Сердце и долг

***

      Вздох. Не надо было вчера столько пить. Не Минцзюэ морщится и чувствует тяжесть на плече и горячее сопение в шею. И он вспоминает, что было вчера. ... Точнее продолжение.       Вчера же был кошмарный день по его меркам. Сначала разговор с криками Лань Сичэня, потом казарма, дождь, бутылка алкоголя и ночной визитёр, которого он чуть не придушил…       — Что ты тут делаешь, Мэн Яо? — Минцзюэ скрестил руки на груди для ответа. Такого поворота он не ожидал. Яо стал кашлять, хвататься за горло. Его подхватили на руки и вскоре посадили на стол. Генерал зажёг свечу. — Дай посмотрю.       Мэн поворачивает молча голову. Доверяет. На нежной коже уже подступали синяки. Ругнувшись, Не уходит и открывает сундук, ища мазь. А Яо всё молча сидит.       — Всё хорошо, правда, — улыбается с ямочками на щеках. Мужчина с мазью держит себя в руках. Поворачивает голову и наносит мазь.кожа такая нежная.       — Ты хоть думай, куда идешь, а если бы это был это не я,— генерал ткнул пальцем в стену, — тут живут военные. Что я сказал бы Лань Сичэню, случись что с тобой, тем более ночьюночью, - причитает генерал.       — Но не случилось же. Я пришёл поговорить, с тобой.       — Поговорить? Ночью? Ты знаешь, на что это похоже? Тебя хоть не видели?       — Нет, не думаю. Я вёл себя очень тихо.       И тут Минцзюэ понимает, что в его покоях из дерева и стали находиться тот, кто здесь находиться не должен, а он стоит в одном нижнем ханьфу, волосы взлахмачены, босиком и, кажется, пьяный. Хороший генерал. Он понял — приличия никакого. Хуайсан бы сказал: "Брат, где твои манеры?»       В полу пьяном состоянии он начал находить один сапог, а потом другой. Не обращая внимания на карие глаза.       — Что ты делаешь?       Удивлённо воскликнул сидящий, наблюдая, что никогда посторонний не увидел бы. Генерал мотался по комнате, одеваясь и натягивая сапоги, причитал крепкой бранью. Было ощущение, что началась внезапная атака на страну…       Не вздохнул, когда был в полном обмундировании. Сел за стол, стащил посетителя и посадил напротив себя. Вот что значит военная выдержка.       — Зачем пришёл?       Разлил вино в чарку. Яо протянул руку и налил себе.       — Ты должен с ним поговорить.       — Я уже всё написал.       — Я видел. Это я хотел уйти. Но ты меня опередил.       — Уйти? — не понял Не, переспоосил. — Куда?       — Куда глаза глядят.       — И Хуань тебя отпустит?       — Ему придёться, когда приедет она, — с горечью проговрил приближённый. — У него есть долг перед народом, а мне надо отодвинуться.       — Ведь он тебя любит.       — Как и я, но… Есть ещё кое-кто, кто сопротивляется, — взгляды встретились, чашка в большой ладони лопнула, врезаясь в кожу осколками. Но Не не почувствовал. Мэн Яо выкрикнул, увидя капли крови. И уже он стал мотаться по покоях, вспоминая где там мази, где бинты, как будто он здесь был, — Почему ты молчишь?       — А что я должен говорить? — выдавливает из себя Не. — Я третий лишний.       — Нет, почему ты так решил?       — Ну и что это будет? Он тебя, ты его, я вас, что? — Минцзюэ ходит туда-сюда по комнате; она казалось клеткой для большого тигра. — У каждого из нас есть долг.       — А как же сердце? — парирует Мэн Яо, подходя к Не со спины, тот смотрел на улицу и сделал любимую позу руки за спиной.       — Оно должно понять, — рычит «тигр».       — Оно будет болеть, — ладошка давит на грудь большого мужчины, где бьётся сердце. Нос упирается в спину.       — Прекрати, — пытается сбросить с себя руки, но тщетно. Ночной визитёр вцепился в него клещом. Мужчина оборачивается в кольце рук. Смотрит сверху вниз.       — Нет, вы должны поговорить, эти недомолвки сводят с ума вас обоих, — Мэн Яо обнимает за талию Не. Его голова уже ложится на грудь, коварно улыбнулся, ведь знает, как его улыбка действует.       — А ты?       — М, а что я? Не знаю. Ты думаешь, что мне легко? Нет. Ему легко? Нет. Тебе тоже нет. У каждого из нас есть якорь, которые не позволяют нам сделать выбор сердца. Вот куда ты уйдешь?       — Домой, — проговорил Не. — Домой.       Его дом не здесь, его дом — это старая хижина среди снега и холода зимой, лесов, озера и луговых цветов в остальное время. Земля по праву пренадлежавшая ему и брату. До войны он помнил мать, которая приносила охапку цаетов и расставляла по комнате. Отца, который рубил дрова. Маленького, ещё тогда, Хуйсана, агукающего. Он помнил. Война унесла многих и его родителей. Дом остался, один раз всего там был младший Не и сказал, что это не его. А он хотел домой… Хотя что ему там делать в одиночестве?       — У меня нет дома. Я пришёл сюда со своей матерью, ну, а дальше ты знаешь…       Мальчишка-оборванец, слишком милый для улицы, подвергался избиениям, ему предлагали даже работу в борделе вместо матери, но он сбежал. Скитания, канавы, драки за кусок хлеба. Пока один раз его не спасла тройка, которая сбежала из дворца. Они отогнали хулиганов ко рве загнали его в угол.       — Пошли с нами, — улыбнулся мальчик и протянул руку оборванцу.       Так он попал во дворец. Его отмыли и одели, накормили. Потом он узнал, что это старший из принцев империи.       — Как тебя зовут? — принц всегда улыбался, даже когда его наказывали.       — Мэн. Мэн Яо, — бывший оборванец потупил взгляд.       — Я Лань Сичень, — где то рядом послышался фырк, — а его зовут Не Минцзюэ. Он, конечно, тот ещё зануда, но хороший друг, а этого зовут Цзян Чэн.       И Мэн Яо стал слугой при принце, а в будущем и императора, а ещё он понял, что эти двое ему дороги. Даже очень. Дворец — та ещё клетка. Это он убедил Хуаня жениться, задавливая свою боль. Осталось только сказать…       — Я, наверно, пойду, — начал надевать на себя плащ, он оказался мокрым и тяжёлым, открыл дверь и в лицо ударил дождь. Мужчина пошатнулся от такого напора. Отступил и потянул за край плаща. Но падения он не почувствовал, он оказался в руках.       Не Минцщюэ увидел, как собираются уходить, также как Мэн Яо пошатнулся и чуть не ударился головой об пол, но он успел вовремя, подхватил на руки, словно девицу. Красные щеки. Слишком милый для его берлоги.       — С каких пор ты такой неуклюжий? — качал головой, цокая языком, генерал Не, уносит ношу подальше от дверей, те захлопнулись с помощью ноги.       Мэн Яо посадили на кровать. Деревянную и жёсткую. Не стал снимать плащ с Мэн Яо.       — Я сам, - запротестовал Мэн. Плащ был развешен, окно закрыто. Была только слышна барабанная дробь о крышу. Неловкая тишина.       — Ложись, — приказ, и Яо лёг, его укрыли. — Простудишься, потом лечи тебя, — Тёплые одеяла и шкуры. Не налил вина и подал. Яо тот выпил без разговоров. Он понял, что ему уступили постель, но сам хозяин находился в стороне лавки. Неужели от собрался спать на досках?       — Не Минцзюэ, ты куда собрался? — приподнялся на локтях ночной визитёр.       — Отдыхать, - Не сел на лавку и стал снимат сапоги.       — Но на постели удобнее, — отодвинул край одеяла Мэн и прохлопал по соседнему месту. — Иди сюда.       — Ты мне приказываешь? — развернулся резко Минцзюэ не ослышался ли он, замерев среди комнаты. На его постели разместился он, тот, который снится ночами. Волосыразмнтались по подушкам, оголилось плечо... Ещё вещи, которые он бы делал с ним…       — А ты хочешь, чтобы я тебе приказал?       Не берёт баночку с мазью и подходит, садится на присядки и берёт подбородок этого с ямочками, тот поддаётся вперёд. Они оказались нос к носу. Не увидел разрез глаз, увидел отражение пламени от свечи в этих карих глазах. Словно малина эти…       Мазь добавилась на кожу шеи. И замечает мокрые волосы и одежду.       — Да ты весь мокрый.       — А? Да ерунда это всё, — руки «лисенка» обплётываются вокруг шеи, не пуская подняться, он же знает, Не сейчас убежит. Не не был трусом, но что касаеться отношений к ним с Ланем, то он стушевается. Тянется сам и прикасается к губам. Таким желанным и долгожданным.       Не замирает. Мазь выпадает из рук. И в следующий миг делает рывок, опрокидывая Мэна на свою жёсткую кровать…       Всё завтра, всё потом. Руки с шеи переместились на оголившуюся спину... Ведь их вечер начался всего лишь с дождя…