Последствия

— Отпусти меня, Джейс, — голос такой же ровный, прорезающуюся печаль в зародыше губит равнодушие. Виктор начал сливаться с интерьерами дома. Превратился во что-то серое, невнятное. Сломанное.  — Ты просишь меня уйти? — эмоций в речи Талиса много. Они связывают руки, надевают ошейник, застёгивают кляп на челюстях. Сковывают.  Виктор хочет избавиться от эмоций потому, что видит, к чему приводит их избыток. Они туманят здравый рассудок, трезвый ум, который так необходим учёным.  — Я прошу отпустить, — Виктор пытается выровнять дрожащий тембр. К чёрту. — Тот образ, что засел в твоей голове, уже не я, — интонация трепещет, колеблется. Механические скрипы режут. Ох, Виктор хотел бы избавиться от них навсегда. — Лучше просто отпусти его. — Это всё ещё ты, — Джейс упрямится, словно маленький мальчик. Забавно.  «— Я люблю тебя любым, пока это всё ещё ты. — Это всё ещё я». — Нет, Талис, это больше не я, я не прошу уходить, я прошу только понять и принять, если ты правда любишь, нового меня. Нечеловека меня, — которым я только собираюсь стать. — Признай, что я изменился, — Виктор говорит с придыханием, практически слитным текстом. Слова мешаются воедино, сливаясь друг с другом, перетекают. Он разрушил образ себя в глазах Талиса. Видел ли он Виктора монстром когда-либо? Или в нём говорила пустая детская обида? Джейс не реагирует. Просьба лишается голоса, ног и зрения. Теряет человечность, оказываясь порабощенной. Как и сам Виктор. Для Джейса желание Виктора, должно быть, ощущается пощёчиной. — У тебя бьётся сердце? — Виктору хочется приложить руку Талиса к груди, дать почувствовать. Но Виктор боится. Боится подпускать Джейса ближе. Хотя, на задворках сознания, и понимает, что тот безобиден. Они целовались, Виктор жался к нему. Оба знают, зачем он здесь.  — Да, — за ответом следует длинная пауза.  — Ты меня любишь?  — Да, — Джейс залазит ножом под кожу. Но не с целью помочь, а с целью нанести ущерб, вред. Не отвечает взаимностью. Виктор знает, что не ответит, но говорит правду. А что ему остаётся? — За это время ничего не изменилось, — «Я не трогал голову только из-за тебя». — И я, — только это уже не любовь. Это маниакальная зависимость, одержимость у Виктора. Потребность в старшей, опекающей фигуре и одобрении с её стороны у Джейса. Тоже нездоровая из-за раздутого эго. Виктор уверен, что Талис не любит его сейчас. Он влюблён в образ коллеги из прошлого крепко-крепко, настолько, что игнорирует нынешнего.  Джейс пленит пылкостью и нетерпеливостью. Ирония в том, что Виктор не может позволить коснуться груди, как уязвимого места, но сам ластился к ней. А Талис позволил. Ему не страшно находиться с Виктором в одной комнате. Даже после ножа, даже после слов о намерениях убить, он не испугался.  — Уходи, — Виктор прогоняет с целью защитить от себя. «Я не хочу навредить тебе. Я боюсь причинить тебе боль. Ядро способно навредить, как навредило Скай. Тебе. Но сейчас оно вредит только мне».  Отвратительное, порочное чувство беспомощности исходит извне, просачиваясь под кожу с тиканьем часов. Ядро развилось, теперь оно представляет собой паразитическое образование, плотно переплетшееся с извилинами мозга.  — Я не брошу тебя. Ты не навредишь мне. Не сможешь просто.  — Рано или поздно тебе придется вернуться назад, — Виктор вытаскивает самоцвет из перчатки. Оранжевый огонь на «ладони» гаснет. — От тебя зависит, вернешься ты с самоцветом или без.  — Предлагаешь драку?! — недоуменно восклицает Джейс. — Сделку, — Виктор крутит голубоватую переливчатую сферу меж пальцев, продолжая опираться на стол. — Ты больше не вернёшься сюда, оставишь в покое Заун и его жителей, а я передам тебе коготь и самоцвет. Или ты можешь остаться здесь. Жить на два города. Наблюдать за тем, как Ядро уродует мою душу. Как я медленно умираю, но уже как человек. Без гарантий, конкретики и драгоценного самоцвета с твоим изобретением.  — Второе, — Джейс предсказуемо выбирает эгоистичный вариант. Виктор осознанно дал ему право выбора, надеясь, что он изберёт именно его. — Я не могу потерять тебя в третий раз.  В четвертый. Или Талис считает потерей только смерть, которую может предотвратить? Джейс жертвует общественным благом во имя личного счастья. Советник. Герой. Защитник завтрашнего дня. Просто запутавшийся малодушный человек. Как и Виктор. — Рано или поздно Ядро выпьет из меня жизнь. Останется только оболочка. Пу-ста-я. Оно уже пьёт, Джейс. Душу из меня выпивает.  — Ви, послушай. Все будет хорошо, я рядом. Я обещаю, мы справимся.   Виктор теряет контроль. Над всем. — Не обещай того, что не можешь гарантировать, — Джейс вздрагивает крупно, словно по телу пропустили электрический заряд. — Мне больше не снятся сны, Джейс. Я вижу только розовато-фиолетовые волокна. Они постоянно перед глазами, стоит мне только закрыть их. Они живые. Бездна растёт внутри, поглощая здоровые ткани. Это не остановить.  Это мутная чушь. Виктор понимает, что это звучит, как бред. Переплетенный, многоуровневый бред. А он выглядит умалишенным для Талиса. Конечно. Виктор слышит шумы. Точно крики и рокоты существ, преломленные белым шумом. Слышит постоянно.  — Тихо-тихо, — Джейс утешает, копируя, видимо, интонацию своей матери. — Я буду с тобой. Я постараюсь не допустить этого. Я хочу остаться с тобой.    Виктор оставляет Джейса рядом. Клеветника и предателя, потому что не может отпустить. Талис не требует извинений, Талис присасывается, как паразит, абсолютно естественно входя в рутину. Виктор спасает людей, оборудуя тела механическими протезами днём, по ночам же самозабвенно лапает и зацеловывает желанного Джейса. Виктор оперирует не на дому, каждый день ему приходится спускаться в Линии, в старую лабораторию, вновь обжитую, как в былые времена.  Скай забывается. Как забылся бы любой «пропавший» человек в общественном сознании. Страшно? Безусловно. У Пилтовера всегда была короткая память. Виктор боялся забытия для себя после смерти, но подверг ему другого человека. Виктор боялся смерти, но умертвил другого человека в погоне за жизнью. Пусть жертва мисс Янг не будет напрасной. Наверное, она действительно бы хотела жизни для Виктора, не только в её прямом понимании, но и чтобы он не забрасывал свои труды. Она восхищалась им.  Советник рядом не всегда. Иногда, бывает, уходит на месяц, иногда на два. Дела в Совете, конечно. Джейс так и не перестал быть ведомым, податливым. Виктор уверен, что если бы он ограничил в правах, запретил идти, Талис принял бы это, не вступая в конфликт.  Возвращаясь, ластится. Неконтролируемо лезет горячими губами везде, где только может дотянуться. Шепчет, что скучал, бормочет бессвязное имя. Пытается опуститься на колени. Виктор не останавливает. Закидывает голову, не в силах смотреть, стонет в кулак, закусывая губу. Если бы Виктор верил в Жанну, мог бы прославлять богиню прямо сейчас. Джейс, судя по отсутствию «божественных» восклицаний в нынешней речи, перестал верить. Давно ли?  Джейсом хотелось обладать всегда. Теперь Виктор, наконец, может позволить себе собственническое владение. Единоличное. Виктор одержим. Одержим идеей о помощи людям, одержим желанием стать единым с Ядром, одержим Джейсом. Пока он понимает это, он не способен навредить. Виктор не хочет причинять зло. Виктор не уродует души людей, приходящих к нему за помощью, действительно стремясь помочь им без мерцания. В отличие от Синджеда. Но не всегда успешно. Также в отличие от Синджеда. Виктор не гений медицины. На его руках много крови, много смертей, прошедших через него людей. Виктор не знает имён многих погубленных. Вырабатывает спокойное отношение, устойчивость, по началу коря себя за каждую гибель на операционном столе.  Желание помочь обретает нездоровую форму, однако Виктор убеждён, что делает всё правильно. Общество Зауна подкрепляет больную идею, превознося Виктора, как мессию технического прогресса. Вестника Прогресса. Ему плевать.  Виктор начал врачевать после серии взрывов и атак на Заун. Совет. Конечно. Джейс Талис, обещавший договориться с верхушкой. По улицам Зауна бегают сотворенные Синджедом чудовища. Вандер, точнее то, что осталось от некогда лидера Зауна, снуёт по переулкам в Линиях, совершая набеги-нападения на уличные банды. Они кличут его освобожденным гневом. Виктор спасает бандитов после, сшивая их тела. Его задача и цель — помогать всем. Виктора пугают следы когтей, оставленные на животах и шеях. Располосованное кровавое месиво. Город погружается в хаос. Беспорядочные люди, мельтешащие перед глазами, выглядят напуганными. Неудивительно, что они превозносят Виктора. В такой обстановке людям необходимо во что-то верить, людям необходима мессия. Джейс далеко, но одновременно близко. Между ними — высокая и толстая стена, сквозь которую не слышно слов, не видно лиц. Больная привязанность не уходит, лишь укрепляясь. Джейс остается единственным значимым человеком, ниточкой, не дающей Виктору стать нечеловеком. Перерезать нитку мешают мораль, любовь и страх. Страх остался. Страх будет с ним всегда. Страх смерти заставил его сконцентрироваться на себе, не на обществе, забрать чужую жизнь. Совершить грех. Кроме уголовного преступления, за которым должна последовать кара, Виктора до сих пор мучает совесть.  В один из дней, тягучих, карамельных, Джейс возвращается под утро. Разве блок-посты не закрыты в такую рань? Виктор устало плетётся к двери, шаркая ногами, обращает внимание на гвоздь со связкой ключей. Стоит ли передавать её Джейсу?  — Как дела у Кейтлин? — спрашивает Виктор, кажется, последнее хоть как-то касающееся его самого. Потягивается уставше, ставя заржавевший чайник на газовый баллон. Джейс пообещал, что сделает всё возможное, чтобы провести сюда газ и воду. В коридоре лишь множились пустые баллоны.  Он видел Кейт. На службе. Чаще всего, оставаясь незамеченным без костюма Вестника. С её-то дотошностью. Или она намеренно игнорировала. Стала шерифом, не потеряв мягкости и чуткости? — Она в порядке, — Джейс отпивает кофе, уже не морщась от вкуса. Напротив, всем своим видом даёт понять, что ему вкусно. Насколько искусственно и  вымученно его наслаждение на самом деле? — Вай теперь миротворец, ты знаешь. — Неслыханно. Они действительно взяли заунитку.  Вчера, спасая ребёнка, я подумал о тебе. Подумал о том, что ты ощущал во время убийства. Адреналин? Должно быть. Я не спас его, мне не удалось. Я чувствовал бессилие. Знакомо?  — Да, неслыханно, — Талис отвечает машинально, совершенно не задумываясь над фразой Виктора, но, сделав ещё один глоток… — Стой, разве люди из Нижнего Города не имеют права пойти в миротворцы?  Виктор следит за движениями кадыка Джейса, хищно облизываясь. Прошла всего неделя после их последней встречи, а Виктор уже изголодался по нему. Желанием полностью поглотить он пугает и себя.  — Ты политик, Джейс. Как ты можешь не знать об этом? Зауниты не имеют право на государственную службу после восстания на мосту, спровоцированного Вандером. Это неофициальное правило Пилтовера.  — Давно хотел узнать твою фамилию, но всё не было удобного случая. Пилтовер ведь вынуждает иметь их. Раньше Виктор бы ответил шаблонное: «Посмотри в документах». Но перед ним находится не очередной недалекий студент или профессор, требующий рабочей этики.  При знакомстве Джейс спросил имя. Не фамилию, как было принято наверху. — Что по-твоему такое фамилия, Джейс? Фамилия — это ведь про статус и принадлежность к семье, да? Весь Заун — одна семья. Так было когда-то очень давно, но традиции… традиции сохранились. Мне было 17. Когда я добрался до Пилтовера, я придумал себе фамилию. Я выдумал личность, биографию. Я не единственный, кто сделал так. У меня был пример в лице Синджеда, но с другой стороны.  — Что ты имеешь в виду? — советник отставляет кружку в сторону, с интересом наблюдая за темнеющими разводами на дне той.  — Он из Пилтовера. Можешь себе представить? Синджед не очень-то любит рассказывать о своей молодости, — Виктор хрипло выдыхает, прочищая горло. — Из того, что я знаю, он рассказывал, что ушёл в Заун после гибели дочери и ссоры с Хеймердингером. Они были партнерами с Хеймердингером. Синджед рассказывал мне о нём, как о человеке, которому принципы затуманили рассудок. Хеймердингер вообще не упоминал его. Наверное, не считал таким уж важным.  Джейс странно вздрагивает. Что за невроз? Откуда он взялся?  — Обещай мне, что не станешь таким, как Синджед, — тон умоляющий.  — Джейс, я… — Виктор оказывается перебит.  — Клянись! — интонация эволюционирует в настойчивую и капризную. — Ты должен поклясться.  — Если моё обещание будет стоит столько же, сколько твои… — вновь не дает договорить Джейс.  — Прости, — Талис обрубает малейшие намёки на властность и сердитость сам. Звучит виновато. Или Виктор настолько затюкал его?  — Ничего, — Виктор смотрит на него широко открытыми влюбленными глазами. — Я обещаю. Слышишь?  — Этот взгляд… Ты снова смотришь на меня, как раньше, — Виктор прекрасно осведомлён, что глаза изменили цвет. Зеркало в ванной комнате теперь всегда начищено до блеска. Но сейчас речь не про оттенок радужки, речь про эмоции, чувства на дне. — До этого ты смотрел испуганно, с недоверием и злобой. Голодно.  Голодно. Да. Джейс удивительно точно сказал.  Виктор обходит стул советника. Губы, кофейные и бескровные, жадно впиваются в дразнящие и горячие. Поцелуй голодный, нуждающийся, какими были их ранние.  Джейс проводит воду. Из колодца и только холодную, но обещание сдерживает. Газовые баллоны теперь приволакивает сам. А ещё Джейс приносит лекарства. Мягкие, дорогие, пилтоверские. Виктор использует их на пациентах. Они не вызывают привыкания. В ампулах безобидные медикаменты, сладкие, как сироп от кашля. Дома всё также холодно и зябко. Без отопления. Виктор всё же решается отдать Джейсу вторую связку ключей. 

***

Джинкс стремятся поймать все. Миротворцы — после выстрела по Совету, люди Севики — после того, что она сделала с Силко. Джинкс осталась одна, не скованная рамками взрослой фигуры, она превратилась в первозданный хаос. Кровавый.  «Пау-пау стреляет только по своим». Гласила надпись на мосту. Предательница, предательница, предательница, предательница. Надрывные слова, написанные дрожащей рукой над телом красноволосой девушки синим маркером. С кляпом во рту. Желание заткнуть рот, не дать сказать едкости. Грудная клетка была проломана в трёх местах, как у Силко в тот вечер. Выстрелами от минигана. Под ногами хрустел порох. Пахло кровью. Легкая винтовка за спиной дарила мнимое чувство защищенности. Джинкс была с миниганом и в тот день, когда устроила стрельбу в Зауне, в день, когда едва не погиб Виктор. Могла ли она увидеть в нём Силко? Кейтлин видит в Джинкс изломанную маленькую девочку, что, однако, не убавляет опасности и страха перед ней. Сочувствия нет. Оно выжженно взрывом. Кирамман старательно убеждает себя в этом. У неё не может остаться сочувствие к убийце матери. Кейтлин спускается в Заун, получив наводку от Экко. Он готов сотрудничать. Не доверяя Кейтлин полностью, он тем не менее соглашается сдать заклятую подругу. Почему? Потому что Джинкс преступница? Экко выглядит человеком, вызывающим доверие и уважение. Кирамман хочется думать, что она обзавелась хорошими связями и полезными знакомствами.  Заун превратился в гиблое, развращенное место. От города, о котором она когда-то мечтала и грезила, остались руины. Вай остепенилась, тем самым предав родные края. Правильно ли она поступила, заменив сестру любовницей? Сможет ли Кейтлин оправдать возложенные на неё ожидания? О каких ожиданиях речь? Заун — злой двойник Пилтовера, правдивое и честное отражение. Заун — наркотик. Заун — болезнь, которой позволяют прогрессировать. Кейт всю сознательную жизнь тянулась к нему, надеясь найти там своё место. Но болезнь росла вместе с Кейтлин, изменялась, затапливаясь мерцанием. Джейс пристрастился к Зауну. Кейтлин знает — это из-за Виктора. Раз за разом, оказываясь в Нижнем Городе, Кейт натыкалась на него. Без металлического костюма Виктор выглядел… ещё бледнее и тоще, чем она его помнила. Но с появлением Талиса в жизни будто обрёл второе дыхание. Стал похож на человека. Из плоти и крови.