Это тоже были бы мы

      — В клуб?       Лу молчит. Длинные ресницы опущены вниз. Плечи напряжены. Сигаретный фильтр измочален настолько, что проще уже оторвать его к херам.       — Лу?       Глаза цвета разбавленного водой метиленового синего не горят привычным огнём. Устал. Загнался. Заебался в край. Даже самым выносливым батарейкам требуется подзарядка.       — В клуб не хочу.       — Бассейн? Снимешь стресс, расслабишься.       — Расслабляюсь я по-другому, — хмыкает Лу.       — Так тоже можно, — соглашается Йонас.       Ухмылка задерживается на губах Лу ещё на какие-то несколько секунд. А потом стирается поцелуем. Их первым, неловким, смазанным замешательством и излишним напором поцелуем. Который заканчивается почти мгновенно. Лу уворачивается, отходит. Как всегда.       — Я люблю тебя.       — Не надо, — мотает головой. — Это всё испортит. Я не хочу тебя терять.       Йонас смотрит на Лу с бесконечным терпением. Привык прощать за нелепые ссоры, вправлять мозги и терпеть, когда мозги вправляют ему, не обращать внимания на загоны. На самом деле с ним тоже нелегко. Это Лу умеет иногда заткнуться и очаровать окружающих, Йонас же огрызается и цапается со всеми. И с Лу. Просто тот тоже терпелив с ним.       — С чего ты взял, что потеряешь меня?       Позади Лу — стена. Зелень мха на сером фоне. Бежать ему некуда. Притвориться глухим невозможно. Он вскидывает голову.       — Если у нас не выйдет… — Йонас отчётливо слышит за этим обнадёживающим «если» паскудное «когда». — Мы уже не сможем как раньше.       — Я люблю тебя. Подожди, дослушай. Это не про свидания, букеты — хотя если хочешь, я притащу, ты меня знаешь, — и потрясающий секс. Я люблю тебя так, что если завтра ты решишь «не вышло» — мы вместе посмеёмся и забудем о случившемся. Я люблю тебя так, что всегда буду рядом, какая бы херня не происходила вокруг. Я люблю тебя так, что твоё согласие или отказ ничего не изменят. Ты не потеряешь меня, Лу. Ты, блядь, никогда от меня не избавишься.       Йонас видит дергающийся на любимом горле кадык после каждого предложения. Словно Лу хочет высказать возражения, но сглатывает. Верит. Под безразмерной толстовкой спрятаны широкие плечи, зато видны острые ключицы. Друг выглядит уязвимым. Они оба стесняются уязвимости, прячут её за бронёй скверного характера, острых шуточек, яркой одежды и дешёвого пойла. Но наедине — можно всё. Даже снять броню.       Они знают худшие стороны друг друга и лучшие. Делятся моментами слабости и мгновениями триумфа. Сигаретами, стаканами, ранами. И только любовь у них — обоюдная, но неразделённая.       Второй поцелуй выходит лучше. Дольше. Удаётся прочувствовать каждую трещинку, слизнуть остатки никотина с языка, стукнуться зубами в отчаянном порыве получить больше и больше отдать. Провести пальцами по скуле, зарыться в волосы, задеть ухо, впиться в плечи, задрать толстовку, прикоснуться к напрягающимся мышцам пресса… Удаётся всё, о чём так долго мечталось.       Лу включается в процесс, стартует сразу, разгоняется за считанные секунды от робкого поглаживания по спине до стянутых штанов и обхватывающей член ладони. Йонас хочет так же, но —       — Бля, нахуя тебе такие узкие брюки? Мне же неудобно.       Ворчит, ненадолго оторвавшись от губ. Раздеть Лу — та ещё задачка. Он её не упрощает. Лу любит только усложнять. Выкручивается, смеётся, заставляет путаться в действиях.       — Тебе неудобно, вот ты и не носи.       Он отпихивает Йонаса, чтобы раздеться. Отступает к постели, раскидывая шмотки по всему полу. Продолжает улыбаться — призывно и всё ещё чуточку смущённо.       — Я всегда думал, что это произойдёт по-другому. Мы напьёмся в клубешнике, попытаемся кого-то подцепить и…       Йонас не слушает дальше. «Я всегда думал, что это произойдет» для него достаточно. Затыкает Лу новым поцелуем, падает вместе с ним на кровать и трогает, трогает, трогает…       — Смазка, презики, салфетки? — мычит в шею, чередуя слова с засосами-укусами.       — Ебать ты сложный. Может ещё стерильное бельё подогнать? Смазка под подушкой. А анализы я у тебя же и сдаю, лучше меня знаешь, что от меня подцепить можно, а что нет.       На этом разговоры закончены. Дальше только плавящиеся под жадными прикосновениями тела. Сбившиеся во влажный комок простыни. Приглушенные подушкой и рукой на горле стоны. Скользкие пальцы — изучающие, разминающие, растягивающие. Выводимые языком узоры на покрасневшей коже. Звонкие шлепки и подающиеся навстречу им бёдра. Неизбежный финал — и новый заезд.       — Ты меня заебал, — голосовые связки Лу едва смыкаются.       — Это взаимно, — Йонас хрипит не меньше.       Обычный обмен любезностями, но в этот раз не фигуральный. Косые лучи закатного солнца дарят серому окружению новые краски.       — У нас неплохо получилось, скажи?       — Конечно, это же мы, — ведёт плечами Лу. — Но если моего мнения тебе недостаточно, я передам комментарии Мартена. — Непонимание. — Я не отключил камеры.       Сил на смех нет, но они всё равно смеются. Йонас заставляет себя встать, чтобы дотянуться до воды. Выуживает сигареты из чьего-то — уже не важно — кармана. Оборачивается.       Лу идёт мода Термитника — яркие кислотные цвета, оголяющие кожу разрезы, прозрачные обтягивающие ткани, вызывающий макияж и звенящие при каждом движении побрякушки. Лу идут строгие костюмы прямиком из Центра, спокойные тона и лёгкий налёт небрежности. Лу идёт — пусть даже он никогда не скажет это вслух — ненавистная инквизиторская форма с блядской эмблемой. Но больше всего Лу подходит размазанная по телу сперма Йонаса. Определённо, этот вид друга станет для него самым любимым. Надо одевать его так почаще…       — Эй, приём. Нью-Пари вызывает месье Бэра.       Йонас усмехается своим мыслям, прикуривает, возвращается, чтобы передать бутылку и сигарету Лу. Мокрая постель, пепел в волосах — а, похуй, всё равно им всё перестилать и идти в душ. Если у кого-то из них снова встанет — отсосать прямо в душе, отфыркиваясь от попадающих на лицо струй воды. Уснуть в обнимку, так и не натянув белья. Опять забыть про камеры. Пусть вся Инквизиция во главе с Приором смотрит на них.       Пусть им завидует весь мир.