***
— Да кому там неймётся?! — зарычал Джорно. Нет злее зверя, чем врача, разбуженного посреди ночи. В дежурке стоял Буччеллати. — Что-то случилось? — уже более ровным голосом сказал интерн. Хирург закрыл дверь и залез на кровать. — Вы вообще когда-нибудь устаёте? — сам Джованна до смерти хотел спать. — На ночном дежурстве спать не полагается. — Ну и что за удовольствие трахать труп? — Я тебя реанимирую. — Сомневаюсь, — Джорно решил лежать ни на что не реагируя, надеясь, что от него отвалят. Буччеллати любил с чувством, с толком, с расстановкой, чему Джованна был сейчас не очень рад, так как подобные занятия сексом очень сильно выматывали. «Решил бревном притвориться? Не выйдет!». Большинству мужчин было плевать, как и с кем заниматься сексом, лишь бы партнёр не был (а) совсем уж страшной (ым), и в процессе не слишком напрягаться, быстро достигнув финала. Бруно был же эстетом и считал, что секс, как танец — его нельзя танцевать абы с кем, и в танце должны участвовать двое. Разве можно танец назвать хорошим, если партнёр еле-еле топчется на месте? Ещё он терпеть не мог торопливость, неспешно получая удовольствие от процесса. ДжоДжо устраивал как партнёр — спокойный по темпераменту, отзывчивый и гибкий как змея, хотя по-змеиному и пытался улизнуть. Бруно неплохо изучил его и знал, на какие точки нужно нажать, чтобы вовлечь его в свой танец, и интерн, вовсе не собиравшийся прерывать сон, тихонько постанывал под ним.***
Кафедра наконец вспомнила о Джованне, и дала ему задание вести занятия по общей хирургии у одной группы. Интерн лишь мысленно охнул — только студентов ему не хватало для полного счастья, но деваться было некуда. Первые занятия прошли ни шатко, ни валко. Типичная группа — пара отличников-зубрил, несколько хорошистов, середнячки и так же пара двоечников. Но сегодня после беспокойного ночного дежурства и «начальственного полового долга» Джорно зверски хотел спать, и ему было очень трудно быть вежливым со студентами. — Вы возьмёте нас на операцию? — заискивающе спросили они. Джованна представил себе ехидные комментарии операционной медсестры и недовольство Аббаккио, у которого эти студенты будут путаться под ногами. Тот, кстати, до сих пор не уволился. — Зачем вы хотите присутствовать на операции? — То есть? — Я задал вам конкретный вопрос. Я не люблю бесполезные действия. Искусство хирургии как раз состоит в том, чтобы избегать бесполезных действий. Потому вы должны привести мне резонный аргумент, как именно ваше присутствие на операции способствует вашему обучению. Варианты? — Посмотреть? — Что именно посмотреть? Если хотите увлекательного зрелища, то сходите в кино. Оперблок предназначен не для этого, — ДжоДжо не удержался от возможности уколоть. — Нет, конечно, доктор Джованна! Как проходит операция и всё такое… — А вы окончили курс оперативной хирургии и топографической анатомии? — Нет. — Рива, достань учебник и открой любую страницу. Зачитай первый попавшийся абзац вслух. — Анастомоз конец в конец — прямое соединение концов полых органов с наложением двухрядного шва Альберта. Первый ряд швов — сквозной непрерывный или узловой кетгутом, второй — узловые серозно-мышечные швы Ламбера. При сшивании участков толстой кишки используют трёхрядный шов. Третьим рядом является ещё один ряд швов Ламбера. Анастомоз конец в конец более физиологичен и поэтому широко применяется при различных операциях. — Что-нибудь поняли? Только честно? — Что-то не очень… — Правильно сказать — не поняли ничего. Так и на операции это для вас будет выглядеть так, словно хирург копошится в мясе. Вы просто ничего не поймёте! Ещё аргумент. — Как организована работа операционной! — Встречный вопрос — что изменится от того, что вы в методичке прочитаете, что в операции участвуют хирург, ассистент или ассистенты, анестезиолог, медсестра-анестезист, операционная медсестра, санитар или увидите этих врачей и медсестёр воочию? Вы пока меня не убедили! — То есть вы не возьмёте? Джованне хотелось закатить глаза. — Да, не возьму. Практической пользы в этом нет, а чтобы потаращиться — слишком много чести. В аудитории раздался недовольный гул. — Тихо! Пойдём на обход! Только я возьму папки с историями болезней. Только выйдя в коридор, Джорно понял, насколько это плохая идея и почему врачи в своё время так неохотно брали куда-либо. Но делать нечего, сказанного уже не вернёшь. — Значит так, не болтать, не смеяться, идиотских шуточек не отпускать! Своё мнение по поводу больного держать при себе! О диагнозах на всю палату не кричать! Не надо у них спрашивать на всю палату: «а правда у вас гепатит С?». — Вы нас за идиотов держите? — оскорбились студенты. «Да, держу!» — так и чесалось на языке. Джованна про себя тяжело вздохнул и пошёл по палатам. Обход проходил не совсем гладко, да, большинство больных спокойно относились к группе в белых костюмах и колпаках, пожилые умилялись и делали им пожелания стать хорошими врачами. Но некоторые замыкались и категорически отказывались разговаривать при студентах, и Джорно пришлось обещать зайти к ним позже без студентов. — Что такое Б-20?! — спросил студент во всеуслышание, увидев маркировку на истории болезни. Джованна замолчал, лишь сверлил незадачливого крикуна взглядом, полным чистой, ничем не замутнённой ненависти. Юноша лишь хлопал глазами как дурак, искренне не понимая, что он сделал. — Пойдём-ка, поговорим… — сказал Джорно с ласковой улыбочкой, положив руку на плечо студента, отметив про себя, что он подражает Буччеллати. Остальные сбились в кучу, последовав за ним в кабинет. — Ты потерянное звено эволюции, из каких пещер ты припозло? — Джованна шипел как рассерженный кот, — Кажется, помимо медуз есть ещё одно существо, которое не обладает головным мозгом, и это существо — ты. Я кому говорил не орать на всю палату?! Если мимо дерьма в твоей черепной коробке пролетела та важная информация, что шифр Б-20 на истории болезни означает, что пациент ВИЧ-инфицирован, можно было выйти из палаты и потихоньку спросить! Это врачебная тайна, чтобы тебя черти дрючили в три смены, безмозглая ты амёба! Я напишу на тебя докладную, а ты сиди в углу и не отсвечивай, чтобы не провоцировать во мне инстинкты убийцы! — злой интерн сел за написание дневников. Студенты тихо шуршали конспектами, дыша через раз. Джованна не ограничился написанием докладной — он притащил провинившегося студента к профессору. — Безусловно, он поступил крайне некорректно. Но вы, Джованна тоже в какой-то степени виноваты в произошедшем. — Интересно, каким образом? Кажется, я понятно объяснил, что не стоит обсуждать детали анамнеза при других пациентах. Они даже обиделись, что я их считаю идиотами. Видимо, правильно считаю! — И тем не менее вам стоит быть к ним более снисходительным. Ведь, если подумать, вы сами только недавно только встали со студенческой скамьи. Поняв, что спорить — только время терять, Джованна одарил студента взглядом «ты сдашь экзамен по общей хирургии только с десятого раза, и то не факт» и вернулся в отделение. — Достали тебя юные умы? — съехедничал Фуго. — Сейчас ты перестанешь смеяться, потому что один студент хорошо нам подгадил. Он увидел историю болезни Бернарди и прокричал на всю палату, что такое Б-20. — Твою мать… — Ага, её самую. ВИЧ-инфицированные или попросту ВИЧовые или Б-20, как между собой их называют врачи, были одной из нежно любимых категорий больных. Многие из них попросту скрывали свой диагноз, но врачи всё равно раскусывали таких больных — по беспричинной лихорадке, по увеличенным лимфоузлам, по анемии, по кандидозу полости рта, когда с языка можно было соскребать творожный налёт, по заедам в углу рта, да просто по характерному внешнему виду — Б-20 были неестественно худыми, можно сказать — анорексичными и их кожа была поражена грибковыми заболеваниями. Безусловно, были те, кто заражались ВИЧ-инфекцией в результате трагичной случайности, но как правило ВИЧ-инфекция была следствием легкомысленного образа жизни («Перепихнулись по пьяни без резинки!» — грубо, но верно говорили врачи). Соответственно и отношение к здоровью было наплевательским — больные не принимали антивирусную терапию и доводили себя до выраженного иммунодефицита. Лечить их было невероятно муторно, а если уровень защитных клеток упал до нулевого уровня — практически невозможно. Для хирургов дело осложнялось выраженными кровотечениями — у Б-20 очень плохая свёртываемость крови. Особую радость доставляли родственники, которые стенали, почему больному становится всё хуже и хуже, а врач не мог им сказать, что у него СПИД терминальной стадии и ему уже никогда не станет лучше. Замечено, что ВИЧ-инфицированные — обозлённые на весь свет люди, которые ведут себя так, словно окружающие виноваты в их незавидной участи. Таким был и пациент Бернарди, неспроста Джорно опасался последствий. — Может, пронесёт? — Нет, не пронесёт, — Джованна чувствовал себя как зомби и уже ничего не боялся. Когда рабочий день закончился, Джорно и под дулом пистолета не смог бы рассказать, что именно он делал днём. Потому, только когда собирал вещи, он вспомнил, что забыл тонометр в дежурке. Учитывая, что вещь могла потеряться или кто-то мог умыкнуть её, Джорно ничего не оставалось, как пойти туда. Там на кровати спал Буччеллати — видимо, и он всё-таки уставал. Джорно, поддавшись непонятному порыву, лёг рядом с ним. «Всё равно разбудит — тогда и пойду домой», — подумал интерн и закрыл глаза. Бруно проснулся, но ничего не сказал и обнял его. Джорно этого не почувствовал — он уже заснул.