Последствия

Запыхавшийся Джейс дотаскивает не сопротивляющееся тело до лаборатории Синджеда, игнорируя собственную боль. На адреналине. Тарабанит в металлическую дверь кулаком и ногой. Талиса уже на протяжении четырёх ночей мучают кошмары, связанные с тем вечером, Виктором и советниками. Все мертвы. Мэл тоже. Талис застегивает на запястье Виктора «оберег». Толстая полоска темно-коричневой кожи опоясывает руку. Святая Анивия, как же он бледен. Синджед принимает его. Человек, которого он пренебрежительно назвал циником, с отцовской заботой укладывает Вика на ещё не успевшую остынуть кушетку.  Виктор весь в крови. Руки Джейса тоже. Левая нога Виктора пронизана пулями. Красным пропитаны черные брюки и темно-коричневая рубашка с золотыми вставками. Похожую Джейс видел на Силко. — Пожалуйста, скажите, что вы сможете помочь.  — Он сильный, справится. Мозг жив. Пока, — Синджед гадливо морщится, отодвигая прилипшую ткань брюк. Если Вик останется в живых, он не сможет ходить. Если. Блядство. — Кости раздроблены в кашу. Придётся ампутировать по колено, я могу заменить её на протез. Некоторые кости позвоночника сломаны, пока мне сложно сказать, какие. Возможно, также потребуется замена.  Время идет на минуты, секунды, но Синджед молчит, потому Джейс решает заговорить о купюрах.  — Сколько?  — Мне не нужны деньги.  — Я могу дать вам всё. П-росто, просто, пожалуйста, помогите ему, — Талис не замечает, как подходит ближе к Виктору. Его глаза… мутные и неживые, рыбьи. Паника накрывает с головой. — Я вас очень прошу. Я… я не могу, я не могу потерять его. Только не снова.  Отрезвляет укол в шею. Синджед насильно сажает его на стул, не вытаскивая иглы. Он не сразу осознает, что именно ему вкололи. Проходит несколько минут, прежде чем мир перед глазами стягивается и затухает.  Очнувшийся Талис оглядывается по сторонам. Доктора нет. На столе лежит Виктор. Он дышит, он в сознании. Джейс опускается перед ним на колени, целует фиолетово-синие переплетения волокн на руке. На губах остаётся металлический отвкус. Всё остальное перестаёт иметь значение. Только Виктор.  — Ви… Он не отвечает. Слишком слаб, чтобы говорить. Моргает дважды, фокусируя взгляд на Талисе. Живой. Глаза совершенно неземные. «Они стали ярче», — с упоением отмечает для себя Джейс. На ноге красуется протез, внутри течёт фиолетовая жидкость. Мерцание. Ребра… холодные, стальные. Спину он не видит, но отчего-то уверен, что Синджед поставил протез и туда. Он не спит, по ощущениям, никогда. Как ему это удаётся? Виктор изломанный, несчастный, со следами запёкшейся крови и въевшейся грязи на лице.  — Пожалуйста, блять, пожалуйста, пусть этот раз будет последним, — шепчет Джейс, склоняясь над телом.  Виктор улыбается, но и без того хрупкую улыбку рушит кашель. Виктора отключает. Он дышит, его жизни больше ничего не угрожает, но всё равно страшно. Джейс легко целует его в лоб, будто икону. Отводя руку от лица Виктора, он опрокидывает шприц и мензурку, последняя коротко бьется о пол, раскалываясь на сотни маленьких кусочков. Пустая.  Знает ли Медарда про стрельбу, произошедшую в Зауне? Мог ли её устроить Пилтовер? Джейс порывается встать, но его останавливает легшая на плечо рука. Холодная, будто у мертвеца. Талис набирает воздуха в лёгкие, хочет вскрикнуть, но…  — Тихо, — командует утомленный химик. Джейс и не заметил того, что он всё это время был здесь. Стыдно. За несдержанность, поцелуй и разбитую мензурку. — Я подожду, пока его состояние стабилизируется. Вернись сюда утром, если он тебе правда дорог. Джейс обращает внимание на часы. Уже за полночь. Неважно, что ему вкололи. Главное, для чего. Намерения Синджеда Талис теперь понимает прекрасно.  — Скажите, он сможет ходить?  — Я сделал всё возможное для этого. Он сильный, всегда был сильным. Выкарабкается.  Джейс позорно убегает, кивнув Синджеду. Талис не чувствует боли, она доходит ударной волной лишь у комнаты Мэл. Им руководят эмоции, не здравый рассудок. Он вламывается в дверь, пугая советницу своим видом и состоянием на грани бреда. — Джейс! — Мэл встает с кресла, подбегает к нему, с трепетом заглядывая в глаза. Она пила. — Что случилось? Ты весь в крови! — Она не моя. В нас стреляли в Зауне. Я хочу знать, не Совет ли. — Нет, это был не Совет, — интонация вновь спускается до снисходительной и попечительской. — Я держу всё под контролем. Где, — Мэл щурится, словно забыла его имя. Из Медарды вышла бы весьма достойная актриса, — Виктор?  — В него попали, — он не контролирует ситуацию, не контролирует свою бессвязную речь. — Он в Зауне, в больнице, в тяжелом состоянии. Он говорит, что хочет помочь Нижнему Городу, но для этого нужно… — Он ласково нашептывает тебе на ушко выгодные решения для него самого и его города. Как ты не понимаешь?  — Чем занималась и ты. Это из-за тебя я построил оружие, которое, скорее всего, угрожало нам смертью в Зауне.  Ничего не взорвалось. На Академию и его кабинет не совершалось покушений. Обвинения беспочвенны, но очень остры. Джейс никогда не умел затыкаться в нужную минуту. Хекс-коготь Виктор создал задолго до этого, перчаток «Атлас» у них больше нет. Судя по характеру выстрела, это был не хекстек. Что-то более примитивное. Зачем стрелять именно в Виктора? Почему не в Джейса?  Талис осознаёт, что погорячился с голословными обвинениями. Мэл обескураженно смотрит в глаза, хлопая длинными ресницами. — Не перекладывай на меня ответственность. У тебя есть своя голова на плечах. Ты пытаешься угодить всем, но это невозможно, — как эта фраза связана с прошлой известно одной лишь Мэл. Советница напрягается, тело вытягивается по струнке. — Ты используешь меня. До сих, Мэл. Скажи, ты вообще любила меня? Чувствовала хоть что-нибудь?  — Джейс прекрасно знает, что да. Да, любила, да, чувствовала. Чувствует ли сейчас? — Или это был просто холодный расчет?  — Да. И я до сих пор люблю. Я люблю тебя, Джейс.  — А я тебя нет, — на лице Мэл не отражается эмоций, только поджимаются пухлые губы. Фамильное кольцо вновь на её пальце. Секунда. Порез обжигает. Голова Джейса заваливается. Он едва не падает, сильно отклоняясь в сторону. Разодранная щека ноет. — Я буду в Совете, — за спокойным голосом Мэл скрывается та ноксианская девочка, не приемлющая насилия.  — Мэл, стой! — кричит Талис в спину уходящей девушке.  Медарда ушла в Совет. В час ночи. Сбежала от Джейса, когда должна была просто попросить его покинуть апартаменты. Он сильно облажался.  Джейс оседает на пол. Он заслужил пощёчину. Слишком рьяно доказывал свою правоту, апеллировал к фактам, не будучи уверенным в их достоверности. Мертвы почти все советники. Кассандра не выжила по его вине. Он мог спасти её первой, вынести из горящего здания, но выбрал Виктора. Так вот, как теперь ты расставил приоритеты, Джейс. Похвально. Я стал важнее должности, моя жизнь для тебя оказалась ценнее судьбы советницы Кирамман. Советница Шула была заживо погребена под обломками. Она была второй, кто поддержал идею Джейса. Хоскеля отбросило в стену взрывом, он погиб ужасающей смертью. Кошмары Талиса не так уж далеки от реальности.  Предложил мир, но получил лишь нож в спину. Разве могло быть иначе? Все попытки его самостоятельной деятельности были обречены на провал. Блок-посты, изгнание Хеймердингера, договор с Зауном за спинами советников. Без чьей-либо указки он превращался в слизь, нечто бесхребетное и слабое. Ему нужна была крепкая рука, сильное плечо. Джейс не руководитель, не советник. Те костыли, которые Джейс отдал Виктору, принадлежали самому Талису. В те три дня, что Виктор был на грани жизни и смерти, советник ходил на них из-за травмы лодыжки. Но Вику они были нужнее.  Боль в ноге разъедает тело тупыми спазмами. По сравнению с состоянием Виктора, это не стоит и крупицы внимания. Талис выдержит. На негнущихся ногах он подходит к зеркалу. Лицо выглядит куда старше его реального возраста. Обвисшее, сильно похудевшее. Кому теперь оно может понравиться? Глубокие морщины залегли на лбу. Лицо посечено стеклянной сечкой. Он обмывает руки ледяной водой. Джейс провожает взглядом бесконечные розовые разводы, не чувствуя холода. Как же много крови потерял Виктор.  Надо вернуться домой, к маме. Провести там сегодняшнюю ночь. Поскорее убраться из комнаты Мэл, перестать смущать бедную девушку.  Джейс добирается до скромного имения впопыхах. Мама открывает дверь, будто только его и ждала. Она выглядит нервной, глаза влажные. Сразу, с порога, сжимая Джейса в объятиях, она сипло выдыхает: — Я так волновалась. — Мама, мам, я в порядке, видишь, со мной всё хорошо, — слитным текстом, точно мантру, повторяет Джейс. — Я в порядке.  — Кейтлин приходила вечером, спрашивала про тебя. Говорила, что ты ушёл в Заун, а там, в Антресольном, произошла стрельба на улице. Погибли люди. Боги, как я волновалась. Отпоила её чаем, а потом долго плакала.  «Так вот, как называется район, в который мы спускались».  Виктор тогда оскалился, назвав его отстойником.  Кейтлин тоже переживает. Хотя, ей наверняка уже доложили о возвращении Талиса. Сколько же смертей ей пришлось увидеть… Кейт ведь практически ночевала в госпитале, приходила вечерами, сидела у койки Кассандры до поздней ночи, до закрытия, возвращалась рано утром собранная, в форме, и плакала у кровати матери. До последнего надеялась, что её можно спасти.  Движет ли ей жажда мести Джинкс?  — Я спускался туда с Виктором. В него попали. Но я в порядке.  — Сейчас он в безопасности? — украдкой интересуется Химена, постукивая металлическими пальцами о деревянный шкаф.  — Надеюсь.  — Милый, скажи, он ведь в больнице? — Джейс загнано кивает. Химена улыбается, треплет его по волосам. Прикосновение кажется неловким, слишком пропитанным отчаяньем. — Прекрасно. Врачи Пилтовера уж точно смогут ему помочь.  — Он не в Пилтовере, но у хорошего человека, он знает, что делать.  — После той ночи, когда произошёл взрыв, мне практически сразу сообщили, что ты жив, а потом ты сам зашёл. А здесь… я знала, куда ты пошёл, с кем ты, и не знала, жив ли. В одну из таких твоих «вылазок» что-то может пойти не по плану, но уже с тобой. Береги себя, я тебя очень прошу. Мне страшно, Джейс.  — Всё будет хорошо, я обещаю.  — Никогда не обещай того, что не можешь гарантировать.  Дома Джейс проводит ночь, не в силах перестать думать о состоянии Виктора. Кажется, это волнует его даже больше, чем обстановка в Совете. Он провожает маму до кровати. Мысли тянутся, словно карамель. Они длинные и мутные, перетекающие друг в друга и плохо стыкующиеся одновременно. Если беседа с матерью помогла отвлечься, то теперь он абсолютно обезоружен, гол перед самим собой. Дождь тарабанит по крыше непоследовательными ударами. Амбесса свирепеет с каждым днём. Если контроль Мэл спадёт, ничего не помешает старшей Медарде развить конфликт в полномасштабную войну. Перед Мэл хочется натянуть маску, стать идеальным человеком. Перед Виктором же возникает желание оголиться, снять её. Но маска пилтоверца и Советника слишком приросла к лицу, начиная давить на мозг. Круговорот вранья и политических интриг затянул его и проглотил, не желая выплевывать. Джейс утратил свою честь перед профессором, Мэл и Виктором. И Кейтлин. Нашептывает отзывчивый голос из головы. Черепная коробка трещит от перенапряжения. Благодарность и восхищение легко спутать с любовью. Всё надо делать по образцу, не нарушая формальных правил, по-пилтоверски. Отношения с Медардой в рамки советника и ученого Джейса Талиса вписываются идеально. Но Джейс слишком развращён, деморализован безнравственными идеями Виктора о помощи. Разве может альтруизм быть безнравственным?

***

Виктор выглядит неожиданно здоровым. Спокойно сидит на кушетке, читая какой-то справочник, в длинной серой робе. Та же нахальная улыбка на губах, тот же вздернутый подбородок. Скулы заострились ещё сильнее. — Виктор!  — Здравствуй, Джейс, — Джейс не осторожничает, налетая с объятиями. Виктор шикает. Книга летит на пол. — Пожалуйста, только не раздави меня.  — Как ты?  — Впервые за долгое время, неплохо, — голос у Вика лишился прежних интонаций, но не потерял привлекательности и родного акцента. Что-то механическое отныне проскальзывает в тоне. Это не пугает, хотя должно. Инстинкт самосохранения барахлит при взгляде на Виктора. — Пусть этот раз будет последним. Третьего такого спасения я уже точно не переживу.  — Что у тебя с голосом?  — Какая бестактность, Джейс. Это вынужденные меры. Так сказал Синджед, но я ему не верю, — скрипит Виктор. — Ты не спал сегодня ночью.  Это утверждение. Виктор знает, Виктор видит. Он всегда всё знает и всё-всё видит. Называет Кейт вездесущей, но сам-то недалеко от неё ушёл. — Нет, не спал. Я волновался.  Лицо Виктора принимает на редкость растерянный вид. Забавно. От одного факта, что о нём заботятся, у него начинают бегать глаза и смущённо краснеть щёки. Пытаться выстроить из себя того, кем не являешься, очень тяжело, не правда ли, Виктор?  — За меня? — Виктор возвращает лицо, деланно ведя бровью и склоняясь над тростью. — Не стоило. Ты едва стоишь на ногах. Присядь, — Вик сипло дышит; видно, как тяжело лёгким раз за разом качать кислород. Он кладёт руку Талису на плечо. Пытается сжать, но сил не хватает. Убирает, не желая показаться слабым и беспомощным. — Я видел девушку, которая стреляла в меня. Ярко-розовые глаза. Голубые волосы. Косы. Не помню одежду. Что-то тёмное.  Джинкс! — Я знал! Это точно она! Ви, мы должны срочно доложить Кейт. Сквозь растянутую серую ткань проглядывается не менее серая сталь. Подумать только. Синджед сделал ему механические рёбра. В голове до сих пор не укладывается.  — Я не могу ходить. В этом проблема. Я ещё слишком слаб. Синджед сказал, что мне нужен покой, пока протезы не прижились.  — Я могу помочь.  — Джейс, пожалуйста. Я вижу, как больно тебе ходить. Как ты волочишь ногу. Ты не спал сегодня ночью.  — Как ты себя чувствуешь?  — Даже если бы что-то координально изменилось, я не сказал бы тебе. Я пытаюсь сохранить здравый рассудок и трезвость мыслей, — Виктор допускает слабость, даёт слабину. Сквозь механический голос прорывается дрожь. — Но… мне страшно, Джейс.  Вик неосознанно скопировал его маму в интонации и фразе. Мне страшно, Джейс. Талис позволяет голове Виктора лечь на своё плечо, гладя его по взмокшим волосам. Пропуская меж пальцев гладкий шёлк, он расслабляется. Вик такой спокойный, вымотанный тяжелой операцией.  — Ты выглядишь таким уязвимым сейчас, — Джейс целует Виктора в макушку.  — Разве я не всегда так выгляжу?  — Только сейчас. В обычные дни ты тот ещё хищник, — Ви смеётся. Джейс давно не слышал его смех. — Я скучал.  Отвлекаясь от Ви, он замечает, что по лаборатории словно прошёлся смерч или миротворцы с обыском. Склянки перевернуты, пол усыпан осколками. Всё залито кислотно-зелёным и красным. Химтек и подсохшая кровь. Распятый амбал над хирургическим столом пропал. Ему неважно, где Синджед, где тело мёртвого человека. Виктор не торопится рассказывать об этом. Значит, всё в порядке? Или ловушка только что захлопнулась?  — Я был гусеницей, Джейс, несовершенным, умирающим телом. Но теперь, когда я стал здоровым, я готов нести процветание на улицы Зауна. Наконец-то. — Как же наш план? — ошеломленно лепечет Талис, прижимая к собственной ноге слабую бледную руку.  — Всё в прошлом. Мне не важно, кто стрелял в меня. Я не хочу мести. Я не вернусь в Пилтовер.  — То есть ты просто обрываешь все мосты? А… а как же мы?  — Какие мы, Джейс? Разве были «мы»? Признаю, мне не стоило разбрасываться словами о любви, заранее зная, что ты не ответишь взаимностью. Считай это статистической погрешностью, ладно? Когда в один день ты получаешь всё, чего так долго хотел, о чём мечтал, тебе сносит крышу.  — Я люблю тебя, я тоже тебя люблю.  — Посмотри на меня. Я уже не тот, кем был вчера. Я уже не тот, кем был в нашу первую встречу. Уверен, что любишь именно меня?  — Любым. Я люблю тебя любым. Пока это всё ещё ты.  Лицо Виктора во мгновение оказывается так близко. Талиса опаляет неровное дыхание, голову приятно мутит от сладковатого и химического. Джейс тянется за поцелуем, боясь вспугнуть. Виктор легко касается губ в ответ, вопреки ранним репликам, не отталкивает, но прижимает за плечи ближе, словно пытаясь удержать, срастись телами. Джейс видит оберег на руке. Он помог, и Вик не снял его. Талис уже начинает таять от таких простых вещей.  Поцелуй не углубляется, не превращается в более страстный и чувственный. Они остаются на уровне детских, словно игрушечных, касаний и неумелых действий по отношению друг к другу. Трепетно. С Мэл всё было иначе. С Мэл была мания, божественное благоговение. Медарда не хотела, а может и не могла говорить с ним на равных, всегда спускаясь к покровительственной интонации. И в речи Виктора они проскальзывают всегда ненавязчиво, стоит только беседе зайти в науку. Виктор старше, опытнее, как и Мэл. Виктор ласково оглаживает щёку Талиса фиолетовой рукой. Она приятно холодит кожу, вызывая мурашки.  — Это всё ещё я, — выдыхает Ви в губы. И Джейса ведёт. Окончательно и бесповоротно. Виктор напрягается, отдаляя Талиса от себя чуть ли не за волосы. Почему? Развратно-алым сверкают обкусанные губы напротив, янтарные глаза соблазнительно подмигивают. Ему кажется, всё кажется. В этом невыносимо душном помещении. — Нам надо прекращать лизаться, Джейс. Синджед идёт.  За спиной у химика гигантский стеклянный баллон, доверху наполненный химтеком. Лицо Синджеда разодрано. Кожа кровавыми ошметками свисает с щеки. Выглядит пугающе. Хочется отвернуться, смотреть на это невозможно. Здесь Джейса против воли мутит, голова наливается чем-то неподъемно тяжелым. Доктор не уделяет себе и доли внимания, кладёт мозолистую ладонь раскрасневшемуся Виктору на плечо. — Эксперимент завершился удачно, — очевидно, он говорит про виновника хаоса внутри лаборатории. Говорит, не пытаясь скрыть больного восхищения, захлебываясь восторгом. — Удачно? Он сбежал, разодрав вам лицо и разбив, кажется, всё мелкое стекло здесь. — Он смог сделать это, — Виктор влезает в разговор своим надменным тоном. Голос всё также скрипит сталью, словно ржавая дверь. Джейс чувствует себя всё глупее и недальновиднее, вступая в полемику о науке с Виктором. — Именно это называется успехом для человека, который был мёртв почти 8 лет. 8 лет. Синждед в состоянии воскрешать давно умерших? Сможет ли помочь с Кассандрой Кирамман? — Ты можешь попробовать встать, Виктор. Должно получиться. И Виктор пытается. Встает на пол, усыпанный стеклянной крошкой, босыми ногами. Больно! Должно быть больно любому человеку, однако, человек ли теперь Виктор? Остались ли там нервные окончания? Он едва может стоять, попытка шагнуть чуть не сталкивает красивое лицо с плиткой. Безуспешно. Вик слишком слаб, чтобы стоять, не говоря уж про ходьбу. — Ноги держат, — произносит тот же Синджед, которого, кажется, абсолютно не волнуют размазанные по кафелю капли крови и куски стекла. — Тело слабо, это пройдет, и появишься новый ты. Новый ты. Появишься из пепла.