долгих минут боль странным образом вдруг растворяется в небытие, будто ее и не было вовсе, сознание проясняется, а руки его абсолютно свободны от пут, он вскакивает как подстреленный, хватает обрывки своей кофты и истошно кричит во все горло: «Да вы все у меня тут сядете!» И бежит прочь из зала под издевательский смех толпы. Фагот осторожно подходит к бледной как смерть Маргарите, похожей в этот момент на гипсовую статую, и тихо произносит на ухо несколько слов, заставляющий ее тут же облегченно выдохнуть и расслабить скованные ужасом плечи. На следующий день в сети появятся фотографии и видеоролики, где скандально известный видеоблогер Вячеслав Михайлов, более известный, как Славик Майгель, проводит время на вечеринке для извращенцев — любителей БДСМ — в компании одной известной актрисы кино. Сам Вячеслав будет клясться, что нигде не был, и ничего не помнит, но кадры, как и шрамы на его спине, откажутся доказано подлинными… Тем временем Коровьев передает своему господину чашу. Тот тут же поднимает её торжественно и раскатистым, подобным грому голосом произнес: — Пью за ваше здоровье, дамы и господа! Сатана медленно, красивым движением руки подносит чашу к своим губам, делает глоток, а затем поворачивается к Маргарите и протягивает вино ей, приказывая одним лишь взглядом. От этого взгляда у ведьмы все внутри переворачивается, учащается пульс и силуэт расплывается перед глазами. Его взгляд… Только он отчетливо горит в этом молочном тумане безумной усталости и пережитого животного ужаса. Взгляд, в котором невозможно прочитать ничего и в то же время можно отыскать сразу все — и доброту, и успокоение, столь желанное для ее измученной души, и уважение, и… Черт возьми, страсть? Ей кажется или нет? С ума сходит или и впрямь видит, как его взгляд плавно, изящно скользит по ее телу вниз, к груди, хищно, властно, точно хозяин оценивает свой скот… Голова идет кругом, муторно, страшно и трепетно одновременно. Его рука совсем рядом, так что все тело трепещет от этой близости. Безумно, до одури ей хочется ластиться к этой руке в черной кожаной перчатке как кошка и плавиться от неземного удовольствия. Стыдно до истерики, нелепо это все, глупо, унизительно, так что сквозь землю хочется провалиться — прямиком в ад и гореть там заживо. В животе тяжело, густо, томно, жарко и тесно, а его рука с зажатым в тонких пальцах все ближе и ближе. «Пей!» — звучит у нее в голове его властный голос, и она бездумно покоряется, чувствуя, как наливается ее тело ни с чем не сравнимым удовольствием от этой покорности. Дрожащие пальцы Маргариты неловко, глупо касаются его — и по телу точно разряд тока пробегает, ломает что-то внутри, комкает, рвет безжалостно, и так хорошо, так просто и естественно… Выпивает все до дна, не как в прошлый раз — смело, без тревоги и сомнений, точно знает, что там, в чаше, не кровь. Вот здесь, в том самом месте, которого касались его губы. Пусть это смешно, но Маргарите нравится — она как будто через эту чашу, через этот кусочек металла целует его, заливаясь безумным желанием… Чувствует, как у неё адски кружится голова — от этих мыслей дурных, от взгляда его? Или… от вина? «Что там подмеша…» — мысль обрывается на середине, и ведьма падает куда-то вниз, стремительно и свободно, в непроглядную черноту… Там внизу оказывается розовая заросль с крупными цветами и длинными шипами, нестерпимо колючая и страшная. Её тело безвольно лежит на этом жестоком ложе, чувствует холодные пальцы Воланда на своем животе, с трудом видит его мутный силуэт и успокаивающий, как ей кажется, взгляд… Неудержимо тянет вниз, куда-то вглубь, Маргарите страшно, она кричит, что есть сил, но не слышит своего голоса, рядом вспыхивает зеленый огонек и зияет черная дыра… А дальше — темень, сплошная и густая, как чернила.