Увидимся в Аду

      Когда Вокс очнулся, то единственным источником света в абсолютной темноте была его собственная душа, извращено деформированная в толстую зеленую цепь, конец которой крепко обвивал его шею. А другой… был в чьей-то хватке. Вокс замер и с ужасом попятился назад, когда мглу рассеяло не только изумрудное свечение, но и ряд желтых зубов, и, разумеется, яркий блеск стреловидных глаз. — Блять… — успел он выдохнуть, когда тело обожгла и сковала цепь его же души. А вслед за ней слух начали резать знакомые фоновые шумы. — Я же говорил, что радио будет жить вечно, — сладострастно протянулось во тьме, и вместе с этим путы начали стягиваться все туже и туже. — Возрадуйся, друг мой, ты станешь частью сегодняшнего эфира.       Вокс закашлялся, когда его грудь и горло сдавили до болезненного хруста. В глазах начало рябеть, но, как он ни старался, ему не удавалось пошевелить и пальцем. А тем временем шепот демона становился все отчетливее и отчетливее, а очертания цепи, наоборот, размывались и тонули в пустоте. Он рефлекторно поднял голову, почувствовав на себе высокомерный, вожделеющий взгляд, и с неподдельным страхом смотрел на растянутое в пространстве долгожданное ликование. — Кричи хорошенько, Вокс. Ты, наконец, заставишь весь Ад себя услышать.       Чудовищный оскал рассеялся перед глазами, и до того, как ощутить боль от мучительного удушения, последнее, что сумел разобрать Вокс — полный радости хохот.       Он вскочил так резко, что ногой случайно пнул журнальный столик. Неприятным шипением и парой нецензурных слов он сумел подавить колотящую по суставам боль. Смесь реальности и воображения еще не выстроили границы, а потому некоторое время Вокс с испугом рассматривал свои некогтистые пальцы и ощупывал ими вполне целую шею. Когда он окончательно пришел в себя, то постепенно выровнялось дыхание, и пот перестал стекать с него, как со шлюхи после смены. — Просто сон, — выдохнул он с облегчением и невольно зацепился за свое отражение в цветочной вазе. — Или нет?       Он осмотрел свое тело и, не найдя в нем и отголоска на прежнюю демоническую форму, устало выдохнул. Вопросов становилось все больше и больше, а нахлынувшее спокойствие после осознания кошмара вновь превратилось в отрезвляющую тревогу.       Он жив, и душа его при нем — это хорошо.       Он жив буквально, и тело его в доме того, кто способен покуситься на его жизнь в настоящем, а на душу — в будущем — вот это плохо.       Вокс потер глаза до раздражающих разводов и пылинок, а после обнаружил себя в гостиной.       «Я, что, просто взял и уснул перед ним? — спросил он себя, несколько раз оглядываясь и давая себе мысленную затрещину. — Вот кретин!»       Теперь то, что он был жив, а не на пути в круг гордыни встречаться с клоунским ебалом одного короля-недоростка, было не просто хорошо, а ебанным чудом.       У Аластора после его отруба были абсолютно развязаны руки сотворить любую лютую чертовщину, на которую способен его далекий от понятия нормальности рассудок. Только своя же кончина могла бы его остановить.       Однако тут Вокс задумался.       С одной стороны, он мог подозревать Аластора в своем внезапном погружении в тот гребаный пиздец, называемый сном.       С другой стороны, тогда почему он жив и здоров? Его руки и ноги целы, а не покоятся где-то в морозильнике — это уже о многом говорило.       «Может, я слишком паранойю? — подумал он, поднимаясь и обходя гостиную. — Кто знает, вдруг этот ублюдок — нормальный парень, а очерствел как раз после смерти?»       Из другой комнаты донеслись звуки льющейся воды и какой-то мелодии. Вокс бессознательно двинулся к ним и осторожно выглянул из-за косяка.       Рассеянные лучи утреннего солнца плавно проникали на кухню сквозь деревянные жалюзи и мягко ложились на концы каштановых прядей, осветляли кожу на тонких запястьях и весело играли с отражающими их стеклами очков. Солнечные зайчики, как резвые воробьи, перепархивались с заполненных полок то на кухонную утварь, то на потертые дверцы шкафов. Среди огретого солнцем убранства утонченный силуэт казался таким светлым, невинным и нетронутым, что Вокс был почти готов поверить своей мысли.       Почти готов.       Одной, необманутой чарующей картиной долей разума Вокс понимал, что все было напускным. Молодой мужчина, только вставший на путь полной зрелости, прятал в себе демона, способного уничтожить десятки, если не сотни, душ ради развлечения. — Доброе утро, старина! — закончив напевать мелодию, обратился Аластор. — Надеюсь, Вам хорошо спалось? Уж извиняюсь за такие стесненные условия, но я никак не смог Вас вчера разбудить! Спали, как убитый.       Вокс в удивлении шелохнулся, но потом поймал чужой взгляд на серебряном подносе. Он почувствовал себя застуканным за подглядыванием, то есть слегка пристыженным. Однако быстро отбросил это ненужное чувство и с дежурно-вежливой улыбкой ответил: — Не стоит беспокоиться, я на работе часто засиживаюсь, поэтому привык. А что ты готовишь?       Он заметил, как на него бросили немного обескураженный взгляд, но не успел спросить причину — Аластор быстро отвернулся. — Сегодня ничего особенного, просто блинчики, — сказал он, демонстративно и виртуозно (хотя у Вокса чесалось на языке «показушно») подбросив в воздух поджаренное тесто. — Почему Вы обращаетесь ко мне на «ты»?       Вопрос был задан так неожиданно, словно все это время прорывался сквозь череду обыденных фраз. Вокс не понял его смысла и даже немного рассердился, точно один ужин и предложение погостить позволяли требовать поклонения и поцелуев в задницу.       Вместо ответа он двинулся вперед, встав за спину сосредоточенно орудующему сковородкой мужчине, и, получив от него косой взгляд, юрко скользнул рукой к румяному и покоящемуся на плите блину. Под пристальность и изумление он с ухмылкой откусил меньше половины, всем видом крича, как ему плевать на выстроенные границы и никому не сдавшиеся условности. Однако спустя секунду они очень отчетливо дали о себе знать, мстительно опаляя его ротовую полость.       Он открыл рот и жадно хватал им воздух в попытке остудить охвативший его пожар. Глаза бегали по столешнице ища, куда бы выплюнуть злосчастный комок теста, но спокойный голос, сорвавшийся с изогнутых в улыбке губ, потребовал: — Проглоти.       Вокс застыл с открытым ртом и покрасневшими щеками под непреклонными глазами Аластора, который позабыл о манерах хорошего хозяина и совсем не скрывал своей увлеченности происходящим. И почему-то, вместо того, чтобы послать его на хрен, еще больше стирая формальности, Вокс послушно исполнил приказ.       Было уже не так больно и неприятно, а потому он сумел пустить пищу вглубь себя. Валентино бы им гордился. — Доволен? — пробурчал Вокс, постучав себя по груди, даже там ощущая скатывающуюся по пищеводу температуру. Аластор с трудом подавил смешок. — Говоришь так, словно это моя вина, — он отключил плиту и с тарелкой готового завтрака прошел к столу. — Кто в здравом уме хватает еду с нагретой сковороды?       Вокс сцепил руки в замок и поспешно отвел сердитый взгляд. Веселье в голосе Аластора его бесило до зудящих костяшек, поэтому он постарался этим жестом сдержаться от неосторожного выпада. — Я забыл про это.       Он не врал, потому что когда ты можешь спокойно пропускать через себя электричество — да чего уж говорить, сам становиться электричеством — то последнее, что тебя может волновать — это остужение пищи. — Появляешься из ниоткуда, фамильярничаешь, как будто мы старые знакомые, а теперь говоришь подобное, — Аластор уселся за стол и подпер подбородок рукой. — Ты забавный.       Вокс повторил с нескрываемым ребячеством его движения, усевшись напротив. — Во-первых, не «из неоткуда». Я рассказал цель своего приезда. Во-вторых, судя по твоей мордашке, ты от меня недалеко по летам ушел, чтобы я тут выкал. В-третьих… ну, да, забыл. Сам-то ничего, что ли, не забываешь? — Уж точно не то, что еда, готовящаяся на горячем масле, пригодна для скорого употребления, — усмехнулся Аластор и, разорвав зрительный контакт, разлил кофе по кружкам. — Мне нужно выйти ненадолго по делам. Ты не мог бы не уходить, пока я не вернусь? У меня только одна связка ключей.       Вокс поджал губы, глядя на наглую безмятежность, с которой Аластор наслаждался завтраком. — Такое ощущение, что ты просто не хочешь меня отпускать, — осмелел он высказать мысль и откинулся на спинку стула. Аластор обратил на него вызывающий взгляд. — А что если так? — его улыбка скрылась за кружкой, но ее призрак все еще играл на румяном, таком по-человечески очаровательном лице. Вокс задержал в груди воздух и прикрыл в бессилии глаза. — Тогда у меня нет выбора, кроме как остаться, — сказал он со слабой ухмылкой и всем нутром ненавидел себя за потакание мимолетному наваждению. — Только вот не знаю, не стану ли обузой. Мало ли, ты парень симпатичный, а я не хочу смущать твоих барышень.       Аластор заметно оживился, и Вокс поспешил отпить свой кофе, чтобы спрятать внезапный прилив крови. Эта ситуация была такой странной, что он не совсем понимал, как ему реагировать. — О, на этот счет можешь не волноваться, — уверил его Аластор и приложил руку к своей груди. — Я, как примерный христианин, придерживаюсь строгих правил насчет вечерних встреч.       Вокс поперхнулся от услышанного. Напиток пустился не в то горло, и некоторое время он сильно бил себя по ребрам, пытаясь откашляться.       Губы дрожали, старательно пытаясь не дрогнуть в улыбке. Пришлось согнуться, чтобы расслабить мимику лица и сто раз пожалеть, что вместо него нет экрана, который можно было бы с легкостью отключить в такой момент.       Аластор все-таки что-то заподозрил, это было видно по его немного нахмуренному лбу. Он протянул салфетку и почти искренне пошутил, что теперь будет предлагать Воксу только что-нибудь холодное. — Например, месть? — попытался поймать его мужчина, вытерев рот и края кружки. — Это блюдо подается холодным. — Я не настолько мелочен, чтобы мстить своему гостю, — со смехом осведомил Аластор. — Но если ты так хочешь, могу порекомендовать без разрешения шариться в доме. Тогда на ужин блюдо будет не просто холодным, а ледяным.       Вокс за компанию тоже посмеялся, а внутри себя просто пыхтел от возмущения. Гаденыш таким образом предупредил его, что за излишнее любопытство может кое-что оторвать. И хорошо, если бы это был нос.       Какое-то время они пустились в те принятые банальности, которые сопровождали трапезу многих малознакомых лиц. После чего Аластор, одевшись в легкое бежевое пальто, пожелал хорошего дня и закрыл за собой дверь.       Наконец, Вокс сумел с облегчением выдохнуть и позволить себе две вещи: подумать в одиночестве и посмотреть, как раньше жил его заклятый враг.