Увидимся в Аду

      Неотзвучавший смех потонул в очередном приступе. Непрерывный, удушливый кашель больно резал слух и вынуждал лицевые мышцы дергаться в неприязни.       Аластор прикрывал рот одной рукой, а второй уперся в кровать, чтобы подняться. Его одежда была насквозь мокрой — это бросалось в глаза даже издалека. — Какой же ты лжец, — сипло пожаловался он, откинувшись на деревянное изголовье кровати. — В Раю я бы не задыхался, а пил из молочных рек у кисельных берегов.       С такой натужной хрипотцой его голос очень-очень отдаленно напоминал радиофоновые шумы, воспроизводимые микрофоном его послесмертного образа. Это настораживало и напрягало, поэтому Вокс поспешно указал кивком в сторону стакана с молоком, ради которого час бегал и выслушивал занудное кудахтанье заурядных соседей. Не молочные реки, но должно было немного помочь. — Надо же, все-таки приготовил. Надеюсь, кухню мне не спалил, — со смехом Аластор взял стакан и немного отпил. Его брови едва заметно приподнялись, взгляд углубился в задумчивость, рот чуть приоткрылся, будто он собирался что-то сказать. Однако от комментариев, видимо, было решено отказаться, и он просто продолжил неспешно опустошать емкость медленными, но большими глотками.       Вокс воспринял этот жест как удовлетворительную оценку и сам себе самодовольно ухмыльнулся. — Знал бы чего мне стоило приготовить его. Так что молись, чтобы это чудо-средство завтра же поставило тебя на ноги, — фыркнул он, когда Аластор вернул стакан обратно на тумбочку и в порыве любопытства взял оттуда банку с облепиховым маслом. — Дай угадаю, — сказал он, щурясь, чтобы прочитать надпись. — Молоко взял у мисс Кастро? Завидую этой любезной женщине белой завистью: у нее всегда высококачественные продукты! Это масло тоже она передала? — Нет, — выдохнул Вокс и скривился, так как слушать разглагольствования человека с воспаленным горлом — то еще удовольствие. — Его передала другая соседка, у которой об лицо будто бычки тушили. — А-а, миссис Уайт, — голос Аластора стал бесцветнее, а взгляд уже не так цепко рассматривал содержимое банки. — Жена местного пастора. Простушка по натуре, а язвы у нее от болезни. — Заразной? — встревожился мужчина, вспоминая, как касался морщинистых рук, когда та впихивала ему масло. Аластор с ехидством усмехнулся. — О-о, еще как, приятель, — предостерегающе протянул он и, поймав испуганный взгляд, быстро и ветрено добавил. — Но тебе беспокоиться не о чем! Такая болезнь страшна только… эм, очень приближенным людям. — Приближенным? — он недоуменно наклонил голову, но от выразительного взгляда не сумел сдержать глумливого смешка. — Серьезно? Венеричка у жены священнослужителя? А как это… — Прошу, избавь меня от сплетен, — попросил Аластор, выставляя ладонь и укрепляя этим нежелание продолжать щепетильную тему. — Но очень чутко со стороны их обеих передать все это для меня. Жаль, сегодня я не выходил и никого из них должным образом не поприветствовал.       Глаза Вокс незаметно закатил. Не было ничего удивительного, что Аластор со своими старомодными взглядами быстро сошел на нет в кругу гордыни. Хороший ведущий и вестник всегда следует трендам, а у людей в моде испокон веков любимым хобби было перемывание друг другу косточек. Хотя Вокс не понаслышке знал, что Радио Демон способен со всей пылкостью и бесстыдством, опускаясь вплоть до подслушивания, влезать в самые грязные пересуды, если это возымеет для него ценность и выгоду.       Однако эта бесполезная мысль быстро покинула его, когда он заметил, как Аластор открыл банку. Приятный запах облепихи рассеялся по комнате, расслабляя тело и умиротворяя настрой. — Миссис Уайт сказала, что это масло надо втирать в грудь, — изобразив безучастность, сообщил Вокс, краем глаза следя за чужими движениями. — Вот как? Хорошо, так и поступлю.       Аластор, убрав банку на тумбочку, принялся расстегивать рубашку. Пальцы плавно и неспешно высвобождали белые пуговицы, ослабляя обхват хлопковой ткани. — Она сказала, что эффективнее, если это делать будет кто-то другой, — выпалил Вокс, жадно впиваясь взглядом в просвет оливковой кожи, более не стесненной одеждой. Глаза Аластора вонзились в самые зрачки очевидным недоверием. — Думаю, я как-нибудь самостоятельно управлюсь, — мягко промолвил он, сделав вид, что не заметил раздосадованного вздоха. А Вокс сделал вид, что вздохнул от раздражения и подкрепил это небрежно брошенным напоминанием: — Как знаешь, но будет обидно, если средство не подействует из-за неправильного нанесения. Все-таки, кажется, семья та небогата, а так хотела помочь.       Аластор постарался незаметно закатить глаза, на лице его читалась невыразимая скука, приправленная вежливой улыбкой. — Ну, раз так, — сквозь зубы проговорил он и элегантным жестом указал на банку. — Тогда буду премного благодарен.       Вокс тут же подорвался с места, сам не понимая нахлынувшего энтузиазма. Наверное, ему просто очень хотелось, чтобы Аластор поскорее поправился. Как-никак, его жизнь и смерть сейчас имели колоссальное влияние на судьбу Вокса. Да, именно поэтому.       Он подложил подушку под спину, помогая больному устроиться поудобнее. Рубашка была полностью распахнута, более не прикрывая ряд слегка выпирающих ребер. Тело оказалось не таким худощавым, как считал Вокс: на животе изгибался не сильно, но различимый рельеф. Он бесцеремонно коснулся чужой руки чуть выше локтя и сжал, ощупывая мышцы. — Для радиоведущего ты весьма крепок, — усмехнулся он, выпуская отдернувшую руку. — Я не сторонник физических нагрузок, — признался Аластор, сжимая пальцами простыни: кажется, ему было неуютно под оценивающим взглядом. — Однако временами провожу досуг в саду: сажаю, поливаю, копаю. Плюс, постоянные вечера с танцами и плясками делают свое дело. — Так ты еще и танцуешь? — протянул Вокс, словно эта информация была для него новостью. — Порой прям не верится, что ты человек! Наверное, такому идеалу хотелось бы быть кем-то большим, чем мешком с костями.       Он подавил ухмылку и взял банку с тумбочки. Возникла мысль, что если Аластор сам скажет, что не хочет быть тем, кто он есть, то Вокс сможет воспринять это как согласие на смерть: кривое, косое, но согласие. — Странное предположение, — сказал Аластор, вздрогнув, когда пальцы коснулись покрытой испаринами груди. — Почему тебе так сильно не нравится все, что связано с твоим или не твоим телом? Я давно хотел спросить.       Вокс поморщился и от вопроса, и от понимания, что свою презрительность к этой теме демонстрировал слишком ярко. Он скользнул по ключицам, тягуче очерчивая их. — А тебя самого разве это не бесит? — прошипел он, ощущая легкую дрожь под подушечками пальцев. — Наши тела отвратительны: они болеют, их так легко ранить, они не апгрей… не становятся лучше, а лишь с каждым днем все больше и больше тлеют, пока не превратятся в дом для червей.       Аластор молчал, глаза его были полуприкрыты и сосредоточенно наблюдали за манипуляциями. Вокс продолжил, хотя в такой обстановке он бы предпочел поговорить о чем-нибудь другом: — От них столько проблем и больше, чем удовольствий. Ты даже трахнуться не можешь спокойно, не беспокоясь не заделал ли какой-нибудь умнице ребенка или не подцепил от нее смертельную болезнь.       Когда он прошелся по впадине между ребрами, то услышал тихий вздох или мычание — что-то явно недовольное. Он поднял взгляд и встретился с неожиданным пониманием, мелькнувшим на напряженном лице. — Да, прямо сейчас я… я, кажется, осознаю, что ты имеешь в виду, — сипло сказал Аластор, вновь вздрагивая и запрокидывая голову, стоило маслу скользнуть от подбородка вниз, огибая кадык. — У наших тел порой, правда, столько… неудобств. — А ты бы хотел… — пересохшим от волнения голосом спросил Вокс и испытующе заглянул в карие глаза. — Ты бы хотел иметь другое тело? Мощнее, сильнее — такое, которое бы не подавалось старению и болезням?       Он не заметил, как сильно эти внезапные слова были пропитаны надеждой. Он скорее догадывался, насколько этот вопрос казался со стороны ненормальным. — Хочешь сказать, будь у меня выбор, решился бы я заменить себя на нечто могущественное и бессмертное? — уточнил он, в вопросе слышались нотки интереса и замешательства. Вокс кивнул, пожирая его алчущим взором. — Скорее всего, нет. Как по мне, та еще скука!       Он с совершенно невозмутимым видом сложил руки на груди, перекрывая доступ к дальнейшим прикосновениям. Но этого и не требовалось: Вокс с упавшим сердцем выпрямился и разочарованно вздохнул.       Не вышло. Хотя чего он ожидал? Человека, которого не вывернуло от описания собственного трупа, вряд ли так уж беспокоила проблема тленности. — Ты не знаешь, о чем говоришь, — с горькой обидой буркнул он. Тихий смех вынуждал зубы сомкнуться. — Будто ты знаешь! В самом деле, — Аластор внезапно поддался вперед и, щелкнув пальцами, заставил обратить на себя внимание. — Несовершенства наших тел и делает жизнь такой интересной! Иначе бы мы погрязли в тоске, стараясь найти утешение и эмоции во всяких гадких, низменных увлечениях. — Например, в сексе, наркотиках и выпивке? — горькая, ироничная усмешка разъела губы. — Я бы сказал в убийствах, насилии и выпивке, — поправил тот и запоздало скривился, точно хотел показать, что все вышеперечисленное ему претит. — Так что прекращай с самоненавистью. Ты молод, относительно здоров и крепок. У тебя вся жизнь впереди, чтобы в себе разочароваться!       Он шире улыбнулся, и Вокс проглотил ком в горле. Подобную улыбку, полную неиссякаемой ободряющей силы, он видел на лице старого и одновременного нового приятеля впервые.       Он поражался, как Аластор мог ценить жизнь и при этом не бояться слов о смерти?       Но задать этот вопрос он не успел, вздрогнув и обернувшись на стук в дверь спальни. Он повернулся обратно и встретился с таким же изумлением со стороны Аластора. — Ты опять не запер входную дверь? — тихо спросил тот, лицо его застыло в непроницаемой маске. — Мне мешала сумка с твоим ебаным молоком, — голос Вокса тоже понизился до напряженного шепота. — Думаешь, грабители? — Как много знаешь грабителей, которые стучат, прежде чем войти? — саркастично отозвался Аластор, но решительно добавил. — Ты вроде хороший стрелок?       Он пнул одеяло, согнул ногу в колене и закатал штанину домашних брюк, оголяя не только икру, но и прикрепленный к ней черный пистолет. Отстегнув его, он передал Воксу и кивнул в сторону двери.       Повторять нужды не было. Он поднялся, бесшумно метнулся и прислонился к стене возле двери. Пальцы сжали рукоять, дыхание замедлилось, слух обострился. Кивок был сигналом готовности, а улыбка со стороны Аластора внушала уверенность. — Войдите! — приветливо воскликнул мужчина, вольготно вытягивая ноги, без единого намека на тревогу или напряжение.       В отличие от него, Вокс не мог похвастаться такой выдержкой. Что бы или кто бы ни стоял за дверью, он не мог позволить забрать принадлежавшую ему жизнь.       В груди бешено застучало от надежды в подвернувшийся шанс. Может быть, сейчас он, наконец, излечится от болезни «ценителя жизни» и сумеет убить двух зайцев одним ударом.