Расколотая душа

Зуко снова сидел перед камерой сестры, но сегодня он был более рассеянным, чем обычно. Азуле надоело играть в молчанку, она посмотрела на него строго, даже зло. Желание отвернуться было очень сильным, но он принимал ее злость: боялся, но принимал. Это, наверное, даже смешно, бояться ее сейчас, когда она больна, слаба и не всегда отдает отчет своим действиям. И все же, свежи были воспоминания о той Азуле. Холодной, беспощадной, злой. Смерти во плоти. Но даже так, что та Азула, злая и жестокая, что эта — сломанная и беспомощная, — она все еще его сестра. — Что такое, Зу-Зу? Ты сегодня не сказал ни одной глупости, меня это пугает, неужели мой глуповатый братец заболел? Он сделал глубокий вздох — как дядя учил, — почувствовал, как взбудораженная внутри ярость медленно оседает внизу, и наконец, ощутив спокойствие, сказал: — Стражники хорошо тебя расчесывают? Кажется, она несколько растерялась и в ее глазах читалось что-то, что Зуко никогда не видел у Азулы. Но что именно понять было трудно. — Немного больно. Это раздражает, но я смирилась, что мои волосы непокорные и противные. Но ты ушел от ответа. Зуко кивнул. Пожалуй, чтобы она ему доверилась, надо и самому довериться ей. Показать, что готов идти навстречу. — При дворе неспокойно, только и всего. Люди… Не очень хорошо принимают меня. Азула закивала — несколько издевательский, в глазах ее так и читалось: а ты думал, будет иначе? Она сказала: — Ты же не думал, в самом деле, что после ста лет войны, потерь, веры в великий народ огня, все с радостью примут твои потрясающе милые идеи о лучшем мире с равенством, братством и розовыми единорогами? Зуко сглотнул, лишь бы сдержать внутренний крик, который вопил у него в голове: «Будто она знает лучше меня, будто она бы справилась лучше, я делаю, что могу, и точно не сумасшедшей психопатке…» Зуко пытался заглушить его, не прислушиваться к одолевавшей ярости. Дядя Айро бы точно такого не одобрил. Зуко попытался представить, а что бы он сказал? «Терпение всегда окупается, не давай гневу подгонять себя, спешка всегда ведет нас лишь к одному». И он снова почувствовал спокойствие в груди. — Я не думал, что будет легко. Просто… Он не знал, стоит ли говорить ей нечто столь личное. Что-то, что он не мог доверить ни Мэй, ни друзьям, чтобы не смущать их, чтобы они не беспокоились еще и о его проблемах, в мире состоящем из этих проблем, которые они должны решать. Если не ей, то кому? Она манипуляторша, страшная и опасная. Но в таком состоянии, разве сможет Азула что-то сделать? Это же Азула. Она на многое способна. Но, если расскажет, может и ему самому станет легче? — Просто, я будто иду по кругу. Мне постоянно надо доказывать всем, что я способен на что-то. Отцу, команде аватара, собственному народу. Азула засмеялась, но почему-то на этот раз Зуко даже не рассердился. Что-то другое было в этом смехе, не злое, не насмешливое, а скорее… Когда сделал что-то не так, и друг над тобой посмеялся. Это не обидно, это что-то, что трудно объяснить. — Зуко, ты и правда, как ребенок. Айро что, совсем не подготовил тебя к роли лорда огня? Зуко хмыкнул. Дядя помогает ему советами, но он не может заставить огромное количество людей думать иначе. Как бы ему не хотелось найти легкий ответ на все, много лет работы уйдет только на то, чтобы убедить всех в том, что он легитимный правитель. — Используй Мэй. Зуко осекся. Будто не разобрал сказанных ей слов. — Она из знатного рода, ее отец участвовал в захвате Омашу, люди всяко доверяться ей больше, чем изгнанному принцу. Зуко покачал головой: — Я не хочу вовлекать ее в это. Азула закатила глаза, да так, что казалось, будто они уже не выкатятся обратно. — Ты уже вовлек ее в это, когда решил спать в одной постели, есть за одним столом и, прости за откровенность, целоваться с ней при каждом удобном случае. Если ты вовлечешь ее в политическую жизнь чуть сильнее, то хуже не станет. Зуко не хотел прислушиваться к ее словам. Ей первой выгодно, чтобы его сместили, посадили за решетку, а еще лучше — убили. А она, как принцесса, назначенная Озаем… — Зу-зу, если ты думаешь, что мне это хоть на каплю выгодно, то послушай вот что. Если уж люди тебя, добрячка и философа, не хотят видеть на троне, то «сумасшедшую принцессу», которую все до коликов боятся — подавно. Если тебя сместят, меня казнят на следующий день. Так что, как бы обидно не звучало, ты мой единственный шанс хотя бы выжить. Зуко поджал губы, не зная, что и думать. В ее словах есть логика, но в этом вся Азула. В ее словах всегда есть какая-то логика, и если не знать ее, то можно и поверить. — Как скажешь, потом не плачь, когда тебя отправят в очередное изгнание. Они оба молчали, пока Азула не продолжила: — Если Мэй будет твоим «лицом», то люди хотя бы успокоятся. Они знают ее семью, они знают, каких высот эта семья добилась при отце. Они будут ее уважать, в отличии от тебя. Зуко снова вздохнул, и встав с холодного пола, кивнул Азуле, и сквозь зубы процедил: — Я подумаю над этим. Азула тут же крикнула ему в след: — Это был не бесплатный совет, я не Айро, чтобы таким размениваться! Зуко повернулся: — Чего ты хочешь? Азула быстро сказала: — Креветок на ужин. Зуко кивнул. — Я… Я пришлю повара сюда. Ты скажешь ему, что хочешь есть. Азула довольно улыбнулась, и кажется, хотела деловито сложить руки на груди, но смирительная рубашка мешала. Зуко же удалился прочь, обдумывая ее слова.