Черѣзъ мытарства

      Клан Учиха, а ныне род Ульяновых, довольно многочисленны, что свойственно для дворянства в целом, но для здешнего является скорее исключением, чем эталоном. В чём они были схожи с другими, так это в широком влиянии. На этом, пожалуй, сходства заканчивались. Ульяновы они вообще странные, не от мира сего, но народ уважал их и, надо сказать, побаивался. Руки у них длинные... Инакомыслящих они не любят, а сгоряча могли и глупостей натворить. Особенно старший Ульянов – Михаил.       Михаил Тимофеевич – уже в возрасте мужчина. Косматый, худой, с висящей на нём одеждой, похожей на мешок из-под картошки. Появлялся он на глаза дворни редко. Всё больше в горнице своей запирался и часами бормотал что-то своим тихим, на последнем издыхании, голосом. Издалека в потёмках он походил на горбуна, и дворовые дети его побаивались. Не только дети, надо сказать. Был он когда-то строгим и суровым дядькой. Гордец, каких ещё поискать. Что не так, то сразу виноватых высечь... Дворня боялось и взгляд на него поднять, но справедливости ради, он был умным человеком, хорошо саблей орудовал и работящим был. Особенно, когда напивался, нападала на него страсть что-нибудь поделать. Злую шутку это с ним сыграло. В июле, дня третьего вечером, выпивал он с Фёдором. Во хмелю они совсем распоясались и стали силой мериться: кто дольше плуг тащить за собой будет, тот и победил. Спор тот кончился для Михаила надрывом спины, от чего тот надолго слёг и не показывался. Фёдор тоже, пристыжённый своим недостойным поведением, заперся в кабинете дня на два, и всеми хозяйскими делами верховодил старший сын.       Вторым по старшинству шёл, собственно, Фёдор Матвеевич. В доме Ульяновых он находился на правах главы. Мужчина не очень разговорчивый. Не красавец, но и не урод. На его хмуром лице уже выступали морщины. Вёл себя он тоже довольно спокойно, народ не терроризировал, да и вообще появлялся на глаза нечасто. Всё больше книгами зачитывался и изредка ездил по деревне и наблюдал за работой. Жена его, Марфа, в свет выходила и того реже. Но дворня её любила. Добрая она женщина. Тихая и ласковая. Что ни скажет, так всё по-мужнему делает. Одевается невзрачно, на балах появляется редко... Вот сын её младший, Степан, напротив, реже дома бывает. Всё больше на вечерах званых да у товарищей о жизни болтает. Стёпа был высокий, симпатичный, но всегда отстранённый какой-то, и улыбка у него была странная. Уж больно тонкая и натянутая, что не красило его совершенно. Дворовой народ при нём был тише воды, ниже травы, а за спиной кликали его «дураком», но как-то по-доброму, с сочувствием.       Брат старший – Илья Фёдорович – и того был хуже. Нелюдимый двойник Итачи. Он всегда смотрел исподлобья и почти не говорил. Лишь изредка он подавал голос. Хрипящий и низкий, он больше походил на рычание, а глаза его... Они всегда поблёскивали, и даже в темноте его всегда можно было найти. Он был худой, бледный, но очень высокий, и пальцы его были длинные, похожие на крючковатые ветви дерева, а ногти и вовсе скорее можно было назвать когтями. И только приближённые знали причину... В этой причине он, по крайней мере, был не одинок, и это успокаивало... Одежду он носил простую и мешковатую, что для его статуса было нехарактерным. Несмотря на суровый вид, он очень любил засиживаться вечерами в саду и меланхолично размышлять о чём-то. Кроме того, он очень красиво пел, но этот свой талант он растрачивал исключительно на детей. Только с детьми его лицо смягчалось, и даже голос становился тише и мягче. Детей он любил.       Олег Осипович... Он был активный настолько, что временами доходил до фанатизма. Не было ни дня, чтобы он не бегал куда-то с остервенелым лицом. Говорил он быстро, и даже молитву вечернюю он тараторил. Больно было ему молитву читать, да только принципы выше. Вера выше, а сам он всё стерпит. Дворня его не очень любила и побаивалась из-за шрамов. Натыкались на него, бегающего по делам, и от страха шарахались. Тот хмурился, но в глазах его читалась горькая обида. Единственный, с кем он общался нормально, так это Михаил. Бывало, засиживался он в светёлке его... Да так и сидел. С ним можно было и просто молчать или слушать тихую молитву. Иногда они и на охоту выезжали, да только азартная погоня то за зайцем, то за лисицей временами переходила в конную прогулку по лесу.       Шура, он же Александр Сергеевич, был вообще крестьянским любимцем и заступником, хотя имение посещал он нечасто. Он был некрасив, но весел и скромен. Бывало, засиживался он на крыльце с гармошкой и с крестьянским людом затягивал какую-то тягучую песню про любовь. И Игореша с ними... Шура он и есть Шура. Так его и звали между собой крестьяне.       Собрался род Ульяновых и приказчик с ключницей в столовой. Люстру зажигать не стали — обошлись свечами. На столе схему развернули, да такую чудную, что понять её не каждому дано было.– Её они, может, и задержали, но ненадолго. – с хрипотцой протянул Олег, почёсывая шею длинным острым ногтем. – Неожиданная женщина. – Не наше это дело, Олежа. – Михаил Тимофеевич осадил парня и покачал косматой головой. – Наруто, при всей моей предвзятости, сильный малый. С Кагуей и... со мной сам разберётся. – Так что же? Моя хата с краю – ничего не знаю? – наклонив голову, с суровостью в голосе спросил Илья. – Своих проблем хватает, Ильюш. Взгляни, вот здесь и здесь неприятель позиции занял. Ещё немного, и нас отрежут. – Шура указал длинным пальцем на схематичные изображения на бумаге. Выше названный призадумался и махнул рукой. – Ладно, пёс с ним. Тогда будем решать проблемы по мере их поступления. – Это верно. Сперва откинем другие отряды Ооцуцуки подальше, а уж потом... Как карта ляжет. – решил Фёдор Матвеевич взял перо и бумагу. Застрочил быстро-быстро что-то и вручил письмецо приказчику. Тот наспех поклонился и скользнул тенью в дверном проёме. – Поглядим. – вздохнул Илья. – Будем дальше нести свою вахту. Утро вечера мудренее...       Тревогой пропитался дом Ульяновых. Словно перед бурей повисшее затишье. Ооцуцуки — не шутка. Как бы народ над ними не потешался за смешную фамилию и некоторые физиологические особенности, да только они сильны, против них и армия не выстоит. Потому, если уж и связываться с ними, так только там, где фокусы свои они применить не смогут.