Дамы и господа, не могли бы вы, пожалуйста, встать?
С каждым шрамом от гитарной струны на моей руке,
Я принимаю эту притягательную силу мужчины в качестве своего возлюбленного.
Мое сердце было позаимствовано, а твое было голубым.
Все хорошо, что хорошо кончается, заканчивается для тебя.
Клянусь быть чересчур драматичной и верной своему любимому,
А ты прибереги для меня все свои самые грязные шутки.
И за каждым столиком я оставлю для тебя место, любимый.
• Возлюбленный, Тейлор Свифт
(Возлюбленный)
—
Пресс-конференция. Это был другой блестящий план Вернона, с которым согласился Хенджин. — Это не просто пресс-конференция, — раздраженный голос его менеджера звенел в ухе Хвана, когда он мерил шагами пол дома Сынмина. — Это личная пресс-конференция. Пресс-конференция, организованная тобой, Хван Хенджин, для ответа на вопросы, которые задают люди. Это не организовано агентством и это посылает двойное сообщение о том, что… — У меня отношения, и я больше не являюсь частью агентства SRV, — Хенджин вполголоса повторил слова, которым его менеджер научил его накануне. Пресс-конференция. Он думал, что их проводят только политики, актеры и другие крупные общественные деятели — люди, способные повлиять на мнение СМИ и общественности своими красноречивыми словами. Но Хенджин был моделью. Знаменитость, вся публичность которой зависела от его наряда для следующей фотосессии или отрепетированной шутки, которую он отпустил в интервью. Хван не знал, как правильно говорить о своих настоящих чувствах людям, которых он едва знал или которые едва знали его. Вся эта затея с пресс-конференцией была абсурдной идеей. Он должен был схватить Сынмина и убежать, когда у него был шанс. — Это не абсурдная идея, — снова раздался голос Джошуа, и к этому времени Хван не был уверен, было ли это воспоминанием или его мозг заговорил с ним с американским акцентом его менеджера. — Ты должен взять повествование в свои руки, Хенджин. Ты должен рассказать общественности правду, пока это не переросло все границы. Мы уже откладывали это достаточно надолго, мы больше не можем откладывать. — Что, если это не сработает? — спросил Хенджин, и Джошуа одарил его еще одним тяжелым вздохом. — Это сработает, Хенджин. Твои фанаты обожают тебя, и даже если некоторые из них определенно придут в ярость, я уверен, что все остальные будут поддерживать тебя. В свое время. Единственное, на что он определенно мог рассчитывать, это на непоколебимый оптимизм своего менеджера и уверенность в нем, которые нисколько не потускнели, несмотря на то, что они все еще, в широком смысле этого слова, «поссорились». Хенджин все еще думал, что Джошуа мелочный и упрямый, а Хон все еще думал, что Хенджин любопытный и навязчивый. Это была глупая ссора, и они оба это знали. Но каждый раз, когда Хенджин видел глаза Джошуа, ищущие Джонхана, когда бы они ни были в компании Чана, ему хотелось швырнуть своего менеджера головой вперед в ассистента, чтобы у него не было выбора, кроме как противостоять своим чувствам. В глубине души он также знал, что его гнев на Джошуа также проистекал из чувства подавленной зависти. Он завидовал Джошуа. Завидовал тому факту, что у Джошуа была свобода любить того, кого ему нравилось, без необходимости устраивать пресс-конференцию для объяснений. Завидовал тому факту, что даже если Джошуа подойдет прямо к Джонхану и сделает предложение руки и сердца, люди всего несколько секунд будут роптать и, возможно, хлопать, прежде чем перейти к более насущным проблемам. Они не стали бы преследовать Джонхана на его рабочем месте и просить прокомментировать или разрисовать баллончиком отвратительные вещи на стенах его магазина. Они не стали бы бойкотировать Джошуа и требовать, чтобы ему впредь не назначали руководящую должность, потому что он был влюблен и, следовательно, больше не заботился о людях, которые сделали его тем, кем он был. Они могли бы жить долго и счастливо, и никто никогда не прочитал бы их историю. Хенджин вздохнул и повернулся к Сынмину, и его губы мгновенно изогнулись в улыбке, когда он увидел, как парень ходит по кухне, готовя завтрак для них обоих, прежде чем они, наконец, направятся к месту проведения конференции. У него был желто-белый фартук, повязанный вокруг талии, что было довольно кстати, поскольку Сынмин умел слишком часто переворачивать предметы и открывать бутылки не так, как надо. Ким напевал во время работы случайные ноты, но Хенджин думал, что это самая красивая песня, которую он когда-либо слышал. Я тоже хочу жить долго и счастливо. — Ладно, я закончил, — Сынмин повернулся с двумя тарелками в руках, его лицо сияло от волнения и нервозности, и осторожно поставил их на стол. — Мистер Хван, иди сядь. Хенджин издал тихий звук «вау», когда увидел, что Сынмин приготовил для него. Это был рис для омлета, которому Хван научил его несколько дней назад, но на этот раз на продолговатой желтой поверхности яичного слоя были написаны иероглифы хангыль, означающие «Удачи!» Сынмин с застенчивой улыбкой теребил свой фартук. — Мама обычно писала это на моем завтраке, когда у меня был важный экзамен или что-то в этом роде. — Спасибо, — Хенджин обнял Сынмина за талию и поцеловал в висок, каштановые волосы щекотали ему нос и распространяли успокаивающий, землистый аромат прямо по нервам.***
— Что, если меня стошнит? Сынмин улыбнулся и обернул галстук вокруг шеи Хенджина. — Ты этого не сделаешь. — Что, если я потеряю сознание или что-то в этом роде? — Ты этого не сделаешь, мистер Хван, — Сынмин вздохнул и похлопал по галстуку, когда остался доволен своими усилиями за последние пять минут. Хенджин начал снова. — Что, если я… Сынмин наклонился и прижался губами к открытому рту парня, улыбаясь, когда рука легла ему на талию. Мягкие теплые губы настойчиво прижались к его губам, и Хенджин обнял его, как будто Ким был единственным, что оставалось неизменным в тот день, когда все остальное должно было измениться. — Мы можем вернуться в постель, пожалуйста? — прошептал Хван одними губами, и Сынмин еще раз легонько чмокнул его. — Мы можем, — Ким улыбнулся, когда увидел свет надежды в глазах Хенджина. — Но после того, как вернемся. Свет потускнел, плечи Хенджина опустились, а губы слегка надулись. Он знал, что должен был провести пресс-конференцию. Это было неизбежно. Это было написано в его звездах в день его рождения. Пресс-конференция, чтобы сказать людям, что ты на самом деле влюблен, а затем позволить этим людям решить, достаточно ли ты обаятелен, чтобы тебя простили за этот тяжкий грех, или тебя следует метафорически повесить на ближайшей башне. Это должно было быть названием баннера, над которым Джошуа и Чан работали несколько дней. Он поправил свой костюм, слегка усмехнувшись собственным мрачным мыслям, в то время как Сынмин протянул ему свой телефон и бумажник с растерянным выражением лица, которое длилось, может быть, секунду. Его менеджер прибыл раньше времени, и Хенджин застонал, спускаясь по лестнице. Он не ожидал меньшего от своего чрезмерно пунктуального менеджера, но ему все равно хотелось топать ногами, как ребенку, из-за того, что ему пришлось проводить пресс-конференцию именно в то время дня, когда он привык спать с Сынмином. — Готов, Хенджин? — спросил Джошуа, выходя из машины и окидывая взглядом наряд Хенджина. Он кивнул Сынмину, который стоял рядом с Хенджином, и тот. поклонился в ответ. — Ты хорошо выглядишь. — Костюм заставляет меня чувствовать, что я борюсь за опеку над своим ребенком или что-то в этом роде. — В костюме ты выглядишь надежным, — сказал Джошуа, снимая ворсинку с плеча Хенджина. — В нем ты выглядишь так, будто знаешь, что делаешь и о чем говоришь. — Так вот почему ты всегда носишь костюм, Шуа-хен? Чтобы выглядеть надежным? — сказал Хенджин, засовывая руки в карманы. Он почувствовал, как Сынмин ткнул его в бок, чтобы тот заткнулся, но Хван не знал, почему продолжил. Возможно, беспокойство завладело всеми его практическими мыслями. — Несмотря на то, что ты так безответственно относишься к своей собственной жизни? Взгляд Джошуа посуровел, а его глаза превратились в узкие щелочки, и Хенджин почувствовал странное чувство дежавю, когда его разум наконец осознал то, что он выпалил. Но он не извинился. Не в этот раз. Джошуа развернулся, распахнул перед ними дверцу машины, прежде чем занять свое место за рулем. — Садись. — Зачем ты это сказал? — прошептал Сынмин, крепко сжимая руку Хенджина, когда они шли к открытой двери. — В этом не было необходимости. Совсем. Он так усердно работает для тебя, мистер Хван. Он такой. Хенджин вздохнул, его рука замерла на ручке. — Я знаю, я знаю, но упрямство Шуа-хена сводит меня с ума. — Но это его жизнь. Позволь ему принимать решения, которые он считает правильными. — Но я хочу, чтобы он был счастлив! — Хенджин захныкал, чувствуя себя упрямым ребенком, ничем не отличающимся от своего менеджера. Сынмин вздохнул. — Я знаю. мистер Хван. Но ты не можешь заставить кого-то быть счастливым. Мистер Хон должен сам выбрать это счастье. Хенджин не ответил, потому что у него не было ответа на этот вопрос, и просто сел в машину вслед за Сынмином. Остаток поездки они ехали в тишине, тишине, от которой его взвинченным нервам пришлось бы несладко, если бы не тепло, струящееся сквозь пальцы там, где рука Сынмина лежала на его руке. Независимо от того, насколько он был зол на Джошуа, раздражающая привычка его менеджера всегда приходить вовремя или раньше назначенного времени, как сегодня, была спасением, потому что они оказались заблокированы машинами и фургонами, как только свернули на улицу, где располагалось заведение. Была середина дня, время, когда движение на улицах обычно затихает, но сегодня они были забиты людьми, их машинами и фотоаппаратами, фары вспыхивали ярче под и без того тусклым зимним солнцем. Их машине потребовалось более тридцати минут, чтобы просто доехать до ворот заведения, и еще пятнадцать минут им потребовалось, чтобы выйти из машины и подойти к воротам. Хенджин зажал Сынмина между собой и Джошуа, защищая его от любых толчков с боков, которые едва сдерживались охраной отеля, и вздохнул с облегчением, когда увидел, что Чан вышел из ворот, чтобы помочь. — Ты в порядке? — спросил Чан, когда они наконец вошли в отель и вращающиеся двери закрылись за ними. Небольшая группа охранников вошла маршем из глубины отеля и заняла свои позиции рядом с Хенджином, намереваясь сопроводить его в зал, где должна была проходить конференция. — Что… Хенджин озадаченно посмотрел на охранников. Конференция была организована им, и, следовательно, это не были охранники его агентства, если только его генеральный директор не заботился о нем глубже, чем он мог понять за последние шесть лет, которые он проработал в SRV. Может быть, это мистер Чхве ухватился за последнюю соломинку, чтобы переубедить Хенджина и помешать ему покинуть компанию? — Я вызвала охрану. Хенджин огляделся в поисках источника голоса, и его глаза чуть не вылезли из орбит, когда он увидел женщину, идущую к ним. — Мама? Хван Ынби, или мать Хенджина, была актрисой-ветераном с почти 20-летним актерским стажем и 6 национальными наградами за плечами, но в 45 лет она все еще выглядела как старшая сестра Хенджина, а не как его мать средних лет. У Сынмина отвисла челюсть, когда он увидел идущую к ним актрису, и ему потребовалось мгновение, чтобы вспомнить о хороших манерах. Он низко поклонился, как и все, кроме Хенджина, чьи глаза были комично круглыми. — Мам, что ты здесь делаешь? — Хенджин не знал, должен ли он пожать руку своей матери, подойти, чтобы обнять ее или поклониться. Он думал, что у него еще есть время понять это, поскольку его ежемесячный ужин с матерью не назначался на несколько недель. Он сделал шаг вперед, затем снова сделал его, но мать, казалось, не заметила его колебаний. Женщина плотнее запахнула шубу на плечах, остановившись перед Хенджином. — Хенджин, что за абсурдный вопрос. И это после того, как ты не рассказал мне обо всем этом фиаско, в которое себя втянул. Мне теперь обязательно узнавать по телевизору, что у тебя есть парень? Ее красные губы сжались в ровную линию недовольства, но медленно скривились в легкой ухмылке, когда она увидела, как Хенджин толкает Сынмина позади себя. — Но, мам, что ты здесь делаешь? — Хенджин все еще был в замешательстве. Что бы ни сказала его мать, это не ответ на его вопрос. Ни в малейшей степени. Его мать никогда не интересовалась делами Хенджина. Он даже не получил от нее сообщения, когда за свою карьеру попал в такое количество скандалов или когда новости о его преследованиях неделями попадали в заголовки газет. Хван Ынби была для него незнакомкой, женщиной, которую он знал только по просмотру ее фильмов и интервью по телевизору. Незнакомкой, которая каждый месяц обедала с ним, где ни один из них не разговаривал после обмена формальными любезностями. Незнакомкой, которая исчезла из его жизни после того, как передала его мистеру Чхве шесть лет назад. Она пришла сюда за этим? Чтобы заставить его передумать и вернуть в компанию, в которую она его бросила? Хенджин запаниковал и вздрогнул, когда его мать оттолкнула его в сторону, чтобы обратить свой взгляд на Сынмина. — Привет. Ты Ким Сынмин? Мой сын… возлюбленный? Пальцы Сынмина вспотели, когда он теребил край своей джинсовой куртки. Ким опустил их на бок и низко поклонился, прежде чем посмотреть на нее. Ее сходство с Хенджином было неоспоримым, но черты, которые у них были общими, были теми, которые имели наибольшее значение. У них были одинаковые большие темные глаза, но там, где глаза Хенджина, казалось, были готовы расплыться в улыбке в любую секунду, глаза его матери были темнее, изгиб ее век более четкий и жесткий. Или, может быть, это просто ее подводка для глаз. У нее была такая же пухлая нижняя губа, как у ее сына, которая растянулась в улыбке, пока она ждала ответа Сынмина. — Миссис Хван, я… — Ким поклонился роботизированным движением, прежде чем вытер руку о джинсы и протянул ее вперед. — Я парень Хенджина, Ким Сынмин. Приятно познакомиться, — а затем он улыбнулся и понадеялся, что это сделает то, чего не смогли сделать его отрывистые слова. Он подавил желание вздохнуть с облегчением, когда увидел, как глаза миссис Хван расплылись в улыбке, совсем как у ее сына, подтверждая его подозрение, что дело определенно в подводке. Она вложила свои руки в его, крепко пожав, прежде чем отпустить и повернулась к Хенджину, который наблюдал за перепалкой широко раскрытыми глазами. — Видишь, вот как нужно представляться, — затем, к растущему удивлению Хенджина, она прижала Сынмина к себе и похлопала его по щекам. — И он такой милый! Где ты его нашел? Могу я взять его себе? Хенджин оттащил Сынмина, его мать начинала раздражаться. — Мам! Он мой парень! Прекрати его лапать. Она нервно скрестила руки на груди. — Я не лапаю его. Я не извращенка, как ты. Хенджин в ответ закатил ей глаза. — И откуда тебе знать, извращенец я или нет? Ты даже не знаешь, какой у меня любимый фрукт. Решимость его матери на секунду поколебалась, прежде чем она посуровела лицом и притянула Сынмина обратно к себе. — Конечно, это должно быть яблоки. А теперь прекрати нести чушь и отправляйся на свою конференцию. Джошуа, Чан позаботьтесь о нем. Я отведу Сынмина в комнату ожидания. — Мама! — Хенджин закричал и топнул ногой, когда увидел, что его мать уходит с Сынмином. — Это арбуз, — он что-то пробормотал и стиснул зубы от гнева, но это быстро исчезло, когда он увидел, что Ким развернулся и подбежал к нему. Сынмин остановился перед Хенджином с легкой улыбкой. — Мистер Хван. Не беспокойся за меня, хорошо? Я справился с миссис Ли, я справлюсь и с твоей матерью. Поверь мне. — Но… — начал Хенджин, его рука потянулась к руке Сынмина, но она замерла в воздухе, когда Ким сделал еще один шаг к нему и легонько чмокнул его в щеку. Он переплел их пальцы и провел большим пальцем по костяшкам пальцев Хенджина, прежде чем поднять взгляд с легкой улыбкой. — Я знаю, что тебе там будет здорово. Я… все изменится, когда ты снова выйдешь за эти двери, поэтому я просто хочу, чтобы ты знал, что я… я люблю тебя, и это никогда не изменится. — Я тоже тебя люблю, — прошептал Хенджин, изо всех сил стараясь не поцеловать Сынмина прямо здесь и сейчас. — И спасибо тебе — за то, что делаешь это для меня. Для нас. Для нас. К этому слову он мог привыкнуть, и на этот раз, когда Сынмин напоследок чмокнул его в щеку, прежде чем вернуться к матери Хенджина, модель почувствовал странное предвкушение, увидеть его снова после того, как все закончится. Ким ждал его с другой стороны, и будь он проклят, если позволит чему-либо встать у него на пути. — Я готов, — Хенджин поправил свой костюм и глубоко вздохнул, прежде чем направиться в конференц-зал, его походка была твердой, а подбородок поднят.***
Было почти комично и немного жутковато, когда все головы в конференц-зале синхронно повернулись, чтобы посмотреть на Хенджина, когда двери открылись. Зал был забит рядами репортеров, все сидели, положив руки на клавиатуру, а их съемочная группа выстроилась по краям кресел, готовая запечатлеть каждое движение губ Хенджина или закатывание его глаз. Хван нацепил свою модельную улыбку, когда открылась дверь, и ему потребовалось все, что в нем было, чтобы не дрогнуть, когда его взгляд скользнул по толпе, а затем направился к возвышенной сцене, где было единственное место с микрофоном. Это было хорошее место. Оно было достаточно высоко, чтобы любым перевозбужденным репортерам было трудно до него добраться, но было достаточно низко, чтобы Хенджин казался больше нормальным человеком, а не неприкасаемой знаменитостью. Нормальный человек, который публично собирался умолять о шансе полюбить. Он посмотрел на своего менеджера, глаза которого снова блуждали по съемочной группе Чана, которая устанавливала свое оборудование возле сцены. Джошуа никогда бы не озвучил вопрос, который был ясно написан в его вращающихся глазах, поэтому Хенджин решил оказать своему менеджеру услугу. Хотя бы для того, чтобы отвлечься от того, что ему предстояло сделать в ближайшие десять минут. — Чан-хен, где Ханни-хен? — он прошептал Чану, стоящему рядом с ним. Чан посмотрел на него, немного удивленный. — Ты не знаешь? Ханни попал в аварию по дороге сюда. Он в больнице, верно? — Что?! — Джошуа и Хенджин одновременно закричали шепотом, их лица в шоке повернулись к Чану. — Да, он сказал мне, что приедет сегодня на велосипеде, но попал в небольшую аварию. Хотя он написал мне, что ничего серьезного, — сказал Чан. — Этот тупой идиот! — Джошуа зашипел сквозь стиснутые зубы, прежде чем выпрямиться рядом с Хенджином, сердце бешено колотилось, а разум гудел. Он знал, что у Джонхана немного не в порядке с головой, но ехать на велосипеде в самую людную часть города? Насколько он знал, виной всему, вероятно, были бесполезно длинные, вечно развевающиеся волосы Юна. Джошуа провел рукой по волосам и попытался запихнуть все свои мысли о Джонхане в ту же коробку, куда он запихивал их более двух недель. Он чувствовал, как коробка натягивается под тяжестью этой новой, тревожной мысли о Джонхане, истекающем кровью в одиночестве где-то в больнице. Чан сказал им, что это был небольшой несчастный случай? Насколько маленький? У Джонхана шла кровь? Он мог ходить? Он был в сознании? С ним все было в порядке? Разум Джошуа кричал на него, требуя ответов, но он игнорировал это. Или пытался. Хенджин. Я должен позаботиться о Хенджине, сейчас. Это очень важный день, и я нужен Хенджину здесь, я… — Ты собираешься пойти к нему или так и будешь стоять там, ерзая и потея от собственного упрямства? — спросил Хенджин, глядя на своего менеджера, выгнув бровь. С минуту ответа не было, и Хван уже собирался покачать головой, пораженный непреклонностью своего менеджера, когда услышал, как Джошуа процедил «к черту это», прежде чем развернуться и схватить Хенджина за плечи. — Хенджин, ты… — Со мной все будет в порядке, — Хван улыбнулся, и он был бы самодоволен этим, если бы не отчаяние в глазах Джошуа. — Теперь иди. Нерешительность все еще танцевала в безумных глазах Джошуа в течение нескольких секунд, но вскоре они сменились твердой решимостью, и улыбка Хенджина стала шире, потому что впервые в этих глазах была такая решимость не к нему, а к мужчине, который нравился Джошуа. Хон бросил взгляд через плечо модели. — Чан, позаботься о Хенджине ради меня. Я сейчас вернусь. — Да, конечно. Джошуа снова повернулся к Хенджину и прошептал, сжимая его плечи. — С тобой все будет в порядке, Хенджин. Я знаю, что так и будет. — А затем с той ободряющей улыбкой, которой Хвану так не хватало с момента их ссоры, Джошуа сорвался с места, расталкивая людей и камеры, выбежал из комнаты и исчез в коридоре за считанные секунды. — Ты готов, Хенджин? — Чан пропищал рядом с ним, и Хван покачал головой. — Нет. Они несколько секунд стояли под пристальными взглядами людей, устремленными на них сверху вниз. — Теперь ты готов? Хенджин глубоко вдохнул и медленно выдохнул, прежде чем ответить. — Да. Короткая прогулка по проходу к сцене была одной из самых нервирующих вещей, которые он когда-либо делал, уступая только признанию в своих чувствах к Сынмину. Чан остался со своей командой возле сцены и показал ему поднятый большой палец, когда Хенджин поднялся по лестнице к своему месту и сел. Он достал мятую бумагу в кофейных пятнах, на которой он написал свою речь, но когда он посмотрел на слова, они все перепутались в беспорядочный беспорядок. Он отвел взгляд, прежде чем успел запаниковать, и увидел, что Чан жестом предлагает ему начинать. Холодный пот стекал по его спине, а руки, лежавшие на столе, стали липкими. Он был моделью. Хван привык, что люди все время смотрят на него. Этим он зарабатывал на жизнь. Но на этот раз все сто человек в комнате смотрели на него. Не на его одежду, не на его походку, не на его макияж, а на него. Хенджин чувствовал, как их лица вытягиваются и трансформируются, насмехаясь над тем, как он сидел, и над тем, как его пальцы сжимали бесполезный лист бумаги. Парень не мог дышать и знал, что его вот-вот вырвет, или он потеряет сознание, или и то, и другое. Хван сожалел, что отослал Джошуа, потому что прямо сейчас был полностью уверен, что не смог бы справиться с этим в одиночку. Я не могу этого сделать, я не могу этого сделать… Вибрация телефона нарушила ход его пессимистичных мыслей, и он быстро взглянул на него. Сынмин. Он взглянул на всех людей, довольно нетерпеливо ожидающих, когда он начнет, прежде чем повернуться и ответить на звонок. — Сынмин-a? — Мистер Хван, какой торт ты сейчас больше всего хочешь съесть? — Торт? — прошептал Хенджин, прежде чем подумать. — Прямо сейчас я действительно хочу съесть ванильный. Что-нибудь простое, — он знал, что Сынмин наблюдает за происходящим в комнате ожидания, но он все еще не понимал уместности своего вопроса. Держала ли Сынмина на мушке мать Хенджина? Ким улыбнулся и ответил: — Тогда ладно. После этого у нас будет немного ванильного торта, хорошо? — Да, конечно. Мы съедим немного торта. После этого. — Мистер Хван. Придержи эту мысль. Подумай о ванильном торте, который ждет тебя в конце этого. — Хорошо, — Хенджин сглотнул. — Сынмин-a? — Да, мистер Хван? Хенджин сжал телефон обеими потными руками. — Сынмин, ты убежишь со мной, если я сегодня все испорчу? Последовала небольшая пауза, которая соответствовала перерыву в биении сердца Хвана. — Хенджин. Я убегу с тобой, что бы ни случилось. Только скажи. В тот момент Хван мог поклясться, что его имя из уст Сынмина было его собственным глотком мира, его личным букетом лаванды, который пустил корни в его встревоженный разум и медленно успокоил его. Он сделал несколько глубоких вдохов, прежде чем, наконец, улыбнуться. — Просто подожди меня, хорошо? — Я буду. Теперь иди. Хенджин кивнул, и звонок повесили. Он положил телефон обратно на стол, прежде чем повернуться к ожидающей аудитории. Прочистив горло, Хван нацепил свою улыбку с ямочками мощностью в сто мегаватт, а затем под вспышками дюжины камер начал свою речь.
***
Все было как в тумане. Было чудом, что Джошуа сам не попал в аварию, учитывая скорость, с которой он вел машину, и то, как переходил дорогу, чтобы добраться до больницы как можно скорее. Хон как будто был в игре, где путь перед ним был освещен, а все остальное не имело значения. Его безумные глаза сканировали лица, окружающие входы в больницу и машины скорой помощи, в поисках той красноречивой улыбки и взмаха длинных волос, и он чуть не поскользнулся, пробегая через вращающиеся двери и ступая по полированному полу больницы. Его ноги заскользили и Джошуа остановился перед стойкой администратора, а руки рефлекторно схватились за края для опоры. — Юн Джонхан! Юн Джонхан, где он? С ним все в порядке? Секретарша, девушка примерно его возраста, щелкнула жвачкой, прежде чем повернуться к экрану перед собой. Ее пальцы лениво скользили по клавиатуре, когда она набирала название, отчего Джошуа только крепче вцепился в стойку. — Юн Джонхан! Он попал в автомобильную аварию? Длинные волосы, милая улыбка… — Сэр, — девушка взглянула на него. — Я ищу вашего парня. Пожалуйста, наберитесь терпения и присаживайтесь. — Думаешь, у меня есть время быть… — Нашла его, — слова девушки прервали его, и он проследил взглядом за ее пальцами, когда она постучала по вертикальной карте на стене, на которой этажи больницы были разделены на синие квадраты. Девушка постучала по одному из них. — Ты можешь найти его здесь. Глаза Джошуа расширились. — Морг?! Девушка тяжело вздохнула, снова нетерпеливо постукивая, и Джошуа чуть не упал в обморок от облегчения, когда понял, что ее пальцы на самом деле были не на страшных словах, от которых он чуть не потерял сознание, а на синей рамке над ними. 4 этаж. Хон взбежал по лестнице, сердце бешено колотилось в груди. Этаж 4. Эти два слова не сказали ему ничего из того, что он хотел знать, и желчь бурлила у него в животе при мысли о том, что больница может назвать свои этаж в зависимости от тяжести состояния пациентов. — Я убью его, когда найду, — Джошуа стиснул зубы, взлетая по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки за раз. Он безмерно гордился тем фактом, что мог оставаться спокойным и собранным при любых обстоятельствах, но в последнее время события вокруг него испытывали пределы его самообладания. Менеджер сильнее стиснул зубы, когда понял, что почти все события так или иначе касались Джонхана. Он даже не был так взволнован, когда мистер Чхве чуть не уволил его. Хон лишь слегка встревожился, когда Хенджин рассказал ему о своих отношениях с Сынмином. Но Джонхан. Все, что он делал, заставляло цепи Джошуа бешено работать по всему мозгу, учащало сердцебиение и отключало рациональные механизмы. Он бежал по коридорам, тяжело дыша от внезапного напряжения, когда просматривал названия комнат. Я должен был спросить у той девушки номер комнаты, подумал он, злясь на собственное разочарование, которое утихло только тогда, когда Джошуа нашел название возле комнаты в конце коридора. Юн Джонхан. Он провел рукой по волосам и взялся потными пальцами за дверную ручку. Менеджер не знал, что ждало его по ту сторону, и внезапно ему стало страшно узнать, что это было. Джошуа толкнул дверь, и невыносимый запах отбеливателя рефлекторно заставил его зажать нос. Комната была просторной и вмещала четыре кровати, три из которых были пусты, и он медленно подошел к той, которой не было. Его ботинки стучали по полу с необычной громкостью, кровь стучала в ушах еще громче, и он дрожащими руками отодвинул бирюзовую занавеску. Пол закачался у него под ногами, когда облегчение разлилось по всему телу. Глаза Джонхана удивленно повернулись к нему. — Джош-и, что ты здесь делаешь? — он попытался встать, но с гипсом на одной руке это было довольно сложно. Доктор, который сидел рядом с ним, зачитывая ему результаты рентгена, поднял глаза на Джошуа и слегка встревожился гневом, который, по его мнению, отразился на лице новичка. — Что ты здесь делаешь? — спросил Джошуа, стиснув зубы, и Джонхан откинулся на пушистые подушки. — Я попал в маленькую аварию… — Маленькую? Небольшой несчастный случай? — Джошуа в отчаянии схватился за волосы, прежде чем указать на руку Джонхана. — Твоя рука в гипсе! К твоему телу прикреплена труба… — Это просто глюкоза, у меня было небольшое головокружение… — Головокружение? Людям не нужно ставить капельницу из-за небольшого головокружения! Ты с ума сошел? Что ты делал, ведя свой велосипед посреди улицы? Джонхан закатил глаза и повернулся к доктору. — Доктор, скажите этому человеку, чтобы он вышел. Кажется, я снова упаду в обморок от всех этих крикок. — Что… Джошуа остановился, когда доктор, который с озабоченным выражением лица наблюдал за их перепалкой, встал и сжал губы в жесткую линию. — Могу я спросить, какие у вас отношения с пациентом, мистер…? — Хон Джошуа, — менеджер достал из кармана удостоверение личности и протянул его. — Я его… Джонхан мой… Кем был для него Джонхан? Друг? Их беседы никогда не протекали в непринужденной манере, характерной для дружеских отношений. Враг? Джонхан улыбался слишком много и слишком легко, чтобы Джошуа мог считать его врагом. Это было бы все равно, что пнуть собаку, виляющую перед тобой хвостом. Знакомые? Возможно, но атмосфера между ними всегда была чересчур напряженной для таких теплых отношений. Возлюбленные? — Я его опекун, — наконец сказал Джошуа, и Джонхан отвел глаза. Конечно, он не видит во мне друга, с горечью подумал Джонхан и закрыл глаза. Он был удивлен, когда увидел, как Джошуа раздвигает шторы, и маленькая ленточка надежды затанцевала в его груди, когда он понял, что Джошуа приехал в больницу за ним, оставив Хенджина на главной пресс-конференции. Но, конечно, Джошуа пришлось наорать на него, в то время как боль в руке уже убивала его, а теперь слово «опекун» должно было заставить его взорваться. — Ладно, это облегчение. Я был немного обеспокоен, когда мистер Юн сказал мне, что никто не придет. Конечно, наш персонал работает здесь 24/7, чтобы присматривать за пациентами, но знакомое лицо может творить чудеса больше, чем любое лекарство. — Насмешка Джонхана осталась незамеченной, когда доктор зашуршал какими-то бумагами и передал их Джошуа. — У него повреждено сухожилие возле локтя, заживление которого может занять некоторое время. К счастью, ни одна из его костей не была сломана во время падения, так что ему станет лучше примерно через неделю или две. Я дал ему обезболивающее, а здесь, — доктор постучал по неразборчивым каракулям справа от листа бумаги, — я написал несколько лекарств. Это нужно принимать один раз, а это нужно принимать два раза в день в течение недели. — Я… хорошо. Эм… конечно, — Джошуа был полностью уверен, что собирался случайно отравить Джонхана, потому что надпись на бумаге не имела никакого смысла. Они не были ни буквами, ни цифрами, ни частью какого-либо другого языка, который он знал. Доктор улыбнулся, увидев растерянное выражение на лице Джошуа. — Отнесите это в аптеку. Там знают, что делать, — он похлопал Джошуа по руке, прежде чем повернуться к Джонхану. — Мистер Юн, я зайду позже вечером. Будь осторожен и постарайся не подвергаться сильному стрессу. — Спасибо, доктор, — Джонхан поклонился так хорошо, как только мог, и со стоном откинулся на кровать, когда доктор наконец ушел. Он слышал, как Джошуа ерзал на краю кровати, и выругался себе под нос, когда услышал шаги, приближающиеся к креслу, с которого только что встал доктор. — Как это случилось? — спросил Джошуа, присаживаясь рядом с кроватью Джонхана. Юн закрыл глаза, молясь, чтобы он действительно снова потерял сознание, вместо того, чтобы лежать без сна и отвечать на вопросы Джошуа. — Я же говорил тебе, что это был небольшой инцидент… — Ты перестанешь произносить это слово? Это был не маленький несчастный случай! Ты мог погибнуть! Глаза Джонхана распахнулись, и гнев в них заставил Джошуа на секунду остыть. — Ну, тогда, что ты хочешь, чтобы я сказал? Что я целовался с каким-то парнем на своем велосипеде, и поэтому машина врезалась в меня головой? — Я тебя не обвиняю. — Это впервые, — Джонхан усмехнулся и отвел глаза, глядя прямо в белесый потолок. Он был дураком, и хотя каждая клеточка его тела знала это, его сердце все еще настаивало на том, чтобы устроить целое цирковое представление только потому, что Джошуа сидел рядом с ним. Он бы солгал, если бы сказал, что не скучал по Джошуа последние две недели. И, как последний дурак, Юн надеялся, что у него будет шанс поговорить с Джошуа после конференции, чтобы все уладить. Он надеялся, почти молился, чтобы Хон снова пренебрег им, дабы он мог двигаться дальше и найти кого-то получше, но мир, казалось, был одержим тем, чтобы свести их вместе в ситуациях, из которых они оба хотели сбежать. Никто из них не был уверен, сколько длилось их молчание, прежде чем Джошуа наконец прочистил горло. — Послушай, я… как ты себя чувствуешь? — было так много вещей, которые Джошуа хотел сказать, но его организованный разум путался, и он выпалил самое общее, о чем спрашивают в больницах. — Как в аду. — Ты хочешь спать или что-то еще? Джонхан взглянул на него. — Зачем ты на самом деле здесь? — он собирался все исправить, и если мир не собирался позволять ему делать это с достоинством, которое он себе представлял, то он собирался сделать это под воздействием лекарства, где вероятность того, что он скажет что-то не то, была почти 100%. — Однажды Хенджин сказал мне стремиться к тому, что для меня важно. И я, наконец, сделал, — сказал Джошуа, пожимая плечами, и когда он сказал это, почувствовал, как все беспорядочные мысли в его голове проясняются, пока все они не сложились в одно и то же. То же имя. Джонхан. Юн отвел взгляд, слабый румянец выступил на его щеках при словах Джошуа. Джонхан бросил быстрый взгляд на мужчину, который смотрел на него с любопытным выражением лица, как будто его позабавила реакция ассистента на его простые слова. — Я ложусь спать, — сказал Джонхан и отвернулся, не в силах больше выдерживать напряженный взгляд Джошуа. Болеутоляющее, циркулирующее в его крови, наконец-то начало действовать, и он почувствовал, как соблазнительные объятия сна овладевают им, когда пульсация в руке медленно утихла. Внезапное тепло окутало ладонь его здоровой руки, и он надеялся, желал и молился, чтобы нежное прикосновение мягких губ, которое почувствовал на костяшках пальцев, не было наркотической галлюцинацией.***
Вопреки тому, чего он боялся, пресс-конференция закончилась без каких-либо неприятностей с его стороны. Однажды Хенджин неправильно произнес слово «заметно», чего он и ожидал, но в конце некоторые репортеры медленно захлопали в ладоши, чего он не ожидал. У него не было ни рвоты, ни обмороков, и Хван умудрялся отвечать на все вопросы с невозмутимым выражением лица и очаровательной улыбкой, даже на самые нелепые. Его руки все еще дрожали к тому времени, когда ему удалось выйти из конференц-зала с Чаном в окружении его телохранителей, но прежде чем Хван успел повернуться к комнате ожидания, он увидел две фигуры, быстро приближающиеся из широкого коридора. Его улыбка росла и росла, пока не стала угрожать разорвать ему рот, и под крики своих телохранителей Хёнджин разорвал круг своей защиты и побежал к фигуре. Вспышки камер ослепили, когда Сынмин прыгнул к нему в объятия, и он крепко прижал к себе своего парня, со смехом закружив его в праздничном танце. Модель видел, как репортеры чуть не падали духом, чтобы сфотографировать, но все, о чем его заботило, это то, как хорошо наконец-то держать Сынмина в своих объятиях на публике. Чтобы показать всему миру, что у него были отношения с этим прекрасным мужчиной с самой ослепительной улыбкой и самым волшебным сердцем. Чтобы показать всем, что теперь он принадлежит кому-то другому разумом и телом, и Хенджин ни секунды не сожалеет об этом. Если бы мистер Чхве был здесь, у него был бы припадок, но поскольку его не было, Хенджин крепче обнял Сынмина. — Ты был так великолепны там, мистер Хван! Я так горжусь тобой, так сильно! — сказал Сынмин, воскликнув ему в уши, и Хенджин рассмеялся, прежде чем поставить его на землю. Сынмин тяжело дышал после короткой пробежки по коридору, и теперь, когда его ноги снова оказались на твердом полу, он смущенно оглядел всех репортеров, наблюдавших за ними. — Это довольно драматичное воссоединение, учитывая, что вы расстались всего час назад, — мать Хенджина широкими шагами направилась к ним, камеры немедленно повернулись к ней. Репортеры устроили настоящий праздник и наперебой пытались сделать лучший снимок звездной модели, его матери-актрисы и его будущего мужа. — Хенджин, — его мать окинула Хвана беглым взглядом, прежде чем позволить легкой улыбке появиться на ее лице. — Это было хорошо. Хенджин откашлялся, не зная, как ответить на комплимент от собственной матери. — Спасибо… я полагаю? — он повернулся к Чану, который стоял рядом с ним. — У нас есть еще кое-что, о чем нужно позаботиться сейчас, верно? Чан кивнул и протянул ему пакет для покупок. — Вот, Джошуа сказал мне отдать это тебе. Сынмин попытался заглянуть в пакет, но Хенджин спрятал его от его любопытных глаз. — Что это? — Смена одежды, — сказал Хван с легкой ухмылкой. — Зачем тебе смена одежды? Ты уже выглядишь так г… — Сынмин отвел глаза, смущенный тем фактом, что он почти назвал Хенджина «горячим» в присутствии стольких людей, включая миссис Хван. Хенджин, казалось, получал особое удовольствие от его унижения и с усмешкой взъерошил голову. — Ты увидишь.***
Он испытывал почти ностальгию, когда шел со своей матерью к офису мистера Чхве, напоминая ему о том времени, когда он подростком плелся за ней, широко раскрыв глаза от полированных стен и позолоченных лифтов. Это было началом всего, и Хван почувствовал небольшой оттенок благодарности к своей матери за то, что она была рядом с ним и в конце, даже если она пропустила большую часть того, что произошло между ними. Ноги Сынмина напряглись, когда они приблизились к богато украшенным дверям офиса генерального директора, и он отвлекся, взглянув на Хенджина. Он в замешательстве склонил голову набок, должно быть, в сотый раз, рассматривая перемену в наряде Хенджина. Это была черная джинсовая куртка на молнии и пара синих джинсов того же цвета, что и у самого Сынмина. Это выглядело хорошо, как и все, что было у Хенджина, но он чувствовал, что упускает что-то важное. И растущая ухмылка Хенджина из-за его замешательства только укрепила его сомнения. — Не забивай свою хорошенькую головку. Скоро увидишь, — Хенджин обернулся, чтобы посмотреть на Вернона, который присоединился к ним, как только они вошли в здание компании. — Все готово? — Ага. Давай покончим с этим. Мне нужно отработать… — Вернон взглянул на часы, — …тридцать минут. Хенджин взглянул на свою мать, прежде чем открыть двери в кабинет генерального директора. Как он и ожидал, мистер Чхве вскочил на ноги, стиснув пальцы от гнева, как только они вошли, но быстро пришел в замешательство, когда увидел мать Хенджина, выходящую вперед со скрещенными на груди руками. — Ынби, что… — Просто пришла посмотреть шоу, — она поманила сына вперед, прежде чем сесть на край кожаного дивана. — Не обращай на меня внимания, Хенджин. Делай то, что должен делать, — она взяла кусочек маленькой шоколадки с кофейного столика генерального директора, прежде чем спрятать лицо в ладони. Мистер Чхве на секунду запнулся, когда увидел Хван Ынби, человека, который не должен был возвращаться в Корею еще неделю, отдыхающего на своем диване. Он сжимал и разжимал свой потный кулак, прежде чем, наконец, решить сначала разобраться с неприятностями, прежде чем разбираться с двусмысленностью. Директор снова повернулся к модели. — Хенджин, что все это значит? Пресс-конференция? Без уведомления компании? Ты сумасшедший? Хенджин усмехнулся. — Ну, я думал, смысл был совершенно ясен, но поскольку ты старый, я скажу это так, чтобы ты понял. Я больше не часть твоей компании. Мистер Чхве рявкнул смехом, и Хенджин увидел, как его мать скривилась от этого хриплого звука. Генеральный директор усмехнулся, глядя на Хенджина сверху вниз, как он всегда делал. — Ты не можешь уйти из моей компании. У тебя остался еще год контракта. Я могу подать на тебя в суд… — Вернон, — Хенджин оборвал бахвальство генерального директора и повернулся к адвокату рядом с ним. — Пожалуйста, скажи мистеру Чхве, почему он не может подать на меня в суд. — Конечно. А затем Вернон перевернул страницы в толстой папке, которую он носил с собой, и от его слов у мистера Чхве кровь застыла в жилах от гнева. И едва подавляемого страха. — Мистер Чхве Хендо, вы не можете подать в суд на мистера Хван Хенджина, потому что контракт, о котором вы упомянули, недействителен. Оно было аннулировано в тот момент, когда вы злоупотребили своим служебным положением, чтобы прослушивать квартиру и личный телефон мистера Хвана, что незаконно в соответствии с Законом о защите личной информации. Более того, мистер Хван был вынужден работать более 52 часов в течение многих недель, что прямо запрещено Законом о трудовых стандартах. Также… — Что ты там несешь насчет Вернона? Ты тоже здесь работаешь… — Ах, — Вернон быстро взглянул на мистера Чхве, прежде чем перевернуть несколько страниц. — Мои извинения. Я планировал сначала зачитать заявление о моем трудоустройстве. Да. Я уже подал заявление об уходе до прихода сюда, и я также подаю на вас в суд за то, что вы заставляли меня работать сверхурочно, что является прямым нарушением контракта, который я с вами подписал. У мистера Чхве определенно шла пена изо рта. — Вы оба, блять, издеваетесь надо мной прямо сейчас? Я буду… — Позвольте мне сначала зачитать заявления, прежде чем вы начнете угрожать или обещать. Мистер Хван также хотел бы подать на вас в суд за отслеживание его поведения вне службы, и, следовательно, сумма, немедленно подлежащая выплате вами мистеру Хвану, достигает 200 миллионов вон. Кроме того, поскольку вы грубо нарушили условия вашего контракта с мистером Хваном, вы должны выплатить ему дополнительные 25% от его дохода, который получает агентство, что составляет в общей сложности 30 миллиардов вон. — Хендо-я, у тебя снова подскочит кровяное давление, — сказала мать Хенджина с веселым смешком, заметив вздувшуюся вену на лбу генерального директора. Мистер Чхве стиснул зубы, до боли стиснув их друг о друга. — Где Джошуа? Позови его сюда прямо сейчас! — Ах, да. Спасибо, что напомнили мне, — Вернон поправил какие-то бумаги и продолжил тем же скучающим тоном, который использовал все это время. — Мистер Хван сообщил мне, что у мистера Хона есть срочные дела, которыми нужно заняться, но мистер Хон Джошуа также хотел бы подать на вас в суд в соответствии с Законом о трудовых стандартах за то, что вы несколько раз удерживали его зарплату без предварительного уведомления. За это вам нужно заплатить ему дополнительно 100 миллионов вон. — Вернон перевернул еще несколько страниц, прежде чем закрыть свое досье. — Это все. — Вы все попадете за это в ад. Особенно ты, Хенджин. — Не раньше тебя, потому что кажется, что ты уже там, — Хенджин ухмыльнулся и крепче обнял Сынмина за талию, который все это время ерзал под пристальным взглядом генерального директора. — Вернон, — мать Хенджина расправила ноги и встала, похлопав мистера Чхве по плечу. Он посмотрел на нее, надеясь, что вот-вот получит маловероятного союзника в этой проигранной битве, но ее следующие слова разрушили все это. — Я бы также хотела подать в суд на дорогого Хендо, — она повернулась к генеральному директору, впившись ногтями в его плечо и стиснув челюсти. — Я говорила тебе позаботиться о Хенджине в мое отсутствие, но ты работал с ним как с собакой и держал его на поводке, как свою собственную машину для зарабатывания денег. Вернон, могу я подать на него в суд за это? — Боюсь, что нет, миссис Хван, поскольку у него не было официального контракта с вами, — сказал Вернон с легким поклоном. — Жаль, — сказала она, прежде чем разжать объятия и подойти к сыну. Она незаметно вложила несколько шоколадных шариков в холодные руки Сынмина, ухмыльнувшись, когда он вздрогнул от неожиданности. — Мистер Чхве, помните, вы однажды сказали мне, чтобы все вокруг меня носили плакаты с четким указанием их отношения ко мне? — спросил Хенджин, и, судя по тому, как сжался кулак мистера Чхве, он знал, что генеральный директор помнит. Хенджин успокаивающе провел руками по талии Сынмина, прежде чем продолжить. — Теперь я не могу позволить чему-то подобному висеть на красивой шейке Сынмина, так что в качестве моего последнего акта послушания, вот оно. Глаза Кима расширились, и его лицо сразу покраснело, когда Хенджин расстегнул молнию на куртке, демонстрируя белую рубашку, которая была на нем, с надписью «Мой любимый», напечатанной розовыми жирными буквами и стрелкой, указывающей в сторону Сынмина. Это было так интимно, что Ким поспешил застегнуть куртку обратно, но Хенджин с ухмылкой покачал головой. Он сокрушенно вздохнул и только попытался смущенно прикрыть лицо, в то время как мать Хенджина только несколько раз цыкнула на ребячество своего сына. Прежде чем мистер Чхве успел что-либо сказать, они услышали шум снаружи, затем двери распахнулись и в комнату, спотыкаясь, вошел Минхао. Хенджин притянул Сынмина ближе к себе, как только увидел лицо фотографа, и его лицо исказилось гневом и отвращением, на что Минхао ответил тем же. На этот раз волосы фотографа выглядели растрепанными, обычная гладкость его волос исчезла, и когда он приблизился к ним, Сынмин понял, что выглядит тусклее, экстравагантность, которую он обычно излучал, заметно уменьшилась. На нем была простая черная рубашка с джинсами, а пот, покрывающий его лоб и стекающий по вискам, указывал на то, что он, вероятно, бежал сюда, что только заставило Хенджина ухмыляться еще шире. Хван наслаждался гневом, горящим в глазах Минхао, который едва скрывал бушующее под ними отчаяние, и он даже не отступил, когда фотограф указал на него пальцем. — Хван Хенджин. Ты ошибаешься, если думаешь, что предъявление мне иска из-за такой мелочи, как незаконное отслеживание, причинит мне какой-либо вред. Хенджин пожал плечами. — Может, и нет. Но 500 миллионов вон, которые получу я, принесут нам много пользы. Верно, Сынмин? — он взглянул вниз на Сынмина, который застыл при виде Минхао и почти спрятался за Хенджином. Взгляд Сюй тоже метнулся в сторону Сынмина. — Знаменитый возлюбленный Хван Хенджина, — он наклонился, наслаждаясь храбрым выражением лица, которое Ким пытался сохранить, хотя его пальцы дрожали. — Просто подожди. Хенджину ты довольно скоро наскучишь, и тогда ты пожалеешь, что не принял мое предложение… Хенджин резко оттолкнул его голову от Сынмина, что заставило Минхао отступить на несколько шагов назад. Фотограф смеялся, а Хенджин повернулся к Вернону с едва сдерживаемым гневом. — Вернон, можно я ему врежу прямо сейчас? — Я бы не рекомендовал это. Кроме того, — Вернон взглянул на мать Хенджина, — твоя мать, кажется, позаботилась об этом. Хенджин обернулся одновременно с Минхао и увидел, что его мать снимает все со стороны. Она жестом попросила Минхао подойти ближе. — Минхао, дорогой, ты вышел за рамки. Зрители хотели бы знать, что ты сделал дальше после этих очень ясных, очень слышимых слов, — Сюй бросился к своей камере, но она легко отдернула руку. Женщина поймала его руку в свою и одарила своей самой милой улыбкой. — Даже не думай об этом. Одно слово, и ты больше не сможешь нигде найти работу в этой индустрии. — Это злоупотребление властью. Вы не можете этого сделать, — Минхао поморщился, когда она крепче сжала его руку и впилась длинными ногтями в запястье. — Я училась у лучших, — она слегка подмигнула генеральному директору, который обессиленно плюхнулся на диван, прежде чем отпустить Минхао. Хван вытерла руки о кожаный диван, прежде чем убрать телефон обратно в сумочку и повернуться к Хенджину. — Теперь все кончено? Мы можем идти? Оставив мистера Чхве и Минхао томиться в своих страданиях, они последовали за Верноном на улицу и не упустили того, как адвокат слегка потряс кулаками. Это было самое сильное волнение, которое Вернон проявлял за время своей работы в SRV, и его волнение могло быть вызвано тем фактом, что он наконец-то станет богаче на 200 миллионов вон, но более вероятно, что внезапный всплеск эмоций был вызван тем фактом, что он собирался домой на десять минут раньше. Он попрощался с Хенджином и всеми остальными у ворот агентства и пообещал Киму, что снова посетит его магазин при лучших обстоятельствах. После того, как он ушел, мать Хенджина повернулась к ним, и в ее взгляде была решимость, которая заставила Хвана сглотнуть. — Хенджин. У меня рейс через час, так что… — Ты уезжаешь? — он не знал, почему был так удивлен, учитывая, что все их предыдущие встречи заканчивались таким же образом. — Да, — мать улыбнулась, немного удивленная вопросом Хенджина, так контрастирующим с вежливым поклоном, который она обычно получала. — Я вернусь к концу месяца на наш ланч, и в этот раз, — она повернулась к Киму, — я была бы очень рада, если бы Сынмин присоединился к нам. Ты согласен, мистер Ким? — Я… — Сынмин не находил слов. Он был тронут теплотой миссис Хван, сказал «да», но не хотел мешать Хенджину проводить время наедине со своей матерью. Модель посмотрел на него сверху вниз с улыбкой. — Мы будем там. Миссис Хван взволнованно хлопнула в ладоши, прежде чем расправить плечи. — А теперь мне пора идти. Или мой менеджер описается. — Мама, — слова сына остановили ее на полпути, и она в замешательстве обернулась. — Да, Хенджин? Хенджин несколько раз открыл и закрыл рот, прежде чем сделать шаг к своей матери и обнять ее. Или попытаться обнять ее. Это была неловкая пара секунд, когда мать Хенджина вздрогнула от внезапного контакта, и они оба боролись с подходящим расположением рук, что закончилось тем, что мать Хенджина один раз похлопала сына по руке. — Спасибо тебе… за сегодня, — Хенджин прошептал себе под нос, надеясь, что его мать не услышала заикания в его голосе. За его карьеру было много случаев, когда он желал и молился, чтобы его мать вернулась, и он горько обижался на нее за то, что она этого не сделала. Но сегодня он был благодарен. И всегда будет. Мать Хенджина слегка подмигнула Сынмину, прежде чем выйти из здания и сесть в ожидающую ее машину, и Хенджин наблюдал, как машина становилась все меньше и меньше, прежде чем исчезнуть за углом. Он вздохнул и переплел пальцы с Сынмином, чувствуя головокружение от возможности сделать это, и они вышли из ворот здания, готовые, наконец, отправиться домой.