Призраки Малфой-мэнора

За неделю до Рождества в окно Гермионы постучался уже знакомый чёрный филин. Грейнджер поспешила впустить птицу в комнату, дала той угощение и отвязала пергамент от лапы. Она хмурилась, пока разворачивала послание, думая, что в нём окажется очередная просьба о помощи. Иначе зачем Малфою присылать ей письмо? Неужели в мэноре снова объявился призрак? Хотя, они ведь договорились, что в таком случае Драко будет отправлять Линки, чтобы не терять драгоценного времени. Да и последняя встреча с Малфоем не оставляла надежды на то, что он снова прибегнет к услугам охотников. Пальцы Гермионы подрагивали от нетерпения и беспокойства, пока она отламывала гербовую печать и раскручивала пергамент. В голове пульсировала мысль, что что-то не так. Не стал бы Малфой так заморачиваться, посылая письмо с просьбой о помощи. Наконец она справилась со свитком, но, вчитавшись в первые строчки, решила, что произошла ошибка. Это было приглашение. Официальное приглашение на ежегодный Рождественский приём у Малфоев, написанное не Драко, как была уверена гриффиндорка, а его матерью. Миссис Малфой приглашала грязнокровку Грейнджер на самое шикарное мероприятие всей магической Британии. Где-то случился переворот? Мир вывернулся наизнанку? Кто-то огрел Нарциссу конфундусом? Первым желанием Гермионы было написать отказ, может быть даже не самый вежливый, но, как только она села за стол и вытащила из сундука перо и пергамент, поняла, что хочет пойти. Хотя бы для того, чтобы посмотреть, как проходит праздник, сплетни о котором каждый год занимали первые полосы в газетах, и о котором в школьные годы гудел весь Хогвартс. Кроме того, Гермиона подозревала, что её присутствие здорово подпортит настроение хозяину поместья. Это весомо склоняло чашу весов в сторону решения идти. Одного Грейнджер не могла понять. Почему? С чего вдруг Нарцисса Малфой вспомнила о еë существовании, да ещё пригласила на вечер для чистокровных снобов? Гермиона ненадолго задумалась, а потом всё-таки использовала по прямому назначению перо и пергамент, над которыми неподвижно сидела несколько минут. Только письмо она написала не в Малфой-мэнор, а в Нору. *** Тем же вечером, вместе с небольшой коробочкой, ей пришёл ответ от Джорджа. Без приветствия и обращения, как будто они продолжили разговор, прерванный всего минуту назад: “Не поверишь, мы тоже получили приглашение! На два лица — моё и Фреда. Знатно повеселились, представляя, как испортится аппетит у этих напыщенных выскочек, если мы туда заявимся. Можно было бы взять большой набор пакостей от Уизли и показать богачам, что такое настоящее веселье! Увы, у нас уже есть планы на Рождество. Билл и Флёр собирают всё семейство, обещают шикарное застолье, фейерверки и приятные новости. Мама подозревает, что они хотят сообщить о скором пополнении в наших рядах. Сама понимаешь, мы такого пропустить не можем. Вряд ли эти правильные женатики смогут организовать действительно шикарный салют, придётся выручать, а кто сделает это лучше нас с братцем? Так что возможность поглумиться над унылыми аристократишками мы упустим. Если, вдруг, решишься сунуться в это змеиное гнездо, оторвись там за нас! Веселого Рождества! PS. Прилагаю средний набор пакостей. Обрати особое внимание на мини блевательные батончики, их легко подложить к закускам. А в синем мешочке ругательные ириски (удалось увести горсть из новой партии для Блейза). Они чудесно растворяются в шампанском. PPS. Большой набор не прилагаю. В нём все приколы массового действия. Мы-то с Фредом ради веселья всегда были готовы потерпеть чесотку или фурункулы на причинных местах, а тебе, боюсь, не понравится”. Широко улыбаясь и едва сдерживая смех, Гермиона открыла коробочку и высыпала на руку несколько небольших мешочков. Помяла в руке синий, наслаждаясь от перекатывания под пальцами мелких круглых ирисок, взвесила на ладони прозрачный с блевательными батончиками, заглянула в зелёный и увидела в нём конфеты, похожие на берти боттс, но, как она знала, без съедобных вкусов. В красном оказались огненные пуши — крошечные пилюли, содержащие дичайший концентрат острого перца. А в жёлтом слабительные мармеладки. С лёгким, но очень продолжительным действием. Грейнджер представила, как подкладывает на Рождественском приёме все эти пакости в чашу с пуншем и всё же не сдержалась, захихикала. Веселье могло стать незабываемым. Снова сложив мешочки в коробку, она убрала её на верхнюю полку, а сама взяла перо и пергамент и начала писать: “Здравствуйте, миссис Малфой! Я получила ваше приглашение и рада ответить согласием. Мне будет приятно разделить с вами и вашими гостями Рождественский вечер. С величайшим почтением, Гермиона Дж. Грейнджер”. Возможно письмо было написано с нарушением кучи аристократических правил, но гриффиндорке было плевать. Она планировала хорошенько встряхнуться, а не переживать из-за каких-то условностей. *** Малфой в одиночку встречал гостей перед парадной дверью. Вообще-то, он вполне мог ждать их в холле, но в новом костюме, который вчера вечером доставили из модного дома Орбана Луатьена, Драко было жарко. Когда в газетах появилась новость о Рождественской вечеринке в Малфой-мэноре, дизайнеры как с цепи сорвались. Новый глава богатейшего магического рода Британии получил одиннадцать сов с каталогами вечерней одежды. Драко наугад открыл первый из них, скользнул взглядом по изображению и выдернул страницу. Сова улетела обратно с измятым глянцевым листом. Кто же знал, что костюм, который Драко выбрал таким удачным, как ему казалось, способом, окажется шерстяным, а бабочка будет нещадно давить на горло. Чтобы не задохнуться раньше времени, Малфой решил встречать приглашëнных снаружи. Он скучающе пожимал руки мужчинам, едва склонял голову, приветствуя женщин, но старался, чтобы улыбка оставалась на лице, как приклеенная. И плевать, что она была не столько вежливая, сколько надменная — к чему привык, к тому привык. Не того полëта были гости, чтобы ради них менять себя. Малфои всегда стояли на ступень выше любой семьи из священных двадцати восьми и Драко планировал подняться ещë. Кроме всех неприятностей с костюмом, он чувствовал раздражение из-за того, что принимал гостей один. Нарцисса, которая раньше стояла на его месте под руку с Люциусом, теперь потеряла статус хозяйки поместья и была вынуждена ждать в большом зале. Вероятно на следующем приëме рядом с Драко будет Астория, но пока она носила фамилию Гринграсс, подчинялась традициям своей семьи и этой ночью встречала Рождество далеко от Британии, в замке своих румынских родственников. Когда приветственные речи и пустые, не несущие никакой эмоциональной окраски, слова сожаления о судьбе Люциуса перевалили за третий десяток, а поток гостей заметно поредел, Драко начал всерьëз задумываться, что правилам приличия уделяют слишком много внимания и придают излишне много значения. Он уже готов был покинуть свой опостылевший пост, когда свет факелов осветил одинокую фигуру возле главных ворот. Малфой не вникал в список гостей, этим занималась мать. Утром она принесла сыну пергамент с именами тех, кто принял приглашение, но Драко отложил его в сторону, даже не раскрыв. По большому счёту, ему было плевать, перед кем строить высокомерную глыбу льда. Все эти люди будут с ним считаться из-за фамилии, положения и заманчивых перспектив, но никогда не примут его, как равного. Они были партнёрами, приближёнными, а некоторые, очень немногие, друзьями Люциуса. Драко же приходилось довольствоваться отцовским кругом общения, пока он не обзавёлся собственным, но этот пункт был первым в его ближайших планах. Именно поэтому Малфой не стал вникать в имена приглашëнных. Там не было его гостей, только гости семьи. Но сейчас Драко был раздражён собственными недальновидностью и упрямством. Если бы он ознакомился со списком приглашённых хотя бы бегло, не мучился бы сомнениями и догадками, всматриваясь в идущую к нему гостью. Тонкие каблучки отстукивали шаги по сухой брусчатке. На дорожку были наложены согревающие чары, которые эльфы время от времени обновляли в течении всего вечера, но около получаса назад началась сильная метель и казалось, что за невозможность лечь на землю, снег решил отыграться в воздухе. Гостья шла пригнувшись и придерживая капюшон, чтобы ветер не скинул еë единственную защиту. Плотная ткань скрывала лицо девушки от крупных хлопьев снега и от взгляда Драко. Пока гостья приближалась, Драко оценил тонкие щиколотки, аппетитные икры и понадеялся, что платье, которое было не видно из-под пальто, окажется выше колена. Хотя такая длина была не принята в высшем обществе, но Малфою неожиданно захотелось оценить ножки незнакомки во всей красе. Он как завороженный таращился на них, и даже не сразу понял, что гостья подошла к лестнице и уже поднималась по ступенькам. А через секунду она подняла взгляд и ветер всë-таки сорвал капюшон с еë головы. Каштановые кудряшки, выбившиеся из высокой причёски, хлестнули гостью по лицу, а Драко показалось, что из его груди выбили весь воздух. — Грейнджер? — Малфой? — в тон ему ответила Гермиона и многозначительно указала на дверь. Спохватившись, Драко пригласил еë войти, не выдавив из себя ни одного слова приветствия, но, как только за гриффиндоркой закрылась парадная дверь, он бросил быстрый взгляд на дорожку, убедился, что больше гостей нет и тоже поспешил внутрь. Гермиона успела поправить заклинанием причëску и макияж, стоя напротив большого зеркала, и начала снимать верхнюю одежду. По правилам, Малфою следовало ей помочь, но, так же как на улице его язык превратился в желе, теперь тоже самое произошло с руками. Он подошëл к Гермионе и остановился в метре за еë спиной. Видел в отражении свой желчный взгляд, старался сделать его ещë более надменным и мысленно запрещал себе прикасаться к Грейнджер даже через слои одежды. В памяти тут же всплыло воспоминание о касаниях еë рук к оголëнной спине и плечам, когда она лечила его вывих, но почему-то сейчас всë воспринималось иначе. Драко будто ступил на запретную территорию, когда разглядывал ножки гриффиндорки и надеялся увидеть большее. Захотелось сказать ей что-нибудь в духе их школьных перепалок, оскорбить, вывести на эмоции. Увидеть, как загораются ненавистью глаза, краснеют щёки, дрожат от злости руки. Драко требовалось выстроить между ними стену. Точнее восстановить ту, что была всегда, но за последние месяцы пошатнулась, местами обвалилась и стала похожа на крепость, капитулировавшую после долгой осады. На языке появился странный, горьковатый привкус, как будто яд, который нужно было срочно сцедить, чтобы не отравиться самому. С язвительностью и высокомерием, достойными Люциуса, Драко заговорил: — Знаешь, Грейнджер, приглашение было формальностью, вежливым жестом. Даже Уизли сообразили. Предполагалось, что и ты догадаешься, что стоит отказаться. Гермиона в ответ скинула в руки Малфоя своё пальто, бросив на ходу: — Я знаю. Поэтому и пришла. Она пересекла холл по направлению к большому залу, взяла с подноса первого встречного официанта бокал с шампанским и весело отсалютовала хозяину дома, обернувшись через плечо. Всё ещё стоя с пальто в руках, Драко наблюдал, как Грейнджер, в чрезмерно обтягивающем тёмно-зелёном платье, уверенно идёт туда, где все взгляды будут прикованы к ней. Лишняя на этом празднике, чуждая обществу чистокровной элиты, навсегда закрепившая за собой звание врага. Лань, добровольно шагающая в логово хищников. Для чего? Доказать что-то им? Себе? Всему магическому сообществу? У Драко не было ответов на эти вопросы. Появившаяся по щелчку пальцев Линки забрала из рук хозяина верхнюю одежду тут же исчезла, а Малфой поспешил к гостям. Откуда-то в нём появилась уверенность, что сегодняшний вечер окажется не таким скучным, как он предполагал. *** Выдержка Драко летела под откос. Он разговаривал с Паркинсонами, а глазами искал Грейнджер, отдавал распоряжения официантам и слышал еë весëлый смех. Он кожей чувствовал присутствие гриффиндорки, и это было похоже на раздражающий зуд. Малфой ловил взгляды, брошенные на Грейнджер — часто изучающие, надменные, озадаченные, реже ненавидящие. А она будто не замечала. Улыбалась каждому так, словно полтора года назад не стояла с ними по разные стороны защитного барьера над Хогвартсом. Здоровалась, шутила, поддерживала беседу. Когда Драко в очередной раз окинул зал с высоты своего роста, заметил в стороне от основной массы гостей сверкающую тиару, которую надела на вечер его мать, а рядом мелькнула каштановая макушка. Малфой тяжело вздохнул. Он предполагал, что Нарцисса отправила Грейнджер приглашение из вежливости. В благодарность за то, что помогла избавиться от призрака. О том, что он был не единственным, мама до сих пор не знала и наверняка думала, что охотники полностью решили проблему. Но вряд ли миссис Малфой ожидала, что гриффиндорка действительно додумается прийти на вечеринку, где традиционно собирались самые сливки магического сообщества. Предполагалось, что Грейнджер не просто так считают умнейшей ведьмой поколения. Драко поспешил к матери, курсируя между гостями. Иногда, по необходимости обменивался с ними короткими фразами. Он чувствовал потребность как можно быстрее избавить Нарциссу от общества гриффиндорки. В том, что мама не в восторге от общения с Грейнджер, Драко не сомневался. Однако, чем ближе он подходил, тем отчëтливее слышал, что они ведут активный диалог и, похоже, получают от этого взаимное удовольствие. Сделав ещë несколько шагов, Малфой остановился и неверяще уставился на раскрасневшуюся, улыбающуюся Нарциссу. Давно он не видел еë такой увлечëнной. С тех пор, как Тёмный Лорд вернулся и почти поселился в их родовом поместье. Драко стоило бы порадоваться за мать, но он волновался, что Грейнджер расскажет ей о нашествии привидений. Грейнджер даже не заметила его приближения, зато заметила мама. — Драко, милый! Присоединишься к нам? — позвала она и понизила голос, — Мисс Грейнджер рассказывает мне, как вы выгоняли призрака из поместья. Малфой перехватил хитрый взгляд гриффиндорки и послал ей в ответ раздражëнный. — Представляете, Гермиона, от него я не услышала ни единой подробности, — доверительно сообщила Нарцисса, — только сухое “Он нас больше не побеспокоит”! Мужчины! Драко заметил, как она закатила глаза, произнося последнее слово, а Грейнджер едва сдержала усмешку. Он представил, как вкладывает в ответное: “Женщины!” всю язвительность, на какую только способен, но сдержался. Вместо этого Драко обратился к матери: — Простишь, если я украду у тебя собеседницу? — Прощу, — вздохнула Нарцисса с явным разочарованием и сверилась со старинными часами на стене, — тем более, что до полуночи осталось двадцать минут. Не задерживайся, я не собираюсь произносить тост за нас двоих. С этими словами она подмигнула Гермионе и ушла к другим гостям. Как только они остались наедине, Драко спросил: — Развлекала мою мать рассказами о своих подвигах? Он старательно делал вид, что этот вопрос — просто способ поддержать беседу, и на самом-то деле его совсем не волнует, о чëм именно узнала Нарцисса. — Почему только своих? Я и о подвигах Джорджа с Фредом рассказала, и о том, как нам помогала Линки. Про твои попытки нас выгнать, прости, не успела, но тут ты сам виноват — нечего было вмешиваться в разговор на самом интересном месте. — Про второго призрака тоже успела еë просветить? Испуганно ахнув, Гермиона прижала ладони к груди. — А что, нельзя было? Прости! Над переносицей Малфоя образовались глубокие складки. Он смотрел на Грейнджер, стараясь понять, правду она говорит или придуривается. Судя по тому, что в еë взгляде не было даже намëка на раскаяние, второе. — Тролль за актëрскую игру, — подвëл итог своим мыслям Драко. Гермиона цокнула языком и убрала руки от груди: — Тебе повезло, что я быстро делаю выводы. Сообразила, что Нарцисса не в курсе. Хотя совершенно не понимаю, какой смысл в этой тайне. — Не твоë дело, — огрызнулся Малфой. — И с каких пор ты называешь мою мать по имени? — Она сама попросила, — улыбнулась Грейнджер, — мы с ней неплохо поладили. Драко фыркнул и ничего не ответил. Холодно кивнув Грейнджер, он в который раз за вечер нарушил правила приличия, оставив её стоять в одиночестве. Удаляясь от гриффиндорки, Малфой чувствовал колючий взгляд между лопатками. *** За четверть часа до полуночи Нарцисса поднялась на небольшое возвышение, похожее на сцену, и привлекла внимание гостей. Все разговоры тут же стихли. — Друзья, я рада видеть всех вас, — начала миссис Малфой. — Знаю, что прошедший год был для многих непростым, и тем ценнее и показательнее сегодняшний вечер. Он как символ того, что жизнь продолжается, а наши традиции и крепкая дружба остаются нерушимы. Некоторые приглашëнные одобрительно покивали, другие отсалютовали хозяйке вечера своими бокалами. Гермиона Грейнджер просто улыбнулась Нарциссе, чувствуя себя не в своей тарелке. За весь вечер она перекинулась с другими гостями максимум дюжиной фраз. Кожей ощущала недоумение богатеньких аристократов от присутствия на приëме маглорождëнной подружки Гарри Поттера. Нет, они ни разу не показали ей своей неприязни, вежливо здоровались, обменивались нейтральными фразами, но желанием поддерживать разговор не горели. Гермиона не настаивала. Ничего другого она от этого вечера не ожидала, даже приготовила запасной вариант, но очень уж хотела посмотреть, чем таким особенным отличаются приëмы у Малфоев. Заодно решила проверить, хватит ли ей смелости в одиночку сунуться в змеиное гнездо. Посмотрела. Проверила. Можно было уходить. Дождавшись окончания тоста Нарциссы, Грейнджер направилась к ней, чтобы поблагодарить за приглашение и попрощаться. Драко как раз занял освободившееся место матери и обратился к гостям, как хозяин поместья. Возможно, Гермионе показалось, но его приняли гораздо холоднее, чем Нарциссу. И может быть даже холоднее, чем её саму. Взгляды, направленные на Драко были высокомерными, скучающими, презрительными, но никак не заинтересованными или внимательными. В какой-то момент, глядя на напряжëнную позу Малфоя, Гермиона вдруг поняла, что не одна она изгой на этом мероприятии. Богачи не принимали Драко, как ровню себе. Возможно, когда-то они уважали Люциуса, но сын не унаследовал хорошее отношение вместе с поместьем и миллионами галлеонов. Странно, но Гермионе стало за него обидно. Она решила, что может провести на приёме ещё некоторое время, остановилась за спинами гостей напротив Драко, и прислушалась к его речи, а точнее к интонациям. Равнодушие. Вот что сквозило в словах Малфоя. Он понимал необходимость этого вечера, но не собирался играть роль радушного хозяина. Грейнджер это импонировало. Ей всегда казалось, что богачи, все как один, с молоком матерей впитывали лизоблюдство и льстивость. Улыбались друг другу в глаза, но стоило кому-то повернуться спиной, безжалостно вгоняли кинжал в сердце. Что ж, хотя бы заискивание не входило в число недостатков Драко. Он закончил свою речь тостом и выпил шампанское с таким видом, будто единственное, чего хотел в этот момент — выгнать всех из поместья и больше никогда не встречаться с магами из своего круга. Выскочки отреагировали на тост хозяина мэнора жидкими аплодисментами и вернулись к прерванным разговорам. Как будто Драко был надоедливым недоразумением, от которого, однако, нельзя было взять и отмахнуться. Гермиона почувствовала, как в груди поднимается злость на всех этих богачей. Она поставила бокал с шампанским на пол у своих ног и похлопала Малфою от души, долго и громко. Поймала несколько неодобрительных взглядов, ответила на каждый своим равнодушно-вызывающим и не сразу заметила, что Драко подошёл к ней. — Я рад, что смог так впечатлить тебя, Грейнджер, — произнёс он саркастично. — Вообще-то, — со смешком ответила Гермиона, — я не особо прислушивалась. Она подняла свой бокал с пола, сделала глоток и, кивнув Малфою, отошла подальше от других гостей. Драко пошёл следом. Когда они оказались на достаточном расстоянии от чужих ушей, Грейнджер пояснила: — Просто меня взбесило их отношение. Ненавижу надменных снобов. — А меня таким не считаешь? — усмехнувшись, поинтересовался Малфой. — В школе я бы сказала, что ты дашь фору любому, а сейчас нет. Куда-то не туда тебя понесло по дороге высокомерия. Драко неожиданно стал серьëзным и задумчиво произнëс: — Надо срочно возвращаться на старый курс. Непомерные амбиции и гордыня — входной билет в высшее общество. Без них разжуют и выплюнут. — Звучит, как тост. Давай выпьем за это! — усмехнулась Гермиона. Она поднесла свой фужер к фужеру Драко и легонько чокнулась с ним. Малфой едва сдержал серьëзное выражение лица и уточнил: — За высокомерие? — Нет. За то, что в одну реку не входят дважды.