Голубь на подоконнике

Топор взлетал высоко вверх и затем камнем падал вниз. Дрова Пауль рубил дрова также искусно как и играл на гитаре. Взмах – и только щепки летят в разные стороны! С охапкой дров, он зашёл домой и услышал в комнате возню, шуршание и бормотание. Сложив дрова в угол, он невесомо ступая зашёл в комнату и увидел вполне ожидаемое зрелище: Рихард доставал свои вещи из чемодана, тряс их и отбрасывал в сторону, бормоча что-то про «где-то было». Паулю были нетрудно догадаться что искал его друг. - Ничего нет, можешь не искать, - спину Круспе обожгли эти слова, полные непоколебимой твëрдости. Застигнутый за этим странным занятием Цвен застыл полусогнутый и медленно повернул голову на голос. - Ничего нет. - навалившись на косяк повторил Ландерс. – Неужели ты думал что я положу твои шмотки и перед этим не проверю их на наличие дури? В рубашках ничего нет и в портсигаре тоже нет и в кроссовках тоже ничего нет. Всё плавает в манхэттенской канализации. Стремительно, как лев набрасывается на мышь, Рихард в один прыжок оказался возле Пауля, а сам Пауль оказался вжат в стену, на горле сомкнулись крепкие пальцы. - Ах ты сволочь! Ты грëбанный урод! – орал Рихард по-английски, брызгая слюной. У Пауля сжалось сердце в ожидании или удара или того что пальцы на шее начнут сжиматься, но сам он вытянулся в ровную гордую струну. - Ну…ударь! Ты уверен что я прощу тебя, если ты сделаешь мне больно? Рихард секунду молчал, затем отпустил пальцы с шеи Ландерса. Цвен заметался по комнате, схватившись за голову. - Что ты наделал! – стонал он. – Ты хоть понимаешь что со мной будет через час? - А когда ты начинал этим баловаться, ты понимал что с тобой будет? Рихарду попался под ноги одиноко стоящий табурет, служащий им временным столом. Схватив его за ножки Круспе со всей силы трахнул его об пол, давая своему гневу и страху выйти наружу. Пауль медленно опустился на пол и сжался в клубок… … Через час стали проявляться самые сильные симптомы ломки. Рихард чувствовал как каждую его мышцу будто наматывают на вертел над палящим костром. Потому то она и называется ломкой – она ломает, лишает сил и рассудка. Но Пауль не позволял другу лишиться разума. Он сидел напротив него, держал его руки в своих и требовал снова и снова повторять всю дискографию Kiss с первого альбома. Рихард стонал от боли, стискивал до скрежета зубы, умолял, проклинал, кричал, что сейчас покончит с собой, требовал дать ему хоть что-нибудь, чтобы эта пытка прошла, поливал Ландерса с ног до головы отборными матюками, но Пауль, кажется, не слышал и не видел этого всего. Цвен обильно потел и Ландерс вытирал его полотенцем. И всё сильнее сжимал холодные ладони в своих, давал ему водку в минуты самых страшных болей и опять и опять требовал повторять названия альбомов Kiss. А Рихард – стонал и повторял: - «Kiss» в 74-м, «Hotter than hell» в 75-м, «Dressed to kill» тоже в 75-м… - Когда конкретно? -К-кажется, в октябре. - Верно. Дальше. - «Destroyer» в 77-м… - Не верно. Сначала. - «Kiss» в 74-м, «Hotter than hell» в 75-м… В четыре утра пик абстиненции начал сходить на спад. Рихард, когда только начинал употреблять «друга», радовался что ломка у него длится всего часа четыре, а затем наступает сонливость и апатия. Он тогда ещё не думал как ему придётся пережить эти четыре часа. В половину пятого (шёл седьмой час кошмара) Рихард попросился спать. Пауль любезно уложил его на диван, а сам лёг на матрас, прекрасно понимая что поспать не удастся, а если состояние Рихарда ухудшится – придётся везти его в Берлин в клинику. Дрожа под тремя одеялами Цвен смотрел как Пауль несёт ему четвертое. - Если что – я рядом, - сказал Ландерс, ставя возле дивана полупустую бутылку водки – она работала как слабое обезболивающее, несильно заглушая ломку. Пауль выключил свет и опустился на матрас. Он устал страшно, но спать не хотелось совсем, а за окном уже начинало светать. Наступила гнетущая тишина. Спустя время со стороны дивана прошелестел измученный голосок: - Поль, ты спишь? - Нет. – с готовностью отозвался Ландерс, подняв голову – он так и не смог уснуть. – Тебе плохо? - Холодно. Можно я к тебе лягу? Просьба более чем странная, но Пауль согласился. Вместе со всем ворохом одеял Рихард перетëк на матрас, устроился у Ландерса за спиной. - Удобно? – спросил Пауль. - Да. - Постарайся поспать. - Хорошо. И затих. А у Пауля исчезли даже мысли про сон. Сердце увеличило свою частоту биения до частоты биения сердца кролика или колибри и всё из-за наличия за спиной обжигающего дыхания Рихарда. Нескромные мысли сами собой родились в голове Ландерса. Пауль часто задумывался – а не бисексуал ли он? Он осознавал это ещё во время Feeling B, когда смотрел на Алëшу и чувствовал как земля уходит из-под ног, но списывал это на юношеский восторг от того что он -музыкант, у него есть группа и он создаёт музыку. Спустя годы он всё же пошёл на поводу у своих желаний и снял на ночь парня. Но увидев обнажëнное юношеское тело, которому он должен был присунуть, ощутил омерзение, и, стыдливо отвернувшись, сунул молодому проституту деньги и велел одеваться и убираться восвояси. И вот сейчас, ощущая как жжëт спину и шею дыхание его друга, Пауль снова ловил себя на пошленьких мыслишках и тут же их перекрывал их другими мыслями – отрицающими первые. «Это ничего, это нормально. Какое тут гейство? Никакого гейства. Могут мужчины спать рядом и ничего. Они раньше вшестером спали рядом на одной кровати и ничего – никто ни на кого не лез, это вполне нор…» Мысль Пауля прервали руки. Те самые руки, которые он всю ночь держал в своих, теперь пробрались ему под грудь и легли ему на живот. Он просто забыл как дышать в этот момент! И стал сразу же спешно думать новую успокаивающую мысль: «Ничего, ничего, это тоже нормально, наверное ему снится что он кого-то обнимает, пусть так…» Спустя полчаса, Пауль прислушался к дыханию друга - оно уже было не таким тяжелым и более ровным – и решился на рискованный поступок -посмотреть спит ли он. Аккуратно, стараясь не скинуть руку со своего живота, Пауль повернулся к Рихарду лицом и…застыл. На него смотрел в упор совершенно не спящий Круспе. Между их телами оставалось лишь несколько миллиметров расстояния. Какое-то время они смотрели друг на друга. Один – с испугом, другой – с интересом. Неловкая пауза затянулась. - Не спишь? – первым спросил Пауль. Умнее он ничего не смог придумать. - Нет. - Совсем хреново, да? - Нормально. И опять наступило молчание. - Ты знаешь, когда я летел к тебе, - вновь заговорил Ландерс, - я готовился к тому что придётся тебя умолять, ползать перед тобой на коленях, биться лбом об пол, хватать тебя за щиколотки… А оказывается, это ничего не понадобилось. Зачем он это ляпнул? Что за чëрт! Пауль куснул себя за язык. Но Рихард, кажется, не обиделся. Он медленно провёл лежащей на Пауле рукой вверх-вниз (по телу Хирше промчался табун гигантских мурашек от этого) и негромко и хрипло спросил: - И ты правда готов был прогибаться? - Ради тебя – да. У Пауля прям был ночной марафон непродуманных лажовых фраз, но эта была брошена, мало того что неподумав, да ещё и совершенно неожиданно для самого Пауля, будто это не он сказал. Рихард изогнул губы в лëгкую улыбку, вновь провёл рукой по животу друга вверх и вниз. - А я и знал что у тебя настолько красивые глаза. И в один момент уничтожил последние миллиметры, разделяющие их. Пауль и охнуть не успел, как ощутил на своих губах тëплый поцелуй. Руки сами собой взметнулись к чëрным волосам, зарылись в них. Поцелуй продлился всего пару мгновений, но время для обоих остановились и законсервировалось в этот самый момент. Они оторвались друг от друга резко и с одинаковыми выражениями испуга и неловкости на лицах. Далее между ними случился детсадовский диалог: - Ты чего? – испуганно хлопал ресницами Пауль, глядя прямо в круглые, как тарелка, зрачки Рихарда. - Н-не знаю… А ты чего? – Рихард запустил руку в свои волосы, туда же где были секунду назад пальцы Пауля. - Нич-чего… Ты гей что-ли? - Нет. А ты? - И я нет. - Но тебя же понравилось. - Ну, д-да. - Я не хотел, извини, - Рихард обнял себя за плечи, - ладно, спокойной ночи. И вместе со всеми одеялами спешно убрался обратно на диван, укрылся с головой и отвернулся. Пауль опустил голову на подушку и сразу же уснул. В окно уже проникали солнечные лучи – единственные свидетели происшедшей сцены. * - Я хочу его вернуть, - твëрдо сообщил Пауль находящейся перед ним филейной части Шнайдера. Это было единственная часть Шнайдера, сейчас видимая ему, так как все остальные части Шнайдера погрузились в нутро огромного ящика с барахлом. - Ну удачи, - прогудело из ящика и филейная часть чуть дëрнулась. - И всё? Это всё что ты мне скажешь? - А что ты ещё хочешь? Пенделя благословительного? – Дум разогнулся и наконец явил Ландерсу свой лик. - Я думал что ты поедешь со мной, я же совсем не знаю Нью-Йорк, я не знаю где он. - Ага, щаз, - хмыкнул ударник, - куда мне – вше, ехать к Его Высочеству в гости, он меня не пожелает видеть, корона не даст. - Но тебе же плохо без Раммштайн? – спросил прямо Пауль. - Это мои проблемы, - после паузы уклончиво ответил Кристоф, - но если желаешь лобызать его зад, то иди к Флаке – он знает куда свалил этот урод. Но, честно говоря, зря ты это делаешь. Я не уверен что он захочет вернуть Раммштайн и дальше играть с нами- вшами. Сильно обидело Шнайдера сравнение его, любимого, с вшой, но, то что долго думал прежде чем ответить о группе, как он вздрагивал при упоминании Раммштайн и то как легко дал наводку на Флаке, говорило обо одном – он скучает по группе. Не по Рихарду, но по группе… Флаке на намерение Пауля вернуть Круспе в лоно Раммштайн ответил странным хмыканьем. - Где он? – твëрдо с нажимом спросил Ландерс. – Я знаю что ты знаешь. - А откуда ты знаешь, что я знаю? – спросил Лоренц, почесав переносицу. - Крис, ну это пусть критики считают что Тилль – лидер в группе, мы то знаем, кто у нас реальный лидер. И я знаю что ты просто так его в Америку не отпустил. - Поль, зачем тебе это надо? - Это не только мне надо. Это нам всем надо. И тебе и мне и Шнайдеру и Олли и Тиллю…и ему тоже. - Уверен? - Уверен. - А тебя не смущает что мы для него – вши? - Да твою ж мать, Флаке, - закатил глаза Ландерс, - что вы привязались к этим вшам? - Мы привязались… Я хочу лишь сказать, что ты зря стараешься. Он не вернётся. - А я хочу попробовать. Если он решил похоронить Раммштайн, то пусть скажет это мне в лицо и я приму, что это конец. А до тех пор – я буду за Раммштайн бороться. И увы, делать я это буду, видимо, в одиночку. Будь здоров. Флаке нагнал Пауля уже возле двери, когда тот взялся за ручку, и сунул ему в ладонь бумажку с адресом местонахождения Рихарда в Нью-Йорке. - Я дам интервью и опровергну всё что написали эти уроды, скажу что драки не было и никакого конфликта у нас нет. Но учти, миротворец хренов, что у тебя будет только один шанс. - Я понял. Спасибо. Спрятав бумажку с адресом в карман, Пауль поехал домой – собираться в путь. * Пауль проспал всего три часа и проснулся резко и сразу глянул на диван. Рихард спал и тяжело дышал через приоткрытый рот, его лицо покрылось капельками пота, а пряди волос прилипли ко лбу. Пауль, не удержавшись, с заботой поправил ему одеяло и тихо вышел из комнаты. Рихард проснулся со страшной ломотой в теле и с общим состоянием как будто по нему проехал каток и не просто проехал, а ещё от души по нему покатался. Горло жгла страшная жажда, голова разламывалась. Рихард с трудом оторвался от дивана и перенёс всю тяжесть тела на ноги. Всё тело, каждая его клеточка требовала дозы и из-за этого в теле Круспе отказывались функционировать все органы: мозг отказывался думать, руки отказывались держать, а ноги не желали идти. Но Рихард заставил себя сделать два шага и на этом силы покинули его, ноги подломились, словно сухие ветки и он совсем неизящно рухнул на колени, но падение смягчил матрас, на котором спал Пауль. Цвен какое-то время, стоя на коленях, смотрел муторными глазами на подушку и смятую простынь, а затем, видимо вспомнил какие-то обрывки прошлой ночи и сбивчиво-взволнованно прошептал: - Пауль… Пауль резал овощной салат, когда в кухню переваливаясь и качаясь, словно пьяный, ввалился Рихард с лицом цвета пекинской капусты, которую Ландерс только что пошинковал и скинул в чашку. - Доброе утро. Как ты? – Пауль тут же пришёл в состоянию полной боевой готовности к любой выходке товарища. Рихард открыл кран с холодной водой и сунул рот под струю. Пауль замерев смотрел как жадно друг пьёт воду, как двигается его кадык и совершенно не понимал как можно себя довести до такого состояния. Ну да, они все баловались разной весёлой дрянью. Они первый альбом писали в коллаборации с марихуаной. Ну покурят там после репетиции по-цыгански один косячок на всех, ну словят хи-хи, утром запьют шнапсом и снова за работу. И всё. Но чтобы вот так уничтожать себя… - Как рождественская ёлка, которая достояла до мая, - наконец напившись, прохрипел Круспе. С губ его скатилась по подбородку капелька воды, - такой же жëлтый и вялый, и те шары, которые ещё висят, выглядят неуместно и даже глупо. Пауль правильно понял реплику про «шары» и чуть покраснел. На его губах стоял несмываемой сладкой плëнкой ночной поцелуй Рихарда. - Рих, тебе надо поесть. Я салат из овощей делаю, мы когда в Москве жили, мама его часто делала – морковь, капуста, помидоры. Будешь? - Буду, - Цвен навалился боком на кухонную тумбу напротив орудующего ножом Ландерса. Пауль почувствовал как по спинному мозгу прошёл электрический ток от этого взгляда и оттого что Рихард так близко к нему. Опять. - Поль, я…насчёт того поцелуя… - Всё нормально, забей, - затараторил Пауль так спешно, что слова слились в одну цепочку, - я всё понимаю, тебе было хреново, я был на нервах. Это просто случайность и мы её не повторим и уж, тем болеп, мы не будем вытворять что-то подобное на сцене. Мы друзья, всё в порядке, не бери в голову. - А если я уже взял в голову? – спросил Рихард. - Чего? - Поль…- в прохладной руке Круспе оказалась вооружëнная ножом рука Ландерса и Пауль тут же переложил нож в другую руку. – Ты негативно воспринимаешь любую мою чухню, но не осуждаешь за неё. Ты был на моей стороне, когда я вёл себя как последний мудак. Ты прилетел за мной и забрал меня, сидишь со мной как нянька. Мне всегда было очень хорошо с тобой жарить классные соляки или тусить после удачного концерта. Ты всегда был со мной и я мог на тебя положиться всегда. И я раньше не понимал что чувствую когда ты рядом, но теперь я это понимаю, и тот поцелуй не был ошибкой. Я люблю тебя. - Не верю. - Пауль, выслушав этот эмоциональный монолог о своих положительных качествах тряхнул головой и убрал свою руку из ладони Рихарда. - Это правда. Посмотри мне в глаза, что ты там видишь? - Желание как можно скорее дëрнуть кокса я вижу. - Пауль… Рихард готов был выть, мало ему телесной боли, так он теперь ещё и открывал свою истерзанную душу человеку, которому это, видимо, совсем не было нужно. Но ведь Цвен помнил что ночью Пауль отвечал ему на поцелуй, не противился, не отталкивал. Отвечал. - Рих, я всё понимаю. Да-да, я знаю как устроен мир и как устроен человек. Ты сейчас любишь меня, потому что у тебя не осталось никого, кого можно любить и кто бы любил тебя и ты готов клясться в любви кому угодно, лишь бы не быть одному... И да, ты прав, нам было очень весело и хорошо в своё время, но… Рих, ты как капризное непослушное дитя – ты играешь с игрушкой до тех пор, пока она тебе не наскучит, а затем ты ломаешь её и берёшь новую. И я боюсь, что однажды ты наиграешься мною, а затем тебе наскучит и ты сломаешь меня и выкинешь. А я этого уже не перенесу. Я слишком хорошо знаю что такое быть сломанным любимым человеком. Это как будто тебя режут наживую. Или…- Пауль сглотнул вставший в горле комок нахлынувших эмоций, - это как твоя ломка. А то и хуже. Я могу смело доверить тебе свою жизнь, но только не сердце. Извини. Это было абсолютно в стиле Пауля – вежливый и аккуратный посыл нахер, и Рихард его понял. Он согласно качнул головой и, лавируя от стены до стены, отчалил в сторону комнаты. А Пауль вернулся к нарезке овощей, при этом не замечая что морковь уже закончилась и он режет ножом пустую разделочную доску.