Я чудесно провел время, разрушая все.
Чудесное время, разрушающее все.
Чудесное время.
Я чудесно провел время.
• Последняя великая американская династия, Тейлор Свифт
(Фольклор)
—
— Мистер Хван. Мистер Хван. Сынмин прошептал что-то на ухо Хенджину и слегка встряхнул его, но тот просто перевернулся и уткнулся лицом в живот Кима, погрузившись в такой глубокий сон, что мягкий голос в его ушах казался песней, плывущей сквозь сны. Сынмин вздохнул и некоторое время гладил волосы Хенджина, его взгляд блуждал по приоткрытому окну, через которое проникал свежий, прохладный воздух. Он знал, что скоро наступит рассвет, но небо все еще было темным, и солнце еще не начало свое ежедневное восхождение над горизонтом. Но это было не то солнце, которого Сынмин ждал. Он наклонился, чтобы снова прошептать на ухо Хенджину, как только его глаза заметили первую белую хлопь, плывущую за окном. — Мистер Хван. Проснись. — Хм? — Хенджин нахмурился и крепче обнял Сынмина, облизывая губы, пока его разум пытался медленно высвободиться из соблазнительных объятий сна. Он слышал слабое щебетание птиц снаружи и холодный, почти промозглый воздух, овевающий его голую спину, что заставило сильнее прижаться к теплу, исходящему от тела Сынмина. Прикосновение рук к его волосам было действительно приятным, и он улыбнулся в полусне, когда почувствовал, как парень играет с волосами у него на затылке, а руки время от времени блуждают по линиям мышц на его спине. Сынмин чувствовал себя немного виноватым из-за того, что разбудил Хенджина, особенно когда увидел, как модель дрожит и прижимается к нему от холода. События последних нескольких дней сказались на модели, и Ким мог видеть это по тому, как Хенджин держался за него каждый раз, когда возвращался со съемок. Ли Бан Чан, один из ближайших друзей Хвана, очевидно, боролся со всей индустрией развлечений, чтобы сохранить свой контракт с Хенджином, и отказался менять моделей даже после того, как на него оказывали давление. Но это было не то же самое. Все никогда не будет прежним. Во время съемок Хенджина в обязательном порядке прибыли грузовики протеста, сопровождаемые криками людей, бойкотирующих его из индустрии, что заставило Сынмина захотеть просто взять Хвана и убежать куда-нибудь подальше. С того рокового дня прошла почти неделя, и их вечера обычно проводились за обсуждением планов с Верноном и Джошуа, которые обменивались с Хенджином только сердечными словами или вообще ничем. Хенджин всегда слишком уставал, чтобы поступать иначе. Сынмин нежно помассировал узлы на плечах парня и понял, что тот почти проснулся, когда увидел его улыбку. Ему просто нужен был небольшой толчок, чтобы действительно встать. Он наклонился, ухмыляясь, и расположил свой рот прямо над ухом Хенджина. — Хенджин, пожалуйста, очнись. Хенджин застонал во сне. — Это действительно нечестно, — его руки переместились за голову Сынмина, потянув ее вниз, как раз в тот момент, когда он наклонился, чтобы мягко провести губами по рту Кима, очерчивая контур улыбки. Хван еще раз нежно поцеловал Сынмина, прежде чем оглядеть тусклую комнату затуманенными глазами. — Боже, как холодно. Который час? У него вырвался хрип, в горле было ощущение, что по нему прошлись наждачной бумагой, и он с благодарностью принял стакан воды, который Сынмин протянул ему, как только Хенджин выпрямился в сидячее положение. — Сейчас 4 утра, — сказал Сынмин, натягивая одеяло на обнаженную грудь Хвана. — А я говорил тебе, что станет холоднее. Ты сам виноват, что спишь без рубашки. Хенджин надул губы. — Но тогда я не смогу видеть великолепный румянец, разливающийся по твоим щекам, когда ты пытаешься незаметно проверить меня, — Хенджин слегка усмехнулся, когда уши Сынмина порозовели, этот оттенок был виден даже при слабом освещении. — Что ты делаешь так рано? Ты в порядке? Сынмин ухмыльнулся. Он схватил Хенджина за руку и потащил его на балкон в гостиной. К счастью, Хвану удалось прихватить одеяло с собой, потому что, когда Сынмин открыл стеклянные двери, модели пришлось дважды подумать о своей идее спать без рубашки. Ким улыбнулся и переплел пальцы с Хенджином, вытаскивая его на балкон. И тогда парень понял, почему Сынмин разбудил его в то время, когда они оба должны были спать. — Это первый снег в году, мистер Хван. Хенджин был уверен, что все еще спит, потому что зрелище перед ним было чем-то из мира фантазий, наполненного принцами и снежными королевами, о которых он читал, а не из их мрачной реальности, где в последнее время все казалось таким темным и унылым. Это было похоже на волшебство, на что-то неземное, когда его глаза увидели толстый белый слой снега, покрывающий голые ветви деревьев и улицу перед домом. Пальцы медленно скользили по металлическим перилам балкона, чувствуя, как холод просачивается сквозь руки, когда снег осыпается под ними. Он поднял глаза и увидел маленькие хлопья, кружащиеся под легким ветерком, как будто кто-то вращал волшебной палочкой наверху и заставлял их плыть с нужной скоростью. Хенджин не в первый раз видел снегопад, но не понимал, почему никогда раньше не обращал на это особого внимания. Возможно, потому, что снег в городе превратился в коричневую жижу под топотом ног и машин всего через несколько секунд после того, как выпал. Или, может быть, потому, что он всегда был слишком уставшим, чтобы смотреть в окно, предпочитая вместо этого засыпать в машине или в своей постели, как только заканчивался его график. Он посмотрел на Сынмина, который улыбался ему, слегка наклонив голову. Может быть, потому, что мне было суждено стать свидетелем этого волшебства рядом с тобой, подумал он, и Сынмин тихо усмехнулся. — Это действительно волшебно, не так ли? — сказал Ким, поднимая руки, чтобы поймать снежинку. — Знаешь ли ты, что все, что ты загадаешь в первый снежный день, обязательно сбудется? Хенджин улыбнулся и накинул одеяло на плечи Сынмина, притягивая его ближе. — Правда? — Мг. — Хотя мое желание уже исполнилось. Сынмин поднял голову, чтобы посмотреть на него. — Что ты загадал? — Тебя. Сынмин рассмеялся, хотя его щеки запылали. — Это от снега ты вдруг стал более сентиментальным? — Тем не менее, это правда, — Хенджин чмокнул его в уши и потерся щекой о щеку Сынмина, наслаждаясь теплом, разливающимся по ним. Они оставались так некоторое время, наблюдая за снегопадом, прежде чем Ким заговорил, его голос был похож на тихий шепот. — Я хочу тебя кое с кем познакомить. Пойдешь со мной? Хенджин кивнул. Больше всего на свете он хотел пойти туда, куда его повел Сынмин.***
Они шли по снегу, их ботинки оставляли две пары отпечатков на неповрежденном белом одеянии, один немного больше другого. Снег шел постоянно, и Сынмин знал, что завтра половина города будет ворчать, протирая свои машины и расчищая газоны, в то время как другая половина радоваться и играть в снежки. Сынмин, Хан и Феликс всегда были в последней группе, спеша лепить снеговиков, как только наступало утро. Иногда им поручали убирать лужайку для миссис Рейвен Ли или протирающие машины родителей Хана, но они поклялись никогда не связываться с первой группой. Когда они приблизились к месту назначения, Сынмина охватило странное чувство нервозности, когда он потянул за щеколду и распахнул железные ворота кладбища. Его пальцы сжались на букете маргариток, который Сынмин прихватил в магазине, и он постоял там несколько мгновений, другой рукой сжимая руку Хенджина, которую модель засунула под его длинное пальто. Это был не первый раз, когда Ким приезжал навестить свою мать в первый снег в этом году. Он делал это последние три года, обычно садясь на скамейку поблизости и показывая ей, что соблюдает их ежегодный ритуал прогулки во время первого снегопада, даже когда ее не было рядом, чтобы вытащить его из постели в неурочное время. Но он всегда делал это в одиночку, отказывая Хану и Феликсу, когда они предлагали составить ему компанию. Сынмин никогда не приходил сюда с Минхо, даже когда они встречались. Это было что-то личное, что-то между ним и его матерью, и он был почти готов повернуться и сказать Хенджину, что он просто пошутил. Не было никого, с кем он хотел бы познакомить Хенджина. Но он это сделал. Впервые в своей жизни Сынмин был так счастлив, и впервые в своей жизни он чувствовал, что ему не нужно бороться, чтобы удержать счастье в руках, боясь, что оно прольется, если тот не будет осторожен. Ким наконец-то нашел кого-то, кто держал руку поверх его руки, помогая ему обрести счастье, которое он так долго искал. — Сынмин-а, — в поле его зрения появилось обеспокоенное лицо Хенджина. — Ты в порядке? Ты на секунду отключился. Ким немного моргнул, прежде чем тепло улыбнуться. — Я в порядке, пошли. А потом он повел мужчину, которого любил, знакомить со своей матерью.***
Деревья, окаймляющие извилистые дорожки кладбища, приняли на себя основную тяжесть снегопада, в результате чего на мраморных и гранитных надгробиях практически не осталось белого налета. Он быстро нашел свою мать, отчасти потому, что мог найти ее с закрытыми глазами, а отчасти потому, что ее надгробие было меньше остальных рядом с ним. Гранитный камень лежал, уютно устроившись под поникшей веткой гигантского дуба, который, казалось, защищал его мать от постоянно меняющихся времен года и настроений природы. Сынмин опустился на колени и провел рукой по надгробию, счищая пыль, которая успела накопиться за время его отсутствия, и с опаской посмотрел на огромную снежную насыпь на ветке над головой. Если бы ветка сломалась, она упала бы прямо на надгробие. Словно почувствовав его беспокойство, ветка на самом деле немного расщепилась там, где она соединялась с деревом, наклонив руку так, что снег оказался сразу за камнем. Он положил цветы на землю, прежде чем прошептать: — Привет, мам. Это первый снег в году. Помнишь, это твое любимое время, — он немного сглотнул, моргая глазами. — Ты тоже это видишь? Надеюсь, ты сможешь… где бы ты ни была. Я на самом деле привел кое-кого познакомиться с тобой. Я думаю, ты полюбишь его так же сильно, как и я, если не больше. Он обернулся, чтобы посмотреть на Хенджина, который стоял в нескольких шагах от него, и поманил его ближе. Подошел Хван, почти такой же нервный, как и Сынмин, и медленно опустился на колени рядом с ним. — Мам, я бы хотел познакомить тебя с Хенджином, — Сынмин прочистил горло, внезапно почувствовав, что он действительно представляет своего парня своей матери, а не куску камня. — Это Хван Хенджин, мам… Мой парень. Мой возлюбленный. Теперь для меня… все. Хенджин взял руку Сынмина в свою и слегка сжал ее, прежде чем склониться перед камнем. — Здравствуйте, миссис Ким. Я… я Хван Хенджин, как Сынмин уже говорил вам… — Она бы уже стукнула тебя по голове. Хенджин немного вздрогнул. — Почему? Я сказал что-то не так? — Моей маме не нравилось, когда люди называли ее миссис Ким. Это заставляло ее чувствовать себя старой… и она говорила, что это напоминает ей об отце. Зови ее Ын Хе. Хенджин обернулся и попробовал снова. — Ын Хе-щи. Я… я парень Сынмина, и я… Признаюсь, я ничего не смыслю в любви, тем более к такому ангелу, как Сынмин. Я знаю, что я не тот человек, которого бы вы хотели видеть рядом со своим сыном, потому что он заслуживает гораздо большего, чем те проблемы, которые я ему создал, но я обещаю, что буду заботиться о вашем сыне. Я обещаю, что буду любить его вечно, даже когда он состарится, станет морщинистым и лысым. Хенджин почувствовал, как что-то мокрое скатилось по его щеке, и поспешно смахнул слезы, пока Сынмин не увидел. Но, конечно, ему просто повезло, что парень повернулся, чтобы посмотреть на него именно в этот момент, и улыбнулся своей медленной теплой улыбкой, прежде чем наклониться вперед, чтобы вытереть слезы с глаз Хенджина. — Ты бы понравился маме. Очень. — Ты действительно так думаешь? Сынмин улыбнулся. Было почти мило, что кто-то, обычно такой уверенный в себе, может быть таким неуверенным. — Я действительно знаю, — он почувствовал, как волна печали захлестнула его, когда сказал это, понимая, насколько это было правдой. Его матери действительно понравился бы Хенджин. Он встал и отряхнул джинсы. — Поехали. Рассвет только показался на горизонте, и Сынмин хотел провести следующие несколько часов, завернувшись в объятия Хенджина, ожидая, пока волна печали утихнет. — Ты уверен? — Хван выпрямился рядом с ним. — Мы могли бы остаться еще ненадолго, знаешь? Если хочешь, я могу дать вам, ребята, немного уединения и спрятаться вон за тем деревом. Ты даже не узнаешь, что я здесь. Сынмин улыбнулся и, схватив Хенджина за руку, повел его обратно по тропинке, по которой они пришли. — Спасибо за щедрое предложение, но все действительно в порядке. Мы с мамой все равно обычно заваливались спать после прогулки. Некоторое время они шли в тишине, проходя мимо деревьев, которые, казалось, невидимыми глазами следили за каждым их движением. Хенджин придвинулся ближе к Сынмину, немного настороженный свистящими звуками, которые доносились сквозь ветви, и время от времени сжимал руку младшего. Он вздохнул с облегчением только тогда, когда они наконец вышли с кладбища и Ким снова закрыл железные ворота. — Ты в порядке? — спросил Хенджин, хотя это он плакал, а Сынмин был тем, кто утешал. — Я в порядке. Ты не можешь не быть в порядке в такой день. — Правильно. Это будет волшебный день, — Хёнджин улыбнулся, когда они ступили на следы, оставленные во время пути, и повернулся, чтобы осмотреться. В этой части города было множество домов, построенных без видимого порядка или структуры, и вскоре Хван обнаружил небольшой парк, расположенный в нескольких шагах от ближайшего дома. Он был огорожен со всех сторон, кроме одной, и в нем было только несколько основных горок и качелей, ничего необычного. — Пойдем туда, — модель потянул Сынмина за собой по тропинке, ведущей в парк, осторожно пробираясь через заросли сорняков, которые пытались зацепиться за их ноги. Они стояли у входа, и внезапно Хенджин засомневался, было ли хорошей идеей прийти сюда. Потому что, хотя издалека парк выглядел милым и мистическим, вблизи он выглядел совершенно жутким и с привидениями. — Пошли, — Сынмин потянул его за руку, но ноги Хенджина застыли на месте. Он медленно покачал головой. — Нет, давай просто пойдем домой. Губы Кима скривились в легкой усмешке. — Мистер Хван, ты напуган? — Конечно, я напуган. Эти качели движутся сами по себе, смотри! — Это просто воздух, — Сынмин слегка рассмеялся и снова потянул Хенджина за руку. — Давай поднимемся только до качель, хорошо? Не дальше. Хенджин сжал губы в твердую линию и кивнул. — Хорошо. Поднимемся на качели. Хенджин намеренно отводил глаза от качелей с привидениями, когда следовал за Сынмином к ним. Ким сел на одну из двоих и поманил его к другому, но Хван только покачал головой, казалось бы, довольный тем, что медленно оттеснил Сынмина спереди. Металлические цепи, прикрепленные к решетке, заскрипели в знак протеста против этого, ведь их разбудили от долгого сна, и Хенджин был наполовину убежден, что призраки поблизости издавали звук более жуткий, чем это должно было быть. Сынмин посмотрел на бледное лицо парня и слегка пошевелил ногами на песке, когда Хенджин мягко толкнул его. — Мистер Хван, могу я спросить тебя кое о чем? — Что угодно. — Чем ты больше всего хочешь заняться, когда все это закончится? Хенджин на мгновение задумался над вопросом, ужасные истории, которые он придумывал в своей голове, мгновенно испарились. Он на секунду придержал кресло Сынмина, прежде чем отпустить его легким толчком. — Я хочу пойти с тобой в парк развлечений и поцеловать тебя, когда колесо обозрения достигнет вершины. — Покрасневшие уши Сынмина заставили его улыбнуться, и он снова схватился за цепи. — А ты что хочешь сделать? Ким ответил, когда Хенджин мягко толкнул качели. — Я хочу пойти с тобой в кино и… и держать тебя за руку, когда погаснет свет. — Ооо, непослушный, непослушный Сынмин. Я хочу пойти с тобой на пляж и наловить для тебя рыбы, которой я сам тебя накормлю. — Ты вообще умеешь ловить рыбу? Сынмин слегка закатил глаза, хотя на его губах играла улыбка. — Я эксперт по рыбной ловле! Печально, что ты так мало веришь в мои способности, — сказал Хенджин с выражением уныния на лице, которое заставило Кима рассмеяться. Хенджин снова схватил цепи и только сказал: «твоя очередь», прежде чем отпустить. — Я хочу отправиться с тобой в поход, куда-нибудь далеко, где мы будем спать под звездами. Подальше от всего. — Я хочу жениться на тебе. Цепи со скрежетом оборвались, когда Сынмин зарылся ногами в песок, его сердце колотилось в груди от странного ощущения. Ким почувствовал, что не может дышать, и по какой-то причине его глаза начали наполняться слезами, когда он сжал пальцы на цепях. Хенджин пробрался к нему по песку, на его лице была явная паника. Он опустился на колени перед Сынмином и обхватил его лицо ладонями. — Прости, я… Это вырвалось так внезапно, я не думал… Я имею в виду, я бы хотел жениться на тебе в конце концов, если ты, конечно, захочешь, не сейчас, но когда-нибудь, если только… Я имею в виду… я такой… — Хенджин, — дыхание модели прервалось, весь кислород образовался в комок в горле, когда Сынмин улыбнулся ему. — Я бы тоже очень хотел жениться на тебе. Эти слова заставили их обоих остановиться, и им показалось, что мир остановился. Снег все еще падал небольшими хлопьями над их головами, но в тишине, казалось, все замерло, позволяя им смотреть друг на друга, не беспокоясь о таких несущественных вещах, как течение времени. — Это нечестно, — Хенджин наклонился вперед, чтобы прижаться губами ко рту Сынмина, холод столкнулся с теплом их языков, когда они двигались друг против друга. Он подарил еще один долгий поцелуй, прежде чем отстранился и прижался головой ко лбу младшего. — Это совершенно нечестно, — Хван еще раз чмокнул Кима, заставив его улыбнуться и хихикнуть одними губами. Он покачал головой и выпрямился, потянув за собой Сынмина, который, казалось, был одержим желанием свести его с ума своей сияющей улыбкой и красными ушами. Не обращая внимания на визг, который издал младший, Хенджин обхватил руками колени и плечи Сынмина и подхватил его на руки. Ким схватил его за шею точно так же, как он это делал, когда они убегали с той вечеринки, и Хенджин наклонил голову, чтобы потереться своим холодным носом о нос парня, прежде чем прошептать ему в губы: — Ты не выйдешь отсюда, вот так улыбаясь и хихикая. Я позабочусь о том, чтобы ты взял на себя ответственность за то, насколько чертовски сумасшедшим ты меня доводишь. Тело Сынмина сразу же вспыхнуло от этих слов, как и хотел Хенджин, и он подхватил младшего на руки, прежде чем идти — почти бежать — обратно к дому так быстро, как только мог, тихий смех и хихиканье доносились до его ушей с каждым шагом, который он делал.***
Снег шел непрерывно в течение двух дней, но, стоя там, дрожа от гнева перед своими родителями, Хан чувствовал себя так, словно на него обрушилась особенно сильная жара. Небольшой узел головной боли медленно формировался в его висках, а вены грозили лопнуть на лбу. Он сжал кулаки, чувствуя, как по ладоням стекает пот, и по легкой дрожи губ понял, что его вот-вот вырвет, или он закричит в любую секунду. — Джисон-а, твоя мама задала тебе вопрос. Ответь ей сейчас. Что все это значит? Выражение лица отца Джисона было идентичным выражению лица его сына, и если бы у них были другие отношения, Хан отметил бы, насколько похожими они выглядят, когда чувствуют себя униженными. Причиной унижения Джисона, в данном случае, была маленькая, ничем не примечательная металлическая коробочка, которая лежала открытой на столе между ними. И причиной унижения отца Хана было их содержимое, крошечные бутылочки и тюбики с косметикой, которые Хан бережно собирал последние несколько дней. Хан фыркнул, отрывая взгляд от флакона черной подводки для глаз, которую Минхо купил ему несколько дней назад, прежде чем сердито посмотреть на своих родителей. — Я тоже задал маме вопрос! Зачем ты рылась в моих вещах? — Джисон-а! — Хан почти вздрогнул от суровости голоса своего отца. — Она твоя мать. У нее есть полное право рыться в твоих вещах, и, судя по тому, что мы нашли, ей следовало сделать это намного раньше. — Но это мои вещи! — Джисон чуть не затопал ногами и остановил себя в последнюю секунду, так как знал, что это еще больше разозлит его родителей. — Это то, о чем мы спрашиваем. Что это за штука, и зачем тебе все это? Хан мог сказать, что его отец пытался быть терпеливым, и мысленно похвалил его за то, что он хотя бы пытался, хотя в их семейных генах этой черты катастрофически не хватало. Джисон глубоко вдохнул, собирая весь свой кислород для того, в чем собирался признаться, и позволил себе на мгновение представить, что его родители поймут. — Мне нравится макияж. Я думаю, что хочу стать визажистом. Судя по второй вене, которая вздулась на лбу его отца, у него было именно такое воображение. Воображение. — Ты что, с ума сошел, Джисон-а? Удивительно, что отец Хана до сих пор не перевернул кофейный столик, но он решил подождать еще несколько минут. Его мать вышла вперед, на ее лице отразилось беспокойство, как будто Хан только что заявил, что неизлечимо болен и завтра умрет, и мягко взяла его за руку, заставляя посмотреть на нее. — Джисон, что с тобой происходит? Тебя что-то беспокоит? — Мам, со мной ничего не происходит, — Хан накрыл ладонью руку матери. — Мам, впервые в жизни, кажется, я знаю, что хочу делать. Мам, я… Но его мать уже начала качать головой, слова Хана, казалось, было невыносимо слышать, и крепко сжала его руку. — Джисон-а. Это не ты. Ты просто запутался. Это из-за CSAT, верно? Я понимаю, стресс сказался… Хан вырвался из объятий матери. — Это я, мама! Я не сбит с толку! Я не в стрессе! Это я, и я не понимаю, почему вам обоим так трудно принять это! — Джисон-а, — от ледяного голоса отца у него по спине пробежал внезапный холодок. — Я не хочу больше слышать эту чушь. Возьми эту коробку, выброси ее и возвращайся в свою комнату заниматься, пока мне не пришлось самому выбрасывать этот мусор. — Я это не выкину! Ты не можешь меня заставить! Хан невольно сделал шаг назад, когда его отец обошел стол, и навис над ним, надеясь заставить сына съежиться от нахлынувшей на него ярости. — Хан Джисон. Ты должен быть благодарен, что тебе дали свободу весь день разгуливать по городу. Не заставляй меня… — Свобода? — Хан усмехнулся, его глаза горели гневом гораздо более горячим, чем у его отца. — Каждый раз, когда я переступаю порог этого дома, я чувствую, что мне трудно дышать. Вы оба душите меня заживо, сваливаете на меня свои глупые устремления, чтобы похвастаться мной перед всем городом, и только потому, что я пытаюсь жить не так, как вы запланировали для меня, не делает меня неудачником! — Джисон-а, — голос его матери дрожал, как будто она сдерживала слезы. Или гнев. — Ты молод. Ты не знаешь, какой жизнью ты хочешь жить. Мы всего лишь пытаемся наставить тебя на правильный путь, тот, который сделает тебя счастливым в будущем. Мы всего лишь хотим, чтобы ты был счастлив. — О, да? Ты хочешь, чтобы я был счастлив? Это то, что делает меня счастливым, так почему ты поднимаешь из-за этого такой шум? Лицо его матери снова сморщилось. — Джисон-а. Это не то. Это не выход… — Это я! ЭТО Я! — Хан запустил руки в волосы, желая вырвать их все, прежде чем сжать их по бокам и стиснуть зубы. — Это я. Когда ты поймешь? Когда я спрыгну с крыши и… Пощечина исходила не от его отца, как он ожидал. Это была его мать, ее маленькие ручки быстро покраснели от силы, когда звук эхом разнесся по гостиной, и Хан споткнулся от удара, его руки поспешно схватились за стол для поддержки. Жгучая боль подступила к его глазам, мгновенно заставив их увлажниться, и именно сквозь затуманенное зрение Хан увидел, как его руки неуклюже пытаются поймать флакон с подводкой для глаз, который скатился со стола и разбился о кафельный пол, темно-синяя жидкость смешалась с бледно-розовым цветом пола. Осколок стекла впился ему в ладонь, когда он пытался спасти что-нибудь, что угодно, но он знал, что это бесполезно, и его слезы смешались с быстро расползающимся пятном. Он зажмурился, когда услышал звук шагов, приближающихся из дальнего конца коридора. Пожалуйста, пожалуйста, не приходи. Пожалуйста, я не хочу, чтобы ты видел меня таким. Пожалуйста, подумал Хан, его слова были отчаянной молитвой, которая, как он знал, обречена остаться неуслышанной. Джисон не обернулся, чтобы посмотреть, когда шаги остановились прямо за дверью комнаты, за которыми последовал резкий вдох. Послышались шаги в его сторону, они были немного неуверенными, прежде чем быстро ускорились, но остановились до того, как они смогли добраться до него. Хан увидел, как его мать нежно обняла Минхо за плечи. — Минхо-я. Возвращайся наверх. Это семейное дело, тебе не обязательно быть здесь. Минхо шагнул вперед, его глаза были прикованы к маленькой фигурке, скорчившейся у стола, кровь свободно текла по одной руке. — Но, Хан. Джисон, ты… — Минхо-я, — отец Хана повернулся к Ли с более мягким взглядом, которым он награждал своего сына. — Спасибо за твою заботу. Но Хан — наш сын, и мы позаботимся о нем. А теперь возвращайся наверх. Завтра у тебя первая презентация, и ты не хочешь опаздать, верно? Минхо мягко стряхнул хватку с его плеч. — Я знаю, что Джисон ваш сын, но он и мой друг тоже. Если что-то не так, тогда… — Минхо-хен, — мягкий, едва слышный голос Хана остановил его на полуслове, и Минхо собирался броситься к нему, когда тот заговорил снова, остановившись. — Пожалуйста, уходи. Я в порядке, правда. — Нет, это не так. Ты плачешь, у тебя идет кровь, ты не в порядке! — сказал старший, но глаза Хана были прикованы к дорожке синей жидкости, когда он заговорил снова. — Минхо-хен, пожалуйста, уходи. Пожалуйста. — Минхо-я. Ты слышал его, пожалуйста, уходи, — мать Хана мягко подтолкнула парня к двери, и Минхо не удержался и потащился прочь из гостиной. Его сердце говорило ему вернуться в дом и заключить Хана в объятия, но его разум был зациклен на отчаянии в голосе Хана, который велел ему уйти. Это был первый раз, когда Джисон назвал его «Минхо-хен» с момента возвращения в город, и первый раз, когда Хан попросил его о чем-то. У Ли не хватило духу отказать. 30 минут, и я спущусь обратно. 30 минут, думал он, поднимаясь наверх и задерживаясь у входной двери, прислушиваясь к звуку закрывающейся двери спальни родителей Хана, чтобы он мог проскользнуть обратно в спальню младшего. Минхо делал это каждый вечер, на цыпочках пробираясь по скрипучей лестнице с пакетом булочек с кремом в кармане, но сегодня он чувствовал, что расхаживает по полу, и его постоянно охватывало беспокойство. 17 минут спустя Ли обнаружил, что мелкими, тихими шажками спускается по лестнице и медленно крадется к спальне Хана. Он тихо постучал, раз, другой, но ответа не услышал. Он уже заснул? подумал Минхо и попробовал взяться за ручку, которая плавно поддалась под его хваткой. Он толкнул дверь и, прежде чем сделал шаг внутрь, понял, что Хана там нет. Парень закрыл дверь и прокрался в гостиную. Там было совершенно пусто и тихо, и он направился на кухню, его сердце начало колотиться в груди от растущего страха и беспокойства. Ли застал мать Хана моющей посуду возле раковины, в то время как отец Хана сидел за обеденным столом и читал газету. Спокойная и сдержанная сцена настолько резко контрастировала с той, свидетелем которой он был несколько минут назад, что это заставило Минхо задуматься, не было ли у него галлюцинации. — Эм… где Джисон? — В ответ он услышал только шелест бумаги и звон посуды. Парень сделал еще один шаг на кухню и откашлялся. Возможно, они не расслышали его в первый раз. — Извините, а где Джисон? Тихий вздох матери Хана, а затем слова обрушились на Минхо, заставив пол под его ногами покачнуться. — Он ушел. Джисон ушел.