Ich Tu Dir Weh

Как ни странно, после ночного происшествия лёд тронулся. Буччеллати стал немного теплее относиться к интерну, чаще брать на операции, рыкал на Фуго, если тот пытался спихнуть на Джорно бумажную работу. Молодые врачи — они, увы, и самые злые, словно старались отыграться за то унижение, которое им пришлось перенести во время ординатуры. Иногда он брал Джорно на «шабашки» — так они называли ночные подработки на тайных операциях, потому что Фуго не мог целыми днями торчать в больнице, и даже делился доходом с этих операций. Казалось, что жизнь начала налаживаться. — Ответственного хирурга в шоковый зал реанимации! Авто, 16 лет! Политравма! — прокричали по внутреннему телефону посреди ночи. — Твою мать!!! — рванул Буччеллати, — Джованна, шевели копытами! Слово «автокатастрофа», или же, на врачебном сленге, «автО» — было подобно иерихонским трубам. Услышав его, врачи отчаянно матерились и начинали носиться, словно ужаленные, потому что в операционной их ожидало кровавое месиво из костей, мышц и органов, отдаленно похожее на человека, и весь этот паззл надо было как-то собрать во что-то жизнеспособное. Только слишком часто усилия по спасению заканчивались написанием посмертного эпикриза. Хирурги со всех ног помчались в операционную и начали готовиться к операции в ритме presto. Санитары грохотали каталкой, спешно сдирая окровавленную одежду с юной девушки. — Переложить! — Давление?! — Шестьдесят на сорок! Медсестра заламывает голову, освобождая шею для постановки центрального венозного катетера. Анестезистки тащили систему для инфузии, на которой висело огромное количество бутылок с растворами. — Кровь по cito! Сколько? — Гемоглобин 70! — Где палатник, блять?! — палатником называли портативный рентгеновский аппарат. — Р-р-разойдись! — вбежала рентгенлаборантка. Снимок грудной клетки, снимок костей таза, снимок черепа, снимки конечностей. Травматолог, нейрохирург, уролог, хирурги и прочие врачи долго и мучительно штопали-латали пострадавшую, зашивали разорванную печень, выдирали из забрюшинного пространства размозженную почку, ушивали мочевой пузырь, пилили череп, засовывали силиконовые дренажи в грудную клетку, сверлили кости, иссекали рваный кишечник. Время текло очень долго и в то же время невыносимо быстро. — Остановка! — анестезистка тащит дефибриллятор. — Отойти от стола! Разряд! В воздухе запахло паленым мясом. Буччеллати засунул руку в распаханную грудную клетку и начал сжимать сердце. — Без толку! Бруно, отойди от неё, ей уже ничем не поможешь! — травматолог силком оторвал от тела. Хирург с треском сорвал перчатки и с силой швырнул их на лоток, чуть не уронив его на пол. Джорно вопросительно посмотрел на операционную медсестру — что это с ним? Та с усталым вздохом ответила: — Она была его племянницей. Джованна размылся и отправился в дежурку. Затем он решил приготовить кофе и принести его Буччеллати. Джорно, держа горячую кружку, тихо вошёл в кабинет заведующего. Врач сидел сгорбленный на стуле, вцепившись руками в черные волосы, и уставился перед собой невидящим взглядом. Кажется, он даже не заметил, что в помещении он не один. Интерн решил не беспокоить его и, крадучись, подошел к столу. Стукнула чашка о столешницу. Буччеллати поднял голову. Внутреннее чутье закричало, чтобы Джорно спасался бегством. Тот не понимал, чем и, главное, за что, мог навредить усталый хирург. Заведующий посмотрел на интерна, и Джорно увидел в глазах бесконечную жестокость. Буччеллати встал и приблизился к Джованне, затем со всей силы врезал ему по лицу. Оглушенный парень отшатнулся в угол, не понимая, что происходит, и лишь растерянно закрывался руками. Озверевший мужчина схватил его за плечи и со всей дурью швырнул его на стол. Джорно больно врезался лбом о столешницу. Буччеллати выкрутил ему руки. — Пожалуйста, прекрати, мне больно! — закричал интерн. Черный ужас затопил его сердце. Буччеллати залез рукой под рубашку хиркостюма и вцепился в резинку штанов… — Gold Experience! — стенд ударил мужчину, отбросив его в угол. Джорно отскочил от стола, учащенно дыша. Глаза Буччеллати приняли человеческое выражение и тот с удивлением смотрел на висящего рядом золотистого гуманоида. «У него тоже есть стенд!», — по правде говоря, Джорно этот факт волновал в самую последнюю очередь. Насмерть перепуганный интерн вылетел из кабинета, едва не врезавшись лбом в порог. — ДжоДжо, что с тобой? Ты белый, как простыня! — санитарка поймала его за плечо. — С-со мной всё в порядке, — Джорно пытался улыбнуться, только у него получилась жуткая гримаса. Санитарка — женщина массивного телосложения и сурового нрава потащила его в бытовку. Она достала коньяк и налила его на четыре пальца. — Пей залпом! Да крепче держи стакан, уронишь! — у юноши и в самом деле руки ходили ходуном, а зубы лязгали о край стакана, пока он пил коньяк. После алкоголя перестало трясти, зато захотелось кричать, выплескивая пережитый страх. Санитарка не стала приставать с расспросами, и интерн отправился в дежурку. Он посмотрел на часы. Время было четыре часа сорок одна минута. — Эта кошмарная ночь когда-нибудь закончится?! Джорно достал учебник по оперативной хирургии и принялся читать вслух. — Для переднего желудочно-кишечного анастомоза берут петлю тощей кишки, отстоящую на 50-60 см от flexura duodenojejunalis. Эту петлю выводят и прикладывают к передней стенке желудка… За окном всё ещё было темно.