Дьявольские любовники

Вернувшись домой, Мастер тут же ушёл в спальню и закрыл дверь. Закрыл на замок, пусть и совсем крошечный, находящийся в ручке двери. Любой из свиты мог бы сломать этот замок за несколько секунд, но никто не делал ни шагу в стороны запертой комнаты, уважая личное пространство другого и его желание побыть в одиночестве. Маргарита сидела на подлокотнике кресла, в котором вновь расположился Дьявол, задумчиво поглядывая куда-то в окно. — Я беспокоюсь, Мессир, — произнесла она с тревогой. И вид весь её говорил о том же. Она была бледнее обычного. — О чём же, моя королева? — спросил Сатана, повернув голову к женщине. — Боюсь, ему становится только хуже, — словно страшную тайну прошептала она в отчаянии. Воланд мягко улыбнулся и потянул прекрасную женщину к себе, усаживая теперь на свои колени и обнимая за талию. — Нет, дорогая. Он просто ищет себя. И обязательно найдёт, будь уверена. Нам стоит подождать и не мешать ему. Это не мгновенный процесс. Марго вздыхает как-то совсем судорожно и утыкается лбом в плечо Дьявола, который теперь держит её ещё крепче и гладит по спине. Сильная, гордая женщина, готовая порвать в клочья кого угодно ради тех, кого любит. Но здесь она бессильна что-либо сделать, а потому на неё накатывает невероятное отчаяние подобно тому, что она испытала увидев разворошённую квартиру на Арбате после обыска НКВД. Это было будто в прошлой жизни, но сейчас повторилось, напомнив о себе затяжным приступом боли где-то в груди. — В безвременье, — начинает Воланд своим мягким, успокаивающим голосом, не отпуская из рук Марго, — вы оба гасли. Ничего не могло питать ваш интерес, ничего не будило воображение, не тревожило, но и ничто не могло порадовать так, как могло в жизни. Ваши души разрушались, милая. Но сейчас, посмотрите на себя. Вы оба, радовались, сердились, испытывали интерес, тревогу, жажду знаний. Это то, что определяет жизнь. Разум первичен, душа бессмертна. Маргарита почему-то сипло захихикала ему в плечо. — Мы умерли, но всё равно живы? Абсурд какой, — она снова хихикнула, но звук резко оборвался. Женщина подняла голову и её глаза оказались в невероятной близости от глаз её дьявольского партнёра, — Он не кажется живым. Ну…он, безусловно, в гораздо лучшем состоянии, чем в ночью когда вернулся, после бала. Но сейчас он и вполовину не такой, каким я его встретила. — У нас не было возможности подольше поговорить с прелестнейшей Милой, но я думаю, ты смогла оценить её вовлечённость. Что, если я вам скажу, что психиатрия нисколько мной или кем бы то ни было ещё не отрицается. Не думаете же вы в самом деле, что столько людей может разговаривать с Богом напрямую? — Но он ведь оказался там, потому что уверял, что вы реальны, — прошептала Марго, очевидно боясь, что может расстроить Воланда этими словами. Или же рассердить. Но не случилось ни того, ни другого. Дьявол даже не поменялся в лице, хотя его мимика в кругу свиты была всегда необычайно живая и в секунду показывающая весь спектр эмоций. — Со мной тоже мало кто может разговаривать напрямую и подавляющее большинство никогда об истинной моей сущности не узнает, если даже и будет в состоянии вспомнить. Есть даже шутка, столь любимая психиатрами: «Если ты разговариваешь с богом — ты верующий, но если бог разговаривает с тобой — то это галлюцинация». Я это говорю затем, чтобы вы понимали — пусть у Мастера и не было шизофрении, но и здоров он тоже не был, когда попал в больницу. В те времена ещё не придумали таких препаратов, чтобы лечить даже депрессию, не говоря уже о шизофрении. И, увы, обстоятельства сложились таким образом, что помимо депрессии наш Мастер получил там немало травм, как физических, так и душевных. — Над ним…издевались? — вновь шепчет Марго со страхом, — он никогда не говорит о происходившем в больнице. — По тем временам это называлось лечением. Намеренно причинять боль ему не хотели, если вы об этом. Он был таким же пациентом, как и остальные. Но вы и сами слышали его вопросы: электросудорожная терапия, морфий прямо в артерию, даже не в вену. Опыт травматичный для любого человека. Затем было безвременье и влияние моей силы, которое сглаживало все всплески. Да и бояться, когда ты мёртв и буквально находишься в аду…словом, для Мастера это было будто застыть в невесомости. А оказавшись здесь…еда, близость, воздух, долгие прогулки, события, люди. Нынешняя психиатрия зовёт это посттравматическим стрессовым расстройством. И, в отличие от той же шизофрении, оно продиктовано не генетическими поломками, это исключительно ситуативная вещь, которая, как вы уже поняли, может настигнуть и того, кто уже почти сотню лет как мёртв. — Выходит, мы были правы, когда сказали про болезни, — грустно ухмыляется Марго и кладёт свою нежную, тёплую ладонь на больное колено Воланда. Сатана хрипло посмеивается. — Думаю, вы не брали в расчёт разум. Как и я, впрочем. Однажды мы с Зигмундом спорили до хрипоты по поводу человеческой психики, но мне так и не удалось переубедить этого упрямого австрийца. Узнай он о том, кто я есть, наверняка и меня бы одарил парой-тройкой диагнозов. Маргарита хмыкнула, а после даже рассмеялась. Казалось, странная болтовня Дьявола, порой далеко отходящая от темы их беседы, смогла-таки успокоить её. — Он будет в порядке? — возвращается мыслями к возлюбленному Маргарита. — Обязательно будет, моя королева, — Дьявол целует её ладонь с обожанием, а женщина в ответ тянется к его губам, целуя пылко и яростно, со всей накопившейся энергией от тревоги и страха. Такими их застаёт свита. Гелла и Фагот похихикивают, Бегемот демонстративно прокашливается и громко мяукает, словно настоящий кот. Азазелло стоит молча, но его ухмылка кричит громче любых слов. — Нашли мы каток этот, Мессир, — громко докладывает Фагот, плюхаясь на кресло. — И тётку эту…мммр…кошмарную тоже нашли. Кричала она на детей так, что эхо по всему зданию раздавалось. Неприятная она. — Ага, и кошек не любит, — хмыкает Гелла, загадочно улыбаясь. — Повторяю ещё раз, я приличный кот, я не стал бы гадить в чужие коньки! — вспыхнул Бегемот и упёр свои лапы в бока, готовый, очевидно, драться за свою честь. Фагот шикает на него, а после наклоняется и что-то шепчет прямо в мохнатое ухо, и кот вдруг успокаивается, хмыкает и выглядит так, как соотечественники его обычно выглядят, обожравшись сметаны. В Бегемотовом исполнении это скорее был бы крепкий алкоголь, а то и вовсе чистый спирт. — А девочку вы нашли? — выслушав, спросил задумчиво Воланд, не выпуская из объятий женину при этом. — Я нашла, мессир, — кивает Гелла, — плакала в туалете. Сказала, что у неё болят ступни. Я отдала ей цепочку с подвеской, как вы и просили. Воланд кивнул. — Ну что же, — сказал он со странным довольством на лице, — Милая, — обратился он явно к Марго, потому как смотрел на неё теперь, с интересом и хитринкой, — Ты бы хотела немного развлечься? Кроме того, будет отличная возможность использовать свои новые силы и узнать, хм, их размах. — Вы же просили никого не убивать, Мессир, — ответила на это Маргарита и взгляд её быстро скользнул в сторону запертой на ключ двери, за которой обосновался Мастер наедине лишь с самим собой. — Эти слова имели рекомендательный характер, а не императивный, — фыркнул Сатана. Фагот расхохотался в своей обычной безумной манере, а Бегемот вдруг запрыгнул на подлокотник кресла воланда, где ранее сидела Маргарита. — Пойдёмте, королева, вас ждёт увлекательный аттракцион, — замурлыкал кот и оскалился, — Истязательница детей ждёт не дождётся нашей делегации, приехавшей из самой Москвы! А родители этих маленьких страдающийх чёртиков и вовсе ослепли от собственных амбиций. Нам есть где разгуляться, правда ведь? Марго оставалось лишь удивлённо кивнуть в ответ на это заявление. Она вновь посмотрела на Мессира с немым вопросом в глазах. — Иди, — велел он спокойно, — Я позабочусь о нём, не сомневайся. — Я на вас полагаюсь, Мессир, — произносит Маргарита и нежно касается его губ своими, не размыкая, после чего поднимается и кивает свите, заставляя Бегемота довольно заурчать, а Фагота захлопать в ладоши. Оставив Мессира и Мастера в квартире, разношерстная компания из четверых людей и одного кота двинулась в сторону нужного им места. Теперь они все были одеты представительно, будто и впрямь были какой-то комиссией. Как по дресс-коду, чёрно-белая одежда, впрочем, не делала из них офисный планктон. В полностью чёрном костюме Азазелло практически не изменял себе, Фагот выбрал белый, в чёрно-серую клетку, а Марго и Гелла щеголяли в брючных костюмах разного кроя, но одинаково чёрных. Разница была лишь в том, что Гелла предпочла нежно-голубую рубашку, а Марго кремовую водолазку под пиджак. Все четверо были чудо как представительны, только что огромный чёрно-серый мейн-кун, сидящий на плечах у высокого джентльмена в клетчатом костюме немного выбивался из общей канвы. Впрочем, и ему было чем блеснуть. На его шее висел бейдж, на котором было фото и гордая надпись: «Иннокентий Бегемотов». Если охрана и не хотела пускать четвёрку внутрь катка, то явно передумала, увидев, как блеснули глаза Бегемота и как он по-человечески улыбнулся, показав свои острые клыки. Они прошли безо всяких трудностей по коридорам и вышли на ступени, ведущие к выходу на лёд. — Желаете покататься, моя королева? — Улыбнувшись, спросила Гелла. Марго желала. Она хотела, на самом деле, попробовать всё, что мог предоставить им современный Санкт-Петербург. У неё горели глаза, когда они шли или ехали по городу, она цеплялась взглядом за каждую вывеску кофейни или булочкой. А пышки, которые приносил ей Фагот! С кремом, со сливочным сыром и красной рыбой, с голубикой и бананом! Её прошлая жизнь, полная беспросветного «ничего» до встречи с Мастером, окупилась сполна, и теперь она как маленькая девочка смотрела по сторонам с интересом и хотела попробовать так много, как это только было возможно. И коньки современные она тоже хотела испытать и лёд, удивительно ровный здесь, сейчас пустующий, потому что они пришли аккурат в перерыв между тренировками разных групп. Гелла сама надела на неё коньки, белоснежные и блестящие, и подала руку, чтобы помочь выйти на лёд. Марго кружилась и смеялась, чувствуя необыкновенную радость, а Фагот гонял перед ней, показывая разные трюки, которые едва ли были подвластны обычным людям. Но их веселье окончилось, когда на катке показался пятый человек. Женщина средних лет, с недовольным выражением лица скользила к ним профессионально и быстро. Лицо её было будто натянуто на череп, а прослойка между кожей и костями заполнена ботоксом. Обычного телосложения, но выделяло её скорее то, что люди называли волосами. И тут Бегемот не удержался от комментария: — С таким взрывом макаронной фабрики на голове только что лапшу другим на уши и вешать. Фагот шикнул на него, но по лицу было заметно, что с утверждением он согласен. Подъехав ближе, женщина, прищурившись, оглядела четверых и кота, и вновь нахмурилась, даже сильнее. В глупости её было тяжело обвинить, потому как с обвинений, криков и оскорблений разговор она не начала. — Здравствуйте, — сказала она спокойно, — у моих воспитанников начинается тренировка. Попрошу вас покинуть лёд, чтобы не мешать будущим чемпионам. Марго улыбнулась ей холодно. — А мы как раз понаблюдаем, как всё проходит, — сказала она. Азазелло стоял за её спиной мрачной тенью, а скоро подъехали и Гелла с Фаготом. Ну и последний, разумеется, молчать не стал. — А мы с проверкой к вам, гражданочка, — сказал он визгливо и хихикнул, — из федерации фигурного катания. Вот, Маргарита Николаевна наш председатель. Решать будет, кого карать, а кого миловать, — он покивал в сторону Марго. Но женщину это ничуть не впечатлило. — Да пожалуйста, смотрите. Только прокату не мешайте, — ответила она и развернулась, чтобы выехать со льда. Четверо же двинулись к бортикам и остановились там, глядя, как на лёд выходит маленькая девочка с туго убранными в пучок волосами и внимательно слушает, как тренер даёт указания. Меж тем Фагот рассказывает, что именно послужило причиной их поездки сюда. Как Мастер выпорхнул из машины в облике ворона после завтрака с Мессиром, как он провёл несколько часов в обществе девочки, пожаловавшейся на тренера, и как Воланд отправил их посмотреть, что же происходит в реальности и как сильно далёк рассказ ребёнка от истины. А он не был. Женщина с макаронными волосами, Элеонора Трофимовна, доводила детей и подростков, преимущественно женского пола, до белого каления. С детьми всё было ещё не так плохо, но начинающие стремительно входить в пубертат девочки страдали невероятно. Она могла запретить им есть, оскорблять их и их внешний вид, кричать, ругаться и даже ударить. Она не щадила их на тренировках и даже не думала о том, что такие нагрузки могли попросту сломать детей, обратить их здоровье в пыль. Сама она своей, так называемой методикой, гордилась. И не думала ни секунды о том, что её бывшие спортсменки, уже взрослые двадцатилетние девушки, теперь мучались со спиной, суставами и желудком. Главное — медали. Ради этого женщина готова была пойти на всё, в том числе искалечить психику и здоровье ребёнка и подростка. И даже с собственной дочерью она поступила точно так же. С каждым новым словом Фагота внутри Маргариты разгорался огонь чистейшей ненависти и ярости по отношению к этой женщине. Не было слов, как сильно Марго любила детей, и как жаль было ей каждую девочку, что стала жертвой этой жестокости. Подумать только, для кого-то действительно несчастные куски металла важнее чем здоровье ребёнка! Кто были эти люди и где затерялись осколки их разума? Как они расставляли свои жизненные приоритеты? Постаравшись взять себя в руки и выдохнуть, Марго наконец обратила внимание на то, как смотрела свита. — От вашей злости даже воздух вибрирует, королева, — с кривой улыбкой проговорил Азазелло. Ему всё это напоминало о прошлом и о том, как спустя несколько столетий в свите, войдя в горящий город, Воланд увидел в его лице что-то такое, что заставило его приказать всей свите вытащить из горящих зданий всех детей. Стоя перед толпой ребятишек чуть позже, Азазелло всё так же не мог понять мотивов Мессира, но был благодарен за это невероятно. Тогда Мессир и сказал ему, что столь впечатляющую жестокость, как карать детей за грехи родителей, даже он не может себе позволить. В чей именно огород был брошен этот камень они все поняли без слов и двинулись дальше. Дети же выросли. Лекарями, учителями, рабочими, строителями, преступниками и деятелями искусства. Но все они сами делали выбор, даже если этот выбор сулил им дорогу в ад. Эти же дети, здесь, выбора никакого не имели. И пусть под ними был лёд, а не огонь, они были так же хрупки. Внезапный крик раздался на весь каток и привлёк внимание присутствующих. Девочка, исполнявшая какой-то прыжок, рухнула на лёд, ударившись коленкой и долго не могла подняться, чем вызвала жгучую ярость тренера. Та подлетела к ней и почти за шкирку подняла на ноги, вызвав у ребёнка ещё один болезненный вскрик. Марго и сама не поняла, как так быстро оказалась рядом. — Вы делаете ей больно! — прошипела она, глядя исподлобья, — отпустите немедленно! — Не вмешивайтесь не в своё дело! — огрызнулась тренер, тут же продолжив отчитывать девочку. И это стало фатальной ошибкой. Все почувствовали, как время остановилось, и всё застыло, будто желе. В глазах Марго горел огонь и сулил он только одно: расплату. Тут же время снова пошло, у девочки внезапно колено совершенно прекратило болеть и она, быстро захлопав глазами, посмотрела на Маргариту. Тренер же наоборот, почувствовала боль в своём колене, да такую, будто все связки внутри сустава были вырваны и порезаны на тонкие полоски. Она рухнула на лёд сама, в глазах читалась боль. Но за одежду её никто поднимать вверх не спешил. — Сколько боли вы причинили всем этим детям? — спросила Марго грозно, — почувствуйте же всё на себе. Их голод, их боль, их тревогу, страх, отчаяние, неуверенность и ненависть к себе, которую вы с таким рвением пытались в них вырастить. Девочку давно со льда увела Гелла, а Марго оставила посреди катка тренера и взмыла вверх, точно как тогда, после крема Азазелло. В полёте коньки её стали обычными чёрными туфлями на низком каблуке, а бывшая строгой причёска рассыпалась. Сейчас она вновь походила на ведьму, и огненно-красные глаза ей были весьма к лицу. Она шла вперёд, будто знала куда идти, к раздевалке, чтобы взглянуть на другую сторону этой истории. Внутри несколько девочек-подростков чесали Бегемота по пушистому животу и тот дёргал задней лапой в экстазе, точно самый настоящий кот. — Она вас измучила? — с сожалением спросила Марго. Дети были худые невыносимо. Тонкие руки и ноги, кажется, с трудом могли держать их. Одна из девочек то и дело погладывала на вываливающуюся из рюкзака пачку с каким-то непонятным печеньем. Марго ощущала эмоции каждой. Голод, злость, разочарование. Одиночество, страх, тревога. Ужас, боль, ненависть. Эти дети были жертвами чужих амбиций и наплевательского отношения. Словно в трансе, Марго прошла вокруг них и коротко коснулась волос каждой, погружая их в сон и исцеляя их раны и травмы. Лишь физически, с душевными она, увы, ничего не могла поделать. Падающих детей поймали Азазелло, Фагот и Бегемот. У кота было куда больше сил, чем можно было представить. — Какой вердикт вы вынесете, королева? — спрашивает, наконец, Фагот. Мессир рекомендовал никого не убивать, но ничего не говорил о разрухе. — Вам не кажется, — задумчиво проговорила Маргарита, — что здесь как-то холодно? Гелла посмотрела на неё удивлённо, а Фагот и Бегемот переглянулись. — Поддать огоньку, королева? — предложил ушастый демон, а долговязый в клетчатом костюме ему вторил: — Растопим, так сказать, лёд, сковавший сердце. — Как жаль, что ледовый дворец, сгорел, — ровно проговорила Маргарита, — впрочем, дети не пострадали, как и большая часть работников. Одна лишь тренер немного обгорела, не смертельно, конечно. Это потому что она не сумела быстро выбраться из горящего здания, она на этой тренировке получила вывих сустава и порвала связки. Как жаль, — Марго холодно улыбнулась, — проследите, чтобы все дети были в порядке, — отдала она указание и вновь взлетела, пусть и не высоко, сантиметрах в двадцати над полом. Волосы её развивались, а мысли роились неистово. На секунду она пожалела женщину, оставшуюся посреди льда, но быстро откинула от себя эту мысль. Насилие не способно породить ничего, кроме ответного насилия, — это она осознала слишком хорошо. В тот день каждый родитель детей, что ходили на тренировки к тому самому тренеру, в тот самый каток, испугались от новостей и разом все, будто кто-то внушил им эту мысль, решили оборвать карьеры своих детей в фигурном катании. Пусть лучше рисует, играет на сцене, читает стихи или делает что угодно, лишь бы это было безопасно. Бабушка девочки Вики, которой так понравился ворон Уголёк, вздохнула и открыла поисковик на планшете, чтобы поискать нового тренера для внучки. Но как-то некстати её собственная дочь наотрез отказалась записывать ребёнка. — Ей нравится рисовать, — сказала она, обнимая дочь, сидящую на её коленях, — вот пусть рисует. Из пластилина лепит, из глины, конструктор собирает, в куклы играет, гуляет с подружками. Хватит её тащить на лёд, мам. Зачем её заставлять? В конце концов, это ли не знак, что нужно прекратить мучить ребёнка? Бабушке было нечего на это ответить.