Дорога Вехка

Опечалился я от осознания глупости учеников моих, но интерес мой в путешествии не угас, хоть и понято было всё. Снято было лицо водное на мгновенье, дабы удостовериться в пороках последователей своих. Увидел мерзости ими творимые, однако не прогневался, а направил пальцы незримые и взор локального творца на исправление нот фальшивых в льющейся музыке. Да будет так. Не интересен я был хлаальцам суетливым как явился на Плазу. Возврат, пометка – дело обычное, нет в этом чуда. Меня привлекла вывеска роскошного данмерского клуба: «Никаких имён». Туда и вошёл. Трактирщик сразу понял, что меня не интересует традиционная выпивка и закуски. Он был прав: громкие, пьющие собеседники меня нисколько не интересовали. Корыстный хитрец предложил некий «индивидуальный тур», отправив в конец зала. В указанном месте стоял длинноволосый эльф с изысканной причёской и золотыми серьгами в ушах: – Милейший, вы не надели маску, – остановил меня приветливый данмер. – Это против правил. Посещение нижнего зала строго конфиденциально и не бесплатно. Внизу вас ждут развлечения на любой вкус, еда и напитки со «скаальского стола». И вернув на лицо следы древней крови, я вновь стал двойственным. – Хотите быть Богом-Трибуном? Не осуждаю. У нас можно быть кем угодно и с кем угодно. Никаких границ, никаких имён, – подмигнул привратник. – С вас 400 дрейков. После расчёта проведу вас. Отобрал я у плута-трактирщика дрейки грязные на правах короля и предводителя воров так, что последний не заметил пропажу. – Пожалуйста, спускайтесь, – собеседник указал на люк в полу. Оказавшись внизу, он осмотрел мою муатру на болезни скабрёзные и спросил о моих желаниях. – Я двойственен как мужчина и женщина. И вмещаю в себя двух. – Понятно. Если что-то нужно зовите меня. Белос Фалос. Потомок повязал мне на руку разноцветный браслет и жестом указал на проход, ведущий в комнаты. – Фалос… ты есть символ муатры? Неужто Сан-гвин так грубо пошутил? – Простите? Сэм Гвен? Некий бретонец просил сказать, что, если назовут это имя – он здесь. – Тем полезней для меня. Мне было мало интересно то, какой разврат происходил в комнатах по дороге к общему залу. Посередине главного помещения стоял стол, уставленный изысканными блюдами и дорогими напитками. Присутствующие, в основном, были нагие. Многие бесстыдно совокуплялись у всех на виду. На лице каждого была маска, но я узнал всех. Вот в распахнутом халате располневший, полысевший советник Курио двуедин с прекрасной, юной данмеркой. Её волосы черны, как крылья ворон принцессы Ноктюрнал, а фигура точёна, словно кость ценного зверя. Пыхтящий боров со следами снюханного квесто вила под носом, нависал над этим прекрасным созданием, вынужденным соединяться за деньги. К сожалению, красота и невинность зачастую идут под руку с уродством, постепенно разрушаясь и принимая всё самое гадкое и порочное, ставя клеймо на место печати. За своим другом, массируя себя, внимательно наблюдал такой же знатный чужестранец, одетый в изменённую святую броню Ордена, обвешанную «пустыми» медалями. За такое святотатство над индорильским доспехом он был наказан завявшей муатрой. Начальница стражи Хлаалу, несмотря на запрет практики пронзания Второго Отверстия, была пробита орсимером. Постыдно было мне наблюдать стремительное падение правящего Дома и нового Ресдайна в целом. Также гибли страны и империи на моих глазах, во всех слоях К0Ды. Пора было что-то менять, как когда изошли мы с островов Саммерсета. Признал я в нагом бретоне лик красного демона со златыми рогами. Не стал он скрываться, а предложил мне пива пенного из своей деревянной кружки: – Вивек, дружище! Неожиданно! Нет, я, конечно, знал, что ты любитель праздника плоти, но спускаться к смертным, вроде, не твоё. Располагайся! Может чего покрепче, чем хмельное? Флин? Бренди? Сладкого юношу или же роскошную деву? – Здесь не должно быть так. Мой народ не был так разнуздан. Мы не этому учили. – Как много ты пропустил, дорогой! В насколько далёких мирах ты был все эти годы? Это лишь малюсенький фуражирчик из всей колонии квама! – сомкнул он большой и указательный пальцы перед моим носом. – На этой земле уже давно нет детей, потому что местные пребывают в поиске запретных удовольствий. Внешний вид и лоск давно значат больше, чем духовное содержание, Вехк. Все думают лишь о себе и своих страстях. Присоединяйся и веселись! Зачем горевать? Зачем мешать смертным, ведь их жизнь так скоротечна? Принц сладострастия положил мне на плечо мускулистую руку, но отстранился я: – Мы сделали наш народ великим, отделившись от златокожих эльфов. Привели его в эти земли, защитили. Гадко смотреть как всё вянет и умирает. Льстивы и гнилостны речи твои, демон. Не так сладка наша беседа, как ты хочешь мне показать. Говори как подобает разговаривать Богам и с Богами. Ты не смертный простолюдин, а Принц. Сан-гвин усмехнулся: – Смешно слышать это от катамита, сына нетчимена. – Важно лишь то, кем мы стали, несмотря на иллюзорность времени. Рваная проза удел обывателей. И наполнился речевой пузырь Сангвина, вспомнил он свою суть. Даэдра кивнул на ту самую, ослепительно красивую девушку, покрываемую Крассиусом Курио: – Можно ль винить его в желаньи, Коль гроздь сладка и истекает Прям в рот пуская сладкий сок? – Вместо притока становленья, Дела полезного стране – Он покрывает младу деву, Чтобы отдаться слабине. – Не всё же пользой измеряют, Не всё доходит до глубин. Ты, Вивек, станешь забываем – Вовек останешься один. – Все позабыли свои корни! Древнейших Хист к исходу сгнил. Сомнений нет – Морроуинд проклят: Пора напомнить кто кем был. Не раз спасал я от Даэдра Немало мудростям учил: Мефалы хитрости сплетенья Кимерам, данмерам дарил. – Тебе-то что, двуцветный Боже? Желаешь радость запретить? Себя убьёшь, да и их тоже… Нельзя за радость обвинить. – Увы, Даэдра, нет здесь смысла! И радости какой-то нет. Всё это ересь иной мысли – Большой плевок в авторитет. Чтоб сгинуть в бытие разврата, Пучине мерзости пропасть, Жестокость, запах испражнений Считать за высшую усласть? Святой Велот увёл когда-то От альдмеров, тянущих вниз Народ ни в чём не виноватых Поднял сюда исходом ввысь. Я не могу всё так оставить Пора урок им преподать Величие кимер проклятых Щелчком по носу вспоминать! Принц вздохнул, наконец согласившись и прекратив препятствовать: – Ты убедил, богоподобный. Настанет вскорь Намиры час. Настал ваш день. Пора к исходу – Былой Ресдайн уж не спасти. Опять к Коричневому году Недолго данмерам идти. Общество разобщено. Во всех слоях. Страна погибает. Так не может продолжаться. Они ещё не знают о будущих испытаниях, но при этом тянут себя же ко дну дреугскому. Необходимо напомнить о единении: двуединстве, триединстве. Я оголился, явив присутствующим свою двойственность, присущую мужу и жене. Не всем это было приятно, но мне как Богу и лидеру подобало решать, когда воссоединяться. – «Отвернитесь от своих пристрастий, сломанных, как фальшивые карты. Двигайтесь, и двигайтесь так. Оживитесь против ложных отцов, матерей, оставленных в углу и оплакивающих стекло и дождь. Застой требует лишь ничего, себя, являясь ничем, коими были вы в восьми вечных несовершенствах». Все стали едины. Дающие принимали, принимающие давали. Все менялись и были объединены, как тогда, когда вместе решили отделиться от альдмери. Пусть современные и забудут это символическое соитие, выбив воспоминания рассыпчатым квесто вилом, но единение останется в Памяти и поможет в скором грядущем.