Увидимся в Аду

      Поцелуй, определенно, не входил в топ лучших, по мнению Вокса: грубый, смазанный, отдающий терпким вкусом краски. И самое отвратное — им нельзя было насладиться. В объятиях выгибалось стройное, молодое тело с притягательным жаром и дурманящим каштановым запахом. А осознание того, что это тело принадлежало ненавистному, но при этом привлекающему своей неприступностью будущему Радио Демону, того, кого несколько десятков лет Вокс желал заполучить в свою команду, могло бы снести крышу. Однако все, о чем мог лихорадочно думать его воспаленный мозг — чертово зеркало и отражение демона в нем.       Сердце колотилось всюду одновременно, глаза искали помощи, а вот уже пришедший в себя после секунд оцепенения Аластор начал активно вырываться из его хватки.       «Проклятье!», — выругался про себя мужчина, путая пальцы в чужих волосах. Он удерживал голову в максимальной близости, не позволяя отстраниться и тем более повернуться. Никогда в жизни он так не жалел, что у него не было дополнительных конечностей, как у Валентино, и он не мог просто взять и кинуть что-нибудь в чертово зеркало, чтобы заставить его осколки разлететься по всей комнате. Нельзя было позволить Аластору посмотреть назад. Ни в коем случае нельзя!       Вокс отчаянно пытался его завлечь: он углубил поцелуй, сминал перепачканные губы, то прикусывая их зубами, то проходясь по ним языком. И при этом украдкой следя за своим отражением, мысленно крича ему убираться, исчезнуть в преисподнюю, откуда оно вылезло. И это повышенное внимание вынуждало игнорировать реакцию Аластора на его манипуляции. Быть может, если бы Вокс был чуточку бдительнее и осторожнее, его язык не настигла бы гильотина чужих зубов.       Боль была до ярких вспышек перед глазами. Рука накрыла рот, освобождая из своего плена растрепанные пряди. Аластор тотчас воспользовался отвоеванным шансом и, отстранившись, резко повернулся всем корпусом.       «Нет, стой!», — хотелось крикнуть, но укушенный язык не позволял даже звука предупредительного издать. Аластор тем временем бегло осматривал все, что находилось позади него: стены, символы и зеркало. Но почему-то на нем он никак не заострял внимания: зрачки метались туда-сюда, упрямо игнорируя буквально огромного синего демона с экраном вместо головы.       И лишь когда Аластор в полной растерянности и непонимании повернулся обратно к Воксу, тот, наконец, все понял. Видимо, только он один мог видеть истинное проявление своей души. Но минута облегчения была прервана другой проблемой, которая постепенно проявлялась в чужих глазах самостоятельно сделанными выводами.       Вокс с тревогой осознал, что, если Аластор, до этого правильно догадавшийся, что его пытались удержать от созерцания чего-то тайного, ничего не обнаружил, то в голову могла прийти одна единственная рациональная причина столь нерационального поступка. А именно, что Вокс якобы специально решил воспользоваться моментом душевного диалога в свою пользу — чтобы заполучить поцелуй.       Аластор, казалось, тонул в мыслях. На долгий миг, пока он не вывел сознание из транса, вся комната пребывала в давящем молчании. — Что… что это было? — наконец, моргнув, он едва сумел растянуть в улыбке оцепеневшие губы.       В комнате и до этого не ощущалось тепла и уюта, однако сейчас пространство вокруг будто замерзло. Вокс сглотнул, пытаясь выдавить из себя что-то членораздельное. — Понимаешь, — голос его стал низким и слабым, а травмированный язык почти не слушался. — Мне кажется, дух старика повелел мне таким образом вылечить твое горло.       Они где-то с минуты смотрели друг на друга. Вокс подмечал смену эмоций: удивление, недоумение и вскоре тень улыбки, скривившую губы, которые тут же вытерли от остатков краски. Взгляд Аластора потеплел, углы точно смягчились, и это вынудило мужчину расслабить напряженные плечи. — Вот оно как, — елейно и с благодарностью произнес он. — Это очень любезно с его и твоей стороны.       От отчаяния Вокс с радостью принял задушевный успокаивающий тон, и приободряющая мысль пролетела вместе с облегченным выдохом:       «Неужели он правда мне поверил?»

***

      «Ну, разумеется, нет» — Ал… Аластор, не сходи с ума, — кряхтел Вокс, тщетно пытаясь сделать спасительный вдох. — Я тебе все объясню…       В его шею вцепились до алых следов от ногтей. Кто бы мог подумать, что в этих человеческих пальцах может быть столько силы, но, видимо, уроки музыки не прошли даром. — Что такое, друг мой? — с натужной любезностью проворковал Аластор. — Разве ты не говорил, что я могу быть собой? Или это была очередная ложь, чтобы усыпить мою бдительность?       Мужчина не понял, в какой момент оказался на полу, придавленным чужим телом. Аластор сидел на нем сверху, коленями прижав его руки, в то время, как кисти — аристократичные и смертоносные — периодично пытались перекрыть ему доступ к воздуху. — Нет… я не пытался тебя обмануть. Это вышло случайно…       Тяжело было разговаривать в тисках и еще тяжелее — придумывать сносные оправдания на изголодавшийся по кислороду мозг. — А-а, вот в чем дело, — тихо, но так, чтобы можно было слышать ярость в его тоне. — Ты случайно вынудил меня рассказать о своих переживаниях, случайно сыграл заинтересованность в них, а потом случайно запустил свой мерзкий язык мне в рот.       Вокс вымученно простонал: и не потому что хватка стала жестче, а от безысходности своего положения. Вот что он мог сказать? Что увидел свой истинный облик в зеркале?       В таком случае, Аластор либо не поверит и разозлится окончательно, либо решит, что он просто сумасшедший.       А, если признать несправедливые, но логичные обвинения, то… его задушат, и он умрет от неудачного поцелуя на потеху всему Аду. — Да блять! — Вокс не был в восторге ни от одного варианта и, резко выдернув свои руки, схватил ими чужие запястья и со всей силы отцепил их от шеи. — Послушай меня!       Он с усилием принял сидячее положение, тем самым загоняя Аластора в своеобразный живой капкан. — Спасибо, наслушался, — сквозь зубы сказал тот, стараясь вырвать свои руки. Его тень за спиной двигалась и точно зловеще наблюдала за происходящим, хотя Вокс понимал, что это было невозможно.       Глаза его задержались на пасмурном лице, почти слившемся с окружившей их тьмой. Хотелось прикоснуться к этому изваянию, чтобы пальцы скользнули по гладкой коже столь же осторожно и успокаивающе, как по шерстке разъяренного зверя. Но пальцы ему были дороги и не хотелось ими жертвовать, как шеей и языком. — Ничего, уши не отвалятся, — буркнул мужчина и смягчено продолжил: — Клянусь тебе, все, что я говорил — правда. Я не пытался обмануть тебя и заполучить расположение ради каких-то личных выгод. Этот поцелуй — лишь спонтанный порыв от переизбытка эмоций, не больше. — Не знал, что несколько свечек и музыка способны выбить из-под самоконтроля. А на романтический ужин твоим спутницам рекомендуется брать с собой дробовик? — язвительно отозвался Аластор, буравя прохладным, напряженным взглядом. Попытки высвободиться он прекратил, стараясь теперь уколоть языком. — Вот видишь, ты понимаешь, что я не стал бы лезть к человеку с оружием, — вдруг произнес Вокс и на свой страх и риск отпустил одно запястье, чтобы рукой накрыть спрятанный под чужими брюками пистолет. — Это доказывает, что у меня не было изначально никаких помыслов. Просто так получилось.       Ответ застал Аластора врасплох. Он удивился и вздрогнул, почувствовав ладонь на своей икре. В его глазах теперь плескалась не только ледяная ярость, но и крупица желания вычитать между строк истину. Вокс был рад этой мелочи и, не упуская возможности, продолжил наседать: — Ты, наверное, ничего подобного не испытывал, поэтому не понимаешь, — использовал он вдруг появившийся в памяти козырь в виде всем известного факта о Радио Демоне. — Но поверь, такие неожиданные желания при определенной атмосфере — обычное дело. Люди — заложники своих эмоций.       Молчание затянулось, но Вокс терпеливо ждал вердикта, словно приговора суда: казнить или миловать. Это было даже отчасти смешно: в Аду он мог засосать любую проходящую мимо шлюху, и она в ответ охотно бы встала на колени перед его ширинкой, а сейчас приходилось чуть ли не вымаливать прощение за какой-то миссионерский поцелуй.       Наконец, Аластор посмотрел на него долгим взвешивающим взглядом. После чего вздохнул и безучастно бросил: — Если эта была лишь минутная слабость, тогда ладно, отпускаю тебя. Как-никак я против жестокого обращения с животными.       Пришлось постараться, чтобы не нагрубить или не сжать чужую кость до хруста, ведь слишком дорого обошлось Воксу это прощение, поэтому он сумел выдавить из себя лишь кривую ухмылку. — Какая великая честь. — Но это в случае, если ты серьезно ни о чем не помышлял. Твоя пустая головушка же не набита непристойными надеждами? — он прищурился и стукнул пальцем по лбу мужчины. Тот от недовольства фыркнул. — Сказал же: нет! — с пылом проговорил он. Свободной рукой Аластор поправил очки. — Это хорошо, — выдохнул тот и внимательно вгляделся в чужие глаза. — Потому что я не терплю обмана в ответ на честность. Понимаешь, я сам иногда не чураюсь лжи и не вправе требовать от других иного отношения. Однако…       Его голос звучал серьезно, лицо сделалось хмурым, а уголки губ поползли вниз. Прямо как тогда: в ночь их первой ссоры. От этой перемены и непрошеного воспоминания Вокс почувствовал одновременно адский жар и пронизывающий до костей холод. Нехорошо и чертовски не вовремя. — Д-да, я понял… — нервно пробормотал он и поспешно отвернулся. Но Аластор словно не расслышал, а отсутствие его улыбки ощущалось в невозмутимых, непривычно строгих нотках. — …когда я говорю правду, то ожидаю равнозначной отдачи. Мне кажется, это справедливой… — Аластор, слезь с меня, — попросил Вокс, безуспешно воображая самые тошнотворные и пресные картинки, на которые был способен. Тот озадаченно наклонил голову и недовольно уточнил, заметив взгляд друга, устремленный куда-то в сторону: — Ты меня вообще слушаешь?       Теперь голос стал звучать еще строже. Сквозь образы винтажной техники, морщинистых старух и ебучих ангелов Вокс невольно подумал о неодобрительно поджавшихся пухлых губах и прикусил от нетерпения свою собственную. — Да-да, слушаю, — прошипел он с раздражением, откровенно пихая мужчину в плечо. — Только слезь с меня, черт возьми!       «Чертов кретин! Ну почему ему вечно надо делать все наоборот?», — сетовал Вокс, ощутив, как чужое тело застыло несдвигаемым монументом. — Что-то не похоже. И куда ты постоянно смотришь, что… — Блять…       «Заметил», — с отчаянием понял мужчина, ощутив стремительно распространяющийся по комнате гнев и отодвинулся настолько, насколько мог себе позволить. Одной рукой он сразу же прикрыл горло.       Аластор замер и болезненно выпрямился, словно его окатили водой из ведра. Улыбка вновь появилась на его лице, но теперь она уже не вселяла облегчения: он скалился злобно, почти маниакально. Краем глаза Вокс заметил, как его рука на секунду дернулась к ноге, где находился пистолет. — Не сердись, — пробормотал Вокс пересохшим голосом, смотря показушно раненным взором. — Я могу все объяснить. — Попробуй, — неживым тоном произнес тот. Взгляд так и говорил, что права на ошибку не было. — Давай. Напой мне еще что-нибудь, у тебя это прекрасно получается, — теперь в голосе слышались откровенные издевки. — Похоже, распеваться соловьем — это единственное на что ты способен.       Вот это уже было оскорбительно.       Страх и тревога мгновенно улетучились. Вокс стиснул зубы и, потеряв самообладание, процедил, словно выплеснув яд: — Иди ты нахуй, — и, понимая, что терять более нечего, с кривой ухмылкой добавил: — На выход или на мой — решай сам.       Он получил ожидаемый удар в висок, но не пожалел. Сожаление наступило позже — спустя пять минут, как Аластор встал и вышел из комнаты, закрыв за собой дверь.       Вокс обессилено рухнул на пол, поднимая вверх крупицы желтого порошка. Свеча почти угасла, так что огонь лишь освещал каменное старческое лицо духа Лоа. — Ну и чего ты пялишься? — злобно прошипел Вокс, с ненавистью глядя в впадины, где должны были быть насмехающиеся над его положением глаза. — А ведь это все произошло из-за тебя, уебок.