Через тернии к звездам.

Будто бы много смысла во всей этой истории с невозможными целями и невыполнимыми условиями. Говорят, что жизнь — игра. Но почему тогда выход из игры оборачивается проигрышем не для тебя, а для кого-то другого? Вернее.. Почему я проиграл из-за твоего решения? Казалось бы, проиграл жизнь, душу — куда дальше? А дальше — больше. Воля, вера, решимость и уверенность тоже могут повернуться рубашкой вверх и попасть в колоду сброса. Жизнь устроена в разы сложнее любой игры, потому что в ней невозможно поймать кого-то в жульничестве. Каждый играет по своим правилам. Все должно быть не так. Подобный образ мышления преследовал Хаска последнюю неделю, а ответ на вопрос "как должно быть?", он решил искать на дне бутылки, хоть и понимал всю бесполезность своих действий, слов, мыслей. Но наливая себе очередной стакан, бармен будто пытался дать себе отсрочку от чего-то важного, и, почему-то, жутко таинственного. Тот момент был не слишком страшным. Скорее невероятно неожиданным и повергающим в дикий, на грани с безумием, шок. Уши закладывает, земля уходит из под ног, а в голову ударяет, как от сильного алкоголя. Будто он никогда и не был трезвым — лишь пил, пил, и еще раз пил, уже находясь в белой горячке. С откупоренной буквально тем же поздним вечером бутылкой, и обжигающим горло питьем, Хаск будто протрезвел, все осознавая. Но этого было чертовски мало. Нужно было что-то еще, нужно было трезветь и осознавать дальше. И вот уже неделю он пытается найти что-то недостающее полной картине. Ну или кого-то. Этот "кто-то", буквально недавно смотрел с тобой на крыше на фальшивые звездочки. Вместе с тобой отбивался от смертельной атаки. Вместе с тобой общался ночи напролет. А теперь этого всего больше нет, и не будет никогда. Ни теплой искренней улыбки, ни радости понимания, ни той особой заботы, которую может дать лишь единственная, правильная душа. Хаск много кого терял в жизни, и вот, первый раз потерял кого-то в смерти. За потерявшимися при жизни бармен смог последовать в ад. Но потеряв после смерти, не знал, куда идти. *** Сколько шуму подняли. Аластор недовольно сел на кровати, чувствуя, как звенит в голове и напряжение в мышцах на лице. О, пожалуй, улыбке он обязан всем. Она буквально то единственное, от чем последнюю неделю можно было заставить мозги слушаться и не погружаться в грязную лужу бесконечного нытья и всеобщего депрессивного состояния. Аластор хотел нагнетать ситуацию, хотел наслаждаться чужими страданиями, но вместо этого понял, что лучше все это избегать. Подсознательно радиодемон начинал видеть в себе черты, что всегда презирал в других, а именно царящий вокруг эмоциональный упадок. Надо было избавляться от этой схожести. Быть несчастной жертвой Аластор не умел и страшно не хотел. Уж лучше бы у них все было хорошо, все живы и здоровы. Наивная надежда и вера раздражала до безумия, тыкая носом в собственное заключение здесь, однако лучше вся тюрьма будет отплясывать веселые танцы с бубном, чем играть похоронный марш. Как же быстро они сдаются. Раздражают. И он там, вместе с ними хоронится со всеми надеждами против воли. Надо выбираться из этого болота каким бы то ни было способом. Надо отделить себя от остальных, не позволить утянуть следом за собой на самое дно. *** Раздался громкий звон, и пустая бутылка упала со стеклянного столика на темный пол. Хаск нехотя приоткрыл один глаз и со вздохом, не желая вставать, потянулся за ней, однако через пару секунд в легком ужасе одернул руку. Бутылка уперлась в знакомую обувь и в мутном стекле резко вспыхнули алые глаза. Хаск мигом рефлекторно отпрянул на свое место и затуманенным взглядом уставится в два горящих напротив красных глаза. Послышался до боли знакомый смех с шумящим эффектом радио помех. Пришел злорадствовать. — Мой дорогой друг, как прискорбно видеть тебя снова в таком состоянии! Ты почти не вылезаешь из комнаты нашего приятеля, что недавно оставил этот мир и засоряешь ее различным…мусором. — Продолжай. Чем быстрее закончишь, тем быстрее оставишь меня в покое. — безразлично бросил Хаск и положил голову обратно на стол. — Хм, ну как скажешь. — Аластор легко присел рядом и откинулся на подушки, глядя в потолок. — Если хочешь быстрее, то я просто хочу подвести итог. Ты проиграл, Хаскер! У тебя ничего не получилось! — Мне плевать. — тем же тоном ответил бармен. — Это все? — Мм..нет-нет! Я ведь даже в какой-то момент думал о том, чтобы поверить в тебя. Как хорошо, что я этого не сделал! — Поздравляю. — Хаск отвернулся. — Хаскер! Некрасиво отворачиваться, когда с тобой разговаривают! Гробовая тишина. — Хаскер, игнорировать тоже не является хорошим тоном! Игнорирование продолжилось. Бармен прикрыл глаза, мысленно улетая прочь. Ничего нового он не услышит. — Мне интересно, почему ты решил, что можешь так себя вести? — голос Аластора стал немного тише и оттого зловеще. Бармен вздохнул и поднял голову, уставившись своей растрепанной головой в сторону собеседника. — А что? Нет, Аластор, правда, что? — Хаск пожал плечами. — Ну убьешь ты меня. Побьешь. Замучаешь. Мне плевать. — Хаскер, если тебе плевать, то ты меня просто недооцениваешь! — Я? Тебя? Не смеши мою седую голову. Я тебя знаю лучше всех. — Хаск снова отвернулся. — Ты пришел надо мной посмеяться, очевидно. Ну может поугрожать. Скорее всего все вместе. И что мне теперь, обосраться? — Хаха, очень остроумно. — Аластор оторвался от созерцания потолка и принял сидячее положение. — Ты глуп, Хаскер. — Да, тупой Хаскер снова не понимает нашего гениального Аластора. Классика. — О, я тебя недооценил. Мозгов признавать очевидные вещи у тебя хватает. Аластор постепенно начинал давать волю своей злости. Почему он теперь даже на Хаске отыграться не может? Смерть Энджела заставила его срочно прибыть в отель, и представшая его глазам картина всеобщего несчастья как-то не обрадовала. Удивительно, да? Радиодемон злился на них всех без конца и края. Его раздражала нелепая надежда, радость этих грешников, и, чистосердечно желая им зла, Аластор не понял, почему исполнение его желания не обрадовало, а лишь наоборот разозлило еще больше. Спрашивается, зачем он вообще слушал все эти речи про искупление, что-то подписывал, спасах их всех от смерти, если его так называемые подопечные сами себя убивают и скатываются обратно в свое гнилое болото зависимостей. Невольно Аластору пришлось положить множество своих сил на алтарь этой безумной идеологии добра и видеть, как собственные труды идут крахом, радиодемону совсем не нравилось. Осознание этого пришло далеко не сразу. Скорее по привычке Аластор пытался обрести дополнительные силы при виде того, как плохо другим, но что-то безбожно щелкнуло в голове, и прежнее средство обретения удовлетворения затерялось. Садистская натура Аластора перестала цвести и ему становилось понятно, что где-то в себе он ошибся. Где конкретно? Где-то там, куда обычно радиодемон не залезал и в данный момент не пытался исправить ситуацию, предпочитая не задумываться. Рефлексия — не первоочередная задача. Хаска же Аластор чуть ли не караулил последние несколько дней, не упуская момента высказать все, что о нем думает. Провал своего "питомца", радиодемон воспринял негативно, чувствуя какое-то разочарование. Бесспорно, Аластор считал Хаска, жалкой, слабой душой, но в последнее время пытался строить смутные надежды. Если у него получится, то это в очередной раз докажет возможность грешной души добиться желаемого, когда она берет все в свои руки. У Хаска не вышло, и самоуверенность наблюдателя этой борьбы пошатнулась вместе с решимостью бармена. Аластор впервые не хотел оказаться прав, так как из-за случившихся обстоятельств неосознанно поставил себя в один ряд с прочими неудачниками. Получись у них — у него и подавно получится. Но у них ничего не вышло, несмотря на искреннюю веру, и уверенность Аластора начинала куда-то испаряться, хоть он и ни в коем случае не признавал эту зависимость от других. Невыносимые, наивные обитатели должны были проиграть, но в тоже время вопрос, почему они проиграли, не давал покоя. Потому что слабы? Очевидно, да. Какая бы не была надежда — в аду ее разрушат. И Аластор не хотел для себя такой судьбы, не хотел быть такими, как они. — Аластор. — Хаск устремил взгляд немного покрасневших глаз на своего хозяина. — Уходи. — Ни в коем случае, Хаскер! Я хочу пообщаться. — Ты хочешь самоутвердиться за мой счет. — пожал плечами Хаск. — Как всегда. — Может быть! А может и нет. — улыбка Аластора неожиданно стала непривычно серьезной и нормальной, что казалось чем-то на грани фантастики. Хаск даже нахмурился — где привычный, сумасшедший вид его собеседника? А больше всего пугало, насколько легко Аластору удалось напустить на себя эту адекватность. — Ладно. — растерянно сообщил бармен. — Слушаю. — Хаскер, дорогой! Скажи мне на милость, почему ты не справится с тем, к чему так долго шел просто из-за непредвиденной ситуации? Ты же был полон веры в себя, решимости и безумной самоуверенности! Хаск удивленно поднял брови. Он не думал об этом и вопрос поставил в тупик. Наступила пауза и, чем дольше она длилась, тем громче становился зловещий, нетерпеливый радио шум. Хаск уже всю неделю не признавал себе, что в чем-то не справился. Он просто пытался найти недостающий элемент в жизни — все. Не конец света?.. нет, конец. Мысль всплыла резко и беспощадно. Он больше не сможет завязать так, как тогда. Мотивация затухла, а будучи обязанным искупляться, никто не искупится. Но вопрос Аластора будто был в другом. И бармен не понимал, что ответить. Вера, надежда и любовь растворились в вонючем грязном воздухе на фоне красного неба. — Не знаю. — наконец вымучено сообщил Хаск. — Не знаешь? — глаза Аластора вспыхнули. Видимо, он разочаровался окончательно. — Как ты можешь не знать такую важную вещь? — Я ищу ответы. — упрямо ответил Хаск. — Ахахах! Какие ответы? Ты наступаешь на один и те же грабли уже какое десятилетие! — в голосе Аластора прозвучали какие-то истерические нотки. В кой-то веке он пришел за полезной информацией, надеясь что Хаск ему подробно объяснит, почему снова опустился ниже плинтуса. Он хотел знать причины, хотел придумать, как избежать подобного падения уже для самого себя, но это "не знаю" просто не поддавалось описанию. — Тебе какое дело. — пробормотал Хаск и скрестил руки на груди. — Тебя же такое обычно развлекает. — Хаха! Хаскер, дорогуша, меня выводит из себя то, насколько ты жалок! — Я думал, тебе нравится такое. — снова повторил Хаск. — Индюк тоже думал, что купается.. — Пока вода не закипела. — перебил Хаск. — Ты как индюк. — А ты хочешь в кипящую воду? — злобно поинтересовался Аластор и склонил голову на бок. — Нет. — просто ответил Хаск. — Я тебя не понимаю. Аластор чувствовал, насколько близок всем своим естеством к этому жалкому положению Хаска и всех прочих. Надо было срочно отдалится от них, надо было выставить остальных в более жалком виде, чтобы снова обрести свое прежнее состояние хотя бы на несколько процентов. Хотя бы для того, чтобы возвысится и выйти из ряда неудачников прочь. — Знаешь, Хаскер, ты сегодня столько раз упомянул то, что мне нравится смотреть на чужие страдания. — вкрадчиво начал Аластор. В голове зрел отчаянный план в защиту своего самолюбия. — И у меня есть мысль, как заставить тебя страдать по заслугам, ахаха! — Удиви. — безразлично сказал Хаск, невольно чувствуя колыхнувшийся в душе страх. Страшнее злобного Аластора был Аластор, исполняющий свои безумные идеи. Неудивительно, что происходящее дальше повергло в тяжелый шок. — Я освобождаю тебя от контракта! Теперь твоя душа принадлежит тебе! По темному помещению разлился ядовитый зеленый свет, а слова Аластора шумели в ушах эхом, отдаваясь болью. Хаск сначала решил, что он в бреду, однако улыбающаяся рожица напротив развеяла эти мысли. Зеленая вспышка гасла, а вместе с ним гасло понимание ситуации. — Какого хуя… — медленно, будто пробуя на вкус каждое слово, проговорил Хаск и уставился в пол. — Теперь в том, что ты никогда не попадешь в рай, можешь винить лишь себя. Насмешливый голос Аластора был подобен ножу у шеи, и из-за него Хаск чувствовал полную неспособность хоть как-то порадоваться. Казалось — вот это! То, чего он хотел больше всего в своей загробной жизни. Однако Аластор был прав и это было хуже всего. Теперь он может винить во всех своих бедах лишь себя. — Ты невероятно жалок, Хаскер. — продолжил смеяться радиодемон. — Имея теперь все возможности, ты продолжишь лежать лицом в стол и бухать! Ахахаха! А даже если завяжешь снова, то тебя это никогда не спасет! Открою секрет, дорогуша. — с наслаждением протянул Аластор, глядя в растерянные глаза напротив. — Твоя душа мне нужна была лишь для причинения тебе страданий! Однако теперь тебе будет хуже без меня, и мы оба это прекрасно понимаем. Поверь, я буду на это смотреть, и я готов поклясться — у тебя ничего не получится! Даже для поступка Энджела ты слишком слаб! Хаск нахмурился. Привычная пустота в груди сменилась давно забытым чувством жизни. Только, к сожалению, Аластор был прав, обстреливал колкими насмешками со всех сторон, а кому легче от этой горькой правды, так и не сообщил. — Я хочу, чтобы у всех все получилось. — неожиданно сказал Хаск, будто сдаваясь полностью, и лег на стол. — Ты прав, но я этого не хочу понимать. Аластор приподнял одну бровь и резко замолчал. Он ждал в ответ все что угодно, кроме тихого принятия. — Тебе придется, дорогуша. С этого момента все в твоих руках. Интересно посмотреть, справишься ли ты, когда не на кого валить вину. — нашелся радиодемон и растворился в темноте, не прощаясь. *** Противоречивые чувства охватили Аластора с головой. Он победил? Проиграл? Добился хоть какого-то результата? Радиодемон резко отворил дверь на балкон со своей башенки и вышел на него, уставившись прямо в красное небо. Одно он знал наверняка — всем обитателям отеля легче жить и легче дойти к своей цели, чем ему. Но он справится, а они нет, раз имея все шансы, могут лишь ныть. Аластор улыбнулся и поглядел вниз. Он, похоже, вышел из ряда неудачников. Теперь путь лишь один — из самых низов в самые верха.