Леон Аббаккио — частный детектив

Проводив Дамиру, Аббаккио встал посреди комнаты и скрестил руки на груди. Он внимательно смотрел на Джорно, как на подозреваемого. — Радуйся, что к нам зашла Драйзер, а не Иллюзо или Формаджо, а то не обобрались бы тупых шуточек. Ну, а у неё судя по всему тоже пуританское воспитание, — наконец-то он прервал тишину. — Мусульманское, если точно. И мне кажется, она просто очень тактична и предпочла кое-что не заметить. — Хорошо, что Зигмунд не успел ничего вякнуть. Интересно, говорящие стенды все такие вредные? — Я видел не так много говорящих стендов, так что трудно сказать. — Нам нужно прояснить насчёт вчерашнего. Джорно зарумянился и опустил глаза. — Ну… я не прочь повторить. — Второго раза не будет, — проговорил, взглянув на него со всей холодностью, на которую она была способен. — Почему?! — Джорно воскликнул с удивлением. — Потому что, — продолжал он серьёзно, — я могу показаться ханжой, но я предпочитаю заниматься сексом только с тем партнёром, к которому я испытываю симпатию. У каждого есть своё табу. Для Пуританки к примеру, неприемлем оральный секс, а для меня неприемлема голая физиология без чувств. Всё-таки я Homo Sapiens, а не озабоченная макака. — Не думал, что ты такой романтик. И снова повисла пауза, за время которой можно было прослушать один музыкальный трек. — Ты не забыл, в понедельник Фуго должен выйти на свободу. Что-то там очень затянули с освобождением, — говорит Джорно. — Скорее всего затянули специально. Я же говорил, что у Ризотто к отряду личный счёт. — То есть он понял, что добыча ускользает от него и решил хоть так свою душеньку потешить. — А меня это каким боком касается? Ну поздравляю, рад за него. На вечеринку в честь этого я не приду, уж извините. — Ты должен взглянуть на результат своей работы. Ты помог вытащить его из тюрьмы! — Как говорится, ни одно доброе дело не остаётся безнаказанным, — сказал он саркастически.

***

Наконец-то оказавшись на открытом пространстве, Фуго в полной мере понял, как сильно давили на него каменные стены. Его вышли встречать Буччеллати, Джорно и Аббаккио. Первый молча подошёл к нему и стиснул его в объятиях. — Скажи спасибо Аббаккио. Это он принимал участие в расследовании. Фуго оторвался от него и пожал руку детективу. — Это Джорно убедил меня помочь тебе. — И да, раз всё закончилось, я должен сообщить, что я ухожу в фонд Спидвагона. — Значит… ты уходишь от нас? — говорит Буччелатти. Джорно ничего не ответил. Они с Аббаккио молча развернулись и ушли. У ворот их поджидали Миста с Наранчей. — Ну, как тебе тюряжка?! — спросил Миста, который в школьном возрасте сидел за хулиганство. — Во! — Фуго поднял большой палец, — как в санатории отдохнул! Жаль только номера в гостинице паршивые. — Давай устроим вечеринку? — спросил Наранча. — Без обид, ребята, но как оказалось, это совсем не курорт. — Вы не могли бы где-нибудь погулять? — сказал Буччеллати. — Ну так бы сразу и сказали, что хотите остаться наедине! — Наранча! — командир грозно одёрнул его. — Молчу-молчу, — тот демонстративно закрыл рот руками. — Ладно, Наранча, я как раз знаю славное местечко, где готовят превосходную кальцоне! Фуго смотрел вслед уходившим приятелям, как они спорили о начинке в пицце. — Быть может, и ты хочешь куда-нибудь сходить? — предложил Бруно. — Нет, закажи что-нибудь на дом. Я хочу как можно скорее принять душ — смыть с себя тюрьму. — Ладно. На квартире Паннакотта первым делом пошёл в ванную. Через некоторое время Буччеллати ушёл встречать курьера. Когда он вернулся, то увидел, что Фуго включил телевизор и лежит на диване, поджав колени к груди. Взгляд был уставлен в одну точку, так что он точно не следил за тем, что происходит на экране. — Давай, налетай. Ты исхудал там. — В те дни, когда работал Лоренцо, я старался в рот ничего не брать — не уверен, что он моет руки после туалета. — Кто такой Лоренцо? — Буфетчик, который раздаёт пищу. Мерзкий тип. Говорят, это он отравил Безликую. — Ну и кошмар там творится. — И не говори. Фуго чуть не уронил кусок пиццы. Вот тогда Буччеллати увидел ссадины на костяшках. — Тебя кто-то бил? — Что? Нет! Меня и пальцем никто не тронул. Это я сам, после допроса Драйзер… у меня сдали нервы. — Мне Аббаккио рассказывал, что на её допросах маньяки и убийцы плачут как дети малые. — Драйзер, Драйзер, Драйзер, холодная как айсберг… Интересно, сколько Титаников она уже потопила? «Ты относишься к людям как расходному материалу! Ты презираешь полицию, но человек, который там работает может рассчитывать на пенсию по инвалидности, если его покалечат или на похороны с почестью. А вот что ты можешь дать? Закопать где-нибудь посреди леса как последнего мафиози?» — в ушах звучал голос Аббаккио. Он сказал это во время последней ссоры, после которой Леон порвал с ними. Шёл четвёртый месяц напряжённых и безуспешных поисков. Миста говорит: «ничего». И плетётся на кухню перекусить чем-нибудь. Наранча говорит: «ничего». И растерянно лохматит свои чёрные вихры. Джорно говорит: «ничего». И садится за учебник по биологии. Или свою любимую «Отверженные» Гюго. Фуго говорит: «ничего». И стискивает кулаки. Буччеллати сжимает челюсти и сдержанно кивает. Настал переломный момент, когда надо было решить, продолжать ли поиски или признать это дело безнадёжным. Паннакотта не мог смотреть как Буччеллати, приходит в отчаяние после каждой напрасной попытки. Он говорит, что Аббаккио скорее всего нет в живых. Что его похоронили где-нибудь в лесу. Что его никогда не найдут. Буччеллати долго молчал, не соглашаясь, но и не отклоняя предложение. И тогда заговорил Джорно. Он сказал, что даже если Аббаккио мёртв, они не должны прекращать поиски, чтобы хотя бы отомстить за него и похоронить. Миста говорит: «ничего». Наранча говорит: «ничего». Джорно говорит: «ничего». Фуго говорит: «ничего». Однажды Буччеллати сорвался и завалил Фуго на рабочем столе. Когда он опомнился, то его прошиб холодный пот от осознания содеянного. Почему его верный помощник не сопротивлялся, не звал на помощь? Он хочет отстраниться, но Паннакотта хнычет и тянет к нему руки. Бруно прижимает его к себе. — Прости, прости, прости… — он шепчет ему на ухо. Паннакотта мычит, прежде чем находит силы на связную речь: — Не надо, я этого хотел. Они ложатся на диван и Буччеллати прижимает к себе Фуго со спины. Парень снова смотрит на экран, но взгляд у него пустой. Когда они узнали, что Аббаккио оказался в психиатрической больнице, он с Джорно немедленно отправился туда. Джорно всегда ходил с невозмутимым и вежливым выражением лица, как игрока в покер или мошенника, но оказавшись в палате, Буччеллати впервые увидел у него ужас и негодование. Зрелище и в самом деле могло шокировать неподготовленного: Аббаккио был привязан к кровати при помощи эластичных бинтов, длинные волосы, его гордость и краса, спутались в грязные колтуны, и он равнодушно уставился в потолок, никак не реагируя на посетителей. — Немедленно развяжите его! — кричал Джорно. И он сам рванулся к кровати, чтобы освободить его от пут. К нему прибежала медсестра и стала кричать на них и угрожала вызвать охрану, а на пороге уже маячил угрюмой глыбой дюжий санитар, недобро глядя на них. На шум пришёл врач, мужчина средних лет, со слегка приподнятыми уголками рта, будто он всё время усмехался. — Грета, можешь вернуться на пост, я сам с ними поговорю, — сказал он медсестре, — ну что ж, типичная реакция новичков на обстановку отделения острых психозов. — Типичная?! — возмутился Джорно, — вы его накачали препаратами и привязали к кровати! — Молодой человек, попридержите коней. Все эти ужасы про психиатрическую больницу я слышал не одну сотню раз, спасибо средствам массовой информации и фильму «Пролетая над гнездом кукушки», чтобы этому Милошу Форману икалось. Нам пришлось привязать его к кровати, потому что у него выраженное психомоторное возбуждение, он мог навредить себе или другим. А препараты, которыми мы его «накачали», как вы изволили выразиться, нужны чтобы перевести его из неадекватного состояния в адекватное. Не верите нам — спросите в полицейском участке, откуда его привезли, когда поняли, что он не пьян и не под кайфом. — А когда он придёт в себя? — Вот этого я не могу сказать. Ему точно пришлось несладко — при поступлении его физическое и психическое состояние было плачевным. Но вот узнать, что с ним стряслось, пока не представляется возможным. Джорно взял Леона за руку. Тот по-прежнему смотрел взглядом на две тысячи ярдов, тот самый жуткий взгляд солдат, переживший запредельный ужас войны. И такой же взгляд был у Фуго. Он не жаловался и не обвинял, он был настолько предан своему лидеру, что ему бы в голову такое не пришло, но этот взгляд был страшнее самого злобного упрёка, самого язвительного высказывания. — Можно? — Да. Только боюсь, у меня сейчас проблемы с потенцией. — А это мы ещё посмотрим. Буччеллатти запустил руку под халат, нежно лаская промежность. Паннакотта вскоре извивался и постанывал в его объятиях. Бруно целовал его губы, не останавливая движения рукой. — Говоришь, что у тебя проблемы? — усмехнулся он. У Фуго покраснели щёки и шея. Буччеллати встал и подхватил его на руки, чтобы отнести в спальню. — Как ты хочешь? — На боку. Это был странный выбор, обычно Паннакотта не любил позы вроде догги-стайл, а на боку соглашался утром, когда было лень шевелиться. «Может, просто сил не хватает» — подумал Бруно и достал смазку. — Пожалуйста, не играй, у меня настроения нет, — простонал он. Была у Буччеллати немножко садистская забава, когда он за секунду до оргазма прекращал стимуляцию, и Фуго умолял его продолжить. — Ладно, «хотите — буду безукоризненно нежный, не мужчина, а — облако в штанах!». — «Вы думаете, это бредит малярия? Это было, было в Одессе. «Приду в четыре», — сказала Мария. Восемь. Девять. Десять». — О, ты ещё можешь разговаривать? Моё упущение. Когда подготовка была закончена, а партнёры соединились телами, Буччеллати понял, в чём дело. Паннакотта повернулся к нему спиной, чтобы Бруно не видел, что он плачет. — Что случилось? Мне прекратить? — Ах, нет, продолжай, продолжай! Слышу: тихо, как больной с кровати, спрыгнул нерв. И вот, — сначала прошёлся едва-едва, потом забегал, взволнованный, чёткий. Теперь и он и новые два мечутся отчаянной чечёткой. Рухнула штукатурка в нижнем этаже. Нервы — большие, маленькие, многие! — скачут бешеные, и уже у нервов подкашиваются ноги! «Ты не сможешь помочь всем! Себя не жалко — этих идиотов пожалей!». — Знаешь, что Панна. Давай махнём в Сицилию на пару месяцев, мы будем купаться и загорать, я научу тебя рыбачить. — А как же… — Подождёт.