от лица Арины...
А вы знали, что улыбку наш мозг воспринимает как проявление радости, и даже если вам совсем хреново, организм начинает вырабатывать гормоны счастья. Я узнала об этом в шестнадцать лет. Попробовала улыбаться каждый раз, когда хотелось плакать, и пристрастилась. Оказалось, что можно скрывать свою боль не только за маской безразличия. Я могу убеждать себя, что всё будет хорошо, и с улыбкой на устах ждать, когда наступит пиздец. Нельзя обманывать свой мозг вечно, у всего есть цена. Проснулась сегодня с этим самым ощущением. Ощущением, что скоро настанет момент расплаты. Сборы прошли весело. Мы заняли второе место. Танюша по понятным причинам расстроилась. Наш автобус уже подъезжает к городу. За четыре часа в пути Титова не проронила ни слова. Я нормально отношусь к проигрышам. Гимнастика меня этому научила. Всегда найдётся тот, кто лучше тебя. Сильнее, увереннее, умнее, не важно. Даже с точки зрения теории вероятности, невозможно побеждать всех и во всём. Мой первый тренер всегда говорил: "Научись проигрывать, чтобы побеждать". Он был прав, хотя наверняка слямзил у кого-то эту фразу. Никогда не забуду свои первые соревнования. Я заняла второе место с конца. Было обидно, даже очень. Ещё мама на соревнования не пришла. Помню, как смотрела на улыбки девочек, что поднимались на пьедестал. Не плакала, пока не ушла в раздевалку. Хотела всё бросить и больше не ходить на тренировки. Решила для себя, что ещё чуть-чуть потерплю. Я обожала посещать гимнастический зал. Болтаться на брусьях и прыгать на батуте. Что ещё нужно для гиперактивного ребёнка?! На следующих соревнованиях я была уже в середине списка неудачников, а на третьих — заняла четвёртое место. В спорте самыми обидными называют четвёртое и второе места. В шаге от пьедестала, в шаге от победы. Я с этим утверждением не согласна, потому что помню, как была счастлива. Счастлива от того, что оказалась не на предпоследнем месте. — Наконец-то приехали, — бормочет Таня, вырывая меня из омута воспоминаний. Смотрю через оконное стекло автобуса и вижу здание, где располагался наш факультет. Откидываю голову назад и шумно выдыхаю. В среду разбила коленку, теперь придётся тащиться с больной ногой до остановки. Встаю медленно, закусив губу, чтобы лишний раз не сквернословить в присутствии волонтеров. Выпрямить больную ногу удаётся с трудом. Поднимаюсь на носочки, чтобы достать свою сумку с верхней полки. Блин, никак не могу дотянуться до её ремня. Кто-то утолкал мою сумку в самый конец. Мужская рука попадает в моё поле зрения, поворачиваю голову и вижу, что это Ярослав. "Водные процедуры" пошли ему на пользу. Я же в следующий раз буду думать, прежде чем толкать кого-то в озеро. Не могу сдержать улыбки, он же усмехается, качнув головой. Брюнет достаёт мою сумку и отдаёт её мне. Прихрамывая, выползаю из автобуса. На улице солнечно, но не сказала бы, что тепло. Холодный ветер портит всё впечатление от погоды. С моей улыбкой происходит странная метаморфоза, из искренней она превращается в наигранную, фальшивую, пустую. Виной тому Александра Орлова. Она стоит у автобуса и смотрит на меня убийственным взглядом. Первая мысль, которая приходит мне в голову: "Она знает". — Саш, что ты здесь делаешь? — слышу голос Яра за своей спиной. Моё сердце выпадает на теплый асфальт и с хрипом задыхается от недостатка кислорода. Несмотря на это продолжаю улыбаться, жестоко обманывая свой мозг. — Мне нужно поговорить с тобой и Ариной, — прочистив горло, отвечает девушка. Ноль эмоций. Словно она готовилась не один час, чтобы произнести свои слова максимально пресным тоном. Жутковато. Ощущаю, как по коже пробегают ледяные иголки, вызывая волну мелких неприятных мурашек. — Хорошо, только не долго, — киваю, проговаривая свои слова как можно спокойнее, чем того требует моё безумие. Саша разворачивается и идёт к дверям корпуса юрфака. Мы молча следуем за ней. Оба, мне кажется, понимаем, что будет дальше. Максим ей всё рассказал, больше некому. Хромаю, сжимая правую ладонь в кулак. В среду я сломала ноготь. Он порвался почти на середине ногтевой пластины. Болезненное ощущение притупляет тревожность. Проходя мимо факультетского стенда, замечаю, что на скамейке сидит Тимур Макаров. Могу только догадываться, что он здесь забыл в такое время. Занятия закончились часа два назад. Он подмигивает мне, когда наши взгляды встречаются. Скорее всего Тимур ждёт Обломову. Вербицкий упоминал как-то, что видел их вместе. Нехорошо... Навряд ли Катя понимает, что Макаров не заводит девушек, только любовниц. Через несколько минут мы входим в кабинет волонтёрского отряда, другие аудитории закрыты. Орлова присаживается на диван, Ярослав рядом с ней. Замираю буквально в двух метрах от них, жду того самого момента расплаты. В помещение прохладно, но дышать мне всё равно нечем. Яр, изогнув правую бровь, смотрит на свою жену. — Между вами что-то есть? — девушка задаёт вопрос, расправив плечи. Она положила ладони на свои колени, и выглядит так, словно пытается казаться спокойной. Её выдает только шея, покрытая красными пятнами. Я чувствую её нервозность, она вибрирует в воздухе. — Было, а не "есть", — уверенно проговариваю, не моргая. Поторопилась. Выскочка! Нужно было дать возможность ответить Орлову. Слегка прикусываю кончик языка, дабы снова не ляпнуть что-нибудь, не подумав. Нервишки сдают. — Когда? — девушка переводит свой взгляд на супруга. Я же стараюсь на него не смотреть, чтобы не выглядеть, как соучастник преступления. Не нравится мне всё это. Предчувствую, что ни к чему хорошему настоящий разговор не приведёт. — Ещё до нашего знакомства, — произносит Ярослав, хрипло выдыхая. Как ни странно, он действительно спокоен. Не притворяется, в отличие от дам, что находятся рядом с ним. Александра несколько раз кивает. Так просто? Понятно, что она напряжена. Но... Мысленно отмечаю, что девушка слишком старается казаться взрослой и сильной. — А ты мне ничего не хочешь сказать? — Орлов задаёт вопрос своей жене, сдаюсь и бросаю в сторону парня быстрый взгляд. Спокоен, но не все сто процентов. На девяносто от силы, остальные десять принадлежат иронии. Странно. Саша игнорирует его. Не отвечает. — Максим показал мне это видео, — девушка достаёт из кармана юбки свой телефон, и протягивает его мне. Время останавливается, будто сходит с ума. Моё тело сковывает болезненный спазм. Ещё совсем немного и лёгкие разорвёт на окровавленные ошмётки. Я вижу видео, то самое. Улыбаюсь, вновь пытаясь перехитрить собственный мозг. Сердце истошно заныло в груди. Унизительно. Стыдно. Можно её понять. Но зачем так жестоко? Она смотрит на меня невинным взглядом. Краем глаза замечаю, как помрачнело лицо Ярослава. Допустим, муж не рассказал ей ничего. Поговори сначала с ним, а потом со мной, если ему не веришь. Зачем так унижать? Больно... Знала, что пожалею, связавшись с этой семейкой. Проходят секунды, длиною в целую вечность. Никто в этом помещении не видит, что происходит с моей покалеченной душой. Она бы и рада покинуть физическую оболочку, но моё сердце всё ещё бьётся. — У меня есть вопросы, — с фальшивой улыбкой на устах начинаю несдержанно говорить, — Зачем мне показывать это видео, если мы ответили на твои вопросы? Чтобы унизить меня? Растоптать? — засыпаю Сашу словами, в которых чётко прослеживаются ироничные ноты. Орлова качает головой, но я ей не верю. Именно этого она и добивалась. Не стоило удивляться её поведению в начале разговора. Могла ведь сказать, что у Вербицкого есть видео, где мы с Яром занимаемся сексом. Но, нет! Саша его скачала, чтобы ткнуть им мне в лицо. Дабы насладиться моей реакцией... Прекрасная месть. Но почему она адресована мне? — Сотри это видео, и больше ко мне никогда не подходи. По всем вопросам волонтёрского отряда, обращайся к Титовой, — будничным тоном добавляю, а затем разворачиваюсь на пятке здоровой ноги, и ухожу. — Я не...— слышу за своей спиной её голос. Да, пошла ты нахуй! Катись к хуям вместе со своим мужем, его братом и Ковалевым за компанию! Стены коридора словно сдвигаются, будто хотят меня раздавить. Спешу скорее покинуть здание, но это сложно. Давно меня так не унижали. Да и было бы за что! Я не рассказала всё Саше первой? А было ли у меня на это право? Кто для меня Саша Орлова? Волонтер. Не подруга, даже не близкая знакомая. Выхожу из корпуса, и шагаю в сторону остановки. Смотрю на раскрытую правую ладонь и вижу пятно крови. Даже не заметила, как сжала пальцы до крови. Внимательно разглядываю поврежденный ноготь. Вот же зараза! Ведь не состричь. В таком неудобном месте порвался до самого мяса. Не чувствую боли. Мне и без того хреново. Если Ярик снова принесёт мне заявление на увольнение, так и быть подпишу. К чёрту всю эту семейку! Декан поорёт на меня, думаю вытерплю. Найду замену и буду жить дальше. Проходя мимо Тимура останавливаюсь. От него пахнет сигаретами с ментолом. Смотрю на стоянку перед корпусом. Автобус уже уехал. — Ты меня тут ждешь? — перевожу глаза на парня. Макаров мягко улыбается. В его пальцах золотая цепочка с крестиком. Она принадлежала единственной девушке, что когда-то он любил. Её звали Вероника. Для Тимура она мертва. — А ты бы этого хотела? — прищурив зеленые глаза, шатен задаёт вопрос. Я злая. Но моя злость не имеет к нему никакого отношения. Хрипло выдыхаю, прикрыв глаза. — Ты же знаешь, что нет, — качаю головой. Съеживаюсь от дуновения холодного ветра. Голова болит. Устала. Да, и в целом чувствую, как внутри меня разрастается пустота. — Мне нравится, что мы друг друга никогда не обманываем, — открываю глаза и смотрю на его лицо. Он всегда такой расслабленный. Макаров слишком эгоистичен, чтобы напрягаться. Иногда, я завидую ему. Хотела бы относится к жизни с полным пофигизмом, но не могу. — Ты устала, иди домой, — бархатным голосом произносит парень, моргая. В его зеленых радужках видны ореховые вкрапления. Красивые глаза, вот только за ними прячется тёмная душа. Я никогда не грешила самообманом в отношениях с Макаровым. С самого начала понимала, с кем имею дело. Мы чётко обозначили границы и ни разу, не осмелились их пересечь. Возможно по этой причине, я до сих общалась с ним, в отличие от других девушек. Они мечтали о нём. Мечтали, что станут его единственными и неповторимыми для него. Идиотки! Мне жаль их. Тимур не искал кого-то особенного. Он вообще никого не искал. Кивнув, ступаю на больную ногу. Сжимаю челюсть, и чертыхаюсь. Иду к воротам. Наконец-то я буду одна. Забавно, но даже плакать не хочется. Только упасть на кровать и забыться беспробудным сном.***
Суббота. Проснулась с желанием напиться. С четким осознанием того, что уже не справляюсь с эмоциями и феномен "улыбки" уже не помогает. Не хочу в понедельник идти в университет. Не хочу видеть Максима, Сашу и Ярослава. Не могу. Но должна. Обязана ходить на пары и выполнять свои обязанности председателя волонтёрского отряда. Прятаться под маской шута и улыбаться. Делать вид, что меня не унизили. Макс казался мне таким забавным. Жестокий. Такой же жестокий, как и Саша. Про Яра и думать противно. Малого того, что растрепал во всех подробностях о том, что между нами было, так ещё и доказательства предоставил. Самый мудацкий поступок мужчины в моей жизни. А я уже думала, что Егора никто не переплюнет. Ошибалась. Таня разбудила меня в одиннадцать утра. Вечером она звонила мне. Титова договорилась со своим мастером маникюра, чтобы та починила мне ноготь. Я пыталась его состричь, но не смогла. Залепила его пластырем. Забавно. Но всё в моей жизни держится за счёт вот таких пластырей или скотча. Тренировку отменили, Снежаба Борисовна заболела, и мы с Таней договорились встретиться на остановке университета. Прогуляться до салона красоты. Наш город оживал, стоило весне постучаться в его двери. Я ненавижу зимы. Схожу с ума от недостатка солнечного света. Весной оживаю. Апрель заставлял меня улыбаться по-настоящему чаще обычного. Не хотела после вчерашнего возвращаться в кабинет волонтерского отряда, но пришлось. Нужно было распечатать курсовую. Я должна была сдать её в пятницу, но преподаватель разрешил мне принести работу в понедельник. Есть плюсы в том, что тебя называют звёздочкой университета. Можно сказать привилегии. Хромая, спускаюсь по блядской лестнице. Надеюсь, настанет время, когда все лестницы заменят эскалаторами, и мои неуклюжие потомки не будут знать боли, что я сейчас испытываю. Закусываю губы, каждый раз когда наступаю на больную ногу. Два пролёта кажутся для меня вечностью. Ковыляю до нужной двери и замираю. Она слегка приоткрыта. Опять это чувство, что скоро наступит пиздец. Делаю глубокий вдох, а затем выдыхаю. Открываю дверь, и вижу его. Он не сидит за компьютером, как обычно. Стоит посреди кабинета, будто ждал меня. — Привет, — Ярослав негромко произносит. Спокойный, будто ничего вчера и не произошло. Раздражает. Даже не могу улыбаться. Не хватает смелости, чтобы улыбнуться. Это приём не сработает. Печально. — Привет, — сглотнув слюну, отвечаю. Оглядываю кабинет, он один. Без своей жестокой супруги. Забыл похоже её дома. Или она решила испортить сегодня жизнь кому-нибудь другому. — Ты не читаешь мои сообщения, — брюнет смотрит на меня странным, понятным только ему взглядом. Моргаю. Действительно. Я отключила уведомления почти во всех чатах. Почему? Чтобы насладиться тишиной. Хотела, чтобы никто меня не беспокоил. Оставила уведомления только в чатах с мамой, Алиной, Таней и Лидой. "Кто такая Лида?" — спросите вы. Моя лучшая подруга. К сожалению, она учится сейчас в другом городе. Мы дружим лет с пяти. Лидочка Трухина — единственный человек во всём мире, который меня понимает на девяносто девять процентов. Я ещё не встречала людей, которые понимают меня на все сто. Наверное, таких не бывает. Лида поступила в консерваторию. Мы жили в одном общежитие. Я на втором этаже, она на третьем. Ходили в разные школы. Мы всегда жаловались друг другу на одноклассников, и на упрямых мам. Делились самым сокровенным. Научились вместе мечтать. Как жаль, что она далеко, и я не могу сейчас обнять её. А так хочется... — Отключила уведомления на выходные, — киваю. Хотела бы выдохнуть, но не способна даже на это. Внутри меня пустота. Когда-то мне казалось, что Яр — идеальный парень. Не только прекрасный любовник, но и человек. Ошибалась. Доверилась ему, а теперь огребаю за собственную наивность. — Я не знаю, как видео оказалось у Максима, — оправдывается. Хотелось бы ему поверить, но я не в состоянии. Не чувствую, то что внутри меня. Сложно разобраться в пустоте. Плевать. Наверное. — Почему ты его не удалил? — с моих губ падает вопрос. Качаю головой. Жалею, что рискнула продолжить разговор. — Не надо! Не отвечай! Мне всё равно, это не имеет значения. Возвращайся к своей жене, мне нужно время, чтобы снова стать прежней. Улыбаться всем подряд без причины. Продолжать обманывать свой мозг. Яр молчит, и я молчу. Молчун и ебанутая — просто идеальный творческий тандем. Надеюсь, что он напишет заявление на расторжение договора и исчезнет из моей жизни. — Не молчи. Покричи на меня, можешь даже ударить, — Орлов хмурит брови по привычке. Покричи... Легко сказать, когда нет сил, чтобы приподнять чёртовы уголки губ. Ты разрушаешь меня. Убиваешь только своим существованием. Как обидно, что мы когда-то познакомились. — Не могу, — на выдохе отвечаю и поджимаю губы. Зачем я заморачиваюсь? Ты — не моя проблема. У тебя есть жена. Пусть она и кричит на тебя. Нахожу в себе силы для последнего аккорда собственного безумия. Облачаюсь в маску шута, и вновь улыбаюсь. Прости меня, мой мозг. Потерпи ещё немножко. Прохожу к компьютеру, минуя Ярослава. Надо распечатать курсовую, пока нервы не сдали. Включаю блок питания, и проклинаю операционную систему за то, что так долго загружается. Стучу коготками левой руки о гладкую поверхность стола. Тишина. Такая сука! Из-за неё время замирает. Открываю почту, чтобы найти своё письмо. Хреново. Кружится голова, как от опьянения. Вдыхаю воздух носом, шумно. Простите. Сложно делать вид, что по тебе не проехался каток. Мечтаю напиться вечером до усрачки, чтобы потом обниматься с унитазом. Надеюсь, что когда меня вывернет наизнанку, то с желчью выйдет и часть боли. У меня эмоциональная передозировка. Нажимаю на кнопку "печати" и жду. — Прости, — слышу за своей спиной, и закрываю глаза. Я постоянно прощаю людей, а потом жалею. — Тебе не нужно моё прощение. Всё нормально, — проговариваю так, словно не чувствую ничего. — Я на тебя не злюсь... — добавив, шумно выдыхаю. Разочарована. Мой мозг сходит с ума от напряжения. Скорей бы покинуть этот кабинет. Дорваться до бутылки красного вина и смотреть в потолок. Я редко употребляю алкоголь, но сейчас мне это нужно. Чтобы обмануть себя хотя бы на пару часов. Хватаю с принтера стопку листов и как ни в чём не бывало, покидаю кабинет. Выхожу в коридор и застываю. Запрокидываю голову назад и закрываю глаза. Потерпи ещё немножко. Этот день когда-нибудь закончится. Хватаю губами воздух, умоляя себя успокоиться. Выхожу из универа и вижу Максима. Ну, вот! Вселенная, решила довести меня до состояния, которое потребует лечения в стационаре психдиспансера. Блондин хмурит брови, и смотрит на меня довольно пошлым взглядом. Похоже, Максимилиан недавно смотрел домашнее порно со мной в главной роли. Молодец! Что тут скажешь? — Ты же писала мне, что обошлось без травм, — Вербицкий усмехается, когда я подхожу к нему. Даже не знаю, чего мне ещё ожидать. Из чувства самосохранения включаю режим дурочки. Посмотрим, что будет дальше. — А после я решила столкнуть твоего брата в озеро, чтобы не портил всем настроение своей кислой миной, — отвечаю и сажусь рядом с ним. Испытываю боль от сгибания больного колена. Блядство! Вытягиваю левую ногу перед собой. — И? — Вербицкий улыбается. Говнюк! Не понимаю... Ничего не понимаю. На его лице даже нет намёка на сожаление. Ладно, буду играть привычную роль. — Я забыла, что Ярослав — кандидат в мастера спорта по лёгкой атлетике, — с наигранной обидой выдыхаю. — Убежать далеко не получилось, навернулась в кустах. Разбила коленку и сломала ноготь, — добавляю, после же бросаю вымученный взгляд на перебинтованную ногу. Есть ощущение, что Макс обдолбался. Его зрачки сходят с ума. — И что потом? — блондин наклоняет голову в бок, и смотрит на меня безумным взглядом. О чём-то думает. Я вижу его странности, но не подаю виду. — Он орал на меня, распугал всех птиц в чаще, — усмехаюсь. Вербицкий облизывает губы. Интересно, он вообще слушает или представляет, как бы трахнул меня? Скорее второе, чем первое. — Как у тебя дела? — интересуюсь, прищурив правый глаз. Лучи солнца падают на моё лицо. Парень поднимает руку и заправляет пальцами прядь моих волос за ухо. На моих устах появляется та самая фальшивая улыбка. Неужели он не понимает, что я знаю. Друг, называется... Да, ты совсем рехнулся! Ладно, я всё понимаю. Ты рассказал Саше о нас. Но зачем видео-то показывать? — Скучно, — отвечает Макс. Он какой-то странный. Блондин замолкает больше, чем на минуту. Вероятно, думает о чём-то. В моём кармане звонит телефон. Наверное, это Титова. — Ладно, мне пора. Увидимся в понедельник, — встаю. Морщусь. Не стоило садиться на скамью. Больно. Ковыляю в сторону остановки. Таня должно быть уже подъезжает. Выхожу за территорию университета и вижу её. Она не улыбается. Блин! Что опять случилось? Опять это чувство, что пиздец вот-вот нагрянет. Слишком часто он появляется в моей жизни. — Что такое? — шумно выдыхаю, когда подруга ко мне приближается на достаточное расстояние, чтобы услышать мой голос. Девушка смотрит на меня таким взглядом, будто я увела у неё парня. Мой мозг явно сходит с ума. — Что здесь делает Ковалёв? — она задаёт вопрос, я же пожимаю плечами. Абсолютно не понимаю, что происходит. Титова достаёт из кармана телефон и открывает приложение скрытой камеры, что находится в кабинете волонтерского отряда. Смотрю на экран телефона и пока что вижу только Орлова. Ярослав сидит за компьютером. Где-то через минуту в помещение входит Максим. Скорее бы починили замок. Проходной двор какой-то. Я выдам всем ключ и запрещу посиделки в нашем кабинете. Вербицкий садится на диван, поглядывая на брата. В кабинет входит Ковалёв. Дима бросает взгляд на друга, а затем идёт к Яру и достаёт из кармана свой смартфон. Таня прибавляет звук. Серьезно? Не знала, что камера пишет со звуком. Орлов снимает наушники, заметив Ковалёва. — Яр, ты не знаешь, чей это почерк? — дылда задаёт вопрос, протягивая Ярославу свой телефон. Титова срывается с места. Какого чёрта? Нет времени на раздумья. Бегу за ней. Ну, как бегу. Ковыляю в быстром темпе. Через минуту, может две, я догоняю подругу в коридоре цокольного этажа. Моё больное колено прокляло меня трижды. — Что тут происходит? — стоит нам только войти в кабинет, Таня громко спрашивает. Максим поворачивает голову в нашу сторону. Ковалёв же замирает. У меня отдышка, а лицо наверняка покраснело. Громко вдыхаю воздух через нос, чтобы успокоить своё рваное дыхание. — Чей это почерк? —Дима разворачивается и идёт к нам. Он вытягивает руку и тычет своим телефоном в лицо Тани. Она моргает. Чёрт! Вижу на экране смартфона знакомое письмо. Помню, как Титова писала его при мне и рыдала... Только не это... — Мой! — скрестив руки на груди, громко заявляет Танечка. Делаю несколько шагов к шкафу. Не могу смотреть на слова, что дались моей девочке с такой болью... Сжимаю челюсть, чтобы не заплакать. Больше не могу улыбаться. Почему Таня должна переживать свои мучения снова и снова? Почему судьба не даёт ей забыть о прошлом? Хреново быть эмпатом. Пропускать через себя чужие эмоции. — Тебя Арина попросила это написать? — спрашивает Ковалёв. Мысленно усмехаюсь. Конечно... Проще поверить в то, что Харламова попросила свою подругу накатать жалобу на его дорого двоюродного брата, чтобы избавиться от конкурента. А вот подумать и хотя бы допустить, что Семён был тем ещё козлом — нет, увольте... — Нет, — горько усмехается моя бедная девочка, она качает головой, — Я написала это письмо в деканат, потому что в полиции не приняли моего заявления. Семён меня домогался, если ты не понял, — навряд ли хоть кто-то в этом кабинете понимает, насколько Танюше было больно произнести эти слова. Моё лицо уже полыхает, а все мышцы в теле ноют от перенапряжения. Улыбайся, не улыбайся. Собственный мозг уже не обманешь. Я сама довела себя до точки кипения. — Можешь не верить, мне всё равно, — сквозь зубы проговаривает Титова, а затем резко разворачивается и я вижу, как дрогнули её губы. Она вот-вот заплачет. Не могу пошевелиться. Не владею собственным телом. Сжимаю свои пальцы в кулаки всё сильнее и сильнее. Челюсть уже сводит от перенапряжения. Дима стоит. Боже! Кто-нибудь! Пните его! Ну, что за дурак! Беги за ней! Ты ведь ей нравишься... — Ковалёв, иди за ней и извинись, — нахожу в себе силы, чтобы разжать челюсть и проговорить. Наконец-то дылда покидает помещение. — Ариш, — Макс поднимается на ноги, и делает всего один шаг в мою сторону. Ариш? Хуиш! Блядь! Не смей меня так называть! — Не подходи ко мне, — отвечаю сквозь зубы. Ты меня предал. Чёртов любитель поиграть чужими чувствами. И мне не жаль тебя. Пусть тебя жалеет Саша. Вы друг друга стоите. — А я-то тут причём? — парень разводит руки в стороны. Не могу даже повернуть голову, чтобы убить его одним только взглядом. Мышцы шеи сковал болезненный спазм. Надеюсь, что сегодня сдохну от инсульта. — Этому письму два года. Только не говори мне, что не ты надоумил Ковалёва вступить в волонтерский отряд, — хватаю воздух ртом, отпуская слова на волю. Из меня вот-вот выйдет вся боль. Как бы я не старалась оттягивать этот момент, он всё равно настанет. Расплата за фальшивые улыбки уже ждёт меня. — Арина, что у тебя с рукой? — Ярик задаёт вопрос. Ненавижу. Я тебя ненавижу. Не хочу слышать твой голос и видеть твои глаза. Ты сжёг мою душу на костре собственного эгоизма. Заставляю себя выйти из кабинета.***
Кто-то выключил мой мозг минут на десять. Помню, только как оказалась на улице и увидела, как Дима обнимает Таню. Она плакала. Я подумала, что больше не нужна ей. Так всегда происходит. Похоже Бог создал меня для того, чтобы поддерживать тех, кто в этом нуждается. К сожалению, почти всегда наступает момент, когда я должна отступить назад и уступить дорогу другим. Тем, кто важнее меня. Помню, как мне пришлось отпустить Лиду. В тот день, она узнала, что её приняли в музыкальную консерваторию. Было больно. Я понимала, что моя лучшая подруга уедет и оставит меня в одиночестве. Скучаю по ней. Мы сбегали в парк после уроков и мечтали покорить мир. Лидочка всегда знала, чего хочет. Я же испытывала только гиперфиксации. Прихожу в себя в коридоре. Стою оперившись лбом о холодную поверхность двери кабинета волонтёрского отряда. Смотрю на свою правую руку и вижу окровавленный пластырь. Если бы внутри меня была пустота, я бы смогла справиться с эмоциями, что разрывают меня на куски мучительно медленно. Это самая страшная пытка. Терять себя в фальшивых улыбках. Обманывать свой мозг, чтобы меньше плакать и страдать. Слишком много притворства. Если улыбка уже не помогает, то боль может спасти меня. Обхватываю подушечками пальцев левой руки край окровавленного пластыря, и под мелодию собственного безумия, срываю его не спеша. Кровь капает на холодный кафельный пол. — Арина, что ты делаешь? — где-то с боку от себя слышу голос Вербицкого. Уйди! Исчезни! Растворись в воздухе. Ты не должен на это смотреть. Снова сжимаю челюсть до ощущения боли в жевательных мышцах. Он хватает меня за предплечье. — Максимилиан, прошу тебя, съебись по-хорошему, — поворачиваю голову в его сторону и сквозь зубы проговариваю слова, переполненные ядом. Дёргаю плечом, чтобы высвободить руку. Ртутные глаза парня смотрят на меня сквозь пелену страха. Испугался. На моих устах воцаряется безумная усмешка. — Яр! — он зовёт брата. Боже, как вы не понимаете, что меня стоит оставить в покое? Открываю дверь, и проскальзываю в кабинет, пока Макс отвлёкся. Подхожу к раковине. Секунда, чтобы собраться с мыслями превращается в полный боли отрезок жизни. Зажимаю пальцами кончик сломанного и начинаю рвать. Горькие слёзы брызнули из глаз. Морщу лоб, кусаю губы. Кровь стекает с пальца и падает в раковину. — Не рви, — кричит Максим слишком громко. Затем он издаёт непонятные звуки. Он громко сглатывает слюну, вероятно подавляя рвотный рефлекс. Ой, какие мы нежные! Злорадно усмехаюсь. — Я помогу, — рядом со мной оказывается Ярослав. Боковым зрением замечаю, как он крутит головой, словно что-то ищет. — Уйди! — Ненавижу. Ты не даёшь мне справиться с собственным безумие так, как я умею. Продолжаю рвать ноготь, шумно вдыхая воздух через ноздри. Моё лицо покрывается мелкими капельками пота. Из-за слёз всё вокруг расплывается. — Ну, и нахрена ты рвёшь ноготь? — Вербицкий сходит с ума, стоя за моей спиной. Он только мешает. Из-за плотного гелевого покрытия ноготь практически не рвётся. Только кровь сильнее хлещет. — Макс, выйди! Ты уже позеленел, — Орлов обращается к брату. Я права Максимилиана скоро вырвет. Особо нежной натуре здесь не место. Блондин фыркает, а затем уходит. Ярослав включает воду. Ну, а мне ничего не остаётся, как через боль рвать ноготь. Смеяться, плакать, рыдать. Ненормальная. Мазохистка. Мои запястья перехватывают чужие руки, крепко сжимая. Яр не даёт мне довести дело до конца. Напрягаю все мышцы, чтобы вырваться. Его грудь прижимается к моим лопаткам. Я чувствую подбородок парня на своём темечке. Он держит меня в таком странном подобие объятий, не давая мне пошевелиться. Тело дрожит от перенапряжения. Сопротивляюсь минуты три, не меньше. Задыхаюсь в собственном горьком мирке. Слёзы стекают по щекам, падая в раковину. Орлов выдыхает, ощутив момент, когда я сдаюсь. Он отпускает мою левую руку, а правую направляет под струю ледяной воды. — Тише... Всё хорошо... — шепчет парень, и его подбородок постукивает на моём темечке. Кровь смешивается с водой на моих глазах. Мне хреново. Улыбаюсь, но мозг больше не хочет вырабатывать эндорфин. Я исчерпала все способы, чтобы справиться с собственным безумием. Нехорошо. Отвратительно и дико страшно. Меня никто не понимает. Никто даже не стремится понять. Друзья эгоистично пользуются моей добротой. А когда мне нужна их помощь — исчезают. Конечно, Арина же сильная. Арина со всем справится сама... — Ничего не хорошо! Я подыхаю от боли и блядский ноготь тут не причём, — всхлипывая проговариваю. Тушь растеклась и глаза щиплет. Сердце бьётся под мелодию сумасшедших. — Я знаю... — он отвечает тихо, почти не слышно, а затем берёт в свободную руку ножницы. Вновь закусываю губы, чтобы подготовить себя к очередной дозе болезненного трипа. Ярослав аккуратно состригает часть ногтя. — Ай! — пытаюсь отдёрнуть руку, когда ножницы касаются поврежденной кожи. Кровь сочится наружу. Хочется лизнуть её, почувствовать соленый вкус. — Прости, — шепотом произносит Орлов. Киваю. Моя левая рука повисла плетью вдоль туловища. Мышцы медленно расслабляются. Я слышу только шум воды и его рваное дыхание. Слёзы капают с моего подбородка. Последний острый приступ боли заставляет меня громко вскрикнуть. — Всё, — отложив ножницы в сторону, на выдохе проговаривает Ярослав. Он не отпускает мою руку. Чувствую его пальцы на своём пульсе. — Дыши, — добавляет парень. Вода в раковине смывает кровь. Всхлипываю. Мне уже лучше. Мы стоим молча. Ждём, когда кровотечение прекратится. Больше не улыбаюсь, не могу. Да, и желания нет. Хватит на сегодня. Ярослав выключает воду, а затем берет бумажные полотенца. Осторожными движениями, он вытирает прозрачные и красные капли с кожи на моей ладони. Мне кажется, или ему нравится заботиться о ком-то? Не кажется, я знаю. Парень накладывает на пораненный палец повязку. Сложно ненавидеть его сейчас. Опять помог мне. Жаль, что его добродетель распространяется только на людей, которым нужна медицинская помощь. Как человек, он странный. Непонятный, эгоистичный и жестокий. — Я пойду, меня наверное Таня ждёт, — оборачиваюсь, чтобы взглянуть в его глаза. Грустный. Его взгляд кажется мне грустным и печальным. Опять немыслимо близко. Мне всегда нравились карие глаза и чёрные, как смоль, ресницы. Идеальное сочетание, чтобы сойти с ума. Забудь! Не смей обманывать себя! Он отходит на шаг назад и кивает. Медленно прохожу к двери, и ловлю себя на мысли, что стоит обернуться. Подавляю это желание. Стоит мне покинуть кабинет, я жалею о том, что не обернулась и не поблагодарила его. В конце коридора замечаю Максима. Он не ушёл. Остался. Вербицкий смотрит на экран телефона, что-то читает. Не хочу его видеть. Разворачиваюсь на девяносто градусов и спешу покинуть здание. Останавливаюсь у лестницы, проклиная её создателей. На нашей планете столько места. Почему нельзя было ограничиться одноэтажными строениями? Поднимаюсь на первый этаж, проклиная каждую ступеньку. Хромая плетусь по коридору, и меньше, чем через минуту оказываюсь на улице. Таня ходит туда-сюда по территории корпуса. Она с кем-то говорит по телефону. Заметив меня, девушка сбрасывает вызов. Спускаюсь с крыльца, ойкая и айкая. Слишком крутые ступеньки для моей больной коленки. Да ещё и ветром чуть не сдуло. — Ты плакала? — Титова задаёт мне вопрос, стоит мне подойти к ней. Смотрит на меня покрасневшими от слёз глазами. Мы обе плакали, но по разным причинам. — Ноготь оторвался, — несколько раз киваю, вытягивая перед собой правую руку. Писать не смогу недели две. Во время, конечно, поранить палец в конце семестра. Я охренею переписывать лекции перед зачётной неделей. — Поехали ко мне. Дима нас отвезёт, — качнув головой, девушка даёт мне понять, что нам нужно идти на парковку. Мысленно закатываю глаза. Так и быть! Потерплю Ковалёва, но только ради тебя. Ради тебя, моя любимая девочка, что так старается быть сильной.***
Мама Тани Титовой было ну очень строгой женщиной. Она воспитала дочь в ежовых рукавицах. Светлана Титова работала следователем. Танюша хотела пойти по её стопам, но выбрала специализацию в сфере гражданского права. Передумала, когда мы проходили на втором курсе преступления сексуального характера. Она писала реферат на тему изнасилований. Так получилось, что как раз в это время моя Танечка столкнулась с домогательствами. Титова призналась мне спустя лишь месяц. Помню, как психовала. Мечтала разорвать Семёна Ковалёва. Может быть по этой причине меня всё больше раздражал его родственник. Они с братом были не похожи. Но, увы, ассоциацию никто не отменял. Втроём мы поехали к Тане домой. Её мама была сегодня на дежурстве, и моя подруга решила, что нам стоит расслабиться. Ещё на первом курсе мы достали ключи от крыши дома, в котором жила Титова. Вид оттуда безумно прекрасный. Ветер стихал, и у нас появилась возможность провести время на крыше одного из домов исторического центра города. Танечка вручила Диме три кресла-мешка и отправила нас наверх. Похоже она подумала, что нам нужно помириться. — Может позовём Макса? — спрашивает Ковалёв, когда я открываю замок двери, ведущей на крышу. Меня передёргивает от одной только мысли о Вербицком. — Нет уж, спасибо, — прочистив, горло отвечаю, а затем толкаю дверь. Шикнув, закусываю губы. Забыла, что палец болит, и воспользовалась больной рукой. Человек - калека. Нога, рука, да и с головой — беда. Выхожу на крышу, и замечаю боковым зрением его недоумевающий взгляд. — Не смотри на меня так, — сквозь зубы говорю. Он приподнимает брови. — Ты понимаешь, почему я не хочу его здесь видеть... — Максимилиан просто не мог не поделиться порнушкой с моим участием. Такова его природа. Сомневаюсь, что Вербицкий понимает цену своих поступков. Либо он плевал на мнение и судьбы окружающих его людей. — Нет, — он качает головой. Нахмурившись, пытаюсь понять. Ковалёв притворяется душкой? Или я его совсем не знаю? — Он разве не показал тебе видео? — придерживаю дверь, что бы парень смог вынести на крышу кресло-мешки. Дима делает один шаг и замирает. Он поворачивает голову, чтобы взглянуть в мои глаза. — Какое? — он задаёт вопрос, несколько раз моргая. Забавно... Я знаю, что шатен не притворяется. А это означает, что Максим не так откровенен с другом, как мне казалось. — Забудь, — отмахиваюсь ладонью. — Нет уж, рассказывай, — Ковалёв вновь качает головой. Он смотрит на меня так, словно пытается силой мысли вскрыть мою черепную коробку и добраться до сути. Даже не знаю, стоит ли ему рассказывать... Но если я промолчу, то Макс обязательно проболтается. — У меня с Яриком кое-что было... — шумно выдыхаю, опустив слова на воздух, — У твоего долбанутого дружка есть видео. Он показал его Саше, а она мне, — договорив, закусываю губы и отвожу глаза в сторону. Не хочу вспоминать вчерашний день. Лучше забыть его как страшный сон. — Хотел бы я сказать, что он отстанет от тебя, но врать не люблю, — с долей сожаления проговаривает Дима, бросая мешки на мелкие камешки, которыми усыпана вся крыша. — Отстанет. Мания закончится и отстанет, — подави язвительную усмешку, отвечаю. Ковалёв нахмурил лоб, а затем от удивления его брови приподнялись. Тишина застыла в воздухе, и только лёгкий ветерок нарушал её спокойствие. Не трудно догадаться, какой диагноз записан в медицинской карте Максимилиана. Перепады настроения, поведение похожее на маниакальный эпизод. Депрессия и раздражительность, что навещают его обычно в зимний период. — Он рассказал тебе? — шатен наклоняет голову в бок, а после задаёт вопрос. Он шокирован тем, что я знаю. Похоже, Максим не любит болтать о своём диагнозе. — Сама поняла. Мы ходим к одному психотерапевту, — пожимаю плечами и делаю несколько шагов, чтобы упасть на кресло-мешок. Солнце медленно приближается к горизонту. Скоро стемнеет. — У тебя тоже биполярка? — вздёрнув подбородок, интересуется парень. Прямолинейный вопрос. Не совсем тактичный для таких, как я. Диму можно понять, мы не станем друзьями. Так зачем сохранять иллюзию вежливости? — СДВГ, — качаю головой, и поднимаю глаза к небу, в котором смешиваются синие и малиновые оттенки. Красиво. Словами не описать, как красиво. Наслаждаюсь моментом, забывая о разговоре. — А я с кальяном! — слышу весёлый голос Тани. Перевожу взгляд на подругу, что появилась в дверях и усмехаюсь. Всё это время Титова занималась приготовлением кальяна. Забавно. Не замечала за ней пристрастия к курению. — Откуда у тебя кальян? — интересуюсь, прищурив глаза. Сомневаюсь, что она его купила. Светлана контролирует все расходы своей дочери. — Это не мой. У Ярика выпросила, — девушка улыбается, а затем подходит к нам и ставит курительное устройство на поверхность, усыпанную мелкими острыми камнями. Она протягивает мне мундштук. — И твоя мама ещё не четвертовала тебя? — обхватывая пальцами металлическую трубку, снова усмехаюсь. Титова качает головой, а затем показывает свой язык. Ковалёв смеется где-то в стороне. Мамы они такие. Строгие любительницы читать нравоучения. Мне иногда кажется, что после родов им кто-то стирает память и они забываю о том, как прекрасна беззаботная молодость. — Блин, забыла, — пробормотав, Таня уходит, оставляя меня наедине с Ковалёвым и кальяном. Втягиваю в лёгкие дым с запахом грейпфрута и мяты. Закрываю глаза, и откидываю голову назад. Кресло-мешок принимает форму моего тела. Расслабляюсь, выдыхая клубы дыма. Никогда бы не подумала, что буду курить кальян на крыше дома с Димой. — Не обижай её, — тихо проговариваю, осознавая, что Ковалёв здесь только потому, что ему тоже нравится Таня. Эх! Он пугает меня намного меньше, чем его неадекватный друг, — И Максиму не позволяй её обижать, — с горечью добавляю. Полиаморы чёртовы...Не думаю, что Титовой будет интересен такой тип отношений, но кто знает. Чужая душа — потёмки. — Что произошло у вас с Ярославом? — услышав вопрос, открываю глаза. Забавно! Тебе стоило задать этот вопрос раньше. Я немного злюсь на него. Мне бы и в голову не пришло наврать про помолвку. Даже не знаю, как сейчас сложилась бы моя жизнь, если бы Дима тогда сказал правду. — Извини, Ковалёв, но я пока не готова к таким откровениям, — усмехаюсь, а затем снова втягиваю в лёгкие сладкий дым. Он наполняет лёгкие и опьяняет разум. Выдыхаю. Серые клубы долетают до шатена и он морщит нос. — А вот и я, — Таня входит на крышу с бутылкой красного вина и тремя бокалами в руках. Наконец-то! Хлопаю в ладоши, зажав губами мундштук. Блин! Опять забыла! Обхватываю левой рукой металлическую трубку и начинаю дуть на забинтованный палец. — Скажи мне, дорогуша, это тебя вчера ждал Макаров у университета? — Титова обращается ко мне, забирая у меня мундштук. Наклоняю голову к правому плечу. Так и знала, что она спросит. Танюше не нравились мои шашни с Тимуром. Она переживала за моё душевное состояние. Закатываю глаза. — Нет, я думала, что он ждёт Обломову. Но когда вышла из корпуса, Тим был один, — произношу на выдохе, замечая, как растёт интерес в её глазах. Девушка округляет брови. Она поняла, кого Макаров тогда ждал. — Чёрт, Тимур-мур-мур решил добраться до Синичкиных, — падая на кресло-мешок, ухмыляется Таня. Только не это! Качаю головой. Ненавижу успокаивать брошенок после короткого романа с Тимом. Говнюк обещал мне не трогать девочек из волонтерского отряда. Похоже обиделся на мой очередной отказ потрахаться. Изверг! — А я даже рад, что Макаров не ждал Обломову, — проговаривает Ковалёв с долей облегчения. Понятно, ты знаешь её лучше, чем мы. Я больше переживаю за Синичкиных. Они хорошие девчонки, а главное не приставучие. — Он ей нравится? — Танечка передаёт мундштук Диме. Протираю глаза пальцами. Чувствую усталость. Посижу с ними немного и уйду вместе с закатом. — Катя достаёт меня расспросами о нём ещё с посвящения первокурсников, — кивает парень. Настырная, что тут ещё скажешь?! Интересно, почему Тимур её ещё не трахнул? Если бы трахнул, Обломова бы уже к апрелю вышла из депрессии и нашла себе нормального парня. Неужели, у Макарова есть сердце? Не могу поверить в то, что он намеренно игнорирует женское внимание. Влюбился что ли? Надеюсь, не в меня. Задумавшись, мысленно покидаю крышу. Даю возможность Тане и Диме пообщаться, и лишь иногда включаюсь в разговор. Время пробегает незаметно под клубы дыма и красное вино. Дожидаюсь момента, когда парочка перестаёт меня замечать и ухожу. Ночь. Улицы, фонари и тишина. Я больше не улыбаюсь, мне и не нужно. Шагаю в полном одиночестве, без страха быть пойманной маньяком. Моя душа спокойна. Погуляю до дождя и вернусь домой. Надеюсь, что вернусь. На улице гаснет свет фонарей, но я продолжаю идти в кромешной тьме. Мне не нужен искусственный свет, чтобы двигаться во мраке. Не страшно. Я знаю этот город лучше, чем кто-либо. Каждый закоулок, скамейку у парка. Каждый дом, фонарный столб и безумца, что ждёт меня в темноте.