Беги, Мия

Сроки, в которые Старший Лидер Бесстрашия заключает договор с Джанин Мэттьюс на создание и продажу аппаратуры, способной без особых усилий вычислить дивергентов, впечатляют. Уже через две недели на руках было несколько исправных образцов, с которыми бесстрашным придется колесить по фракциям выискивая людей, попадающих под определение «Генетическая ошибка». Мие не хочется, чтобы гибли невинные, но любой из пойманных может быть завербован. Всё началось с Бесстрашия. Первой, кого проверили на дивергентность была темноволосая, девушка вызвалась добровольно. Всего было два исхода: либо ты — часть системы, либо ты — покойник, прошедший через многочисленные допросы. Руки Младшего Лидера за эти несколько дней увязли в крови больше, чем за всю его жизнь. Мужчины, женщины, дети, рядовые, командиры, обслуживающий персонал… Глобальная жестокая зачистка или спасение системы, называйте это, как хотите. Безгрешных в этих стенах нет. — Я лично знаю только одного дефектного в чьей невиновности я уверен. — Мужчина делится своими скелетами в слабо освещенной настенным светильником спальне. — И кто же это? — Голубые глаза, словно сканер, изучающе проходятся по его лицу. — Убогий. Фор слишком любит эту жизнь, чтобы пойти на подобное. Ну и вынужден признать, он так-то не тупой. Эрик вызывает в кабинет Тобиаса раньше, чем наступит день его проверки. Разговор получается смазанным и неловким. Они будто возвращаются в прошлое, где Фор — отреченец, испытавший все «прелести» от жизни с тираном — отцом, с большой силой воли и прекрасным инстинктом самосохранения, а Эрик — назойливый задиристый мальчишка с завышенным чувством важности своей персоны и сложной судьбой, но не об этом сейчас… Под конец диалога ненавистные друг другу мужчины уже распивают бутылку виски в затуманенной дымом комнате, где окна, словно не открываются, потому что никто не решается подняться с места и дёрнуть раму на себя, впуская порцию свежего воздуха. Лидер гарантирует Фору жизнь, а инструктор в свою очередь соглашается поработать под прикрытием и сливать любую информацию. Этот договор не имеет официальных бумаг, это не контракт, подписанный чьей-то кровью. Простого рукопожатия вполне достаточно, чтобы убедиться в правдивости происходящего. «Держи врага своего врага ближе, чем друзей.» Но Эрик замечает тавтологию собственных мыслей, когда бывший убогий закрывает дверь с другой стороны. Все три участника: инструктор, лидер и изгои — враги между собой. Тобиас любит место, в котором обрёл спокойствие и покой и явно не хочет победы афракционеров, при которой всё, что он строил будет разрушено. Но он так же испытывает лютую неприязнь к Эрику за то, что, в общем и целом, Младший Лидер — высокомерная и противная задница, идеализирующая свои грехи вне зависимости от их последствий. Эрику неприятен Фор по факту его существования, он практически святой, а в Бесстрашие нельзя жить без грехов, тяготящих грудную клетку. У них старые счёты, но из двух зол мужчины выбирают меньшее. Каждый сам для себя. *** В стенах зала Эрудиции, где собрана большая часть умников, пахнет резко, будто спиртом. И Эрик не может понять это запах внутри фракции или, проспиртованный ежедневными попойками, желудок даёт сбой. Перед глазами мелькают сотни людей, на каждую сотню фракционников — один дивергент. В камере Бесстрашия, которую теперь можно называть пыточной, каждый вечер раздаётся выстрел, уносящий восвояси чью-то душу, обрывающий бренное существование. Был человек — бах — нет человека. Издержки военного времени. Когда-нибудь Младший Лидер обязательно покаится во всем, что совершил, а пока он равнодушно нажимает на курок, дробя черепную коробку очередной «ошибки» природы. Совесть его молчит, потому что у таких, как Эрик, её нет. Это всеобщее мнение сформировавшееся за годы нахождения мужчины в руководящем составе. Он приходит домой абсолютно опустошенный, с мыслью, что божественной амнистии не вымолить никогда. Ему кажется, что в крови не только его руки, кажется, что он сам состоит на девяносто три процента из крови своих жертв. Скулы, словно лезвия, подсвечены лучами тусклой лампы. Перед Эриком светловолосый мальчик. Его зовут Сэм, парню десять, он увлеченно показывает макет корабля, который собрал в школе, вычитал где-то, что раньше люди могли пересекать моря и океаны на этих штуках. Эрику было тринадцать, когда тело его брата нашли в одном из заброшенных зданий. Куча физических повреждений и застывший ужас на лице. Опознать тело, на котором практически нет живого места, было трудно, но Эрик смог. Сэма нет, а Лидер пытается жить, выгрызая из омута воспоминаний детскую улыбку и информацию, что его младший брат любил строить макеты и читать книги. Мужчине кажется, что именно тогда он начал ощущать этот мир по-другому. Разрушил мечты, в которых он идёт по стопам своих погибших родителей — учёных и начал усиленные тренировки в тесной комнате приюта на двенадцать человек, чтобы в будущем капнуть кровью на угли во время Церемонии Выбора. Лидер ставит пустой стакан, по стенкам которого ещё стекают капли воды. Судить таких, как он, легко, но понять и принять сможет не каждый. Поэтому он скользит под одеяло, прижимая к своей груди спящую Мию. Она принимает его любым. Полностью. Со всеми демонами, тараканами и изъянами. В женских глазах не было страха, когда Эрик приходил в запачканной чужой кровью одежде, бесстрашная молча закидывала очередную футболку в стиральную машину, пока мужчина пытался смыть водой прошедший дорос под жёстко бьющими струями. Она что-то большее, чем просто женщина для него. Он что-то большее, чем просто мужчина для неё. Сомнительная идиллия двух изломанных психопатов. Но как есть, рады тому, что имеют. От девушки пахнет травянистым шампунем и малиновым гелем для душа. Лидер утыкается носом в темную макушку. — Это любовь, Эрик. — Говорит Фор, когда разговор в душном кабинете выходит за первоначально выстроенные рамки. Рухнувшая на них, такая неправильная, как всем кажется, любовь. Они стали слабостью друг для друга. Лидер вгрызается в человека, которому он нужен таким, какой есть, без подачи иска на изменения его дрянного характера. Мужчине не суждено будет попасть в рай после смерти, но ему достаточно темных волос, голубых глаз и вздернутого носа, который горделиво поднят вверх. Его рай в одной единственной женщине. И её прощения его жестокости достаточно.

«Я сказала ему, что его рай — это что-то полуживое; а он сказал, что мой — это что-то пьяное.» © «Грозовой перевал»

*** Сегодня самый страшный день для Чикаго. Афракционеры должны напасть уже завтра, но Бесстрашие идёт против их планов. Ушёл месяц на допросы и истребление дивергентов. Фор докладывал практически ежедневно, находясь внутри выстроенной «иерархии» изгоев. Мия надевает плотную кофту и собирает сумку, Младшего Лидера нет дома со вчерашнего дня. Подготовка и планирование операции свели к минимуму присутствие мужчины дома. «Издержки. Военного. Времени.» — Мысли вслух, когда девушка собирает волосы, закрепляя шпилькой. *** Сырая земля, грязь и тела. Безумие и смерть всегда ходят за руку друг с другом. Женская фигура удаляться чуть дальше от остальных, нужно проверить всего одно место, она уверена, что Дерек сейчас там. Не будет он свою шкуру кидать в прямую атаку. Бараки афракционеров чуть дальше Искренности, девушка пересекает дорогу, валится на грязную землю, троих, она сегодня убила троих. Звуки выстрелов слишком близко, приходится зажать уши руками. Поднимая голову, она видит его, своего отца… Мужчина сорока восьми лет стоит буквально в пяти метрах от неё. И она давится своей ненавистью, вставшей, словно кость, поперёк горла. Мия поднимается на ноги и смеётся, наводя оружие, берёт «на мушку» желаемый объект. Но в бесконечной череде звуков девушка не замечает, что рука Дерека, с зажатым в ней пистолетом, поднимается раньше. Её отшатывает в бок, плечо горит и сводит судорогой, из пальцев выскальзывает оружие. Мужчина хромая сокращает расстояние между ними, хватает пальцами за подбородок, оставляя полоски пыли. Её чертовски пугает то, с какой ненавистью и одновременно желанием изгой впивается взглядом в небесного цвета глаза. — Родилась дрянью и помрёшь дрянью. — Афракционер отшвыривает девушку от себя. — Хм. — Мия смотрит исподлобья на старый шрам, который оставила в свои 16 лет, вдоль лица родителя. Безумно улыбается, врезаясь в его глаза. — Единственная дрянь — это ты. Вспомни, что ты сделал тогда?! — Темноволосая клонит голову вбок, глядя на дрожащие уголки его губ. — Я ведь твоя дочь, Дерек. — Я бы мог любить тебя, будь ты действительно моим ребенком. Но твоя мамаша — шлюха. Дети часто расплачиваются за грехи родителей. Гребанный псих. Вот кого реально нужно принудительно лечить долго и мучительно всеми препаратами мира. Когда бесстрашная замечает боковым зрением несколько изгоев, пытающихся отстреливаться, за спиной «отца» она замечает Зака, ведущего взглядом влево. Ей не нужно поворачивать голову, чтобы понять, что сейчас она в безопасности. Безоружная и с простреленным плечом, но её взгляд, устремлённый четко между глаз противника, уверенный. — Ты просто ублюдок. — Мия шипит, говоря последние слова, прежде, чем через висок Дерека, откуда-то слева, прилетит дробящая череп пуля. Эрик оказался в нужном месте и в нужное время. Был мудак и нет мудака. Этот день войдёт в историю Чикаго, как самый кровавый за всё время существования. Около сотни трупов, почти полное истребление изгоев и залитые красной жидкостью участки не плодоносной земли. Весенний дождь потом смоет всё, но из памяти это никак не вытравить.