***
— Вы не знаете рентгенолога по фамилии Фуго? — Знаю, — ответил Буччеллати, — почему ты спрашиваешь о нём? — Он вам привет передавал. — Кхм, — психиатр задумался, — вам интересно, откуда я его знаю? — Да. — Он мой пациент. — Знаете, меня это немного смущает. — У него синдром Аспергера. Надеюсь, ты знаешь, что это такое? — Расстройство аутистического спектра? То-то у него необычное поведение. — Но он хороший специалист. Можно сказать — гений лучевой диагностики и моя гордость. — Вы смогли ему помочь? — Да. Ко мне пришёл молодой ординатор с нервным истощением. Плакал, что ненавидит медицину и больных. Я за ним понаблюдал и заметил, что у него своеобразная речь. Ему не даётся зрительный контакт и не очень хорошо понимает шутки, хотя иронизирует — не дай бог ему на язык попасть. Прогнал через тест RAADS-R — высокая вероятность. Потом ещё пообщался и ещё больше утвердился в наличии РАС. И сказал честно — не выйдет из тебя хорошего врача, не потому что мало стараешься, а потому работа с людьми — вообще не твоя стезя. Он подумал и решил переучиться на рентгенолога. Потому и горжусь этим случаем, вместо посредственного клинициста, ненавидящего свою работу, получился первоклассный диагност. — Я ищу пациентов с РАС для научной работы… Тем более такой интересный случай. — Попробую уговорить посодействовать.***
Открылась дверь, и вошёл пациент. Фуго был одет в белую футболку с принтом на груди. Принт представлял собой чёрно-жёлтый знак радиоактивной опасности. Внизу были потёртые джинсы, с металлической пряжкой на ремне в виде черепа с розой в зубах. Возле кармана висели каскадом несколько цепей. Он обратил на него суровый взгляд. Джорно, впрочем, сразу понял, что это не было проявлением недоброжелательности, просто Паннакотта чувствовал себя не в своей тарелке. Он решил рассказать случай про шизофреника в обострении. — …он так далеко ушёл в сказочный лес с гномами-матерщинниками и феями-нимфоманками, что установить, с каких это шишечек его кукушечка дала высокий взлёт не представляется возможным. Шишечки и всё тут. Паннакотта хохотал до слёз: — Если честно, феи-нимфоманки вызывают у меня большее опасение, чем гномы-матерщинники. — Это гномы просто сквернословят, а у одного алкоголика в делирии так вообще они половыми органами размахивали, он схватил ружьё и попытался их перестрелять. — Как психически больные относятся к рентгену? — Боятся до ужаса. Их и так злые соседи облучают из психотропных генераторов, а тут добровольно пойти облучиться… Это довольно плохо, потому что среди нашего контингента очень часто встречается туберкулёз. — Да уж, псевдогаллюцинации, синдром Кандинского-Клерамбо… — Ого! Откуда ты так прошарен в психиатрии? — Кто лучше психа будет разбираться в психиатрии? — Фуго скривился. — Ты не псих, тем более работаешь с рентгеновским излучением. — Это куда проще, чем с человеческими отношениями. Джорно присмотрелся к Фуго: — Что же тебе так тяжело даётся? — Меня спрашивают «жить буду?». Вот и пойми, чего ты хочешь. Это бессмысленная фраза, на которую не стоит обращать внимания? Или просьба о поддержке? Или тебе интересно моё мнение, будешь ли ты жить? И у меня сразу несколько вариантов ответа. А на каждый вариант ответа — несколько вариантов предполагаемой реакции. А там уж начинаются непроходимые дебри, в которых аутисту затеряться — легче лёгкого. Как ответить, чтобы не обидеть, не восприняли как психа? Смешно, скажешь? Мне вот совсем не смешно.***
— Значит, поэтому ты не испытывал влечения? — Решил в Зигмунда Фрейда поиграть? — Паннакотта ощерился — да, я не испытывал влечения ни к девочкам… ни к мальчикам, ха-ха. Я помню, как друзья притащили журналы для взрослых. Как они хихикали и отпускали пошлые шутки, рассматривая фото. Я же не чувствовал ничего — ну голые женщины, некоторые из них красивые — и что с того? Я не стеснялся ничьей наготы, и меня было невозможно смутить — я сам мог засмущать кого угодно, рассказывая об особенностях спаривания животных или о брачных обычаях африканских племён. «Зайцу птицей не летать, врачу больных не е…» — понятно, чего не делать. Врачебная этика и всё такое. Если бы Буччеллати увидел, как он заигрывает с пациентом, то точно бы врезал, но Паннакотта намёки не понимал, на счастье Джорно. Единственное, что у него обострённая эмпатия, и он чувствовал, что что-то не так. Но сеансы психотерапии сами по себе не были лёгкими и приятными, так что небольшой дискомфорт не вызывал удивления. Джорно думал, как сблизиться с Фуго. Пригласить на свидание? Ага, придёт, как же, в гробу он видал все эти отношения. Он говорил, что Темпл Грандин, профессор животноводства, знаменитая женщина с аутизмом, соблюдала целибат, и ему это тоже совсем не надо.***
— Подойди ко мне. Паннакотта сделал несколько шагов. — Ближе. Ещё шаг вперёд. — Ближе. ДжоДжо даже начал злиться от своей безнаказанности — другой бы уже заподозрил неладное. Или не понимает, или умело притворяется, но в случае Фуго вероятнее первый вариант. Даже не вероятнее, а точно. Даже когда Джорно усадил на стол, тот лишь хмурил брови, не понимая, что творит психиатр. Джорно поцеловал Паннакотту. Губы у аутиста были сухие и горячие, словно он температурил. Фуго пытался отвернуться, не понимая, что это вообще такое. Приятно? Неприятно? Джорно не дал отстраниться, продолжая атаковать губы, пока тот не сдался. Затем он перешёл на шею, проходясь по пульсации сонной артерии. Фуго бы сказал, что место выхода ветвей шейного сплетения проецируется на середине заднего края грудинно-ключично-сосцевидной мышцы. Если бы был способен связно думать. Джорно параллельно расстёгивал пуговицы рубашки. Затем он запустил руки по одежду, проходясь пальцами по рёбрам. ДжоДжо услышал учащённое дыхание. Паннакотта говорил, что у его нервов мало изоляции, к примеру, у него такой острый слух, что он порой завидовал глухим людям — они-то хорошо спят ночью, не просыпаясь от каждого шороха и не вздрагивают от слишком громких звуков. Или настолько чувствительная кожа, что мозг, не выдержав сенсорной перегрузки, позорно капитулировал. Парень даже всхлипнул, когда губы сомкнулись вокруг соска. Возбуждение сконцентрировалось внизу живота, и он воспринял с благодарностью, когда ему расстегнули брюки, избавив от неприятного давления ткани. ДжоДжо продолжил ласкать сквозь нижнее белье, и Фуго сам впился в губы поцелуем. Джорно позволил усмехнуться про себя — надо же, а с виду не скажешь, что этот аутист такой страстный. Потом Паннакотта положил голову на плечо, не выдерживая предстоящей разрядки и тихо постанывал. Ждать не пришлось долго, и он напрягся всем телом, забыв, как дышать. Фуго повис на Джорно, как тряпичная кукла, нежась в объятиях, а он ласково поглаживал по спине. Сначала он ощутил мокрое пятно, расползающееся по одежде. Паннакотта был брезглив и терпеть не мог пачкаться. Потом он увидел полу белого халата. От осознания, что с ним вытворял психиатр, его заполнили жгучий стыд и гнев — Ты совсем охренел?! — и толкнул в грудь. Фуго поднял руку, чтобы влепить затрещину, но Джорно ловко перехватил её в воздухе. — Ты меня не ударишь, — Джорно сказал твёрдо, глядя в глаза. Паннакотта отвёл взгляд, не выдерживая зрительного контакта. — Ты домогался до меня. — Скажи, что тебе не понравилось. Ой, не стоило это говорить… Паннакотта спрыгнул со стола и стал спешно поправлять одежду. — Да, это был неофициальный приём, мол в свободное время что хочу, то и делаю. Хочу — облапаю аутиста, который в силу своего расстройства слабо понимает, что дела приняли неправильный оборот. Вот только я могу сказать Буччеллати, а он знает, что я врать не буду! Только врождённое самообладание, присущее семье ДжоДжо, позволило Джованне не выдать страх. Если Фуго скажет Буччеллати, что Джорно домогался до его пациента — слово «большие неприятности» будет слишком слабым, чтобы описать, что его ждёт. — Впрочем, я не хочу скандалов и разборок, — Паннакотта тут же отменил свой приговор, — сделаем вид, что ничего не произошло. Но к тебе я больше не приду, понял? — Понял. — Надеюсь, мы больше не встретимся, — Паннакотта от души хлопнул дверью. Джорно смотрел вслед ему с тоской.