Я думаю, он знает свое дело,
Холодное стекло.
Я хочу познать это тело,
Как будто оно мое.
• Я думаю, он знает, Тейлор Свифт
(Возлюбленный)
—
— Хан! Беги, беги! Быстрее! — Сынмин обернулся и увидел, что Хан потеет и тяжело дышит, пытаясь догнать его. Автобус в главный город как раз собирался отъезжать от остановки, а Сынмин и Хан все еще отставали как минимум на 20 шагов. Ким перекинул ремень своей сумки через плечо и заорал так громко, как только мог. — Мистер Пак! Мистер Пак! Подождите нас! — он назвал имя водителя, но, учитывая скорость, с которой ехал автобус, он сомневался, что старик услышал его. В этом нет ничего удивительного, поскольку мистер Пак был частично глухим, независимо от того, сколько он утверждал, что «у него везде глаза и уши». — Хан, давай! Мы не можем опоздать на этот автобус! — крикнул Сынмин позади него, прежде чем собрать всю свою энергию и рвануть со скоростью, от которой мышцы ног пронзила боль. Судя по участившимся шагам позади него, он был убежден, что Хан делает то же самое. Им наконец удалось добраться до края автобуса, и прежде чем кто-либо из них успел упасть в обморок от изнеможения, Сынмин изо всех сил ударил рукой по металлической поверхности автобуса. Кто-то, должно быть, увидел их красные и потные лица, потому что автобус медленно остановился на обочине узкой дороги. Сынмин и Хан забрались наверх и рухнули на два свободных сиденья сразу за водителем, который приветственно улыбнулся им и снова завел двигатель. — Я клянусь… мистер Пак… сделал это специально! — сказал Хан между глотками воздуха, его глаза прожигали дыры в спине водителя. Сынмин слишком устал, чтобы делать что-либо, кроме как закрыть глаза и постараться унять дрожь в ногах. Он никогда еще не бегал так быстро и так далеко за короткое время, и его сердце билось с такой скоростью, которую нельзя было считать нормальной. — Ну… мы опаздывали, — наконец ответил Сынмин и посмотрел на Хана, который возился со своими волосами. Теперь, когда он подумал об этом, Хан выглядел сегодня довольно хорошо одетым. На нем были черные джинсы, которые Сынмин подарил ему на день рождения в прошлом году, и розовая толстовка, которую он подарил ему за год до этого. Когда Хан поднял руку, он также увидел свисающий с запястья браслет-оберег, который Сынмин подарил Хану и Феликсу, когда ездил в Японию несколько лет назад. — Хан… сегодня есть что-то особенное? — спросил Сынмин, а затем, прежде чем Хан успел ответить, ему в голову внезапно пришла потрясающая мысль. — У тебя ведь сегодня не день рождения, не так ли? Мы же не внезапно перескочили с августа на сентябрь, верно? Хан рассмеялся в ответ. — Нет, конечно, нет. Почему? Я выгляжу странно, если наряжусь? — Нет, ты выглядишь симпатично. Странно, но симпатично, — ответил Сынмин, и Хан ухмыльнулся ему. Некоторое время они сидели в тишине, пока автобус мчался по шоссе, а цветы и деревья проплывали мимо в желтых и зеленых пятнах. — Это не мой день рождения, не так ли? Звуки фыркающего смеха Хана и хихиканья Сынмина вскоре утонули, когда шум главного города сменил тишину лесов.***
Сорок минут спустя Сынмин и Хан поблагодарили мистера Пака, спускаясь на автобусной остановке на Сорок Третьей авеню, улице, которая всегда будет первым домом для цветов, которые Сынмин держал в своем магазине. Хан и Ким шли бок о бок по тротуару, и хотя они разговаривали и смеялись всю дорогу до места назначения, они осознавали постоянный и незнакомый шум города. Каждый раз, когда друзья приезжали сюда, город, казалось, становился больше, здания выше, а улицы заполнялись людьми, пока не стало казаться, что он вот-вот лопнет по швам. Многие маленькие придорожные магазинчики, где он обычно обедал со своей матерью, давно исчезли, их заменили торговые центры и мегамаркеты, Сынмин не хотел думать, что это будет означать для его маленького магазинчика за шоссе. — Ах, наконец-то мы приехали, — Хан согнул спину и вытянул ноги, а Сынмин добродушно закатил глаза. Цветочный склад сезона когда-то представлял собой массивное здание, в котором в больших количествах выращивались практически все виды цветов, и хотя Сынмин по-прежнему доверял складу за качество продукции, он не мог игнорировать тот факт, что за последние годы склад сократился вдвое. Это заставило его загрустить и встревожиться. — Ах, Сынмин-а! На этот раз ты пришел пораньше! — Как только они вошли в здание, их приветствовал голос мистера Сэмпсона. Невысокий мужчина с седеющими волосами и небольшими усиками подошел к ним, вытирая руки о фартук. Он был весь в глине, что означало, что определенно прибыла новая партия. Глаза Сынмина загорелись. — Мистер Сэмпсон! Как у вас дела? — Сынмин пожал костлявые руки мужчины и был рад почувствовать знакомое сильное пожатие своих пальцев. — Я слышал, что на днях вы распродали половину своего магазина? — Мистер Сэмпсон провел их по складу, где ряды цветов были тщательно расставлены по их виду и цвету. — Должно быть, это был хороший бизнес. — Ах, да. Меня попросили доставить цветы для фотосессии в прошлую субботу. Мне жаль, что я пришел так быстро, — он поклонился один раз, и старик просто рассмеялся над ним. — А, это не проблема! В конце концов, это бизнес. И друг Сынмина, как у тебя дела? Я вижу, ты все еще недостаточно ешь? — продавец цветов окинул взглядом Хана, который в благоговении плелся рядом с Сынмином. Хан проворчал «Меня зовут Хан», — прежде чем Ким слегка ткнул его, и он выпрямился, чтобы ответить должным образом: — У меня все хорошо, сэр! — он шутливо отдал честь, чем заслужил улыбку в ответ. — Итак, Сынмин. Скажи мне, какие ты хочешь. Сегодня у меня были новые запасы орхидей, белых, розовых и синих, красных японских камелий, специально доставленных из Новой Зеландии, фиолетовых и белых пионов и двух горшочков с огненными лилиями. Что скажешь? — он скосил глаза на Сынмина, чьи глаза расширились, когда он услышал список. Они пользовались большим спросом, особенно последние, и, несомненно, принесли бы хорошие деньги, но вскоре он почувствовал себя подавленным, когда понял, что они также, вероятно, будут стоить ему руки и ноги. Мистер Сэмпсон рассмеялся, увидев удрученное выражение лица Сынмина. — Не волнуйся. Боюсь, я не смогу подарить тебе огненные лилии по более низкой цене, но ты можешь взять любые другие со скидкой… 30%? Как тебе такое? — Правда? — Сынмин не мог поверить своим ушам. Это была действительно отличная сделка, даже несмотря на то, что она, возможно, обошлась дороже, чем обычно. — Конечно. Используй остальные деньги, чтобы угостить своих друзей. Особенно этого, — Мистер Сэмпсон хлопнул Хана по руке, который тут же поморщился от боли. — Видишь? — Большое вам спасибо! Итак, я хочу 10 горшочков с пионами, 5 для белых и 5 для пурпурных, и… Сынмин отдавал свой заказ поставщику, пока Хан осматривал огромную кладовую. Множество людей в фартуках, похожих на фартуки мистера Сэмпсона, были разбросаны по комнате, некоторые склонились над горшками с аэрозолями, а другие стояли рядом с горшками, яростно строча в своих блокнотах. Это была впечатляющая комната, еще более впечатляющая из-за грозного присутствия ее владельца. Неважно, как сильно мистер Сэмпсон насмехался над Ханом каждый раз, когда видел его, он не испытывал ничего, кроме уважения к старику, который был рядом с Сынмином, когда многие другие ушли. Эта мысль снова заставила Хана немного забеспокоиться, хотя сегодня он пришел подготовленным. — Тюльпаны и маргаритки по-прежнему плохо продаются? — спросил мистер Сэмпсон у Сынмина, который снова выглядел подавленным. — Боюсь, что нет. Думаю, они сейчас не в моде, — он нерешительно пожал плечами, и мистер Сэмпсон похлопал его по рукам. — Не волнуйся, кто-нибудь обязательно придет купить твои тюльпаны и маргаритки.***
— Итак, Сынмин… ты помнишь, как мои родители искали жильца… для чердака? — Хан осторожно начал, пока перекладывал макароны по тарелке, его глаза ни на секунду не отрывались от Сынмина. Они сидели за столиком небольшого ресторана на Сорок Третьей авеню, всего в нескольких кварталах от цветочного склада. Хан хотел отвести его в новое место, где можно поесть, вместо киоска с лапшой удон, куда они всегда ходили. Сынмин нашел это немного подозрительным, так как Хан был тем, кто всегда тащил их к этой стойке каждый раз, когда они приходили сюда. Что сделало это еще более подозрительным, так это то, что Хан решил заплатить за их еду. — Мои родители только что выдали мне пособие на этот месяц. Позволь мне угостить тебя хоть раз, — сказал Хан, усадив Сынмина на стул, несмотря на его протесты, прежде чем зайти в здание, чтобы сделать заказ. — Ммм, — Ким кивнул и проглотил макароны, прежде чем продолжить. — Я помню, вы, ребята, так долго пытались. Я не понимаю, почему никто до сих пор не забрал это место. Если бы у меня были деньги, я бы сам снял его. — У тебя уже есть место, — Хан указал, когда Сынмин накрутил на вилку еще один кусочек макарон. — И мне нравится. Но у тебя уютнее. И домашнее. Моя квартира просто кажется… пустой в настоящее время, — Сынмин, казалось, на мгновение погрузился в свои мысли, прежде чем покачал головой и отправил вилку в рот. — Между прочим, эта паста действительно вкусная, — он показал большой палец Хану, продолжая есть. — Вот, попробуй с этим, — он оторвал кусочек чесночного хлеба из корзинки и протянул его Сынмину, который принял его с улыбкой. Ким, казалось, был в хорошем настроении, и Хан надеялся, что друг воспримет новость чуть менее негативно. Он прочистил горло и сделал глоток воды, прежде чем продолжить. — Итак, как я и говорил. Мой чердак. Я имею в виду жильца моего чердака. — Да? — Мы кое-кого нашли, — сказал Хан, и глаза Сынмина загорелись радостью. — Это отличные новости, не так ли? Я так счастлив, что вы, ребята, нашли кого-то. Было грустно видеть, что такое драгоценное пространство пропадает впустую. — Мгм, — ответил Хан с натянутой улыбкой и занялся едой, избегая следующего вопроса, который, как он был уверен, должен был последовать. Сынмин посмотрел на него с легким замешательством. — Итак. Кто это? — Это не важно, — пробормотал Хан, отказываясь смотреть на Сынмина. Прошло несколько минут тишины, и Сынмин подумал о своем друге. — Хан. — Да? — Посмотри на меня, — сказал Сынмин, и глаза Хана немедленно метнулись к его лицу, прежде чем снова опуститься в тарелку. — Почему ты такой скрытный? — Ким снова спросил, его глаза сузились в щелочки, и Хан взял свой стакан с водой, чтобы сделать маленький глоток. — Я не скрываю. Это просто не важно. — Серьезно? Потому что, насколько я помню, именно ты подбежал ко мне в прошлом месяце, когда маленький лысый мужчина с ужасным запахом тела появился на пороге твоего дома с рекламой. А за месяц до этого ты был тем, кто весь день ворчал в моем магазине, когда твои родители отказали девушке с «глазами как бриллианты», — ответил Сынмин, закатив глаза, и Хан не смог сдержать смущенный кашель. — Ну. На этот раз это обычный человек, так что мне нечего сказать. — У этого нормального человека есть имя? — терпеливо спросил Сынмин, не привыкший вытягивать информацию из Хана, который обычно раскрывался, как пакет с фасолью, при малейшем намеке на сплетни. — Конечно, у него хорошее имя! — Хан ответил немного громко, и Сынмин был ошеломлен защитной интонацией в голосе Хана. — Значит «это он», - Ким ухмыльнулся, глядя на Хана, который пробормотал «дерьмо» себе под нос. — Он хорошо выглядит? Щеки и шея Хана приобрели более яркий оттенок розового. — Значит, он симпатичный! — Сынмин рассмеялся, слегка откинувшись назад, его очень позабавила реакция Хана. — Нет, не такой! Он мне совсем не нравится! — ответил Хан, слегка стукнув кулаками по столу в негодовании. — Конечно нравится! Посмотри на свое лицо! — Я же говорил тебе, что он мне не нравится, я ненавижу его! — Как ты можешь его ненавидеть? Судя по той небольшой информации, которую ты мне дал, он симпатичный. У него плохой характер? Если бы он был, я сомневаюсь, что твои родители согласились бы позволить ему остаться. Итак, он симпатичный и обладает приятным характером. Молодец, Хан. — Сынмин наклонился вперед, чтобы взять кусок чесночного хлеба, когда увидел, что Хан сжал кулаки на столе, костяшки пальцев побелели. — Эй, что случилось? — Почему ты всегда это делаешь? — Хан спросил тихим голосом, и Сынмин остановился на полпути, отламывая хлеб. — Делаю… что? — Сводишь меня с кем угодно, кого только найдешь. Я выгляжу жалким в твоих глазах, потому что еще ни с кем не встречался? Что случилось? — спросил Хан сквозь стиснутые зубы, и Сынмин откинулся на спинку стула, явно сбитый с толку внезапной переменой в поведении Хана. — Хан, я не это имел в виду. Это была шутка… — Ты думаешь, я так отчаянно хочу заполучить кого-нибудь, что сведу себя со своим арендатором? Даже несмотря на то, что я ненавижу его за то, что он сделал с тобой? — Хан выпалил в гневе и слишком поздно осознал, что он сказал. Черт. — Что ты сказал? — спросил Сынмин, которому совсем не понравилось, к чему вел этот разговор. И к кому. — Ничего. — Хан. Кто твой жилец? — спросил Сынмин голосом, граничащим с гневом. Хан молчал несколько минут, и секунды, казалось, росли между ними, образуя пропасть с каждым ударом. — Это Минхо. Сынмин выпустил вилку, и она со звоном упала на его тарелку с шумом, который, казалось, отозвался в его ушах. На несколько секунд в голове у него помутнело, и он почувствовал, что Хан смотрит на него с тревогой. В его ушах стоял рев, который, как он знал, был ненормальным, и сцена за окнами, казалось, расплывалась воедино, что было определенно ненормально. — Как ты мог это сделать? — спросил он тихим голосом после того, как ему удалось проглотить комок в горле. — Сынмин. У меня не было права голоса в этом вопросе. Он пришел ко мне домой с рекламой в руках, и его приняли мои родители, как только представился. Ты же знаешь, какие у меня родители, им все равно, что я говорю! — Хан попытался возразить, и Сынмин повернулся к нему с острым взглядом. — Ты вообще пытался что-нибудь сказать? Хан на секунду запнулся, и Сынмин недоверчиво усмехнулся. — Ну и друг же ты. Я не могу поверить, что ты все еще цепляешься за ту глупую влюбленность, которая была у тебя в Минхо в 8 классе. Хан откинулся назад в шоке и замешательстве. — Ты действительно собираешься поднять этот вопрос сейчас, даже спустя столько лет? Сынмин ничего не сказал. — Ты знаешь, нам нужны деньги, и Минхо платит нам за аренду. Прости, если я недостаточно внимателен к твоим чувствам, но, по правде говоря, ты слишком долго тянул с тем глупым расставанием, которое произошло у тебя год назад! — Хан закричал, и люди за соседними столами повернулись, чтобы посмотреть, качая головами. — Я не могу поверить, что ты это сказал. — Если моя влюбленность была глупой, то и твое разбитое сердце тоже глупо. Как долго ты собираешься носить это в себе, бросая тень на все отношения и даже на всю свою жизнь? — Хан знал, что ведет себя по-детски, и это было не так, как он хотел. Он хотел сообщить новость своему другу медленно, но, очевидно, его рот и разум никогда не были согласованы. — Ты ничего не знаешь о разбитых сердцах, — ответил Сынмин сквозь стиснутые зубы. — Это то, что ты думаешь, — Хан ответил, и между ними повисло долгое молчание, гораздо более зловещее, когда они оба сидели, вздымаясь от гнева и разочарования, прекрасно понимая, что если никто из них не заговорит в ближайшее время, это будет непоправимо. — Я ухожу, — Сынмин собрал свою сумку, отодвинул стул и пошел по тротуару, прежде чем Хан успел остановить его. Последний быстро оплатил счет, но к тому времени, как он вернулся из магазина, его друг исчез. Я снова облажался.***
Хенджин думал, что за последние шесть лет, что он работал моделью, он довел себя до крайности умственно и физически. Но сегодня, когда он пролистал профиль еще одного Ким Сынмина в Инстаграме, он обнаружил, что за этими крайностями есть предел, о которой он не подозревал. Он хотел швырнуть свой телефон о полированные стены комнаты, в которой ему сказали подождать, но это было бы крайне непрофессионально и могло привести к дальнейшей задержке выполнения трудной задачи, за которую он взялся. Он покачал головой, попытался делать глубокие вдохи, которым научил его психотерапевт, и нажал на профиль с ником «ssseunn». Фотография профиля была пустой, у аккаунта был только один подписчик и был только один пост одинокой звезды. Хенджин сделал скриншот неоднозначного профиля в своей папке «Посмотреть еще раз» и перешел к следующему. — Что ты делаешь? — спросил Джошуа, ставя перед собой пакет с едой навынос и пытаясь заглянуть в свой телефон. Хенджин немедленно положил телефон в карман и наклонился вперед, когда Джошуа начал распаковывать вещи. — Что ты купил? — Салат с курицей для тебя и тофу для меня. Как обычно. — Я хочу кофе. — Время обеда, — ответил Джошуа и взглянул на Хенджина, когда тот опустил голову на стол, расстроенно потирая волосы. — Что с тобой не так? — Я хочу кофе, Шуа-хен. У меня голова раскалывается! Я не сплю с 6 часов и не знаю, смогу ли я дольше обходиться без кофе, — он удрученно вздохнул и изо всех сил посмотрел на своего хена со своим обычным надутым лицом и блестящими глазами, стараясь не выглядеть виноватым. Голова у него раскалывалась, и он работал с 6 утра, но он привык к такому жесткому графику. Но приоритетом номер один для Шуа-хена было здоровье Хенджина, и Хван знал, что если он сделает все правильно, то получит кофе, в котором отчаянно нуждался, не давая Джошуа знать, что он на самом деле не спал всю ночь, просматривая и удаляя сотни Инстаграм-профилей. Он внутренне приободрился, когда увидел, что Джошуа вздохнул от поражения. — Хорошо, я принесу тебе кофе, — он развернулся, чтобы уйти, но Хенджин встал и мягко подтолкнул его на место. — Шуа-хен, позволь мне. Ты оставайся здесь и ешь свой ланч, я схожу за кофе. — Хенджин знал, что его голова лопнет, если он посидит здесь дольше со своими мыслями. Возможно, прогулка и вдох свежего воздуха прочистили бы его мозги, чтобы он мог придумать новый алгоритм поиска Сынмина. — Но, Хенджин… — Шуа-хен, это не за горами. Я вернусь раньше, чем ты успеешь оглянуться, хорошо? — Хенджин показал ему поднятый большой палец и вышел через стеклянные двери, прежде чем Джошуа смог снова возразить. Хенджин застегнул молнию на куртке, завязал свои длинные волосы в небольшой пучок, водрузил солнцезащитные очки на место и надел кепку на голову. Он проходил мимо сотрудников компании, некоторые из которых узнали его и поклонились в знак приветствия, в то время как другие просто бросали на него беглый взгляд, когда Хван проходил среди них. Хенджин совершенствовал свою маскировку уже несколько месяцев и надеялся стать неузнаваемым на улицах к концу года. Сейчас ему оставалось только натянуть кепку поглубже и надеяться на лучшее. Он вышел из вращающихся дверей здания компании и сделал долгую остановку, прежде чем спуститься по тротуару. Сегодня на улицах было многолюдно, и люди проходили мимо него с сожалениями и «извините», даже не оборачиваясь. Но Хван ускорил шаг, горя желанием зайти в кафе и вернуться в здание компании. Он был почти у здания, его взгляд был устремлен вперед, когда он отступил назад и посмотрел на фигуру, сидящую на одинокой скамейке у уличного фонаря и тихо рыдающую средь бела дня. Сынмин не должен был начинать плакать на улицах города, без комфорта своих одеял с ароматом лаванды и уединения в своей комнате. Он хорошо держался, пока не перестал, а потом разрыдался и рухнул на первую попавшуюся скамейку, которую увидел затуманенным взором. — Сынмин? — спросил Хенджин, хотя по коричневым волнам и красным ушам знал, что это был тот человек, которого он искал всю ночь. Но модель не таким хотел его найти. Сынмин поднял на него глаза, его мозгу потребовалось некоторое время, чтобы узнать Хенджина по туманному изображению, которое видел его глаз. — Мистер Хван? — он поспешно вытер глаза, не желая выглядеть перед ним сопливым пацаном. Его мать говорила ему всегда выглядеть презентабельно и вести себя профессионально по отношению к своим клиентам, постоянным или нет, и он выглядел как угодно, но только не презентабельно. Хенджин сел рядом с Сынмином и попытался посмотреть в лицо, которое младший пытался скрыть. — Сынмин, ты в порядке? Что случилось? Почему ты плачешь? — он подавил сильное желание обнять плачущего парня и просто осторожно положил руку ему на плечо, ожидая, что Сынмин стряхнет ее. Ким этого не сделал. — Мне жаль, мистер Хван. Я… Я должен идти сейчас. — Он больше не хотел сидеть здесь, не с Хенджином, смотрящим на него так, что ему хотелось плакать в широкие плечи модели. Ким не знал, выдержит ли его сердце еще больше. — Сынмин, Сынмин. Присядь ненадолго, — Хенджин потянул его обратно на сиденье, слегка потянув за руку, и сразу же отпустил, когда убедился, что парень сидит правильно и больше не убежит. Он некоторое время жевал губы, глядя на шмыгающего носом Сынмина, решая, как подойти к нему, не заставляя его убежать. Ким повернулся к нему и попытался улыбнуться. — Мистер Хван, спасибо, но вы не обязаны этого делать. Мне жаль, что вам пришлось увидеть меня таким, это… не входило в мои планы, — он закончил и посмотрел вниз на свои пальцы, как будто ожидая, что Хенджин отчитает его за неподобающее выражение лица. Мозгу Хенджина было трудно формировать слова, и он был уверен, что у него перехватило дыхание, когда Сынмин посмотрел на него такими глазами. Хотя он знал, что это было крайне неуместно, Хван хотел сказать парню, как прекрасно он выглядел тогда, со слезами на длинных ресницах, щеками и носом великолепного сочетания розового и красного, и его пальцы, которые он сцепил на коленях, слегка дрожали. Прежде чем его мысли успели зайти на опасную территорию, Хенджин выпалил следующее, к большому удивлению Сынмина: — Не хочешь выпить со мной чашечку кофе?***
Хан толкнул входную дверь своего дома, а затем захлопнул ее за собой, звук эхом разнесся по пустому дому. Минхо слегка подпрыгнул, услышав звук, и собирался пойти проверить, что это, когда увидел Хана, входящего в кухню с глазами, обещающими убийство. Ли сел обратно на место, которое он занимал за обеденным столом, и попытался небрежно налить себе еще бокал соджу, его глаза бросали осторожные взгляды на Хана. Уровень раздражения Джисона вырос с 5 до твердых 10, когда он увидел Минхо, сидящего за кухонным столом и пьющего соджу средь бела дня. Конечно, солнце сядет через полчаса, но, тем не менее, это зрелище все еще раздражало его. Хан знал, что его родителей нет дома, с тех пор как ему сошло с рук хлопанье входной дверью, но он ожидал и надеялся, что Минхо тоже не будет дома. Он одарил фигуру за столом свирепым взглядом, прежде чем подойти к раковине, вытаскивать тарелку за тарелкой и оттирать их с силой, которую не рекомендуется использовать для керамических предметов. Прошло несколько минут тишины, прерываемых звуками яростной чистки и промывания посуды Хана и редким бульканьем соджу. Он мыл особенно изящную тарелку, расписанную цветущим плющом, когда услышал скрип стула по деревянному полу. Пожалуйста, не подходи ко мне, или я серьезно убью тебя, Хан молился, но, как и все остальное сегодня, это оказалось бесполезным. — Вы подрались? — Минхо осторожно поставил свой стакан соджу рядом с раковиной и попытался взглянуть в лицо Хану. — Тебе-то что до этого? — младший огрызнулся в ответ, безуспешно пытаясь контролировать кипящий гнев, угрожающий вырваться из него. Он взял другую тарелку из кучи и начал яростно намыливать ее мылом. Хан отказался обращать внимание на человека рядом с ним, потому что знал, что тот закричит, если увидит это лицо. — Вы подрались из-за меня? — спросил Минхо и немного подпрыгнул от неожиданности, когда Хан с громким стуком уронил тарелку в раковину и повернулся, чтобы посмотреть на него ничего не выражающим взглядом с гневом в глазах. — Перестань вести себя так, будто мы все еще друзья, — сказал он сквозь стиснутые зубы. — Ты можешь вести себя высокомерно перед моими родителями, но ты никто иной, как мудак. Убирайся, пока я не набил тебе морду, — яростно выплюнул он и собирался вернуться к своей посуде, когда слова Минхо снова остановили его. — Тогда ты мне все рассказывал. — Хан развернулся, схватил Минхо за воротник своими покрытыми мылом руками и швырнул его на кухонную стойку. — Не смей разыгрывать со мной дружескую карту, Минхо. Твоя давно истекла. Минхо знал, что ему следует заключить перемирие и улизнуть в свою комнату на чердаке, не провоцируя Хана дальше. Он знал это, но его мозг был затуманен всеми выпитыми бутылками, и Ли не мог отрицать, что предпочел бурную реакцию Хана теплой реакции Сынмина на его возвращение. Приятно, когда тебя так громко ненавидят. Возможно, он был мазохистом, и, возможно, поэтому начал смеялся. Хватка Хана немного ослабла, а затем стала крепче, когда он услышал громкий смех Минхо. Смех резанул по ушам, и он был очень близок к тому, чтобы задушить Ли и лишить его сознания. Хан сжимал руку сильнее, пока смех Минхо не перешел в тихое покашливание, но старший смотрел на него глазами, полными безумия и веселья. Соджу медленно овладевал разумом Минхо, и он позволил этому случиться. Этому ублюдку это нравится, подумал Джисон и уже собирался отпустить его воротник, когда чьи-то руки схватили его за плечи, и Хана толкнули обратно к стойке, а над ним навис Минхо. Их позиции поменялись местами, и младший ненавидел каждую секунду этого. — Отпусти меня, придурок, — он уперся в твердую грудь Минхо обеими руками, но физическая сила никогда не была его сильнейшей стороной. — Ты хочешь ударить меня, да? Давай, сделай это, — сказал Минхо с ухмылкой и наклонился ближе к Хану, слегка повернув к нему правую щеку. Джисону хотелось кричать. Кричать на этого ублюдка, который вернулся в их жизнь, его жизнь, и угрожал снова все испортить. Кричать на ту часть своего мозга, которая испытала облегчение, когда он увидел Минхо, входящего в кафе с той же старой спортивной сумкой. Кричать на себя за то, что дал Минхо еще один шанс снова войти в его жизнь. — Это то, чего ты хотел, верно? — Минхо дразнил его, и Хан сжал кулаки в ткань толстовки, которая была на Минхо, мыльная вода стекала по его широкой груди. — Нет, вот то, чего я хотел. Хан схватил Минхо за толстовку, притянул его к себе и врезался губами в рот, растянутый в приводящей в бешенство ухмылке. Он закрыл глаза и крепче вцепился в воротник, не желая смотреть на широко раскрытые глаза Минхо. Хан пожелал, чтобы все его глубоко запрятанные мысли о глазах Ли, его губах и его теле, его смехе и его криках навсегда исчезли с этим злым и пьяным поцелуем, и прижал их губы ближе. Он приготовился к неизбежному удару, который, как он знал, грядет, и, возможно, тогда он сможет возненавидеть Минхо всем сердцем. Это было его признание, и он молился о неминуемом отказе. Но толчка так и не последовало. Вместо этого Хан был поражен и почти прервал свой неуклюжий поцелуй, когда чья-то рука скользнула вниз по его телу и крепко обхватила за талию. Он прервал поцелуй и немного отклонился назад, чтобы посмотреть Минхо в лицо, но старший с силой схватил его за подбородок и притянул к себе для еще одного, более глубокого поцелуя. В голове Минхо гудело, гудело от слов «Еще, еще, еще». Его тело готовилось к словесным перепалкам и физическим дракам с тех пор, как он вернулся, но это, это было намного лучше. Он грубо толкнул Хана к стойке, наслаждаясь тем, как тело парня прижималось к его собственному. Он чувствовал, как капли с рук Джисона стекают по его груди и шее, но холодная вода не смогла сдержать жар, разливающийся в его одурманенном похотью мозгу. Хан закипел от гнева и боли, когда Минхо толкнул его к стойке, металлическая поверхность впилась в кожу через ткань рубашки. Он собирался что-то сказать, но все мысли покинули его мозг, когда рука Минхо скользнула под его толстовку и прошлась по коже, оставляя мурашки на своем произвольном пути. Дрожь пробежала по его телу, когда он ахнул от прикосновения, и Ли, не теряя времени, просунул язык в его открытый рот. Хан был уверен, что упал бы на колени, если бы Минхо не держал его как в тисках, и он чувствовал, что его тело предает его. Он пытался установить между ними дистанцию, но Минхо не желал этого. Рука Минхо скользнула вниз от его подбородка к горлу, удерживая его на месте, когда он завладел ртом Хана, его язык прошелся по каждому дюйму теплой впадинки. Минхо медленно скользнул обеими руками вниз, пока не добрался до стройных бедер Хана, а затем одним легким рывком поднял его. Джисон, запаниковав, что он действительно упадет, крепко обхватил ногами талию Минхо и вцепился в его волосы, размазав мыло по его шее и лицу. Ли ухмыльнулся, когда услышал, как Хан задыхается в поцелуе, и прижался к нему всем телом, чтобы младший почувствовал, что он делает с Минхо. Или, может быть, это был алкоголь. Ли никак не мог отлепить их друг от друга. Старший целовал Хана так, словно умирал с голоду, и проглотил бы его целиком, если бы Джисон не дернул Минхо за волосы на затылке достаточно сильно, чтобы заставить того поморщиться от боли. Он прервал поцелуй, и Хан глубоко вдохнул воздух, которого так отчаянно искало его тело. Затем они посмотрели друг на друга, и младший шумно сглотнул, когда увидел распухшие губы Минхо, растрепанные волосы и струйку слюны, соединявшую их рты. Минхо выглядел сумасшедшим, его глаза блуждали по лицу Хана, прежде чем остановиться на его губах, и Джисон никогда в жизни не был так напуган и возбужден. Поэтому он сделал первое, что пришло ему в голову. Он разжал ноги, оттолкнул Минхо, прежде чем тот успел наклониться для очередного поцелуя, и на дрожащих коленях побежал обратно в свою спальню.