Увидимся в Аду

— Открой рот.       Ртутный градусник — холодный и режущий глаз своим примитивным строением — плавно скользнул под язык и был крепко обхвачен побелевшими от нажима губами.       Вокс нашел его на глубине потрепанной аптечки, когда, оставив больного переодеваться и устраиваться в постели, спустился вниз выключить испортившую ему рубашку плиту и выкинуть подгоревшее, дурнопахнущее блюдо. — Готов вступить в клуб идиотов? Быть может, даже стать его президентом?       Он глумливо улыбнулся при виде сведенных бровей. Нужно было воспользоваться ситуацией, пока Аластор не мог несколько минут говорить. — Серьезно, ты же работаешь на радио, поэтому должен бережнее относиться к своему здоровью. Особенно, к голосовым связкам.       Напомнив об этом, он неосознанно вызвал у того быстрые содрогания и попытки сдержать прорывающийся кашель. Вокс подсел ближе и, взяв градусник за кончик, сильнее вдавил его в уздечку. За это он был щедро вознагражден возмущенным мычанием и хлестким ударом по кисти. — Так что лечитесь хорошенько, господин ведущий, — предостерегающе прошептал мужчина бархатным голосом. — Вы же не хотите разочаровать своих любимых слушателей?       Аластор презрительно сузил глаза, но в них читалось вынужденное смирение. Вокс знал, что когда дело касалось идиотского пристрастия, тот, кто в будущем будет зваться Радио Демоном, не станет рисковать. А мужчине было крайне важно склонить своего сожителя к тщательному лечению: можно сказать, это был вопрос жизни и смерти. — Так, что тут у нас… — пробубнил он себе под нос, вытаскивая изо рта термометр и поднося его ближе к свету. — У тебя температура где-то два градуса. — Да, если ты меня уже решил похоронить, — Аластор вырвал из чужих пальцев градусник и сильно прищурился. — Сто два, мой невежественный друг. Ты, что, впервые меришь температуру?       Вокс удивленно замер. Снедаемый секундной растерянностью от осознания ошибки он невольно прикусил губу. Последний раз он использовал неэлектронные термометры полвека назад, а сведения о температуре человеческого тела вовсе стерлись из карты памяти по причине своей ненадобности. — Я так и сказал: сто два. Прочистил бы уши, — изобразив негодование, проворчал он и в пылу схватил градусник, чтобы грубо откинуть на тумбочку. Глаза Аластора широко раскрылись, и только из-за этой реакции Вокс снова прикусил губу. Точно, ртуть. — Знаешь, у моей соседки вроде племянница работает в больнице, так что… — Аластор пытался спрятать опасение за привычным насмешливым тоном. — И что? — вспыхнул Вокс и обжег его оскорбленным взглядом. — Не доверяешь мне? — Прости мой скептицизм, но ночью ты лечился виски, — акцент был сделан на последнем слове. — Но заметь, что не я сейчас стараюсь отхаркать себе внутренности, — рассержено напомнил Вокс и принялся загибать пальцы. — Для начала тебя просто нужно поить водой, при этом поддерживать в сознании громкими звуками, потом дать жаропонижающее. А при галлюцинациях вроде обмотать холодным полотенцем и вызвать рвоту…       Он бегло перебирал в голове воспоминания далекого прошлого, но они предательски смешивались с его не самым полезным опытом, проведенным в Аду. Рассуждения и варианты начали превращаться в несвязную мешанину. — Что ты несешь?       Это прозвучало так резко, так искренне, точно Аластор впервые не обдумал и попросту выпалил вопрос. Его бровь озадаченно поднялась вверх, а у Вокса внутри все съежилось от растерянности. Похоже, он переплел действия при простуде и передозе наркотой. — У тебя есть варианты получше? — с вызовом обратился он и скрестил руки на груди. — Не знал, что на радио практикуют медицину. — А я не знал, что у некоторых простуда может вызывать слабоумие, — тихо проговорил сам себе Аластор и хриплым голосом распорядился. — Нагрей воду, принеси сменную одежду и периодично проветривай комнату. Пока что этого будет достаточно.       После этих указаний он закашлялся так сильно, что ему пришлось на несколько секунд замолчать и дать горлу время на восстановление. И только из-за этого Вокс не завелся и подавил негодование касательно команд.       В конце концов, он сам потащил Аластора в постель и он, действительно, был заинтересован в том, чтобы тот поскорее поправился. Антибиотики вряд ли изобрели, а позволить забрать у него жизнь Аластора какой-нибудь пневмонии, гипертонии и прочей хернии он не мог.       На протяжении двух часов он боролся с недугом как у Аластора, так и у себя. Ему тоже было опасно прохлаждаться при недомогании во избежание осложнений. Однако он вполне мог ходить без сильной усталости, в то время, как его не очень удачливый сосед чувствовал себя хуже и хуже. — Все, я сдаюсь, — он поднял руки в беспомощном жесте. — Похоже, ты решил помереть. Ничего не остается, кроме как задушить тебя и избавить от страданий. — Очень милосердно, — тихо рассмеялся Аластор и снова закашлялся. — Гиппократ бы растрогался.       Он выглядел слабым, местами бледным, но продолжал мучительно улыбаться. Температура держалась и, видимо, капризно не желала сдавать позицию. — Не ерничай, это все-таки мне придется тащить твою тушу до ближайшей больницы.       Вокс устало вздохнул: сам он был не против тоже лечь и выпить еще одного кубинского лекарства пятилетней выдержки. — Знаешь, — вдруг вспомнил Аластор, поднимая взгляд к потолку. — Моя матушка всегда готовила мне горячее молоко с медом и маслом, когда я болел. — Спасибо, очень интересная информация, но нахрена она мне? — недоумение скользнуло по его лицу, а потом скрылось за нежелательным пониманием. — Ты же несерьезно?       Лучезарная улыбка и хитрый взгляд послужили прямым ответом. — Вскипяти семнадцать унций молока, добавь две чайные ложки меда и кусочек масла, — приказал просиявший Аластор хриплым голосом, на который еще было способно его воспаленное горло. — И убери сверху пенку.       Вокс почувствовал, как набухла вена у него на виске. Как бы сильно он ненавидел Аластора из своего времени, но должен был признать, что тот и вполовину не был так избалован, как его прижизненное воплощение. — Ты уже наглеешь. Перебьешься сладким чаем. — Я не люблю чай, — не сдавался тот. — И разве не ты сказал, что не позволишь, как там… «болезни забрать мою жизнь»? Неужели это был пустой треп?       Он наклонил голову и посмотрел с наигранным прискорбием. Из груди Вокса вырвался тяжелый вздох: а вот дешевые, но бьющие в цель манипуляции были неизменной чертой что у человека, что у демона.       Вокс ничего не ответил, не хотел комментировать, но догадывался, что и не нужно: у него все было на лице написано. Когда он развернулся и открыл дверь, чтобы выйти, то в спину ему беззастенчиво бросили: — Не забудь убрать пенку!       В самом деле, к дамочке, что произвела на свет ублюдка с комплексом маменькиного сынка*, у Вокса был заготовлен список претензий, и теперь в нем появился еще десяток пунктов.