Черѣзъ мытарства

      Удивительно, как быстро всё переменилось. Зал наполнился народом, пусть и не очень человекоподобным. Они шумели, переговаривались, заняв высоких три стола. Акацуки отошли на второй план, затравленно глядя из своего угла, как попавшиеся в силок зверьки, и окончательно теряя нить какой-либо нормы. Дейдара и вовсе бледнел и бормотал что-то бессвязное, наблюдая как сон его сбывался. Сверх того, свой план явь однозначно перевыполнила. – Ага! А я знал, что так будет! – хрипло воскликнул высокий, плечистый, но болезненно худой с неприветливым и изуродованным шрамами лицом мужчина в серо-зелёной рубахе и фуражке, сверкнув нездоровыми жёлтыми глазами. Он смахивал на Обито, хотя и отдалённо. Больше в нём было чего-то диковатого и злого. – Олег Осипович, перестаньте. – осадил его другой за столом напротив. Высокий, статный, в тёмной жилетке и выглаженной белой рубашке с белым платком на шее, но с сочащимися нарциссизмом глазами и тёмной дымкой вместо правой половины лица. Дейдара уже видел что-то похожее в своём сне. Вернее, кого-то... Да он и сейчас был здесь, совершенно не изменившийся, но на этот раз живой и настоящий: – И так шумно. Все ли на месте? Стало быть, можно начинать. Слушается дело... – начал двойник.       Акацуки молчали. Сказать было нечего, да и даже когда они пытались, их предпочитали игнорировать. Даже детишки, бесцельно шатающиеся по залу, держались от них в стороне. Отступники предпочли внимательно наблюдать за дебатами своих двойников. Мнение о каждом из "столов" они уже успели сформировать за это время.       Те, что у левой стены имели вид простой и не очень опрятный, за что их, к слову, отчитали. Сбитые на бок фуражки, тусклые рубахи, подпоясанные грубой тканью. Лица их грубые, хмурые, даже несколько измученные. Даже единственная дама среди них выглядела не лучше. Простенькое длинное платье, мозолистые руки, несколько растрёпанные волосы, заплетённые наскоро в косу. Они были шумные, грубые, говорили отрывисто и по-солдатски и быстро.       Те, что справа были напротив – опрятные, вежливые и говорили плавно и медленно, часто переходя на неизвестный отступникам, но мелодичный и красивый язык. Разве что тёмная дымка, уродующая их лица и вызывающая, какой-то немотивированный приступ паники, несколько портила впечатление, которое они производили.       «Стол» по центру молчал. Никто даже толком не понял откуда они вообще взялись и когда успели войти. Ясно было одно – эти звериные черепа были Хидану и Дейдаре знакомы, но если последнего они настораживали, то Хидан встретился с ними взглядами и кивнул, словно бы говоря: «Я помню». Клятой едва заметно кивнул ему в ответ, переглядываясь со своими безмолвными товарищами.       Разговор в основном вертелся вокруг виновников сего торжества. Сложно было поверить, что сейчас решается их судьба. Помиловать их и отпустить с богом? Точно нет. Право имеющие мира сего не из милосердных, как могло показаться с начала и репутацию имели незавидную. В основном потому, что те, кто оказывался в таком же положении, что и Акацуки редко доживали д конца суда и обычно очень дорого платили за своё косноязычие. Акацуки же опытные шиноби. Знали, что временами молчание дороже золота, потому не мешали развернувшейся оживлённо словесной баталии между «Левыми» и «Правыми» двойниками.       У Какузу начинала болеть голова от такого большого количества себя самого. Ощущения были смешанные – от экзистенциального ужаса, до какого-то нездорового интереса. Потому казначей и не отводил взгляд, хотя речь разобрать не мог вовсе. Ясность ума ему вернул Хидан. Он осторожно дёрнул его за рукав и с нездоровым блеском в глазах одними губами прошептал: – Я знаю, что говорить… Я всё понял… По обыкновению своему, Какузу его оттолкнул, на этот раз погрузившись в созерцание и понимание дебатов. Внутри его так и сжирало раздражение. Тут судьба решается, а он всё в жреца играет, словно бы знает хоть что-то. Нет. В сознании Какузу Хидан был тут, быдловат и совершенно безнадёжен в вопросах чего угодно, что не касалось его веры. – Забавно, право, что именно они оказались здесь. – с учтивым коротеньким смешком промолвила барышня с собранными в пучок волосами и в синем красивом платье в пол. Кажется, к ней обращались Ксения Николаевна. – Похоже, что таким как мы везёт, на подобные казусы, messieurs. – Не понимаю, чему ты радуешься. – непонимающе склонила голову на бок апонентка и коса верёвкой повисла с боку. То была Катерина Тимофеевна Хрущёва. – Ничего хорошего в этом нет. Только разве, что Ооцуцуки это задержит, но и то не на долго. – И то верно. И совсем я не понимаю, чего мы здесь сидим. – с нескрываемой скукой отозвался тот, кто сидел рядом. Высокий, с взлохмаченными рыжими волосами, впалыми щеками и несколько кривой спиной. – Да запороть их насмерть и дело с концом. К чему ребячество. – А ты, Петруша не торопись. Некуда торопить, mon cher ami. Ne nous privez pas du plaisir de jouer avec le destin des autres. – ответил ему «правый» двойник рыжеволосого лидера. Тот, кого назвали Петрушей побагровел от вопиющего неуважения, заскрипел кривыми, местами сколотыми зубами, но опять же сдержался. – Голосуем. – решительно громыхнул сутулый, смуглый и смахивающий на медведя двойник Какузу, сидящий за левым столом. – Нас убьют. – со смиренной обречённостью промолвил Итачи, повесив голову ниже плеч. Умирать не хотелось, особенно так жалко, по сути от своих же рук, но как бы не рычал сквозь стиснутые акульи зубы Кисаме, ответом ему был лишь его собственный двойник за левым столом: – Тебе бы в добрый час молвить, а в худой помолчать. Не встревай. – рыкнул он как-то по-звериному он и сдвинул нелепую приплюснутую кепку на бок. Умолкли двойники, погрузившись в изъявление своей воли на бумаге. Поскрипывали перья, и дети шептали что-то. Вроде какие-то считалочки. – Чего молчишь, лидер? Совсем ты себя не как лидер ведёшь… - на грани истеричного состояния прошептала Конан, глядя отчаянно в фиолетовую рябь божественных глаз, после чего стремительно перевела взгляд то на Обито, пристыжённо опустившего голову в связи со своей беспомощностью, то на группу скучающих детишек, которые смотрели на них с неким подобием жалости, но ничего уж не попишешь. Ежели струсили, так судьба у них такая и взрослые проблемы решать – не их забота. Только мальчишка с малиновыми глазами шепнул что-то тихо одними губами и Хидан с какой-то неуместной уверенностью вцепился руками в решётку и под непонимающе-гневные взгляды начал говорит: – Дозвольте, ваше благородие, и мне слово молвить. – Хидану такой говор был совершенно несвойственен и уж от кого, от кого, но от него судьи такого точно не ожидали, потому и обратили внимание. – Уж не помните ли вы, господа присяжные, что и вы тут стояли когда-то да над вами смиловались.       Хидан и сам дивился как будто голос был вовсе не его, но сам над собой он был не властен. Продолжал вещать в гробовой тишине, чувствуя кожей, как похолодело в зале и как тяжёл стал воздух. Лица присяжных менялись. «Левые» теперь выражали смесь удивления и ужаса, как будто кто-то раны их старые вскрыл, как будто кто-то напомнил им что-то что хотелось забыть. В сущности, так всё и было. «Правые» же сменили флегматичное настроение на смесь интереса и лёгкого азарта. Интересно им стало, что же такого Хидан ещё скажет? А Хидан мог сказать. Слов было ещё много. – Хидан, молчи… Ради всего, молчи… – Пейн шептал это в полной уверенности, что наломает язычник дров, но Обито дёрнул его грубо за плечо и буркнул: – Ты молчи. Он что-то делает, в отличие от тебя. Какое лицемерие. Сам отмалчивается, а Нагато предъявляет и стыдить его смеет, но за Лидера никто не заступился. Может из-за увлечённости пылкой речью Хидана, а может с молчаливого согласия с Учихой. Была у них всех какая-то обидно потаённая на лидера. – Что ты несёшь? – прорычал взлохмаченные двойник Хидан по левую руку, оставляя нестрижеными ногтями на столе глубокие борозды. – Curieux... – отозвался тягучим и слащавым как патока голосом второй двойник. Черепа смотрели и девять пар огоньков в тёмных провалах выражали одобрение. – А то я имею в виду, что мы одного поля ягоды. И не стыдно ли вам? Одним начинали, одним и закончим, знаете ли… - Хидан улыбнулся, почувствовав сладкий вкус победы. Ребятишки тоже заулыбались. – Правильно говоришь, правильно… – ответил тот из них, что больше всего походил на Какузу от чего казался Хидану каким-то несуразно забавным. – Что правда глаза колет? – спросил наконец кто-то из масочников. Кажется, это был самый крупный из них, с черепом быка и голосом напоминавший Кисаме. – Это вы его так говорить научили?! – взбесился тот, кого звали Дмитрий, на сколько Дейдара помнил из своего сна. – А это имеет значение? – Вторила другая «маска», воронья. – Наше дело наставлять на путь истинный. А кто кому что на ушко шепнул так это дело десятое. Совестно вам, стало быть. Не хорошо поступаете, не по-божески. – Долг платежом красен. – вставил и свои пять копеек похожий на Обито ребёнок. – Мы не перед ними должны. – стояли на своём «Левые». – Верно, не перед ними… – «Правые» многозначительно кивнули в сторону «масочников».       Арестантов велели увести. В зале суда намечался серьёзный разговор.