***
Вокруг бескрайнее пепелище. Стояли по бокам тёмные скрюченные лысые деревья, а серые хлопья клубились в воздухе, поднимаясь от земли. Вокруг ни души, только массивная белёсая пернатая фигура, на которую Хидану даже смотреть было больно, не то что осознавать, что это такое. – Да что же за херня тут происходит?! – Нельзя так говорить! Тебе надо вымыть рот с мылом! – звонко разнёсся громкий детский голосок. – Слова твои Богородицу оскорбляют, а она и так к вам всем милостива! Зачем её обижать? Хидан обернулся. На крыше покосившегося и сошедшего с рельс вагона сидел низенький худощавый мальчик в одних драных штанах и такой же жилетке. Он болтал босыми ногами и раскачивал из стороны в сторону своей серо–пепельной взъерошенной головой. Его малиновые глаза горели огнём и словно смеялись. Кого–то напоминал этот мальчишка, но узнать почему–то не мог. – Твоих рук дело? – почему–то спросил Хидан, кивнув на поезд. Неожиданный для него вопрос, что он и сам подивился. Малыш покачал головой и заявил: – Не-а! Не моих! Его. – малыш кивнул в сторону белёсого существа. – Рельсы… Они, знаешь, не всегда к чему-то хорошему ведут. Ну конечно ты знаешь! Ты ведь не глупый, да? – А… Что это вообще такое? – Как грубо. Это не "что", а "кто"... – Да какая нахер разница? Зачем дорогу перегородил? – Фу … – поморщился малыш. – Как плохо ты говоришь... И вообще, лицо у тебя злое и руки тяжёлые. Ты кровь пролил. Много крови. Не буду с тобой говорить. Иди к Клятому. Он тебя научать будет, а не я. Ребёнок категорично скрестил руки на груди и показательно отвернулся. – Ну не очень-то и хотелось. – скривив рожу передразнил его Хидан. До чего грубый мальчишка, но надо отдать ему должное, он указал направлению. Среди пепла сидело горбатое крупное нечто, которое Хидан и сам принял за гору пепла. Оно почти не двигалось. Только изредка руками шевелило, не то кости, не то камешки бросая. Неповоротливый, в нелепой лохматой серой накидке с проплешинами. Он на зверя издалека смахивал, да на какого дивного! С собачей черепушкой вместо головы. Вернее, то была маски, при ближайшем рассмотрении, но глаза за этой маской отнюдь не человечьи. – А ты всё шастаешь тут… С детьми припираешься. Вроде не отрок уже, а что-то незаметно. – Ты Клятой? – спросил Хидан, совершенно этой здоровой штуки не боясь. – А ты совета, стало быть, просить пришёл? Своей головушки на плечах нет? – ответил вопросом на вопрос некто Клятой сиплым и немного рычащим голосом, тряхнув седой головой. Он поднялся на ноги, сделавшись ещё больше, и наклонился к Хидану, глядя тому прямо в глаза своими страшными светящимися в темноте точками, но почему-то добрыми и снисходительными. – Ну так слушай… На этот раз поблажек тебе не будет от заступника твоего. Тут, к таким как ты строго относятся. Без заступника не обойтись, но я, так и быть, пособлю… Я научу тебя, что им сказать… Хидана стало раскачивать из стороны строну, а все образы снова смешались в единую кашу и поплыли... Только страшный собачий череп отпечатался в его сознании на столько чётко, что он и через десять лет его бы вспомнил. Голос сказал ему: – «Мы одного с вами поля ягоды… С одного начинали, одним и закончим. На одном с нами месте стояли, мысли ваши с нашими едины были, столько же крови пролили. Стало быть, и мы больше не часть кровавой реки, как и вы были когда-то» – скажи им. Всё запомни. Я заступлюсь, но пусть послушают.***
Хидан резко дёрнулся, когда поезд тряхнула, и громкий лязг оповестил об остановке. Конвоир отпер дверь и скомандовал: – Приехали.