Это тоже были бы мы

      Разноцветные коктейли со всё повышающимся градусом, громкая музыка, лучи прожекторов, взгляды — оценивающие, одобряющие, предлагающие уединиться. Клуб работает каждую ночь без выходных, но сегодня он открылся только ради того, чтобы Лу расслабился после напряжённого дня, не иначе. Распахнул свои двери, чтобы позволить тому ещё раз блеснуть.       Около Йонаса извивается какая-то девчонка. Красивая девчонка, и танцует она тоже великолепно, показывает своё тело в наиболее выигрышных ракурсах — то есть, во всех. Если в число посетителей клуба затесались убеждённые гетеро-парни и лесби — никаких сомнений, они все любовались бы… Лу.       Потому что с Лу никто никогда не сравнится. Он — не про ориентацию, предпочтения по внешности и разные вкусы. Он — чистый секс, растекающийся истомой по венам и бьющий разрядом в миллион вольт в солнечное сплетение.       Йонас танцует с какой-то девчонкой, чьё имя забыл или вовсе не подумал спросить, но на самом деле — с Лу. Всегда только с Лу, с той первой послеинтернатовской вылазки в большой, сочащийся неоном и развратом, мир. Одна рука на талии незнакомки, другая отведена в сторону. Пальцы пробегают по штанам, обжигаются о мелькнувшую в очередном разрезе обнажённую кожу и скользят выше. Йонас слизывает горькие духи с женской шеи и сразу отклоняется назад, чтобы вдохнуть другие — сладкие до омерзения. До мгновенного каменного стояка.       Дай любому наркоману разок попробовать Лу — и он забудет про свою прежде любимую дурь, подсядет на новую с первой затяжки. Так случилось и с Йонасом. Накрыло с первого разговора. Не отпустило до сих пор.       Исчезновение друга с танцпола считывается моментально. Слышится в потерявших всю мощь басах. Видится в резко потускневшим свете. Ощущается пустотой под пальцами и вопящими о срочной необходимости принятия новой дозы нейронами мозга. Вырабатывать эндорфин самостоятельно организм Йонаса давно уже не способен.       Потолкавшись ещё немного среди танцующих, он ведёт девчонку к туалетам. Поссать все ходят через запасной выход на улицу, в кабинках — трахаются. Столкновение у двери, глаза Лу — пьяные, довольные — вспыхивают на секунду ярче, губы тянутся к уху.       — Не советую правую кабинку. Там всё уделали ещё до нас.       От прорывающегося сквозь шёпот смеха разбегаются мурашки. Недаром поднятие волосков на теле называется пилоэрекцией - на Лу у Йонаса стоит всё.       — А ты уделал левую?       — Может быть… Или уделали меня. — Проворный язык слизывает с искусанных губ белёсые капли и прячется за мелькнувшими в лукавой улыбке зубами. Взгляд перемещается за спину. Колено ненароком проезжается по внутренней стороне бедра. — Ну, хорошо тебе повеселиться.       Йонас толкает левую дверцу, приваливается к, кажется, ещё хранящей тепло, покрытой граффити — и это самое безопасное, чем она может быть покрыта — стенке, надавливает на невыясненного цвета макушку. На внутренней стороне век — образ Лу.       Зажигающий на танцполе, подхватывающий каждое его движение Лу. Прикусывающий мочку и тянущийся коленом к паху Лу. Стирающий остатки спермы с уголков опухшего рта Лу.       И они, оказавшиеся в этой самой кабинке, но не по очереди, а одновременно. Йонас зарывается пальцами в белые пряди, подталкивает охотно поддающуюся голову к ширинке. Зубы смыкаются на ползунке, тянут молнию вниз. Внутри Лу горячо и влажно. Упираться головкой в заднюю стенку глотки равняется падению на новый уровень зависимости. Ощущать членом вибрацию голосовых связок от сдавленных стонов — охуенно. Кончать прямо в горло — ещё охуеннее, хотя казалось бы. Одновременно, друг с другом — несбыточно. Но это тоже были бы они.       Йонас выходит из туалета. Взгляд девчонки — растерянный, недовольный — прожигает спину.       — Здесь человек триста, не меньше. Подцепишь ещё кого-нибудь. Удачи.       Не важно, что его сперма в желудке этой девушки. В действительности с ним был Лу. Скорее в гущу клубной жизни, отыскивать знакомые гибкие движения, сканировать переполненные столики, бежать на улицу — увидеть бы ещё раз, прикоснуться ещё раз… Холодный воздух остужает пылающие щёки. Его здесь нет.       Под мигающей завлекающей вывеской тлеет кончик сигареты. Одновременное:       — Меня ищешь?       — Меня ждёшь?       Лу смеётся. Разжимает обхватывающие промокший фильтр губы, протягивает источник никотина ему. Вообще-то Йонас не глотает, но изо рта друга готов пить всё, что тому будет угодно предложить. Поэтому затягивается.       — Хотел нормально попрощаться. Знаю же, сколько тебе времени требуется. — отвечает на вопрос Йонаса. Его собственный в подтверждении не нуждается.       — Спасибо ещё раз, что вытащил.       Лу пожимает плечами. Будто не было грубого задержания, воняющей мочой камеры и плотоядно скалящихся мутных типов. Словно только начинающему карьеру посвящённому ничего не стоило договориться, чтобы его отпустили.       — Да ладно. Зачем бы я стал напяливать эту форму, если не для помощи друзьям. Друзьям, которые не способны держать рот закрытым.       Поделенная на двоих сигарета заканчивается слишком быстро. Они, не сговариваясь, передают из одного рта в другой вторую.       — Ради денег? — слабо улыбается Йонас. Сейчас смешно, как он тогда на Лу орал. А страшно за друга до сих пор. — И, кстати, это моё качество некоторых только радует.       В метре от них то и дело хлопают двери, пропуская припозднившихся любителей покутить внутрь и выпуская уже прокутивших здоровье и зарплату наружу. На углу блюёт перебравший бедолага. У соседнего здания толчётся парочка шлюх и барыг. Йонасу кажется, что никого вокруг нет. Существовует только он сам, Лу и розовая вывеска, подсвечивающая намалёванный у него на скуле цветочек — на полноценный макияж времени и сил не хватило. Сразу понеслись в клуб, едва переодевшись.       — Предлагаешь взыскать с тебя за услугу натурой? — Язык Лу красноречиво упирается в щёку. — Отыскать тебя в списках было очень-очень сложно. Уверен, что настолько хорош?       Йонас готов тренироваться на выращенных в теплицах бананах, резиновых фаллосах и настоящих членах круглые сутки, оттачивая технику до совершенства. Готов начать практику прямо сейчас. Но весь их разговор — всего лишь шутки двух давних друзей. Заигравшихся до мучительного тупика друзей, чей выход на сцену каждый раз рискует окончиться грандиозным провалом. Импровизацией вместо заученных реплик, разломанными декорациями, сдёрнутым задником и восхищённым свистом зрителей в партере. Но не сегодня. Сегодня он следует сценарию, бросает взгляд вниз, приподнимает бровь в мнимом сомнении.       — А тебя хватит на второй раунд?       — А то ты не знаешь, — тоже строчка из пьесы. И следующая — уже искренняя, из жизни. — Я серьёзно, Йонас. Предупреждай заранее, когда в следующий раз решишь в камере посидеть. Весь город оббегал, чтобы тебя найти.       Йонас плюёт на текст, как и Лу секундой ранее. Второй, в их общей слюне, окурок летит на асфальт.       — Значит, в следующий раз не теряй меня.       Повисшее молчание — плотное, густое — можно растирать между пальцев. Одна из букв над их головами мерцает в эпилептическом припадке и гаснет навсегда. Заготовленной реплики у Лу нет, и он молчит. Трёт щёку, размазывая краску и превращая цветок в абстракцию.       — Ну, я пошёл. Свидимся.       — Ага.       Конец очередного акта. Проблевавшийся невольный зритель рукоплескал бы им, да только валяется в отключке.